Сасимский, Назианзский или Константинопольский? К вопросу о каноническом статусе свт. Григория Богослова

В условиях все более охлаждающегося интереса в современном обществе к гуманитарному сегменту знаний исследования в области канонического права и патрологии, как часть в том числе и гуманитарных наук, тем не менее сохраняют свою актуальность и привлекательность в глазах не только узкопрофильных специалистов, но и всех интересующихся историей Церкви и спецификой христианской религиозной идентичности. Действительно, святые отцы Церкви на протяжении всей ее истории составляют ту особую группу верующих, задачей которой было не только осуществление функции церковного лидерства и поддержание внутреннего порядка в кругу своих, христианских общин, но и поиск способов и средств для наиболее адекватного выражения в рамках конкретной культуры, политического строя или, зачастую, иного мировоззрения благовестия о воскресшем Христе — Спасителе мира, т. е., по сути, понятийно-вербальное оформление того явления, которое мы сегодня называем самосознанием Церкви. Неоспоримо, что одну из ведущих ролей в этом процессе играл выдающийся отец Церкви IV в. святитель Григорий Богослов (329–390).

Несмотря на особую авторитетность и огромную популярность личности святителя в истории Церкви1, а также внушительный объем существующей специальной литературы по назианзенике2, исследование его жизненного пути и литературного наследия еще далеко от своей завершающей стадии [Желтов, 2007, 162]. В нашей статье будет предпринята попытка осветить один из наиболее «темных», а зачастую и ускользающих от взора специалистов вопросов: вопрос о каноническом статусе свт. Григория. Другими словами — выяснить, епископом какого же города он в действительности являлся: Сасим, Назианза или Константинополя3? Решение этой трудности поможет прояснить и ряд сопутствующих проблемных мест и исторических несостыковок в биографии великого каппадокийца.

Переходя непосредственно к изложению нашего исследования, для удобства восприятия материала разделим его на смысловые блоки. Вначале, согласно хронологии жизни свт. Григория, рассмотрим историю его хиротонии во епископа Сасим, далее разберем события назианзского этапа жизни святителя, а затем обратимся к проблематике константинопольского периода и связанной с ней отставки и возвращения святителя в родной Назианз.

Хиротония свт. Григория Богослова во епископы малоизвестного и почти непримечательного городка Сасимы, как и большинство событий его жизни, носила драматический характер. В начале 372 г. император Валент произвел административный передел провинции Каппадокия, по итогам которого епархии Колонии, Парнасса, Назианза и Кивистры, относящиеся к юрисдикции свт. Василия Великого (Кесарийского), отошли в ведение лояльного по отношению к арианству епископа Тианы Анфима [Бибиков, Попов, 2012, 576. Т. 30]. Действуя таким образом, император помимо внешней экономической выгоды преследовал и скрытую религиозную цель — «он упорно пытался объединить всех епископов Востока вокруг арианского символа веры» [Bernardi, 1995, 138]. Для этого необходимо было ослабить те провинции и их центры, сопротивление которых было наиболее ощутимым. Кесария Каппадокийская свт. Василия была одной из них. Со своей стороны кесарийский святитель предпринял контрмеру и открыл на ранее принадлежавших ему территориях новые епархии, рукоположив для них и новых епископов. Так возникли епархии в Ниссе, Сасимах и Иконии. На первую кафедру в 372 г. был поставлен младший брат свт. Василия — свт. Григорий, а на вторую, в том же году, — его ближайший друг, сокашник по Афинской академии и сподвижник по понтийскому уединению свт. Григорий Богослов. Иконийскую кафедру в 374 г. занял двоюродный брат свт. Григория Богослова, свт. Амфилохий [Иларион Алфеев и др., 2006, 672. Т. 12]. Подробности своей епископской хиротонии свт. Григорий описал в ряде Слов: 9-м, 10-м, 11-м и 12-м. «Уступив не убеждению, но принуждению» (Greg. Naz. Or. 9. 5. 8; ТГБ I. 163) своего отца и лучшего друга святитель, несмотря на внутренние сомнения и нерешительность, все же принимает сознательное решение стать первым и, как станет лишь впоследствии известным, — единственным епископом соседнего Назианзу захолустного городка Сасимы4. Незначительность этой новой кафедры подчеркивал в одном из своих писем и сам свт. Василий Великий, считая, однако, что духовные дарования его друга способны «и малое сделать великим» (Basil. Magn. Ep. XCVIII. Eusebio, episcopo Samasatorum)5. Ставя свт. Григория на эту кафедру, свт. Василий, с одной стороны, открывал новую административную единицу в своей митрополии, с другой — давал возможность своему другу помогать отцу в управлении епархией Назианза, т. к. последний находился совсем близко от Сасим. Как справедливо замечает известный французский исследователь жизни и творчества святителя Ж. Бернарди, такой выбор гарантировал и относительное спокойствие в регионе: если бы Сасимы находились на территории другой епархии, то возглавлявший ее епископ не замедлил бы заявить протест [Bernardi, 1995, 139]6. Свт. Григорий Старший (отец свт. Григория Богослова) был единственным, у кого, по понятным причинам, не было повода противиться действиям свт. Василия Великого. Это решение станет важным событием, последствия которого еще не раз окажут свое влияние на все течение жизни свт. Григория Богослова. Для нашего исследования важным представляется факт канонически законной хиротонии святителя именно во епископы Сасим, что, согласно 15-му правилу Первого Вселенского Собора 325 г. (CPG 8513) [Rhalles-Potles, 1852, 145–148], четко ограничивало область его церковной юрисдикции7.

При первой же попытке отправиться на новое место служения свт. Григорий встретил сопротивление в лице вооруженных крестьян, инспирированное епископом Тианским Анфимом8. С формальной стороны действия еп. Анфима вполне объяснимы, т. к. согласно новому переделу провинций и Назианз, и, соответственно, Сасимы входили в его юрисдикцию. Однако свт. Григорий Богослов в «Надгробном слове» свт. Василию Великому (CPGS 3010 (43); BHG 245) расценил мотив еп. Анфима как корыстолюбивое и алчное посягательство на чужое имущество, приведшее только к раздорам и разделениям в Церкви. При этом он не признавал соответствующей духу традиции существующую на тот момент общеобязательную юридическую норму, согласно которой гражданские границы провинций должны были совпадать с епархиальными (Greg. Naz. Or. 43. 58. 16-20)9. Какова же могла быть реакция святителя на такой поворот событий? Вероятно, как прогнозирует Ж. Бернарди, «он мог прорваться сквозь этот кордон, мог повернуть, сменив маршрут, мог также выждать и вернуться к своим обязанностям немного позже» [Bernardi, 1995, 140]. Но свт. Григорий уже во второй раз в своей жизни отправляется в пустыню [Bernardi, 1995, 140; Алфеев, 2017, 61]. Его уединение продолжается недолго, и в том же 372 г. он вновь возвращается в Назианз для помощи престарелому родителю, но уже в епископском сане. С этого времени мы можем полагать отсчет назианзскому периоду его епископского служения. «В Слове 12, произнесенном к отцу, поручившему ему попечение о Назианзской церкви» (CPGS 3010 (12); BHG 730v) святитель еще раз подчеркивает, что его архи-ерейство вызвано принуждением, сделанным «старостью отца и благосклонностью друга» (Greg. Naz. Or. 12. 4. 59–61; ТГБ I. 171). Древнейший агиограф свт. Григория Богослова кесарийский пресвитер Григорий сообщает, что свт. Григорий Старший буквально умолял святителя принять престол Сасим, но когда стало ясно, что это невозможно, он мольбами и даже угрозами убедил сына заняться епархиальными делами Назианза [Gregorius Presbyter, 2001, 10: 32-46]. Вместе с тем сам святитель рассматривал эти свои обязанности лишь как временное послушание, не теряя надежды вновь предаться аскетическим подвигам (Greg. Naz. Or. 12. 5. 101–106).

Однако это временное епископское послушание в Назианзе растянулось примерно на четыре года10. После смерти его отца, весной 374 г., местные жители, несмотря на «неканонический» статус свт. Григория Богослова, уговорили последнего заместить вдовствующую церковь (греч. ἡ ἐκκλησία σχολάζουσα, лат. ecclesia vacans)11 Назианза12. Вообще, каноническая процедура возведения во епископы в IV в. предусматривала помимо инициативы «сверху», от вышестоящей церковной власти, деятельное участие и согласие народа той местности, куда поставлялся кандидат [Бондач и др., 2008, 515]. Было ли на это замещение согласие вышестоящего церковного начальства, или все ограничилось исключительно народным волеизъявлением? Автобиографические труды святителя не дают однозначного ответа на поставленный вопрос. В «Стихотворении, в котором святой Григорий пересказывает свою жизнь» («Пер! tov Ёаитои в^ov», «De vita sua» (Carm. II. 1. 11), (CPGS 3036 (11); BHG 730a)) он сообщает, что не проходил наречения (то KqpuY^a)13 и не давал епископской присяги или обещания (ἡ ὑπόσχεσις), когда приступил к исполнению обязанностей помощника своего отца, а канонические подробности его последующего служения на кафедре Назианза преданы молчанию (Greg. Naz. De vita sua. 524). Помимо этого, как отмечает о. Дж. Макгакин, дело осложнялось еще и тем фактом, что церковное имущество Назианза находилось в частной собственности его семьи, и местные иерархи не могли беспрепятственно назначить другого епископа, а свт. Григорий не подавал повода думать, что он отрекается от своей собственности [McGuckin, 2001, 232]. На основании сообщения агиографа святителя можно сделать вывод, что он и вовсе остался непоколебимым перед слезными просьбами верующего народа принять в управление кафедру Назианза [Gregorius Presbyter, 2001, 11:33–39]. Однако в своих комментариях современный издатель этого текста Ш. Лекё указывает на противоречивость данного сообщения [Gregorius Presbyter, 2001, 238].

Приведенные недосказанности автобиографических и агиографических источников подводят исследователя к разработке иных носителей информации. Поэтому для построения более точной картины происходящего мы должны обратиться к внешним источникам и, прежде всего, к свидетельству современника и ученика свт. Григория — блж. Иеронима Стридонского. В «De viris illustribus» (CPL 616) этот западный эрудит уверенно называет свт. Григория сначала епископом Сасимским (Sasimorum), а потом Назианзским (Nazianzenus episcopus) (Hieronymus. De vir. illustr. 117. 747)¹⁴. Руфин, вероятно, дополняя сообщение блж. Иеронима, пишет, что «Григорий, избранный (subrogatus¹⁵) на место отца епископом в городе Назианзе, стойко переносил смуту еретиков» (Rufinus. Hist. eccl. 2. 9. 520); [Руфин]. Этим латинским источникам видимо не противоречит и свидетельство сирийца блж. Феодорита Кирского, который упоминает о свт. Григории в контексте событий Второго Вселенского Собора 381 г., как об «управлявшем (ποιμάνας) паствой Назианза» (Theod. Hist. eccl. 5. 8); [Феодорит, 1993, 234]. Более поздний¹⁶ византийский анонимный трактат «О перемещении епископов» («Περὶ μεταθέσεων» «De translationibus episcoporum») уверенно выстраивает хронологическую последовательность архиерейского служения святителя: Сасимы — Назианз — Константинополь, уравнивая, таким образом, с канонической точки зрения служение в Назианзе с более легитимными Сасимами и Константинополем [Darrouzès, 1984, 171]. Ясность же в разбираемый вопрос вносит Сократ Схоластик, посвятивший специальную главу своего труда каноническому обоснованию переводов епископов с кафедры на кафедру. Среди приводимых им примеров мы встречаем и упоминание о свт. Григории как первоначально епископе Сасимском (πρότερον ἐπίσκοπος Σασίμων), а позднее Назианзском (εἶτα γέγονε Ναζιανζοῦ). Необходимым условием перевода Сократ указывает решение областного Собора (τῆς ἐπαρχίας σύνοδος) (Socr. Hist. eccl. 7. 36). Имел ли место такой Собор в случае со свт. Григорием, на основании вышеприведенных сообщений окончательно утверждать невозможно. Но судя по той уверенности, с которой он именуется епископом Назианза, можно предположить, что указанная каноническая процедура все же была соблюдена¹⁷.

Таким образом, в приведенных источниках речь идет не только об избрании «снизу», верующими Назианза, но и об официальном переходе (греч. ἡ μετάβασις, лат. transitio)¹⁸ свт. Григория Богослова с кафедры Сасим на новое место служения — в Назианз¹⁹. Этот переход, осуществленный еще при жизни свт. Григория Старшего, согласно 18-му правилу Антиохийского Поместного Собора 341 г. (CPG 8536) подразумевал лишь временный, вспомогательный характер архиерейского служения («нисколько не вмешиваясь в дела церкви»), до определения совершенного Собора (ἡ τῆς ἐπαρχίας τελεία σύνοδος) той области, куда перемещался потерявший кафедру епископ [Rhalles-Potles, 1853, 159–160; Правила, 1996, 76. Т. 2]. Однако, по нашему предположению, после смерти отца областной Собор официально утвердил свт. Григория Богослова на кафедре Назианза, при этом применив уже другую каноническую норму — 14-е апостольское правило (CPG 1740) [Rhalles-Potles, 1852, 18; Правила, 1996, 74. Т. 1]. Согласно этому канону переход святителя на новое место служения осуществлялся ввиду церковного блага и как «могущего большую пользу обитающим там принести словом благочестия» (т. е. согласно принципу церковной икономии), причем такое положение могло иметь как временный, так и постоянный характер²⁰.

В каком же статусе исполнял свое служение на кафедре Назианза свт. Григорий Богослов? Некоторые западные исследователи считают, что он был коадъютором (episcopus coadjutor) своего отца21. Однако этот термин из более поздней латинской канонической практики вряд ли в полной мере соотносим с реалиями православного Востока второй половины IV в., но основной смысл этого епископского служения, подразумевающий преемство по кафедре, в этом случае соблюдался [Вишневский, 2002, 1133–1134. Т. 2; Тюшагин, 2019, 152]. Скорее всего, при жизни отца святитель оставался в статусе епископа, не имеющего епархии (греч. ὁ ἐπίσκοπος σχολάζων, лат. episcopus vacans), как об этом упоминается в 16-м правиле Антиохийского Поместного

Собора 341 г. (CPG 8536) [Rhalles-Potles, 1853, 154; EOMIA, 1913, 282–283. Т. 2, pars 2]²². Его архиерейское служение в Назианзе регулировалось в этот период, помимо уже упоминаемого 18-го правила Антиохийского Собора, и частью второй 36-го апостольского правила (CPG 1740) [Rhalles-Potles, 1853, 159–160; Rhalles-Potles, 1852, 48–50]. При этом, как отмечал известный русский канонист С. В. Троицкий, за свт. Григорием Богословом должен был сохраняться титул его прежней кафедры — «епископ Сасимский»²³. После смерти свт. Григория Старшего он становится полноправным и канонически законным архиереем отцовской епархии с новым титулом — «епископ Назианзский».

Для некоторых исследователей24 непреодолимой трудностью стала фраза из «Письма 182 (146). К Григорию Нисскому» (CPG 3032), датируемого концом 383 г. [Ruether, 1969, 180]25, где свт. Григорий Богослов прямо говорит как об общеизвестном факте, что он был поставлен (προεβλήθημεν) епископом не Назианза, а Сасим, хотя ненадолго, из уважения к отцу и к просившим его, и принял на себя управление Назианзской Церковью как человек посторонний (ὡς ξένοι) (Greg. Naz. Ep. 182. 5. 4; ТГБ II. 525)26.

По нашему мнению, подобные пассажи святителя нельзя понимать буквально, т. к. в ряде эпизодов он, в зависимости от обстоятельств, по-разному интерпретирует существующую каноническую практику27. Так, в «De vita sua», оправдывая свое согласие на прохождение епископского служения в Назианзе, он пишет, что в Сасимской епархии им не было проведено ни одной службы и не совершено ни одного таинства (стихи 529–532), но уже в упоминаемом нами «Письме 182 (146). К Григорию Нисскому» святитель, наоборот, апеллирует к сасимской хиротонии для оправдания своего ухода на покой и достижения давней вожделенной цели — аскетического безмолвия (Greg. Naz. Ep. 182. 5. 1–4; ТГБ II. 525).

Видимо, начиная с этого момента за свт. Григорием закрепилось именование «Назианзин» (греч. ὁ Ναζιανζηνός, лат. Nazianzenus), которое впоследствии перешло и на страницы специальных исследований [The Cambridge Illustrated History, 1989, 140; B. B., A. K. and ect., 1991, 880 и др.], причем топонимический фактор играл здесь далеко не решающую роль28. Тем не менее Ж. Бернарди в своем фундаментальном исследовании высказывает оригинальную гипотезу, что именно с легкой руки ученика и почитателя свт. Григория — блж. Иеронима — Запад исторически присвоил ему такое именование, указуя и на нелегитимность его константинопольской интронизации (о чем речь пойдет ниже) [Bernardi, 1995, 292–293]. На Востоке же свт. Григория в большинстве случаев именовали «Богословом» (ὁ Θεολόγος), подчеркивая тем самым его особую авторитетность и значение в вопросах вероучения [Bernardi, 1995, 293]. Однако это предположение французского исследователя остается лишь гипотезой. Уже упоминавшиеся нами грекоязычные источники (особенно Сократ Схоластик — Γρηγόριος ὁ Ναζιανζηνός (Socr. Hist. eccl. 7. 36)), а также обзор вариантов заглавия «Жития» святителя (BHG 723)29, составленного пресвит. Григорием, показывают, что именование «епископ Назианза» было широко распространено в греческой рукописной традиции (по крайней мере с X в.) наряду с титулами «Богослов» и «архиепископ Константинопольский» [Gregorius Presbyter, 2001, 119]30. Подобным образом и византийский алфавитный Словарь Суды (X в.) именует его епископом Назианза [Suda On Line].

Как бы то ни было, но в 379 г. происходит ряд событий, резко изменивших жизнь свт. Григория Богослова. 1 января 379 г. умирает свт. Василий Великий, а 19 января того же года преемник Валентиниана I, Грациан, наделяет св. Феодосия титулом «август» и доверяет ему в управление восточную часть империи. Оба эти события по отношению к истории Церкви являются взаимно компенсирующими. Если смерть такого активного и твердого борца с арианством, каким являлся свт. Василий, могла ослабить проникейскую партию, то воцарение св. Феодосия, явно симпатизировавшего последним, напротив, открывало путь для самых благоприятных перемен. Ввиду указанных событий на Востоке в различных слоях византийского общества резко активизируются процессы, направленные на консолидацию усилий в борьбе со второй волной арианства [Михалицын, 2017, 294–296].

Согласно сообщениям самого свт. Григория, после смерти в 378 г. проариан-ского императора Валента немногочисленная никейская партия Константинополя пригласила его в столицу для спасения православия (Greg. Naz. De vita sua. 583–606; Greg. Theol. Carm. II. 1. 12. 81–82). Скорее всего, идейным вдохновителем этой партии и в то же время главным инициатором приезда святителя была его двоюродная сестра Феодосия [Bernardi, 1995, 152]. По «доброму принуждению» свт. Василия Великого он откликается на приглашение и появляется в столице империи весной или осенью 379 г. (Greg. Naz. Or. 43. 2. 16–24; Greg. Theol. Carm. II. 1. 12. 77); [Иларион Алфеев и др., 2006, 672. Т. 12]. Так начался константинопольский период епископского служения свт. Григория Богослова.

Однако внешние источники сообщают нам несколько иную информацию о причинах появления Богослова в Новом Риме. Так, Сократ Схоластик в своей «Церковной истории» (CPG 6028) пишет, что «по общему приговору многих епископов (κοινῷ δόγματι πολλῶν ἐπισκόπων)³¹ Григорий из Назианза переведен на епископию константинопольскую (Κωνσταντινουπόλεως ἐπισκοπὴν μετετίθετο)» (Socr. Hist. eccl. 5. 6)³². Под этим «приговором многих», скорее всего, подразумевается, как справедливо полагает свящ. Дж. Макгакин [McGuckin, 2001, 236–237], согласное мнение участников Антиохийского Поместного Собора (ἐν Ἀντιοχείᾳ τοπικὴ σύνοδος), проходившего в сентябре-октябре 379 г. под председательством свт. Мелетия Антиохийского [Э. Г. П., 2001, 532]. В компетенцию этого Собора входило и перемещение епископов на кафедрах, входящих в сферу их канонического влияния³³. Скорее всего, именно этот Антиохийский Собор имел в виду и Созомен, упоминая, что свт. Григорий «по требованию епископов, отдал врученный себе залог (τὴν παρακαταθήκην)³⁴, и не жаловался ни на многие труды, ни на опасности, которым подвергался, сражаясь с ересями» (Sozom. Hist. 7. 7. 8. 1–3); [Созомен , 1851, 486]. Оба блока сообщений (свт. Григорий

Богослов и церковные историки) не вступают в явное противоречие и скорее дополняют друг друга35. Каждый из них, со своей стороны, особо подчеркивает наиболее важные моменты происходящих событий.

Достаточно сложным представляется вопрос о канонической законности такого перевода. Здесь важно выяснить два момента: во-первых, насколько канонически правильным был перевод свт. Григория с кафедры Назианза в Константинополь, и, во-вторых, был ли Собор Антиохийской Церкви компетентен совершать подобные действия.

Для разъяснения первой трудности целесообразно обратиться к похожим прецедентам. Во второй половине IV столетия перемещение (греч. ἡ μετάθεσις, лат. translatio) епископа с одной кафедры на другую стало распространенным явлением³⁶. На практике 15-е правило Первого Вселенского Собора уже не всегда применялось (особенно на Востоке³⁷), а гражданские и церковные власти в том или ином случае поступали по сложившимся обстоятельствам, активно используя принцип икономии. Примеров таких перемещений даже на центральные кафедры было немало. Почти все арианские предшественники свт. Григория на Константинопольской кафедре были не рукоположены, а переведены с других епархий: Евсевий из Никомидии (Socr. Hist. eccl. 2. 7), Ев-доксий из Германикии в Антиохию Сирийскую, а затем в Константинополь (Socr. Hist. eccl. 2. 40; 43), Демофил из Верии (Philostorgius. Eccl. Hist. 9. 10). Да и сам председатель Собора — свт. Мелетий — по указу императора Констанция был избран на Антиохийскую кафедру, уже будучи ранее епископом Севастии (Sozom. Hist. 4. 28; Theod. Hist. eccl. 2. 31). По сути, переводя свт. Григория из Назианза в столицу Византии, Антиохийский Собор руководствовался той же канонической нормой, которая применялась и при переходе его из Сасим в Назианз. Речь идет о применении уже упоминавшегося нами 14-го апостольского правила. Впоследствии, доказывая законность избрания свт. Григория на Константинопольскую кафедру, блаж. Феодориту пришлось специально обосновывать возникающее в этом случае противоречие с 15-м правилом Первого Вселенского Собора. В его интерпретации свт. Мелетий Антиохийский, «хорошо зная цель правила (κανόνα), которым запрещалось перемещать епископов, то есть устранение повода к расчетам честолюбия», отдал предстоятельство в Константинополе именно свт. Григорию Богослову (Theod. Hist. eccl. 5. 8. 8–11); [Феодорит, 1993, 234], т. е., по его мнению, честолюбие и поиск высших церковных должностей и были признаны отцами Никейского Собора в качестве основных препятствий для законного перевода епископов на кафедрах. Так как свт. Григорий был чужд подобных слабостей и полезен Церкви как богослов и проповедник, то в отношении него вполне резонно и была применена каноническая норма, содержащаяся в 14-м апостольском правиле³⁸.

Но насколько вообще такие действия отцов Антиохийского Собора по отношению к кафедре Константинополя были компетентны с канонической точки зрения? Другими словами, входила ли столица Византии в зону административного влияния Антио хии? Эта, вторая из указанных труд ностей представляется более сложной, чем первая.

Для ее решения попытаемся вникнуть в особенности иерархического устройства Православной Церкви второй половины IV в. Начатая Диоклетианом и законченная св. Константином коренная административная реформа империи повлекла за собой реорганизацию и церковных структур. Отныне принятое трехчастное деление государства на префектуры, диоцезы и провинции оказало прямое влияние на положение той или иной епархии и ее главы, епископа, в церковной вертикали власти [Острогорский, 2011, 71–75; Кузенков, 2014, 26–29]. Рим и Константинополь получили особый статус как в государственной, так и в церковной системе управления [Острогорский, 2011, 74–75; Петр Л’Юилье, 2005, 205]. Однако если положение Рима с канонической точки зрения было уже исторически определенным39, то этого нельзя было сказать о статусе Константинополя. Некоторые исследователи считают, что, несмотря на дарованные согласно завещанию св. императора Константина (Socr. Hist. eccl. 1. 39; Sozom. Hist. 2. 34) новой столице преимущества, ее епископ оставался в формальном подчинении у митрополита Ираклии в провиции Европа, Фракийского диоцеза, префектуры Восток [Кузенков, 2014, 30]. Однако известный канонист архиеп. Петр Л’Юилье считает, что Город был изъят из административного подчинения Ираклии и имел особый, но еще не четко регламентированный статус [Петр Л’Юилье, 2005, 202–203]. Что касается Антиохийской кафедры, то в разбираемый период пределы ее канонической юрисдикции также не могут быть определенно обозначены. Устанавливая границы канонической юрисдикции для Александрийской кафедры, в 6-м правиле Первого Вселенского Собора отцы, ссылаясь на древние обычаи, приводят в пример кафедры Рима и Антиохии, как имеющие особые преимущества [Rhalles-Potles, 1852, 128–131]. Под этими преимуществами, видимо, надо понимать распространение их власти далее митрополии, к власти теперь уже над всем диоцезом или даже несколькими диоцезами [Петр Л’Юилье, 2005, 102–109; Правила, 1996, 203]. Из вышесказанного следует, что участники Антиохийского Поместного Собора 379 г. не имели прямых канонических полномочий перемещать свт. Григория Богослова из Назианза (Понтийский диоцез, с центром в Кесарии Каппадокийской) в Константинополь (Фракийский диоцез, с центром в Ираклии), т. к. их власть распространялась только на диоцез Восток, с центром в Антиохии Сирийской.

Тем не менее дальнейшее развитие событий показало, что этот Собор имел статус выше простого собрания епископов диоцеза Восток40. Фактически Собор 379 г. стал репетицией всеимперского церковного форума (ἡ οἰκουμενικὴ σύνοδος), который планировалось провести в Константинополе: отцы, составлявшие его кворум, почти в том же составе приняли участие и во Втором Вселенском Соборе 381 г., почему последний и назывался Собором восточных епископов41. Свт. Мелетий Антиохийский и свт. Григорий Богослов были основными действующими лицами новой, проникейской, провосточной, а в сущности — проконстантиновой политики св. императора Феодосия Великого [McGuckin, 2001, 325–326]. Латинский Запад в коалиции с Александрией всячески противились процесу возвышения Константинополя и перемещению центра тяжести церковной политики на Восток. Провалившаяся попытка египетских епископов рукоположить в 380 г. на Константинопольскую кафедру Максима Киника42, претензии, выдвинутые в ходе Второго Вселенского Собора в 381 г. по поводу каноничности рукоположения свт. Григория от лица все тех же египетских епископов во главе с Тимофеем Александрийским и представителем папы Дамаса Асхолием Фес-салоникийским43, растянувшаяся на столетия рецепция канонических правил Собора [Асмус, Цыпин, 2005, 582–583], попытки организовать Вселенский Собор в 381 г. в Ак-вилее, а затем в 382 г. в Риме [Антонов, 2020, 24–25], — все это демонстрирует явное противление курсу, принятому св. Феодосием. Однако император сделал решительный политический и религиозный выбор в пользу Константинополя и восточного вектора развития Ромейской империи. Избрание и перевод свт. Григория на столичную кафедру, проведение Антиохийского Собора, который восстановил церковное общение Востока и Запада, издание ряда эдиктов, утверждающих Никейскую веру как единственно правильную (в частности, эдикты от 3 августа 379 г. [Theodosiani libri XVI, 1905, 856], 27 февраля 380 г. [Theodosiani libri XVI, 1905, 833] и 10 января 381 г. [Theodosiani libri XVI, 1905, 856–857]) и, наконец, созыв Вселенского Собора в городе св. Константина стали частью общего плана императора св. Феодосия, направленного на религиозную и политическую консолидацию империи и следование заветам ее великого реформатора [Антонов, 2020, 13]. Появление свт. Григория в Константинополе было одним из ключевых этапов этой стратегии, поэтому решение Антиохийского Собора 379 г. о его переводе не противоречило главной идее церковного законодательства — попечению о пользе Церкви, легитимность же этому процесу обеспечил сам император.

Итак, в 379 г. свт. Григорий Богослов на законных основаниях перебирается в Константинополь и начинает борьбу за утверждение в городе Никейской веры. Новый статус святителя и связанная с ним титулатура нашли отражение в одном любопытном источнике — его «Завещании» (Testamentum, (CPG 3033; BHG 730))44. Этот строго официальный документ интересен тем, что он составлен в соответствии с древнеримскими юридическими нормами, в обход закона императора Констанция 339 г., существенно упрощавшего старую нотариальную процедуру [Martroye, 1924, 233–234; 238–239], при этом его формуляр принадлежит отцу Церкви — редчайший случай в средневековой истории [Daley, 2006, 184]. В документе свт. Григорий два раза ясно называет себя согласно новому официальному титулу — «епископ Кафолической Церкви в Константинополе» (ἐπίσκοπος τῆς καθολικῆς ἐκκλησίας τῆς ἐν Κωνσταντινουπόλει) [Beaucamp, 1998, 30; 38]. Датировка этого, важнейшего для нашего исследования, документа стала предметом научной дискуссии. М. Ф. Мартруа считал, что документ был составлен и подписан святителем 31 мая 381 г. [Martroye, 1924, 229–230], с его мнением согласен и Ж. Бернарди [Bernardi, 1995, 199], А. Р. Фокин в качестве вероятной даты указывает 21 мая 381 г. [Фокин, 2007, 558. Т. 16], а Б. Дэли — 31 декабря 381 г. [Daley, 2006, 184]. Митрополит Иларион (Алфеев) относит документ к последним годам жизни святителя [Иларион Алфеев, 2017, 103]. В связи с явной опечаткой у А. Р. Фокина и очевидной слабостью позиции митр. Илариона45, остаются две наиболее вероятные даты: 31 мая или 31 декабря 381 г. Несмотря на пространную аргументацию, в гипотезе Б. Дэли есть одна брешь, которая и становится фатальной: его объяснение титула, используемого свт. Григорием в «Завещании», как не более чем «титула учтивости», подобно титулу отставного генерала или сенатора, по нашему мнению, не соответствует официальному характеру документа46. Такие наименования можно было бы позволить себе в письме, в крайнем случае, в какой-нибудь речи или обращении, но не в нотариально заверенном документе. Составлявший его нотарий исключительно исходя из профессиональной этики и по причине возможных юридических санкций не допустил бы какому-либо лицу поставить не соответствующую его положению подпись. Поэтому используемая в этом документе титулатура свт. Григория, с нашей точки зрения, отражает реальный status quo, а, следовательно, и датировка, предложенная французскими учеными, представляется наиболее вероятной. Итак, 31 мая 381 г., во время заседаний Второго Вселенского Собора, по причине резкого ухудшения состояния здоровья святитель составил свое «Завещание» (Greg. Naz. De vita sua. 1745–1749). Для нас важен тот факт, что в это время он был официальным епископом столицы.

Дальнейшие события архиерейского служения свт. Григория развивались стремительно. Став председателем Собора после смерти свт. Мелетия, святитель, предложив утвердить кандидатуру еп. Павлина на кафедре Антиохии, настроил тем самым против себя большинство представителей Востока. Прибывшие в столицу во главе с Тимофеем Александрийским египетские епископы, а также представитель Запада и лично папы Дамаса епископ Фессалоник Асхолий выдвинули против свт. Григория обвинение в неканоничности его перехода на Константинопольскую кафедру согласно 15-му правилу Первого Вселенского Собора. Помимо этого у свт. Григория начали возникать разногласия с отцами Собора и по богословским вопросам (Greg. Naz. De vita sua. 1560-1826)47. Все это привело святителя к принятию радикального решения: не желая быть причиной церковного раздора, он просит Собор и императора об отставке. Получив желаемое, свт. Григорий Богослов не сразу покидает столицу, по крайней мере до окончания Собора он остается в Константинополе. В этот период он произносит восхитительное по красоте слога и силе духа «Слово 42. Прощальное, произнесенное во время прибытия в Константинополь ста пятидесяти епископов» (CPGS 3010 (42); BHG 730b), где в ретроспективе обозревает свое пребывание в Константинополе в течение этих двух лет (Greg. Naz. Or. 42; ТГБ I. 496-509). К осени 381 г. свт. Григорий Богослов возвращается в родной Назианз. Так закончился константинопольский период его епископского служения.

В каком же каноническом статусе свт. Григорий оказался после своей отставки? Ответить на этот вопрос нам поможет еще один официальный документ — «Имена отцов Константинопольского собора 381 г.» (Nomina episcoporum, (CPG 8601)). В издании В. Н. Бенешевича под номером 66, в провинции Каппадокия, в митрополии Тианы значится имя Григория, епископа Назианза (Гр^уорюр NaZiavZou) [Бенеше-вич, 1905, 88. Приложение IV]. На основании того, что в документе под № 1 мы уже видим имя свт. Нектария как епископа Константинопольского [Бенешевич, 1905, 87. Приложение IV], его terminus post quem приходится на 31 мая 381 г., то есть дату последнего документального упоминания свт. Григория Богослова как действующего столичного епископа (см. «Завещание») до его официальной отставки в начале июня 381 г., а terminus ante quem — это 30 июля 381 г., дата, когда император св. Феодосий в своем эдикте впервые упоминает свт. Нектария как «епископа Церкви Констан -тинополя» (Nectari episcopi Constantinopolitanae ecclesiae) [Theodosiani libri XVI, 1905, 834]48. Указанные хронологические рамки документа и приведенная в нем титулатура свт. Григория могут означать только одно — свт. Григорий вновь получает в управление епархию Назианза. Подробности этого назначения нам не известны, но, скорее всего, имела место некая устная договоренность49 между отцами Собора и святителем о возвращении его в родной город в качестве действующего епископа, а император, со своей стороны, вероятно, одобрил это решение. Обращает на себя внимание и тот факт, что, несмотря на все обвинения, его переводят не в Сасимы, а в Назианз, хотя обе кафедры были на тот момент вакантны50. Это еще раз подтверждает тезис о легитимности его служения в качестве ординарного епископа Назианза. Как действующего епископа его в 382 г. приглашали на Константинопольский Собор, но святитель отказался (Greg. Naz. Ep. 130; ТГБ II. 498). Усиливающаяся болезнь стала причиной его ухода на покой в конце 383 г.51, и в Назианз был назначен другой епископ (Greg. Naz. Ep. 182; ТГБ II. 525).

Теперь, опираясь на результаты проведенной работы, мы можем достаточно уверенно реконструировать хронологию и географию епископского служения свт. Григория Богослова: Сасимы (начало 372 г.) — Назианз (с 372 г. по 379 г.; с весны 374 г. полноправный епископ, с перерывом на селевкийское уединение: около 376 г. — начало 379 г.) — Константинополь (с весны или осени 379 г. по июнь 381 г.) — Назианз (с осени 381 г. до конца 383 г.). Воссоздание более точной хронологической картины архиерейского служения святителя на основании дошедших до нас письменных источников вряд ли представляется возможным. В связи с последовательным маркированием в нашей статье тезиса о каноничности служения свт. Григория Богослова на кафедре Назианза мы можем с достаточной степенью уверенности утверждать, что история его архиерейского служения представляет один из самых ранних в Византии случаев т. н. трисепископата (τὸ τρισεπίσκοπον)⁵². Каноническую «легитимность» это явление приобретает в более позднюю эпоху туркократии, когда греческие иерархи уже были не властны самостоятельно решать кадровые церковные вопросы⁵³.

Окончательные итоги нашего исследования могут быть представлены в виде следующих пунктов:

• 1)    были уточнены даты начала селевкийского уединения святителя — кон. 375 — нач. 376 г., и составления им «Завещания» — 31 мая 381 г.;

• 2)    был установлен канонический статус свт. Григория после его изгнания из Сасим и возвращения в Назианз в 372 г. как ὁ ἐπίσκοπος σχολάζων, почему областной или провинциальный Собор епископов (ἡ ἐπαρχία σύνοδος) и разрешил его сначала временный переход (ἡ μετάβασις) согласно 18-му правилу Антиохийского Поместного Собора 341 г. с кафедры Сасим на новое место служения — в Назианз, в качастве по-мошника свт. Григория Старшего. Впоследствии, соборным решением этот канонический статус был изменен, и с 374 г. свт. Григорий Богослов становится официальным и полноправным епископом этого города вместо своего умершего отца. В этом случае отцы Собора применили уже другую каноническую норму — 14-е апостольское правило, руководствуясь принципом церковной икономии;

• 3)    также выяснено, что вполне канонически обоснованным было его перемещение (ἡ μετάθεσις) по решению Антиохийского Поместного Собора 379 г. из Назианза в Константинополь, где после официальной интронизации в мае 381 г. на Втором Вселенском Соборе свт. Григорий становится законным епископом Нового Рима. Отцами Вселенского Собора, с одобрения императора св. Феодосия, было официально определено и последующее место служения святителя — Назианз, после его отставки в июне 381 г.;

• 4)    реконструируемый послужной список кафедр, на которых свт. Григорий Богослов исполнял (или пытался это сделать) свое епископское служение, выглядит следующим образом: Сасимы — Назианз — Константинополь — Назианз. Как было показано в ходе исследования, каждую из этих кафедр он занимал канонически обоснованно и законно, хотя в случае с Назианзом и Константинополем высшей иерархической инстанцией (Собором) и был применен принцип церковной ико-номии. Утверждения ряда исследователей о неправомочности служения святителя на кафедре Назианза были признаны несостоятельными прежде всего с канонической точки зрения. Переходы с кафедры на кафедру такого почитаемого святого и авторитетного Богослова вселенского православия, каким являлся свт. Григорий, создали важный правовой прецедент, на который в дальнейшем неоднократно ссылались церковные Соборы, видные иерархи и известные канонисты, обосновывая возникающие отклонения от канонической нормы, предусмотренной 15-м правилом Первого Вселенского Собора 325 г.