Синтагма и сегментация устной спонтанной речи

В ходе исследования алгоритмов восприятия устной неподготовленной речи неизбежными оказываются вопросы о том, какими порциями (единицами) говорящий программирует речевые фрагменты, какими порциями они реализуются, а также о том, с речевыми единицами какого объема работает слушающий.

До недавнего времени такой единицей считалась синтагма .

В работе Ф. де Соссюра синтагмой называется сочетание слов, которые, «соединяясь друг с другом, вступают между собою в отношения, основанные на линейном характере языка, исключающем возможность произнесения двух элементов одновременно» [Соссюр 1999 (1916): 123]. Данное определение очевидным образом не предполагает никаких ограничений на количе- ство вступающих в такие отношения слов; синтагма может быть сколь угодно длинной, и, соответственно, одна синтагма может содержать несколько (теоретически – неограниченное количество) тех самых единиц порождения высказывания.

С точки зрения А. А. Реформатского, синтагма представляет собой «сочетание двух членов, связанных тем или иным отношением с неравноправной направленностью членов, где один член является определяемым, а другой – определяющим» [Реформатский 1996 (1967): 173]. Членами таких сочетаний могут выступать не только слова и «словосочетания, выступающие как один член» (например, белый хлеб или работает спустя рукава ), но и морфемы, а также их комбинации (например, водо-воз , дом-ик ) [там же]. В

этом случае, с одной стороны, одним термином («синтагма») называются элементы (явления), не сопоставимые грамматически и семантически, а с другой - одна единица порождения речевого высказывания может содержать несколько подобных синтагм.

Отметим, что оба упомянутых выше определения, по нашему убеждению, являются следствием анализа письменных текстов, структуры их единиц и отношений между ними, однако едва ли соотносимы с описанием процессов порождения и восприятия устной речи.

Применительно к последней, точнее, к процессу ее порождения, термин «синтагма» впервые использовал Л. В. Щерба в работе «Фонетика французского языка» [Щерба 1953 (1937)]. Автор знакомит читателей с таким явлением французской речи, как ритмическая группа - последовательность слов, объединенных единым ударением, которое «ставится на последнем слоге последнего слова» [там же: 83]; такая группа, по мнению автора, выражает «в процессе речи единое смысловое целое» [там же]. Однако в некоторых случаях (например, при инверсии неодносложного определяющего и определяемого слов) смысловое единство, представленное несколькими ритмическими группами, может нарушаться. Тогда ритмические группы объединяются за счет «легкого усиления последнего ритмического ударения» и «выразительной интонации» [там же: 86]. Далее Л. В. Щерба пишет: «…это фонетическое единство, выражающее единое смысловое целое в процессе речи-мысли и могущее состоять как из одной ритмической группы, так и из целого ряда их, я называю синтагмой » [там же]. Согласно всему сказанному выше синтагма представляет собой набор ритмических групп с модифицированным ударением на каждой непоследней группе. Л. В. Щерба указывает и на то, что в разговорной речи несколько ритмических групп, «выражающих единое смысловое целое», могут объединяться в одну, сохраняя ударение на гласном последнего слова конечной группы [там же: 86-87]. Следовательно, «щербовская» синтагма может состоять из нескольких ритмических групп только в условиях отчетливого речепорождения; в ситуации же спонтанного говорения границы между ритмическими группами внутри синтагмы стираются и последняя становится эквивалентна одной ритмической группе, выражающей единое смысловое целое, с ударением на конечном слоге последнего слова. Таким образом, в рамках описания естественной неподготовленной речи понятие «синтагма», дублирующее понятие «ритмическая группа», в качестве термина становится излишним.

Несмотря на это, данный термин активно используется авторами отечественных работ, применяющими его при изучении «интонационносмысловых единств» [Буланин 1970: 169]. Однако необходимо сразу отметить, что большинство исследований, в которых встречается термин «синтагма», было проведено на материале прочитанных вслух текстов (например: [Светозарова 1982] и др.). Это значит, что порождение речи говорящим в данном случае ограничивалось перекодированием буквенного описания в последовательность артикуляторных команд и порождением акустического сигнала. Смысловое и синтаксическое единство задавалось читаемым текстом, а не высшими уровнями когнитивной системы носителя языка, которые с необходимостью включаются в процесс речепорождения в ситуации естественного речевого общения.

Более того, неопределенными оказываются сами принципы выделения синтагм. Л. Л. Буланин называет синтагмой «интонацион-но-смыслов[ое] единств[о], возникающ[ее] в процессе речи и являющ[ее]ся составн[ой] част[ью] фраз или отдельн[ой] фраз[ой]» [Буланин 1970: 169]. Термин «фраза» автором не разъясняется; из текста становится понятным лишь то, что эта единица по своей структуре оказывается сложнее синтагмы, т.е. иерархически находится выше, что вполне соответствует определению, данному Л. В. Щербой: фраза - «законченное целое, которое может состоять из группы синтагм, но может состоять и из одной синтагмы, и которое нормально характеризуется конечным понижением тона» [Щерба 1953 (1937): 87].

Л. Л. Буланин отмечает, что «отрезки», на которые членится речевой поток, - «это осмысленное сочетание слов», образующих «определенные синтаксические конструкции: группу подлежащего, группу сказуемого», «границы между такими отрезками обозначаются паузами» [Буланин 1970: 169]. Таким образом, синтагма в указанной работе представлена в качестве межпаузального интервала, однако необходимо учесть авторское примечание о том, что «за основу взято не естественное свободное говорение, а чтение написанного текста или отдельных фраз» [там же: 171]. Несмотря на то что Л. Л. Буланин понимает разницу между живой разговорной речью и прочитанной, представленные им результаты анализа последней не могут использоваться при описании особенностей спонтанного речевого потока без дополнительного исследования.

В работе М. В. Гординой синтагма определяется как «минимальн[ая], основн[ая] интонаци-онн[ая] единиц[а], т.е. так[ая] часть предложения (или шире - потока речи), которая содержит ос- новные интонационные характеристики» [Гордина 1973: 159]. Далее следует дополнение: «синтагма – это цепочка слов, связанная единым интонационным рисунком» [там же: 159]. Под интонационными характеристиками, значимыми с лингвистической точки зрения, автором подразумеваются следующие суперсегментные признаки: изменение высоты основного тона, т.е. мелодика (или интонационный/мелодический рисунок), темп, паузы. С помощью мелодического рисунка, по мнению М. В. Гординой, выражается фонетическое единство синтагмы; показателем смены одного мелодического рисунка другим названы «своеобразные мелодические изменения» [там же], суть которых в работе не раскрывается. Роль темповых особенностей в процессе сегментации речевого потока описана кратко: «конец ее (синтагмы. – О. Р., Е. Р.) характеризуется некоторым замедлением (т.е. увеличением длительности звуков)» [там же]. Паузы, как отмечает автор, возможны между двумя синтагмами, однако они нередко отсутствуют в месте синтагматической границы и, таким образом, не являются ее «основным показателем» [там же: 159].

М. В. Гордина указывает на то, что принципы сегментации речи «лежат за пределами фонетики» и основываются на смысловых отношениях [там же: 160]. С точки зрения автора, членение речевого потока осуществляется говорящим согласно тем смысловым нюансам, которые субъекту речи необходимо выразить в своем высказывании. Тем не менее в работе не указывается, каким образом говорящий маркирует осуществленное им смысловое членение, которое должно быть выявлено и распознано слушающим на этапе восприятия того или иного речевого фрагмента.

В целом, в отечественной лингвистической литературе с точки зрения формы синтагма описывается достаточно расплывчатыми терминами: «интонационно оформленный отрезок речи» [Буланин 1970: 171], отрезок речи, имеющий «специфическое интонационное оформление» [Бондарко 1977: 161] и т.п. Такие определения не помогают прояснению вопроса о том, где завершается синтагма, что было бы важно для слушающего, если при восприятии речи он работает с единицами именно такого «размера».

Отметим, что и в работе Л. В. Щербы указывается на то, что «после синтагмы пауза и вдох возможны, но вовсе не обязательны» [Щерба 1953 (1937): 86]. Если предположить, что слушающий оперирует при восприятии теми же фрагментами речи, что и говорящий в процессе программирования своего высказывания (т.е. единицами, выражающими единое смысловое целое), то синтагмы, следующие друг за другом, должны каким-то образом разграничиваться субъектом речевосприятия. Пауза и вдох не всегда могут выступать маркерами конца одной и начала следующей синтагмы, так как их может и не быть. Во французской разговорной речи конец синтагмы, вероятно, определяется с помощью ритмического ударения, указывающего на то, что после ударного слога будет проходить синтагматическая граница. Но это предположение справедливо только для французского языка. Применительно к русскому языку во многих исследованиях [Ударение… 1973: 61–62; Бондарко 1977: 160–161; Бондаренко 1978: 43–44; Касевич и др. 1990: 102–107; Вольская, Степанова 2005: 19–20 и др.] речь ведется о синтагматическом ударении, реализующемся на ударном гласном последнего слова, которое и является конечным элементом синтагмы. Однако есть данные, что синтагматическое ударение не всегда приходится на последнее слово [Качковская 2015: 55], что не позволяет придать этому признаку статус пограничного маркера. К тому же синтагматическое ударение реализуется на ударном слоге (гласном), и, следовательно, оно может указывать на последний ударный слог в синтагме, но не может быть маркером ее конца.

Показателем границы некоторые исследователи называют также резкое «изменение линии деклинации», отмечая, что «о начале нового речевого отрезка свидетельствуют различия в тональном уровне первого ударного слога в сопоставляемых синтагмах» [Вольская и др. 2005: 23]. Авторы не комментируют данное утверждение, оставляя неясным, начальный ударный слог какой синтагмы – первой, второй или обеих – имеется в виду, а также то, с чем этот слог необходимо сравнивать для выявления «различия в тональном уровне». Кроме того, авторы указанной статьи, обращаясь к термину «синтагма», отмечают: «Для нас синтагма – это минимальная, основная интонационная единица» – и далее в качестве дополнения к определению цитируют работы [Гордина 1973: 159; Ударение… 1973: 61–62]. Однако в первоисточниках приведенные фрагменты представлены в следующих контекстах:

« с внешней формально-фонетической стороны (выделение наше. – О. Р., Е. Р. ) синтагма – это цепочка слов, связанная единым интонационным рисунком; членение потока речи на синтагмы достигается, с одной стороны, интонационным объединением внутри синтагмы, с другой – особым интонационным оформлением границы синтагмы», а также

«синтагма с фонетической точки зрения (выделение наше. – О. Р., Е. Р.) может быть определена как отрезок потока речи, заключенный между двумя паузами и характеризующийся усилением ударения на ударном слоге наиболее важного по смыслу слова (т.е. синтагматическим ударением) и объединяющей мелодикой» [Ударение… 1973: 61–62].

С одной стороны, из этого следует, что в работе [Вольская и др. 2005] синтагма рассматривается только как формальная единица, являющаяся результатом сегментации потока речи с опорой на акустические параметры речевого сигнала без обращения к семантическому аспекту. Однако сугубо формальный (фонетический) подход к членению речи является необоснованным и, с точки зрения слушающего, бессмысленным; кроме того, игнорирование смыслового компонента противоречит позиции Л. В. Щербы, в работах которого значимость «единого смыслового целого» [Щерба 1953 (1937): 83; см. также: Гордина 1973; Бондарко 1977 и др.] очевидна.

С другой стороны, обращение к определению, представленному в [Ударение… 1973: 61–62], указывает на то, что Н. Б. Вольская и С. Б. Степанова понимают синтагму как межпаузальный интервал, однако в рамках своего исследования делают попытку найти синтагматическую границу там, где паузы нет: «отсутствие паузы не мешает членить отрезок звучащей речи на фразы, а фразы – на синтагмы» [Вольская, Степанова 2005: 18]. В качестве примера авторы приводят следующий речевой фрагмент:

• ( 1) «77 Да. / У меня были куча разных животных в детстве // 78 У меня были хомяки /(пауза 198мс) потом у меня был кролик /(пауза 570мс) собака / черепахи. /²» [Вольская, Степанова 2005: 18].

В целом, рассмотренные исследования подтверждают отсутствие четко сформулированного определения термина «синтагма», что исключает единство в толковании данного явления. Неочевидными применительно к русской спонтанной речи оказываются также критерии проведения границ и объем синтагмы. В связи с этим синтагму нельзя считать единицей речеобразования.

Необходимо обратить внимание на терминологическое многообразие, которое наблюдается в зарубежной литературе: исследователи используют различные термины для обозначения речевых фрагментов, которые характеризуются семантико-интонационным единством.

Основная интонационная единица, объединяющая слова и подобные им элементы речи, в [Levelt 1989] названа интонационной фразой . Эта единица считается первичной при анализе значения, и именно на ней реализуется выбранный говорящим мелодический контур

[Pierrehumbert, Hirschberg 1990: 271]. У. Чейф также обращается к интонационной единице, интерпретируя ее как «выражение информации в активном сознании» («the expression of information in active consciousness») [Chafe 1994: 6]. Х. Кларк и Дж. Три, в свою очередь, определяют такую единицу как отрезок речи, объединенный общим интонационным контуром [Clark, Tree 2002: 93].

М. Сэлтинг в [Selting 1996, Selting 2000] рассматривает смену реплик в диалоге или полилоге и предпринимает попытку объяснить, каким образом слушающий определяет, что реплика говорящего завершена, для того, чтобы начать свое высказывание. С этой целью в его работах анализируются минимальные составляющие реплики , т.е. единицы, образованные с помощью синтаксических и просодических средств в рамках семантического и прагматического контекста [Selting 2000: 477].

В [Degand, Simon 2005] на материале французского языка выделяется два вида единиц в рамках дискурса: понятийные, соответствующие понятийному содержанию дискурса, индивидуализированному в форме идей, и стратегические, зависящие от ситуации дискурса и конструирующие шаги, с помощью которых планируются «идеи», выражаемые говорящим/пишущим. Эти идеи реализованы в форме интонационных или пунктуационных единиц и названы минимальными дискурсивными единицами .

В более раннем исследовании [Carlson et al. 2001] для описания элементарного речевого фрагмента, который может быть выделен в рамках речевого взаимодействия, используется термин « элементарная дискурсивная единица ».

Именно этот термин (возможно, стремясь избежать описанной выше неопределенности термина «синтагма») используют авторы русскоязычной работы [Рассказы… 2009], в которой представлен анализ записей спонтанных устных монологов. Выделение таких единиц опирается в том числе и на четкие смысловые критерии (ЭДЕ описывает одно событие или состояние и синтаксически представлено одной предикацией, или клаузой) [там же: 57]. При этом авторы указывают на несистемное членение паузами того речевого материала, на котором проводилось исследование: «во-первых, ЭДЕ нередко следуют друг за другом без паузы, а во-вторых, паузы встречаются и внутри ЭДЕ» [там же: 59]. Таким образом, если считать единицами программирования клаузы, соответствующие по содержанию одному событию или состоянию и, значит, характеризующиеся смысловой завершенностью, то определение границ таких семантикосинтаксических единиц оказывается невозмож- ным с опорой лишь на особенности их акустической реализации. Межпаузальный интервал может соответствовать одной клаузе, быть ее частью или объединять несколько клауз, что указывает на несовпадение объема единиц программирования и единиц акустической реализации [Рассказы… 2009: 66].

Допуская тот факт, что субъект речевосприя-тия также оперирует минимальными смысловыми единствами, отметим, что в случае членения паузами семантико-синтаксического целого слушающему необходимо восстановить нарушенную целостность. В связи с этим целесообразным может оказаться гипотетическое высказывание Л. П. Бондаренко, согласно которому пауза внутри смыслового единства не должна нарушать мелодическую кривую [Бондаренко 1978: 48]. Однако данное предположение нуждается в проверке, для его подтверждения или опровержения требуются результаты специально проведенного исследования.

Подводя итоги, необходимо отметить, что термин «синтагма» описывает явление, для которого характерна семантико-интонационная целостность и которое, возможно, свойственно прочитанным вслух текстам. Однако в связи с тем, что последние могут отличаться по своей структуре от спонтанного монолога [Светозарова 1982: 98, 103–106], понятие «синтагма» не отражает специфики интонационного оформления смысловых единств, реализуемых в устной неподготовленной речи, и, соответственно, синтагма не может быть названа единицей речевой сегментации.

Engineer

Senior Lecturer in the Department of General Linguistics

Saint Petersburg State University