New data on the problem of the Seima-Turbino unity

Проблема, вынесенная в заглавие статьи, вне всякого сомнения, является стержневой в археологии позднего бронзового века Северной Евразии. Полемика вокруг нее длится уже без малого сто лет, с момента открытия в 1912 г. Бородинского (Бессарабского) клада и Сейминского могильника, – и не только не утихает, но, напротив, становится все острее. Изданная более 20 лет тому назад монография Е. Н. Черных и С. В. Кузьминых (1989) в немалой степени способствовала тому, что в конце XX века сейминско-турбинская проблема вновь оказалась в эпицентре пристального внимания отечественных и зарубежных археологов.

Особый интерес она вызвала в Китае. Археология этой страны, как можно было судить по итогам конференции «Archaeology in China and the World: Past, Present and Prospects» ², выставке, специально подготовленной в 60-летию Института археологии Академии социальных наук КНР и серии юбилейных изданий, развивается весьма динамично. Китайская археология в настоящее время сама широко открылась миру и в то же время ученые КНР стали активнее участвовать в обсуждении проблем археологии Северной Евразии (включаю Среднюю и Центральную Азию). В их числе важное место принадлежит как раз сейминско-тур-бинской проблеме, поскольку в свете новейших исследований в центре и на северо-западе Китая выявилась серия бронзовых орудий и оружия, в которых угадывается отчетливый сейминско-турбинский импульс. В этой связи в КНР оказалась востребована и переведена на китайский язык наша с Е. Н. Черных книга 1989 г. ( Черных, Кузьминых , 2010). Издание 2010 г. дополнено несколькими приложениями Е. Н. Черных и моим; в последнем дан обзор новых сейминско-турбинских и самусьско-кижировских бронз и литейных форм, появившихся за последние 20 лет или не вошедших по той или иной причине в книгу 1989 г. ( Кузьминых , 2010а).

Настоящая статья является переработанным и существенно дополненным вариантом этого обзора. Я посчитал необходимым обратиться с ним к российскому читателю, поскольку само обсуждение сейминско-турбинской проблемы – наряду с публикацией новых памятников и находок ³ – требует ясного представления о том, как же пополнилась база данных по металлу и литейным формам сеймин-ско-турбинского и самусьско-кижировского типов. Обзор опирается в основном на опубликованные работы и не предполагает подробной морфологической характеристики металлических изделий и литейных форм. Номенклатура конечных типологических разрядов дана в соответствии с ранее принятой ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 37–162); специально оговорены случаи выделения новых КТР. Структурно статья делится на две части. Первая – обзор и комментарий памятников и находок сейминско-турбинского типа сначала в европейской, а затем в азиатской зонах Евразийской металлургической провинции; вторая – обзор и комментарий памятников с орудиями и оружием самусьско-кижировского типа, львиная доля которых сосредоточена к востоку от Урала.

Сейминско-турбинские памятники: Европа

Галичский «клад» (Галичский р-н Костромской области) – захоронение шамана, шаманского комплекта вещей или «вотивный» клад атрибутов шаманского костюма ( Студзицкая, Кузьминых , 2001; Studzitskaya, Kuzminykh , 2002).

Учтено не менее 56 предметов (в реальности больше), включая кинжал разряда КЖ–2 ( Черных, Кузьминых, 1989 . Рис. 62, 3 ) (рис. цвет V, 3 ); среди остальных предметов: втульчатые топоры разряда Т–2 (2 экз.); рукоять еще одного кинжала разряда КЖ–2, увенчанная головой змеи или ящерицы; культовые изделия ⁴ разрядов: КИ–2 (фигурки идолов и маскоиды) – 5 экз. (рис. цвет. V, 2, 4 ; рис. на задней стороне обложки); КИ–4 (фигурки животных) – 4 экз. (рис. цвет. V, 1 ); КИ–6 (ножи-ланцеты) – 5 экз.; серии браслетов, колец, накладок и пронизей.

Туровское поселение (близ которого обнаружен знаменитый Галичский «клад»). В сводку 1989 г. не вошел бронзовый пластинчатый нож разряда НК–6 из землянки 5 раскопа 1924 г. ( Городцов , 1928. С. 32, 42. Табл. I, 1 ). Для В. А. Го-родцова это была «очень важная находка, установившая связь с вещами Галич-ского клада» ( Городцов , 1928. С. 32). Предполагалось, что нож (рис. 1, 4 ) мог происходить из разрушенного сейминско-турбинского могильника или одиночного захоронения ( Студзицкая, Кузьминых , 2001. С. 134). Но в свете находок сейминско-турбинских бронз на поселениях Воймежная 1 и Березовая Слободка II-III возможна его связь с фатьяноидным (чирковским) керамическим комплексом Туровского поселения (см. о нем: Халиков , 1969. С. 203–206).

Могильник Бор-Ленва (Добрянский р-н Пермского края). К ранее опубликованным изделиям ( Денисов, Кузьминых , Черных , 1988. Рис. 1–4; Черных, Кузьминых , 1989) прибавились: 1) наконечник копья разряда КД–30, происходит из Висимской дачи (по В. П. Денисову это и есть могильник Бор-Ленва) из сборов конца XIX в., известен по изображениям в работах А. А. Спицына (1902. Табл. 27, 9 ), А. М. Тальгрена, А. В. Збруевой, О. Н. Бадера и др.); 2) кинжал разряда КЖ–8 из сборов 2001 г. (информация А. Ф. Мельничука); 3) антропоморфная фигурка разряда КИ–2 ( Денисов, Кузьминых, Черных , 1988. Рис. 2).

Могильник Усть-Ветлуга (Юрино) (Юринский р-н Республики Марий Эл). Новый сейминско-турбинский некрополь близ устья р. Ветлуги исследован благодаря сборам Е. Г. Шалахова в 2000–2001, 2007–2010 гг. и раскопкам Б. С. Соловьева в 2001–2006 гг. ( Соловьев , 2005; 2011). Прослежено 10 могил, выделено семь предполагаемых погребений, представленных единичными и групповыми находками. Среди медных и бронзовых предметов (41 экз.; рис. цвет. VI) имеются ножи (21 экз.; НК–2, вне могил; НК–4, 4 экз., три вне могил и п. 15; НК–6, 6 экз., два вне могил и п. 1, 2, 7, 12; НК–14, 4 экз., один вне могил и п. 3, 5, 12; НК–16, 2 экз., вне могил и п. 10; НК–20, вне могил; вне КТР, 3 экз., вне могил, п. 8 (вариант НК–16) и 14); кельты (8 экз.; К–6, 2 экз., вне могил и условное п. 11; К–10, вне могил; К–14, 2 экз., вне могил и п. 12; К–16, п. 15; два орудия (п. 10 и вне могил), не имеющие полных аналогов среди выделенных КТР); наконечники копий (3 экз.; КД–4, вне могил; КД–30, п. 10; КД–32, п. 15); тесла и долота (ТД–2, вне могил); шилья (2 экз., вне могил и п. 11?); обломок иглы (п. 17?); браслеты и кольца (4 экз.; У–8, 2 экз., п. 6; У–10, п. 11(?), 14).

Рис. 1. Изделия из святилища Вис 2 (медь/бронза)

Одиночное захоронение в местечке Hangaskankaalla (близ Оулу на северо-западе Финляндии). В трупосожжении обнаружены нож-пилка разряда НК–18 и набор кремневых наконечников стрел с усеченным основанием ( Ik a heimo ,

2002. S. 68), характерных для сейминско-турбинских памятников. Как известно, источников кремня в Финляндии нет – ближайшие находятся на Валдае.

Поселение Воймежная 1 (Туголесский бор) (Шатурский р-н Московской области). При раскопках В. В. Сидорова ( Король и др. , 1996. № 1891) в жилище с фа-тьяновской и фатьяноидной ( чирковской ) керамикой обнаружен фрагмент кельта разряда К–6, а на торфянике близ поселения – втульчатый топор разряда Т–2.

Поселение Березовая Слободка II-III (Нюксенский р-н Вологодской области). Из слоя памятника вместе с фатьяновской, фатьяноидной (чирковской) и ранней «сетчатой» керамикой ( Иванищева , 2005. С. 32–34) происходит нож разряда НК–2 или НК–8 ( Иванищева , 2005. Рис. 4) (рис. 1, 5 ). Автор раскопок соотносит его с «сетчатым» керамическим комплексом ( Иванищева , 2005. С. 33, 34). Я полагаю, что более вероятна его хронологическая связь с комплексом фатья-ноидной керамики.

Сейминско-турбинские памятники: Азия

Могильник Сатыга XVI (Кондинский р-н Тюменской области, в среднем течении р. Конда при впадении в нее р. Евра) – самый крупный сейминско-турбинский памятник в таежной зоне Западной Сибири (Сатыга XVI… 2010) (рис. цвет. VII). Раскопки Е. М. Беспрозванного, О. Н. Корочковой и В. И. Стефанова дали серию бронзовых изделий (21 экз.) и три литейных формы ( Кузьминых , 2010б; 2010в). Основу коллекции составляют ножи нескольких типологических разрядов (17 экз.): НК–2 (3 экз.; п. 6, 25, 35); НК–4 (3 экз.; п. 2, 24, 27); НК–6 (2 экз.; п. 25, 28); НК–2, 4, 6 (2 фрагмента; п. 24, 25); НК–16 (п. 3); НК–24 (3 экз.; п. 9, 36, 37); НК–25 (2 экз.; п. 40, 41); НК–28 (п. 10). Здесь впервые для сейминско-турбинских древностей выявлена группа вкладышевых однолезвийных орудий НК–25 с тончайшими откованными или литыми лезвиями, которые, по всей вероятности, являлись ножами-бритвами. В отдельный типологический разряд они выделены при систематизации металла лесных и лесостепных производящих центров Евразийской металлургической провинции ( Кузьминых , 1995) не только по материалам Сатыги, но и ряда позднебронзовых могильников Западной Сибири, таких как Еловка 2 ( Матющенко , 2004. Рис. 252, 11 ) и Сопка 2 (мог. 423, 449, 456, раскопки В. И. Молодина). Кроме того, в коллекции Сатыги имеются небольшие долотца или стамески, сформованные из фрагментов пластинчатых ножей (п. 24 и вне могил), обломки пластины и стержня (п. 25).

В могиле 5 найдены обломки трех глиняных литейных форм для отливки двух втульчатых кельтов и пластинчатого ножа. Все створки намеренно разбиты при помещении в могилу. С некоторой долей условности первый из отливавшихся кельтов можно соотнести с разрядом К–14 или К–18, второй – с разрядом К–10 или К–16 (последнее менее вероятно), а матрицу и крышку для отливки ножей – с разрядами НК–2, 4, 6. Неопределенность с соотнесением негатива ножа с конкретным типологическим разрядом связана с тем, что отливалась заготовка орудия; завершенный морфологический облик оно приобретало только после кузнечной доводки.

Могильник Товкуртлор 3 (Белоярский р-н ХМАО, на р. Казым – правом притоке р. Оби в ее нижнем течении). Это один из самых северных сейминско-тур-бинских памятников ( Стефанов , 2006). Изучено 11 могил плюс две условных. В одной из них (п. 11) обнаружен нож-скобель разряда НК–24 ( Стефанов , 2006. Рис. 7, 7 ).

Могильник или одиночное захоронение Окунево XI близ д. Окунево (Омская обл., устье р. Тары). По информации А. В. Полеводова при разведочных поисках была вскрыта могила, в которой наряду с другим инвентарем находился наконечник копья разряда КД–34, позднее утраченный. Схематичный рисунок А. В. Полеводова воспроизведен в публикации ( Ефремов и др. , 2009. Рис. 4).

Могильник Ростовка (вошедший в настоящее время в черту г. Омска) в свое время не был доследован В. И. Матющенко, и прежде всего с южной стороны раскопов 1966–68 гг. ( Матющенко, Синицына , 1988). По информации, полученной В. И. Молодиным в Ростовке во время рекогносцировочных раскопок в 2010 г., отсюда в руки перекупщиков “ушел” бронзовый вильчатый наконечник копья разряда КД–8 или КД–10 ( Молодин, Нескоров , 2010. С. 59, 60).

Могильник на р. Омь (окрестности г. Омска). В частной коллекции в Тобольске «отложилась» уникальная коллекция сейминско-турбинских бронз (Моло-дин, Нескоров, 2010). Предполагается, что они происходят из разрушенного современными бугровщиками могильника типа Ростовки, (Молодин, Нескоров, 2010. С. 59). Коллекция (15 экз.) явно не исчерпывается яркими и крупными по своим размерам предметами. Вполне вероятно, что пластинчатые ножи (составляющие самую массовую серию находок в сейминско-турбинских некрополях) и другие менее выразительные изделия были проданы «черными копателями» в другие частные собрания. В коллекции из Тобольска, опубликованной В. И. Мо-лодиным и А. В. Нескоровым, имеются наконечники копий разрядов КД–10 (2 экз.) (Молодин, Нескоров, 2010. Рис. 1, 2, 3, 2) 5, КД–18 (3 экз.) (Молодин, Нескоров, 2010. Рис. 3–6), КД–42 (Молодин, Нескоров, 2010. Рис. 7) 6; кельты разрядов К–6 или, что вернее, К–10 (Молодин, Нескоров, 2010. Рис. 12) 7, К–18 (Молодин, Нескоров, 2010. Рис. 13), К–20 (4 экз.) (Молодин, Нескоров, 2010. Рис. 8–11) 8, два уникальных кинжала – однолезвийный разряда КЖ–10, вы- гнутообушковый, со скульптурным навершием в виде двух фигурок лошадок (Молодин, Нескоров, 2010. Рис. 14–16) и двулезвийный (не имеющий аналогов), с кольцевидным навершием плоской рубчатой рукояти и клинком, украшенным по долам (углублениям) вдоль центрального ребра жесткости геометрическими фигурами – вписанными и заштрихованными треугольниками и ромбами (Мо-лодин, Нескоров, 2010. Рис. 17), а также втульчатое навершие в виде фигуры коня с длинной гривой (Молодин, Нескоров, 2010. Рис. 18).

Могильник Преображенка-6 (Венгеровский р-н Новосибирской области; Ба-рабинская лесостепь, правый берег р. Омь). Серию взрослых и детских захоронений этого памятника В. И. Молодин относит к т. н. доандроновской бронзе, отмечая в керамике кротовские и более ранние одиновские и крохалëвские традиции ( Молодин и др. , 2004; Молодин и др. , 2005. С. 421; Молодин и др. , 2007. С. 494). Среди 12 бронзовых предметов сейминско-турбинского типа: наконечники копий разрядов КД–8 (п. 37) ( Молодин и др. , 2007. С. 344. Рис. 2) и КД–42 (вне могил) ( Молодин и др. , 2005. С. 422. Рис. 2, 2 ); кельты К–4 (2 экз., вне могил) ( Молодин и др. , 2004. С. 382. Рис. 1, 1, 2 ); шилья четырехгранные (8 экз., из могил, раскопанных в разные годы) ( Молодин и др. , 2005. С. 420; Молодин и др. , 2007. С. 340).

Могильник Сопка-2 (Венгеровский р-н Новосибирской области; на р. Омь при впадении р. Тартас). В 1982 г. В. И. Молодин (1983) вскрыл здесь захоронение кузнеца-литейщика с ярким инвентарем сейминско-турбинского типа. Информация о втором захоронении литейщика (раскопки 1984 г.) была крайне скупа ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 26). Позднее при содействии В. И. Молоди-на удалось установить, что могиле 427 найдена глиняная литейная форма для отливки наконечника копья разряда КД–20.

Могильник или одиночное захоронение в с. Верхняя Мульга (Курагинский р-н Красноярского края) – наиболее восточный памятник с сейминско-турбинскими бронзами – расположен в горно-таежных районах Минусинской котловины, к востоку от Енисея ( Леонтьев , 2002; 2007). Характер памятника остался невыясненным. С ним связаны три предмета: кельт разряда К–18, наконечник копья разряда КД–22 и однолезвийный нож без выделенного черенка, вероятно, от вкладышевого орудия типа НК–28.

Могильник Ак-Чий 1 (Новошульбинский р-н Семипалатинской области Республики Казахстан). В 1988 г. в кургане 3 вскрыто захоронение (Алехин, Демин, Илюшин, 1992. С. 135, 136), которое сопровождалось каменными рудотеркой 9, гальками и пестом фаллической формы, костяным наконечником стрелы и двумя бронзовыми изделиями: кельтом-лопаткой разряда К–30 (с остатками деревянного вкладыша) (Алехин, Демин, Илюшин, 1992. Рис. 1, 3) и предметом неизвестного назначения 10 (Алехин, Демин, Илюшин, 1992. Рис. 1, 4). Первоначально комплекс по обломку сосуда из насыпи (Алехин, Демин, Илюшин, 1992. Рис. 1, 9–11) был отнесен к энеолиту (Алехин, Демин, Илюшин, 1992. С. 137), а позднее – к кротовско-елунинскому кругу памятников (Грушин и др., 2009. С. 29). Кельт-лопатка морфологически близок к орудиям из Ростовки (Черных, Кузьминых, 1989. Рис. 22, 2, 4).

Поселение Юрт-Бергамак 4 (Омская область); матрица глиняной литейной формы для отливки наконечника копья разряда КД–18 (информация А. В. Поле-водова).

Поселение Новенькое 21 (Алтайский край); обломок кельта-лопатки разряда К–30 ( Кирюшин, Клюкин , 1985. Рис. 17, 17 ; Грушин и др. , 2009. Рис. 1, 3 ).

Поселение Алексеевка 1 (Алтайский край); нож разряда НК–2 ( Кирюшин, Клюкин , 1985. Рис. 6, 10 ).

Поселение Мундыбаш 1 (Кемеровская область, Горная Шория, устье р. Мун-дыбаш). Кельт разряда К–18 ( Бобров , 2000. Рис. 1; Ширин , 2010. Рис. 5, 6 ) найден на окраине поселения, наиболее удаленной от устья речки. Керамический комплекс памятника В. В. Бобров соотносит с посудой 2-й группы крохалëвской культуры (2000. С. 78).

Случайные находки СТ-бронз: Европа

Выселок Усть-Щугур (Чердынский р-н Пермского края); кельт разряда К–4 и втульчатый топор разряда Т–2 ( Мельничук, Тавризян , 2000. Рис. 1, 2; Мельничук , 2009. Рис. 2, 1, 2 . С. 263).

Село Дубровичи (Рязанская обл. и р-н); наконечник копья разряда КД–28 известен по фото и рисунку из архива В. А. Городцова в ОПИ ГИМ и публикации В. П. Челяпова (1992. С. 11–13).

Город Алексин (Тульская область); на левом берегу р. Оки в пределах города приблизительно напротив Сорокинского городища) найден наконечник копья разряда КД–30 ( Ефремов и др. , 2009. Рис. 1, 2).

Случайные находки СТ-бронз: Азия

Талды-Курганская область Республики Казахстан; наконечник копья разряда КД–6 ( Самашев, Жуманбекова , 1993. Рис. 2).

Село Канонерка (Семипалатинская область Республики Казахстан, южный берег Канонерского озера); кельт – вариант разряда К–18 ( Мерц , 1999. С. 72. Рис. 1, 1 ; Грушин и др. , 2009. Рис 1, 6 ). Цепочка из ромбов и треугольников, свисающая на фаску, возможно, не получилась при отливке или при резьбе по матрице. В итоге она замещена с обеих сторон цепочкой в виде “якоря”, выполненной при помощи чекана на готовом орудии (рис. 2, 2 ). Грубые литейные швы не удалены, кроме сильно раскованной лезвийной части.

Село Григорьевка (Павлодарская область Республики Казахстан, правый берег Иртыша, в 40 км к северу от Павлодара). Наконечник копья разряда КД–24 (Грушин и др., 2006. Рис. 1, 5; 2009. Рис. 3, 3) выделяется двумя деталями: 1) ор- наментальный поясок в нижней части втулки образован двумя рельефными валиками (обычно у «вильчатых» наконечников поясок состоит из 3–5 валиков); 2) валики имитируют «ложный» шнур.

Село Парфеново (Топчихинский р-н Алтайского края); наконечник копья ( Кирюшин , 2002. Рис. 152; Грушин и др. , 2009. Рис. 4, 2 ) (рис. 1, 1 ), отнесенный к новому типологическому разряду КД–27 (отличается от КД–26 наличием бокового ушка); ранее был отнесен к разряду КД–18 ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 285).

Деревня Николаевка (Петропавловский р-н Алтайского края, р. Ануй); кельт разряда К–26 ( Уманский , 1992. С. 21, 25, 26. Рис. 4; Грушин и др. , 2009. Рис. 1, 5 ) (рис. 2, 3 ).

Деревня Драченино (Ленинск-Кузнецкий р-н Кемеровской обл.); наконечник копья разряда КД–27 ( Бобров , 2000. Рис. 4). Как и наконечник из Парфеново, отличается от КД–26 наличием бокового ушка; еще одна важная морфологическая деталь – основание «вилки» ограничено валиком.

Урочище Карасук (близ с. Ороктай Шебалинского р-на Республики Алтай); кельт-лопатка ( Кудрявцев , 1993. С. 144. Рис. 1, 1 ) принадлежит к числу миниатюрных орудий разряда К–30 (общая длина 78 мм, длина втулки 35 мм, а лезвия 54,5 мм). По морфологическим признакам входит в сейминско-турбинскую серию кельтов-лопаток. Особенно близок экземпляру с оз. Иткуль ( Черных, Кузьминых , 1989. Рис. 22, 1 ). В этой связи датировка орудия из Карасука финалом бронзового века или рубежом эпох бронзы и раннего железа ( Кудрявцев , 1993. С. 144, 146; Грушин и др. , 2009. С. 108) не правомерна.

Село Усть-Мута (Усть-Канский р-н Республики Алтай); миниатюрная рукоять кинжала разряда КЖ–10 ( Киреев, Кудрявцев , 1988. Рис. на с. 166; Грушин и др. , 2009. Рис. 7, 3 ) (рис. 1, 3 ).

С территории Казахстана – Алтая ; в утраченной коллекции Дарто и Ба-хирева имелся двуушковый кельт сейминско-турбинского типа с неясным орнаментом ( Маргулан , 2001. Вклейка № 30).

Обзор базы данных сейминско-турбинского металла. К 1989 г. в ней было учтено 449 металлических изделий и 30 литейных форм ( Черных, Кузьминых , 1989. Табл. 8). За 20 лет она существенно пополнилась – еще 180 предметов и 5 литейных форм, из них на западную (европейскую) зону приходится 109 изделий, а на восточную (азиатскую) – 71 и 5 литейных форм. Большая часть предметов (105 в Европе и 62 в Азии) связана с памятниками. В западной зоне большинство случайных находок (4 экз.) происходит еще из старых сборов, а в восточной (9 экз.) – из недавних, причем в основном из районов Алтая и Восточного Казахстана. Среди европейских находок только три связаны с поселениями (Туров-ское, Воймежная 1, Березовая Слободка II-III), но основная часть – с могильниками (прежде всего с Усть-Ветлугой) и культовым памятником (Галичский «клад»). В азиатской зоне на поселениях кротовско-елунинского и крохалевского круга выявлены четыре находки (включая литейную форму из пос. Юрт-Бергамак 4), остальные происходят из могильников (в том числе четыре литейных формы из двух захоронений кузнецов-литейщиков в Сатыге и Сопке-2).

Более половины бронзовых изделий и литейных форм относятся к классу орудий и оружия (соответственно 119 и 5 экз.). Их распределение по категориям

Рис. 2. Изделия и литейная форма сейминско-турбинского (1, 3–5) и самуско-кижировского (2) типов

1 – Парфеново; 2 – Танай 4; 3 – Усть-Мута;

4 – Туровское; 5 – Березовая Слободка II-III (2 – камень, остальное – бронза)

орудий и оружия показывает, что ножи (44 + 1 л.ф.), кельты (26 + 2 л.ф.) и наконечники копий (24 + 2 л.ф.) по-прежнему представлены наиболее значительными в количественном отношении сериями. Кинжалы с металлическими рукоятями (6 экз.), втульчатые топоры (4 экз.), тесла и долота (4 экз.) и шилья (11 экз.)

заметно им уступают. В новой выборке по сравнению с базой данных 1989 г. несколько снизилась доля кельтов (21%), но стала более заметный доля ножей (37%) и наконечников копий (более 20%); последних – прежде всего за счет находок из-под Омска и из районов Саяно-Алтая. Украшений в данной выборке почти в три раза меньше (42 экз.), чем орудий и оружия, причем в основном это так называемые «шумящие» подвески, браслеты и кольца, мелкие серебряные полушаровидные бляшки-накладки и пронизи из шаманского комплекта вещей Галичского «клада» (38 экз.), которые в контексте самого комплекса вполне могут рассматриваться как изделия культового назначения. К последним в итоге отнесены лишь фигурки идолов, животных, маскоиды и миниатюрные ножи-ланцеты из этого же «клада» (14 экз.) и антропоморфная фигурка из Бор-Ленвы. Вне КТР учтено всего лишь четыре находки.

Среди европейских памятников сейминско-турбинского типа особое внимание привлекают могильник Усть-Ветлуга и комплект вещей Галичского «клада». Первый по степени типолого-морфологической близости проявляет наибольшее сходство с окскими могильниками Сеймой и Решным. Это же касается и химико-металлургической характеристики металла Усть-Ветлуги: здесь доминируют изделия из медно-мышьяковых и медно-мышьяково-сурьмяных сплавов и крайне низка доля оловянных бронз ( Луньков, Орловская, Кузьминых , 2009. Табл. А, Б), то есть повторяется картина, выявленная ранее в Сейме и Решном ( Черных, Кузьминых , 1989. Табл. 10).

Галичский «клад» может рассматриваться как шаманский комплект, принадлежавший представителю той части сейминско-турбинских популяций, истоки которых Е. Н. Черных и я усматривали в Западных Саянах и Прибайкалье. Длительная история изучения этого памятника породила немало проблем, связанных с культурной и хронологической верификацией «клада» и знаковым статусом галичских бронз – они специально рассмотрены в работах С. В. Студзицкой и автора.

Примечательно, что погребение с инвентарем сейминско-турбинского типа впервые обнаружено на дальнем северо-западе Финляндии, близ Оулу ( Ik a heimo , 2002). Вместе с более ранними находками здесь кельтов ( Черных, Кузьминых , 1989. Рис. 2) это демонстрирует не случайный характер распространения памятников и бронз сейминско-турбинского типа на севере Европы.

Впервые изделия этого типа выявлены в Восточной Европе в слоях поселений. Причем пластинчатый нож из Туровского поселения загадочным образом выпал из поля зрения нескольких поколений археологов, обращавшихся к сейминско-турбинской проблеме и непосредственно к коллекции самого памятника. Вероятно, нужно было дождаться юбилейного городцовского года 11, чтобы вспомнить наконец-то об этой находке. Это же касается и фрагмента кельта из поселения Воймежная 1, найденного В. В. Сидоровым еще в 1976 г., но только сейчас ставшего доступным для исследования. Крайне важно, что относительная хронология керамических комплексов этих поселений (включая и Березовую Слободку II-III), связанных с фатьяновской и фатья- ноидной (чирковской) культурами, не противоречит современной радиоуглеродной хронологии собственно сейминско-турбинских памятников (Черных, 2008. С. 49).

Крупнейшим новым могильником в азиатской зоне является Сатыга. Основу металлической коллекции здесь составляют ножи, но отсутствуют кельты и наконечники копий. В сейминско-турбинских могильниках ножи, как известно ( Черных, Кузьминых , 1989. Табл. 8), принадлежат к одной из наиболее характерных и массовых категорий инвентаря. Но Сатыга существенно выделяется среди известных некрополей этого круга: ножи здесь явно доминируют (более 80%) по сравнению с другими категориями медных и бронзовых изделий. С аналогичной ситуацией мы сталкиваемся только в Канинской пещере. Это святилище в верховьях Печоры является территориально наиболее близким к Сатыге крупным сейминско-турбинским памятником. Большая часть поврежденных металлических предметов представлена здесь фрагментами ножей и кинжалов или изготовленными из них небольшими орудиями ( Канивец , 1964. Рис. 21, 4–12 ; Черных, Кузьминых , 1989. Рис. 56, 8–15, 18–21 ; 60, 3, 4, 9 ; 61, 4–7, 9 ).

Вряд ли за этим кроется некая особенность погребального обряда или верований населения, оставившего такие разные по своему характеру памятники. Однако следует учитывать то обстоятельство, что сейминско-турбинские группы на Конде и Печоре оказались в глубине тайги – в стороне и в отрыве от основных путей поступления металла начала позднебронзовой эпохи; они явно испытывали недостаток в металле, который был к тому же у них не лучшего качества ¹². Скорее всего, именно поэтому в могилах Сатыги отсутствуют металло е мкие орудий и оружия – топоры-кельты и наконечники копий, а в Ка-нинском святилище в качестве приношений использовались в основном фрагменты ножей или пилки и скобели небольших размеров. В противном случае весь наличный металл мог бы оказаться с теми, кто ушел в «мир мертвых», а их соплеменники остались бы без металлических орудий и оружия. В действительности - наряду со стрелами с кремн ё выми и костяными наконечниками - у населения, оставившего Сатыгу и Канинскую пещеру, бронзовое оружие, конечно, имелось. Свидетельством тому литейные формы для отливки топоров-кельтов из захоронения кузнеца-литейщика в Сатыге ( Кузьминых , 2010в) и обломки двух кинжалов из Канинской пещеры ( Канивец , 1964. Рис. 22, 2, 5 ; Черных, Кузьминых , 1989. Рис. 63, 4 ; 66, 4 ).

Таежный могильник Товкуртлор 3 в низовьях Оби содержит всего лишь один диагностирующий металлический предмет – нож-скобель разряда НК–24. Однако в сочетании с изделиями из кремня и кварцито-песчаника (наконечники стрел с усеченным основанием и концевые ножи-вкладыши) этот памятник убедительно рассматривается В. И. Стефановым (2006) как сейминско-турбинский.

Комплекс из Верхней Мульги из енисейского Правобережья является в настоящее время самым восточным сейминско-турбинским памятником. В этой связи более ранние находки сейминско-турбинских бронз из Минусинской котловины (Черных, Кузьминых, 1989. Рис. 2) не могут рассматриваться как слу- чайное явление и объединяться с древностями окунëвской, андроновской или других позднебронзовых культур данного региона.

На р. Омь, кроме уже известных Ростовки и Сопки-2, появились по меньшей мере еще два могильника – Преображенка-6 (судя по всему, явно не исчерпанный раскопками) и безымянный некрополь близ Омска, разграбленный «черными копателями». Первый из них дал любопытное сочетание неорнаментированных кельтов (К–4), ранее известных только в европейской зоне и главным образом в Турбине ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 39), и специфических ростовкинских наконечников копий с широким пером и короткой втулкой (КД–42) и общесей-минских вильчатых (КД–8) ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 65, 89). Второй памятник является столь же выдающимся, как Ростовка, Турбино и Сейма, но судьба его более трагична, чем, к примеру, Сеймы, коллекция которой – пусть не из комплексов – но все же сохранилась достаточно полно в музейных собраниях и доступна для исследователей.

С появлением этих памятников омская группа памятников (т. е. на р. Омь и в прилегающих к ней районах среднего течения Иртыша) стала, безусловно, базовой в азиатской зоне сейминско-турбинской области – и прежде всего ввиду концентрации здесь могильников. Прирост находок в этой территориально достаточно компактной группе связан почти исключительно с новыми могильниками (30 экз.). В итоге из этого региона в нашей базе данных учтено 93 металлических изделия и 23 негатива на литейных формах. В количественном отношении данная группа доминировала и ранее, и главным образом благодаря Ростовке ( Черных, Кузьминых , 1989. Табл. 8). Территориально более обширная саяно-алтайская группа заметно пополнилась как за счет памятников, так и случайных находок (по 8 экз.). В итоге отсюда учтено 44 металлических изделия и 7 негативов на литейных формах. Но соотношение материалов омской и саяноалтайской групп, несмотря на заметный количественный прирост, за эти годы не изменилось (примерно 3 : 1). В то же время с появлением новых материалов отчетливее проявились их локальные особенности.

Омская группа приросла обширными могильниками и погребениями литейщиков, а также морфологически редкими образцами бронзового оружия. В их числе – наконечники копий с короткой втулкой и необычно широким пером разряда КД–42 (могильник на р. Омь и Преображенка-6) и два вильчатых наконечника копий с крюком разряда КД–10 (р. Омь), заметно пополнившие аналогичную серию оружия из Ростовки ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 67, 89); уникальные кинжалы и навершие из могильника на р. Омь; два кельта разряда К–4 из Преобра-женки, столь характерные для Турбино 1 и других восточноевропейских памятников ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 39), но впервые выявленные в Сибири. Среди новых находок кельтов (р. Омь) по-прежнему преобладают одноушковые орудия разряда К–20 – основной тип в Ростовке ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 57, 58).

Своеобразие бронзовых орудий и оружия саяно-алтайской группы проявилось в находках кинжалов разряда КЖ–10 (Усть-Мута), вильчатых наконечников копий с пояском в виде ложношнуровых линий (Григорьевка), общесейминских кельтов разряда К–18, включая образцы с оригинальным декором (Канонерка), двуушковых кельтов (Николаевка), которые и ранее тяготели к районам Алтая ( Черных, Кузьминых , 1989. Рис. 21), кельтов-лопаток разряда К–30.

Памятники с металлом и литейными формами типа Самусь-Кижирово

Как и в книге 1989 г., обращение к бронзам и литейным формам этого типа обусловлено тем, что проблема соотношения металлообработки типа Самусь– Кижирово и сейминско-турбинской продолжает оставаться актуальной в урало-западносибирской археологии позднего бронзового века. Тем более что за эти годы появились принципиально новые материалы, проливающие свет на формирование самусьско-кижировской металлообработки, круг связанных с нею культур и общностей и динамику ее развития. В отличие от сводки сей-минско-турбинских бронз, в данном разделе я не ставил своей целью учесть все известные находки типа Самусь–Кижирово. Для меня было важно представить наиболее важные в качественном отношении материалы.

Святилище или вотивный клад Вис 2 (Республика Коми, Княжпогоский р-н, д. Синдор). При раскопках В. С. Зеленского в 1997 г. и В. Н. Карманова в 1999 г. выявлен пока единственный в Восточной Европе комплекс материалов с орудиями самусьско-кижировского типа (6 экз.) (костные останки погребенных не выявлены). Среди них – кельт разряда К–40, но с «ложными» ушками; кинжал варианта КЖ–8; нож разряда НК–8; узкий ланцетовидный нож с ребром на клинке и приостренным черенком; нож-скобель разряда НК–24; шило или стержень (рис. 3, 1–6 ).

Культовый памятник (святилище) Шайтанское Озеро II (Кировградский р-н Свердловской области). Из раскопок Ю. Б. Серикова 2006–2007 гг., О. Н. Корочковой и В. И. Стефанова 2008–2010 гг. происходит 188 бронзовых предметов. Большая часть материалов, за исключением раскопок 2009–2010 гг., опубликована ( Сериков , 2006. Рис. 1, 1 ; Сериков и др. , 2008; 2009; Корочкова, Стефанов , 2010). Металл памятника (рис. цвет.VIII) морфологически делится на три группы. К сейминско-турбинской отнесены пластинчатые двулезвийные ножи (разряды НК–2 и НК–4, реже НК–6) ( Сериков и др. , 2009. Рис. 4, 3–8 , 5; Корочкова, Стефанов , 2010. Рис. 3Б, 1, 3 ), ножи-скобели (НК–24) и другие комбинированные орудия, сделанные на основе или из фрагментов пластинчатых ножей ( Сериков и др. , 2009. Рис. 4, 12 , 6, 46, 47, 49 ; Корочкова, Стефанов , 2010. Рис. 3А, 15 , 3Б, 10 ), два миниатюрных безушковых кельта (К–14) ( Сериков и др. , 2009. Рис. 7, 8 ; Корочкова, Стефанов , 2010. Рис. 3А, 11 ). Самусьско-кижировская группа включает в себя серию кельтов с одним или двумя «ложными» ушками (разряды К–46 и К–48) ( Сериков и др. , 2009. Рис. 7, 1–7, 11, 12 , 8, 9; Корочкова, Стефанов , 2010. Рис. 3А, 18 ), кинжал с кольцевым навершием, пластинчатым клинком и плоской рукоятью, украшенной с обеих сторон заштрихованными ромбами и треугольниками ( Сериков и др. , 2009. Рис. 4, 20 , 10, 1 ). Для евразийской группы характерны двулезвийные кинжалы с прилитыми рукоятями (КЖ–8) ( Сериков и др. , 2009. Рис. 4, 16, 17, 21 , 10, 2 , 11), модели прорезных рукоятей ( Сериков и др. , 2009. Рис. 4, 1, 2 ), ножи с перекрестьем и перехватом (НК–14 и НК–16) ( Сериков и др. , 2009. Рис. 4, 9, 10, 13–15 ; Корочкова, Стефанов , 2010. Рис. 3А, 12, 17 ), кованые долота и тесла ( Сериков и др. , 2009. Рис. 6, 51 ; Корочкова, Стефанов , 2010. Рис. 3А, 16 ), наконечник копья (КД–36), их обломки и модель ( Сериков и др. , 2009. Рис. 6, 37–39 ; Корочкова, Стефанов , 2010. Рис. 3А, 2 ), пластинчатые и прутковые браслеты и кольца и др. ( Сериков и др. , 2009. Рис. 6,

Рис. 3. Кельты сейминско-турбинского (2, 3) и самуско-кижировского (1) типов 1 – Сулем; 2 – Канонерка; 3 – Николаевка (бронза)

42–45, 52–54, 64 ), хорошо известные, прежде всего, в степных и лесостепных культурах – синташтинской, петровской, алакульской и др.). Ряд изделий, как уникальные (втульчатые чеканы) ( Сериков и др. , 2009. Рис. 7, 9, 10 ; Корочкова,

Стефанов , 2010. Рис. 3А, 1 ), так и основная масса отходов ковки и литья, не соотнесены с той или иной морфологической группой металла. Общий синкретичный характер комплекса бронзовых и медных изделий памятника, имеющий сейминско-турбинскую основу, является отражением начальной фазы сложения металлообработки самусьско-кижировского типа, которая через некоторое время распространится в ряде культур таежной и лесостепной зон Западной и Восточной Сибири. Одной из ее отличительных черт станут как раз «ложные» ушки у кельтов и наконечников копий ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 147, 157). Сам памятник Шайтанское Озеро II связан с культовой практикой населения коптяковской культуры ( Корочкова, Стефанов , 2010. С. 129).

Поселение Палатки 1 (Исеть 1) близ Екатеринбурга; обломок матрицы тальковой литейной формы для отливки кинжала разряда КЖ–8 ( Викторова , 2001. Рис. 5, 11 ). Ранее здесь же были найдены кинжал этого же типа и фрагмент кельта с «ковровым» орнаментом разряда К–50 ( Черных, Кузьминых , 1989. Рис. 65, 6 , 79, 7 ; Викторова , 2001. Рис. 5, 3, 7 ). Эти находки связаны, по всей вероятности, с коптяковско-черкаскульским культурным комплексом памятника.

САО (сев. берег Андреевского озера близ Тюмени ) , комплекс находок, связанных со святилищем или вотивным кладом; в их числе – ложноушковый кельт разряда К–50 (информация В. И. Стефанова и О. Н. Корочковой).

Могильник Тартас-1 (Венгеровский р-н Новосибирской области, Барабин-ская лесостепь). Из п. 323 позднекротовской культуры происходит обломок матрицы глиняной литейной формы для отливки кельта разряда К–44 (условно) ( Молодин, Мыльникова и др. , 2009. С. 338, 339. Рис. 1, 3 ).

Поселение Танай 5 (Тогучинский р-н Новосибирской обл.); матрица каменной литейной формы для отливки кельта разряда К–50 ( Бобров , 2000. Рис. 2) (рис. 1, 2 ); связана с керамическим комплексом самусьской культуры.

Поселение Умна-6 (Колыванский р-н Новосибирской обл.); две матрицы глиняной литейной формы для отливки кельта-лопатки ( Бородовский , 2002. Рис. 1, 1–3 ). Металлические образцы орудий типа Умна-6 с сильно выступающей втулкой отсутствуют. Створки были явно «захоронены» на периферии памятника, а сверху покрыты скоплением керамики крохалëвского типа ( Бородовский , 2002. С. 163, 165).

Могильник или погребение близ Новосибирска ; кельт разряда К–52 ( Соловьев, Чибиряк , 2001. Рис. 1–5) обнаружен на городском пляже. Авторы публикации предполагают, что сюда он попал вместе с песком, взятым для благоустройства пляжа в береговой зоне реки Оби выше или ниже по течению от города ( Соловьев, Чибиряк , 2001. С. 454). Во втулке орудия хорошо сохранились фрагменты деревянного вкладыша от составной рукояти ( Соловьев, Чибиряк , 2001. Рис. 6–9). Эта деталь позволила соотнести находку с разрушенным погребением ( Соловьев, Чибиряк , 2001. С. 454). Действительно, именно из погребальных памятников происходят почти все сохранившиеся деревянные детали рукоятей кельтов бронзового и раннего железного веков в Северной Евразии – от сей-минско-турбинских до ананьинских, акозинско-меларских и кулайских. Данное орудие А. И. Соловьев и В. Э. Чибиряк (2001. С. 456, 457) связывают с поздним этапом самусьской культуры.

Могильник Озерное (Онгудайский р-н Республики Алтай); в каменном ящике при земляных работах вскрыто захоронение каракольской культуры ( Молодин , 2006. С. 273–282) с сосудом, бронзовой пластинкой и каменной матрицей для отливки кельта-лопатки ( Кубарев , 1988. Рис. 65, 2 ; Грушин и др. , 2009. Рис. 2, 1 ). Верхняя часть створки утрачена, вследствие чего не поддается реконструкции тип орудия. Соотношение размеров втулки и лопатки не характерно для сеймин-ско-турбинских образцов.

Поселение Школьный (Прокопьевский р-н Кемеровской обл., в истоках р. Карагайла). Из раскопок М. Г. Елькина происходят три матрицы песчаниковых литейных форм для отливки наконечников копий КД–48 ( Бобров , 2005. Рис. 2, 1, 3, 4 ) и одна, глиняная, – для отливки антропоморфной фигуры ( Бобров , 2005. Рис. 2, 2 ). Намечена их связь с керамическим комплексом самусьской культуры ( Бобров , 2005. С. 54, 57).

Поселение Кузнецк 1/2 (г. Новокузнецк Кемеровской обл.), памятник расположен в непосредственном соседстве с историческим центром Кузнецка – Кузнецким острогом (возле Спасо-Преображенского собора). В слое поселения с ложнотекстильной керамикой крохалëвской культуры найдены обломки глиняных литейных форм: 1) часть матрицы для отливки кельта разряда К–38 или К–40 ( Ширин , 2008. Рис. 6, 1 ); 2) верхняя часть сердечника для формовки рифленой втулки наконечников копий разряда КД–48 ( Ширин , 2008. Рис. 6, 2 ). Лучший образец матрицы с негативом наконечника копья с подобной втулкой известен на поселении Самусь 4 ( Черных, Кузьминых , 1989. Рис. 82, 1 ).

Поселение Долгая 1 (Яшкинский р-н Кемеровской обл., в устье р. Долгой).

Из раскопок 2010 г. в слое с керамикой крохалëвской культуры найден фрагмент глиняной литейной формы для отливки кельта-лопатки (информация А. Г. Марочкина и И. В. Ковтуна). Реконструируемое орудие морфологически сходно с теми, что отливались в матрицах из поселения Умна-6.

Могильник на горе Татарка (Шарыповский р-н Красноярского края). В 1998– 2000 гг. раскопками А. С. Вдовина исследован позднебронзовый памятник, погребальный обряд и материальная культура которого характеризуются чертами культур соседних регионов. В металле (однолезвийные и реже двулезвийные ножи, «рогатые» браслеты, кольца, обтянутые золотой фольгой, разнообразные пластинчатые украшения и др.) отчетливы проявления лесостепных «андроно-идных» культур Западной Сибири (типа Еловки 2, Сопки-2, Черноозерья 1). Каменные погребальные конструкции и нефритовые кольца указывают на связи с культурами Прибайкалья. Минусинская линия связей, несмотря на географическую близость котловины, отражается в памятнике в наименьшей степени. Впервые достоверно в могильниках (п. 14 и 15) выявлены два ложноушковых кельта разряда К–54 ¹³. Более ранние находки орудий данного типа происходят также с Енисея (2 экз.) и Васюгана ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 154).

Стоянка Бронзовая близ с. Тунка (Республика Бурятия, Тункинская котловина, среднее течение р. Иркут, в разрыве между Черной и Белой горой). Вместе с керамикой глазковской культуры из сборов происходит тальковая литейная форма для отливки кельта (Угольков, Уголькова, 2001. Табл. 51–53). Его орнаментальная композиция соответствует орудиям разряда К–52, но реконструируемый по матрице кельт заметно крупнее известных образцов (Черных, Кузьминых, 1989. Рис. 79, 8, 80, 1, 2, 4); он отличается и заметными ушками-выступами, подобными орудию из пос. Горемык на Байкале (Черных, Кузьминых, 1989. Рис. 80, 8).

Поселение Шеньна (близ г. Синина провинции Цинхай на северо-западе Китая). В одной из ям-хранилищ, отнесенной к позднему периоду Шэньна ( Молодин, Комиссаров , 2001. С. 377), обнаружен наконечник копья ( Молодин, Комиссаров , 2001. Рис. на с. 375; Черных , 2009. Рис. 14.3, 3 ), который, судя по морфологическим признакам, является подражанием известным сейминско-турбинским копьям с крюком разряда КД–10 ( Черных, Кузьминых , 1989. Рис. 29, 30; Молодин, Нескоров , 2010. Рис. 1, 2, 3, 2 ). Исходя из этих признаков, я предполагаю, что он принадлежит к числу постсейминских (но не самусьско-кижировских) образцов оружия. Поражает его общая длина – 61,5 см. У цинхайского наконечника «вилка» (а по сути, ее имитация) сформована не в основании пера, а в верхней части втулки; на втулку «заходит» и округлый (не ромбический!) в сечении стержень пера; крюк размещен на противоположной стороне от бокового ушка; от копий из Ростовки и из-под Омска его отличает и закругленное острие, возможно указывающее на режущую функцию оружия в боевой готовности.

Случайные находки изделий самусьско-кижировского типа

Деревня Сулем (близ г. Первоуральска Свердловской области, р. Чусовая); кельт – вариант разряда К–48 (с «глухим» ушком и пояском-лесенкой) ( Сериков , 2006. Рис. 1, 9 ) (рис. 2, 1 ).

Село Соузга (Майминский р-н Республики Алтай); наконечник копья – вариант разряда КД–48 (без ушка) ( Кочеев , 1997. Рис. 1, 1 ).

Обзор базы данных самусьско-кижировских бронз

Итак, в дополнение к сводке 1989 г. учтено 24 металлических находки 14 и 13 литейных форм, из них в европейской зоне – 6 предметов (и это первые находки самусьско-кижировского типа к западу от Урала – святилище или вотивный клад Вис 2), в азиатской – 18 предметов и все литейные формы. Материалы азиатской зоны распределяются следующим образом: случайные находки – 2 орудия, святилища или вотивные клады – 12, поселения – 11 литейных форм 15, могильники – 4 металлических изделия и 2 литейные формы.

Распределение по классам: орудия и оружие – 23 экз. и 12 литейных форм, культовые изделия (антропоморфная фигура) – литейная форма и неопределенные – пластинка из могильника Озерное. Распределение по категориям орудий и оружия: кельты – 16 + 7 л.ф., ножи – 3, кинжалы – 2 + 1 л.ф., наконечники копий – 1 + 4 л.ф., шилья – 1 экз. В самусьско-кижировской серии орудий и оружия наиболее заметный прирост по сравнению с ранней выборкой ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 146) связан с кельтами: почти вдвое увеличилось число металлических образцов – и по-прежнему за счет орудий т. н. кижировского типа ¹⁶ (с «ложными» ушками и богатым геометрическим декором); количество литейных форм возросло на четверть. Остальные категории достаточно малочисленны как в ранней, так и в настоящей выборках, поэтому их корректное сравнение невозможно.

Обращает на себя внимание, что наиболее значительный прирост самусьско-кижировских бронз дали в последние десятилетия святилища или иные культовые памятники – прежде всего Вис 2 и Шайтанское Озеро II. В выборке 1989 г. мы с Е. Н. Черных основную часть материалов связывали с поселениями, хотя в свете новейших исследований необходима корректировка прежних представлений, особенно в отношении памятников Самусь 4 и Сайгатино VI (Остяцкий Живец VI). Так, предполагается, что первый из них «представлял собой не поселенческий и не производственный, а в первую очередь сакральный центр, посещаемый в определенное время года и связанный с событиями и обрядами получения и распределения металла и изготовления (скорее символического, чем реального) бронзовых орудий. В рамках этой гипотезы актуальная проблема соотношения различных комплексов Самуся IV может быть интерпретирована не через модель многослойного поселения, а через участие в обрядах носителей различных культурных традиций» ( Васильев , 2001. С. 26). В настоящее время В. И. Стефанов и О. Н. Корочкова – в свете исследований Шайтанского Озера II – склонны рассматривать Сайгатино VI как культовый памятник.

Касаясь морфологической характеристики новых орудий и оружия самусь-ско-кижировского типа, отмечу, что на примере кельтов Вис 2 наметилась еще одна – неизвестная ранее – линия трансформации сейминско-турбинских морфологических стереотипов. Она связана с поясковыми кельтами разряда К–6, основной массив которых происходит из Турбинского 1 могильника ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 39, 46). Однако ложноушковые кельты варианта, известного в Вис 2, не получили дальнейшего распространения в Северной Евразии. Эта линия развития оказалась тупиковой. В то же время на примере самусьских поясковых орудий разряда К–40 ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 148, 152) мы видим основную линию трансформации поясковых орудий Турбино ¹⁷.

На базе сейминско-турбинских орудий разряда К–4 (т. н. неорнаментирован-ные), выявленных в основном в Восточной и Северной Европе (Черных, Кузьми- ных, 1989. С 39), в Фенноскандии сформировался тип орудий с широкой манжетой по устью втулки и лишенных массивных «ребер жесткости», окаймляющих фаску (Meinander, 1954. Taf. 10, e, f) 18. Хронологическая позиция этих кельтов еще не определена, поэтому не ясно их соотношение с сейминско-турбински-ми орудиями, а также с сериями евразийских кельтов позднего бронзового века, втулка которых укреплена массивным валиком-ободком (лобойковкие, дербеде-невские и др.). Судя по всему, мы имеем дело с узколокальной группой орудий, которые морфологически продолжают сейминско-турбинскую линию развития.

Серия ложноушковых кельтов, выявленная на святилище Шайтанское Озеро II (рис. цвет. VIII, 5, 7, 8 ), подтвердила догадку об исходных моделях кижировских кельтов с «ложными» ушками и т. н. «ковровым» узором ( Черных, Кузьминых , 1989. С. 152, 154). Ряд случайных находок из Зауралья и матрицы из Сайгатино VI (разряды К–46 и К–48) Е. Н. Черных и я отнесли в свое время к переходным типам от сейминско-турбинских орудий к кижировским. В свете шайтанозерских находок стало ясно, что формирование и становление металлообработки самусь-ско-кижировского типа происходило в горно-лесных и лесных районах Среднего Зауралья на базе сейминско-турбинских и синташтинско-петровских традиций. Несколько позднее, с формированием свиты т. н. «андроноидных» культур, металлообработка самусьско-кижировского типа укоренилась в большинстве таежных и лесостепных культур Западной Сибири; ее крайним пределом на востоке стала Тункинская котловина в Прибайкалье. Западнее Урала, кроме единичных орудий из святилища Вис 2, нет явных следов металлообработки этого круга. На большей части лесной и лесостепной полосы Восточной Европы стали изготавливаться кельты, родство которых с сейминско-турбинскими улавливается лишь иногда в декоре (пояски-«лесенки», геометрические фигуры), но морфологически серии ушковых и безушковых кельтов конца бронзового века ( Черных , 1976. Табл. I) весьма далеки от сейминско-турбинских и самусьско-кижировских. Эта линия развития «всплывет» здесь лишь в эпоху раннего железа – шестигранные серии кельтов ананьинского мира и иткульской культуры ( Кузьминых , 1983. Табл. XIII–XXII).

Важно отметить, что впервые кижировские орудия разрядов К–52 и К–54, относящиеся к позднейшим типам кельтов сейминско-турбинской линии развития ( Грязнов , 1941. С. 237–271), выявлены в погребальных памятниках Обь-Енисейского междуречья (могильник на горе Татарка и погребение близ Новосибирска), причем в первом из них отчетливы проявления западносибирских «андроноидных» культур.

Завершая обзор самусьско-кижировских бронз, необходимо обратить внимание на доминирование новых находок в Среднем Зауралье в ареале коптяков-ской и черкаскульской «андроноидных» культур, вдоль ленточных боров обского Правобережья и в Обь-Енисейском междуречье (самусьская, крохалевская и «андроноидный» тип культуры). На востоке ареал характерных («ковровых») кижировских кельтов достиг Байкальского региона (Тункинская котловина); не исключена их связь здесь с одним из этапов глазковской культуры.

Благодарности . Обсуждение сейминско-турбинской и самусьско-кижи-ровской проблематики в два последних десятилетия шло в тесном общении с Е. Н. Черных, В. И. Молодиным, В. В. Бобровым, Ю. Ф. Кирюшиным, В. И. Стефановым, О. Н. Корочковой и И. В. Ковтуном, и оно было для меня и, надеюсь, для моих коллег весьма ценным и полезным. Моя искренняя благодарность С. В. Студзицкой, В. В. Сидорову (Москва), Б. С. Соловьеву (Йошкар-Ола), В. С. Зеленскому и В. Н. Карманову (Сыктывкар), М. В. Иванищевой (Вологда), А. Ф. Мельничуку (Пермь), Ю. Б. Серикову (Нижний Тагил), Е. М. Бес-прозванному (Екатеринбург), А. В. Полеводову (Омск), В. К. Мерцу (Павлодар), С. П. Грушину (Барнаул), А. Г. Марочкину (Кемерово) и Ю. В. Ширину (Новокузнецк), оказавшим содействие в сборе материалов.