Символический капитал в социально-культурном воспроизводстве

Социально-культурная система с позиций системного анализа представляет собой многоуровневую подсистему социальной системы. Она включает как социальные институты, так и вне-институциональные элементы, являющиеся акторами социально-культурных процессов и социально-культурной деятельности. В то время как социальные институты действуют в установленных законами и нормативно-правовыми актами рамках, деятельность внеинституциональных элементов социально-культурных систем детерминирована рамками общегражданских законов, нормами самоуправления и морально-нравственными нормами, санкционированными тем сообществом, к которому они принадлежат. Деятельность внеинституциональных акторов регулируется не индикативными, а косвенными методами, например с помощью финансовой или общественной поддержки институциональных акторов социально-культурной системы, часто принимающей символические формы и опирающейся на символические ресурсы. Конечно, граница между институциональной и внеинституциональной подсистемами не является абсолютно непроницаемой. На это обратил внимание Н.И. Лапин [1, с. 11]. Согласно его точке зрения, общество представляет собой большую самодостаточную социокультурную систему, «возникающую и изменяющуюся в результате взаимодействий homoactivus; ее функции и структуры обеспечивают балансируемое удовлетворение противоречивых потребностей, ценностей и интересов субъектов деятельности, входящих в эту систему, а их подвижный баланс осуществляется через совокупность социетальных процессов» [2, с. 33].

Деятельность человека в современных социальных практиках реализуется в рамках таких взаимосвязанных характеристик, как открытость, универсальность, свобода, сознание, целеполагание, носителем которых выступает коллективный и индивидуальный субъект социальной деятельности [3].

Социальные практики людей развертываются в личной и семейной жизни, учебной, профессиональной и досуговой деятельности. Под повседневными досуговыми социальными практиками понимается рутинная деятельность индивидов, совокупность навыков и привычных способов обращения с другими людьми, вещами, символами, характерных для данной культуры в данный момент времени [4]. Они могут реализовываться в периоды досугового времени. В современном символизированном информационном обществе процесс потребления социальнокультурных продуктов и услуг реализуется как процесс актуализации символического капитала, становится способом выражения своей самоидентификации, самовыражения, способом репрезентации своих эмоций, своей индивидуальности.

Свободное от основной и дополнительной работы время связано с двумя принципиально различными видами социального времени - временем, затрачиваемым на ведение домашнего хозяйства, которое может превратиться в дополнительное рабочее время, ориентированное на дополнительные формы заработка (приусадебное хозяйство, ремесленное и художественное творчество), а может быть направлено на саморазвитие личности в индивидуальной и коллективной формах и рекреацию [5]. П.А. Сорокин справедливо полагал, что социальное время дифференцировано для различных обществ и социальных слоев [6, р. 171].

Можно согласиться с В.И. Ильиным, предложившим подразделять социальное время на необходимое и свободное. Однако в свободном времени, как нам представляется, целесообразно выделять досуговое время [7, с. 44]. Время, необходимое для удовлетворения витальных бытовых потребностей человека, например труд в домашнем хозяйстве, нельзя отнести к рабочему времени, но оно не является свободным временем, а детерминировано витальными потребностями индивида. Также и принудительно для индивида организованный досуг нельзя считать свободным временем – оно для данного человека необходимое и детерминировано санкциями семьи, референтной группы и т. п. В соответствии с этим разделением можно полагать, что и досуг может включать несвободное и свободное время, которые регулируются не только желаниями и мотивами самого индивида, но и предъявляемыми к нему требованиями семьи, группы, сообщества и т. п. Поэтому досуговые социальные практики можно разделить на свободные и несвободные, которые могут протекать как в институционализированной, так и во внеинституци-онализированной формах.

Важное место среди досуговых практик занимает потребление как специфическая форма социальной активности [8, с. 352].

Потребление социально-культурных благ занимает значимое место в свободном времени человека, позволяя ему не только повышать свой индивидуальный культурный уровень, развивая собственный духовно-нравственный и бытовой потенциал, но и накапливая трансформированную стоимость продуктов и услуг социально-культурного производства, которые в наибольшей степени содержат символический капитал.

Современная потребительская культура в сфере произведенных социально-культурной отраслью продуктов и услуг социально-культурной деятельности, с одной стороны, представляет собой формирование и поддержание статусной ценности и символического значения приобретаемого предмета или услуги, а с другой стороны – выступает в качестве мощного средства воздействия на инновационные процессы в современном социально-культурном производстве, направляя и профилируя его развитие [9, р. 156; 10].

Производство социально-культурных продуктов и услуг превратилось в разветвленную индустрию, привлекающую капитал, образовавшийся в промышленном и аграрном производстве, трансформирующую его в новые формы стоимости, используемые для удовлетворения потребностей современного человека в продукции социально-культурной деятельности, в том числе рекреационных, материальных и духовных, бытовых и гедонистских потребностей, служит важным источником формирования и приумножения культурного и символического капитала.

Наряду с массовым социально-культурным производством продолжает развиваться индивидуальная производственная деятельность в сфере создания материальных и духовных артефактов, ориентированных как для реализации на рынке, так и для использования в сфере повседневного семейного быта и домашнего хозяйства, а также в качестве способа самореализации творческого потенциала личности в условиях индивидуальной или коллективной деятельности. В этих процессах, несомненно, важную роль играют и культурная, и символическая формы капитала.

Все это позволяет говорить о весьма сложной и многофакторной структуре социальнокультурной деятельности, которая предстает как диверсифицированная сфера индивидуальной и коллективной деятельностной активности в социально-культурной области современной жизни, служит источником генерирования культурного и символического капитала.

В процессе социально-культурного воспроизводства происходит формирование и развитие материального капитала в виде различных арт-объектов, художественных произведений и произведений искусства, предметов повседневного домашнего быта, а также человеческого, культурного и символического капитала.

В этом же году П. Бурдьё в совместной работе с Ж.-К. Пассроном формулирует понятие культурного капитала, которое позднее было развито П. Бурдьё в его известной работе «Формы капитала» [11]. Наряду с культурным капиталом, создаваемым в сфере культурного производства и образования, П. Бурдьё особо выделял роль символического капитала, становящегося в условиях постиндустриального развития решающим фактором в социально-ролевом позиционировании человека в символизирующемся и виртуализирующемся социальном пространстве [12, с. 232].

Развивая положения П. Бурдьё о символическом капитале, Ж. Бодрийяр раскрыл роль символической системы потребления, основанной на использовании символического капитала, выделив интегративную социальную функцию системы символического потребления в современном об- ществе, которая, наряду с нормативно-правовой, осуществляет регулирование социального поведения в рамках общества. Это сложноорганизованная, многоуровневая система, направляющими элементами которой являются социальные ландшафты, номинированные в качестве идеальных образы и бренды, санкционированные ценностно-регулятивные структуры [13]. Современная массовая культура создает множество эталонов, диверсифицированных в соответствии с предпочтениями различных субкультур и означенных с помощью эмоционального капитала [14, с. 91].

В середине нулевых годов к проблеме различных форм капитала обратился отечественный исследователь В.В. Радаев, попытавшийся интегрировать концепты культурного и символического капитала, увязав символизацию культурного капитала с символическим воплощением культурных кодов и социально-статусных позиций в рамках системы социальных коммуникаций [15].

Интегрирующим, дифференцирующим и координирующим основанием современной социально-культурной деятельности является система социальных коммуникаций. Именно благодаря дифференцирующим и маркирующим свойствам социальных коммуникаций современное социально-культурное пространство обладает важнейшим свойством – гетерогенностью, определяющейся разнообразными дискурсивными социальными практиками индивидов, образующих различные субкультуры [16]. В рамках этих субкультур люди выступают в качестве носителей различных социальных ролей и репрезентируют различные ценностные ориентации, выступая в качестве создателей и распространителей разнообразных символически подкрепленных ценностно-смысловых моделей поведения.

Ядром ресурсов воспроизводства в социально-культурной области выступает символический капитал. Символический капитал непосредственно зависим как от символического в культурном наследии, так и от символического, заключенного во внешнем социально-культурном контексте, в котором происходит номинирование и оценка его символического содержания. Эволюция этого контекста и социально-санкционированных морально-нравственных ценностей, составляющих аксиологические основания данного социума в целом и его социальных полей в различных сферах человеческой деятельности – социально-экономической, социально-политической и социально-культурной в частности, во времени предопределяет возможности сохранения, возрастания и снижения стоимости символического капитала.

Ссылки:

• 1.    Лапин Н.И. Социокультурный подход и социетально-функциональные структуры // Социологические исследования. 2000. № 7. С. 3–12.

• 2.    Лапин Н.И. Социокультурная трансформация России: либерализация versus традиционализация // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. Т. 3, № 3. С. 32–39.

• 3.    Давыдов В.В., Громыко Ю.В. Теория деятельности и социальная практика [Электронный ресурс] : докл. на III Междунар. конгрессе по теории деятельности. URL: http://www.situation.ru/app/j_art_973.htm (дата обращения: 24.04.2015).

• 4.    Волков В. О концепции практик(и) в социальных науках // Социологические исследования. 1997. № 6. С. 9–24.

• 5.    Коржева Э.М. Актуальные проблемы свободного времени в интерпретации французских социологов // Франция глазами французских социологов. М., 1990. С. 218–231.

• 6.    Sorokin P.A. The Basic Trends of Our Time. New Haven, 1964.

• 7.    Ильин В.И. Потребление как дискурс : учеб.-метод. пособие. СПб., 2008.

• 8.    Радаев В.В. Экономическая социология. М., 2005.

• 9.    Chaney D. Lifestyles. London, 1966.

• 10.    West M.A. Creativity and innovation at work // Innovative theories, tools, and practices in work and organizational behavior / M. Vartiainen, F. Avallone, N. Anderson (eds.). Kirkland, 1999. P. 1–14.

• 11.    Bourdieu P. The Forms of Capital // Handbook of Theory and Research for the Sociology of Education / J. Richardson (ed.). New York, 1984. Р. 241–258.

• 12.    Бурдьё П. Социология социального пространства. СПб. ; М., 2005.

• 13.    Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995. С. 34–93.

• 14.    Валевич Е.С. Феномен массы в переходный период общественного развития: методологический анализ : дис. … канд. филос. наук. Омск, 2008.

• 15.    Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертация // Экономическая социология. 2002. Т. 3, № 4. С. 20–32.

• 16.    Фуко М. Порядок дискурса // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996. С. 48–96.