Сланцевые рудники Поволжья в предвоенный период (вторая половина 1930-х гг.)

Месторождения горючих сланцев в России были известны с XVIII в. В годы Первой мировой войны разрабатывались проекты использования данного вида топлива. Но начать добычу горючих сланцев удалось только в разгар Гражданской войны. Острый топливный кризис позволил быстро перейти от стадии проектов к практической реализации. В 1919 г. началась промышленная разработка обнаруженных залежей горючих сланцев в Петроградской губернии (Веймарнский рудник) и Поволжье (Ундоровс-кий и Кашпирский рудники)1. Затем экономические трудности НЭПа привели к закрытию сланцевых рудников в середине 1920-х гг.

О горючих сланцах снова вспомнили в период первых пятилеток. Массовое строительство новых предприятий сразу же выявило недостаток существующих объемов добычи основных видов топлива (нефти и каменного угля) и перегруженность недостаточно развитой сети железных дорог. Поэтому был взят курс на повсеместное внедрение местных видов топлива. По всей стране уже в 1930–1931 гг. произошло резкое увеличение объемов заготовок дров и торфа2. Поволжье и Ленинградская область располагали, помимо указанных видов местного топлива, еще и крупными месторождениями горючих сланцев. Запасы данного вида топлива в Поволжье действительно впечатляли. На середину 1930-х гг. месторождения в Поволжье (с севера на юг) определялись в размере: Буинское (Чувашия) – около 160 млн. тонн, Ундоровское (севернее Ульяновска) – 400 млн. тонн, Кашпирское (Сызрань) – около 100 млн. тонн, Савельевское (восточнее Саратова,

в 30 км к югу от города Пугачёв) – 460 млн. тонн, Общий Сырт (на границе современных Самарской, Саратовской, Оренбургской областей и Казахстана) – от одного до десяти миллиардов тонн3.

В своих мероприятиях по развитию сланцевой промышленности Советский Союз был не одинок в мире. За границей в первые десятилетия XX века добычу сланцев вела, например, Великобритания (Шотландия; максимальная добыча была достигнута в 1913 г. – 3,3 млн. тонн, в 1933 г. было добыто 1,4 млн. тонн). На рубеже 1920-1930-х гг. определялись следующие объемы ежегодной добычи других стран: Япония – свыше миллиона тонн, Эстония – около 800 тысяч тонн в год, Германия – 540 тысяч тонн, Франция – 80 тысяч. В большинстве стран этот вид полезных ископаемых использовался для химической переработки с целью получения жидкого топлива (Германия, Япония). В Эстонии сланцы применялись в качестве топлива для промышленности, железных дорог и для получения продуктов химической перегонки (светильного газа, смолы)4. По объективным причинам СССР к началу 1930-х гг. не располагал необходимыми производственными мощностями и технологиями для крупномасштабной химической переработки сланцев в горючий газ и сланцевый бензин, как большинство зарубежных стран. Поэтому горючие сланцы в нашей стране в период первых пятилеток использовались для сжигания в специально оборудованных топках в качестве обычного топлива. Только в середине 1930-х гг. вступил в строй Кашпирс-кий сланцеперегонный завод, но объемы его производства были незначительны.

Начало процесса осуществления, выражаясь современным языком, “Большого сланцевого проекта Поволжья” выглядело оптимистичным.

В 1930 г. начал добычу Кашпирский рудник (район города Сызрань Средне-Волжского края). В 1931 г. к Кашпиру присоединились Ундоровский, Захарьевский (Средне-Волжский край, севернее Ульяновска) и Савельевский5 (Нижне-Волжский край) рудники. С 1932 г. в Чувашской АССР началось строительство Буинского рудника6. Велись работы по организации сланцедобывающего предприятия на Общем Сырте.

Но развертывание добычи сланцев в районе Ундор, Кашпира, Савельевки уже в 1931–1932 гг. и строительство Буинского рудника столкнулись с громадным количеством самых разнообразных трудностей. Катастрофический недостаток оборудования и стройматериалов, серьезные проблемы практически во всех аспектах бытовой сферы7 приводили к тому, что рабочих постоянно не хватало, и намеченные планы хронически не выполнялись. Рост добычи шел очень медленно и был несопоставим с запланированным уровнем. Сланцевое топливо почти не внедрялось в топливный баланс региона. В 1933 г. на Ундоровском и Заха-рьевском рудниках из-за отсутствия сбыта сланцев добыча была прекращена. Буинский рудник постепенно превратился в долгострой.

К середине 1930-х гг. постепенно возобладал более практичный подход в решении топливной проблемы региона Поволжья. От попыток решения вопроса наскоком, порывом, в опоре на энтузиазм и административный нажим постепенно начался переход к медленному, постепенному преодолению трудностей, методичной ликвидации “узких мест”. Основными показателями смены курса стали: 1) массовое внедрение новой техники и заметное повышение уровня механизации горнодобывающих и откаточных работ; 2) решение проблемы технологии сжигания и химической переработки сланцев; 3) значительное улучшение вопросов транспортировки сланцетопли-ва потребителям; 4) медленное, постепенное (часто малозаметное), но неуклонное улучшение условий труда и быта рабочих и служащих.

Первые пятилетки стали временем внедрения новой техники . Особенно этот процесс усилился именно во второй половине 1930-х гг. На сланцевые рудники Поволжья стали поступать в заметных количествах отбойные молотки, врубовые машины; на Кашпире с конца 1934 г. подземная откатка вагонеток осуществлялась электровозами. Использование механизмов имело свои проблемы. Оборудование часто выходило из строя, эксплуатировалось с нарушением инструкций и правил техники безопасности. Проверяющие работу рудников инспектора РКИ, инструктора обкомов и дирекция рудоуправлений зачастую возлагали вину на рабочих и служащих, небрежно обращавшихся с механизмами.

У рабочих и инженеров сланцевых рудников был свой взгляд на причины подобного явления. В газетной заметке группа кашпирских шахтеров так характеризовала состояние технического оборудования рудника: “Рудничный транспорт никуда не годится. Стыки рельс не сходятся. Вагонетки не смазаны. Пути проложены вкривь и вкось. Порожняка нет. Обычная картинка в лаве: квалифицированный забойщик бросает кайло и помогает откатчикам катить вагонетки. Вместо одного человека из-за плохих путей ее катят 2–3… Сколько раз мы говорили… что электросверла совершенно изношены, их надо основательно ремонтировать. Положение не изменилось, и немудрено, что вместо 40 бурок за смену мы теперь с трудом делаем 15–20”8. На сланцевых рудниках Поволжья остро проявилась типичная для СССР 1930-х гг. проблема почти полного отсутствия запасных частей для замены выходящих из строя деталей и частей механизмов. На февральском 1937 г. партсобрании Каш-пирского рудника один из выступавших с горечью заявил: “Мы не имеем у себя основных материалов, несмотря на наши заявки… Мы не имеем ни цепей, ни электросверл, ни изоляционных материалов”9. В 1937 г. из двух электровозов на Кашпире работал только один, с производительностью, составлявшей 69% плановой; причинами неудовлетворительной работы электровоза в отчете назывались “отсутствие аккумуляторных батарей и малая мощность динамо-машины для зарядки”10. Но проблемы постепенно решались. К началу 1940-х гг. уровень технической оснащенности Кашпирского рудника значительно вырос, работу электровозов наладили, ежегодно повышалась производительность врубмашин11.

Хуже всего ситуация с использованием техники к концу рассматриваемого периода обстояла на Савельевке, где в 1940 г. из восьми имеющихся врубмашин работали только четыре12. В докладной записке уполномоченного партийного контроля по Саратовской области от 4 мая 1941 г. приводились следующие факты о работе Савельевского рудника: “В первом квартале 1941 года из 13 тяжелых врубовых машин работали 7; из 5 отбойных молотков ни один не работал; из 12 конвейерных приводов работали только 11. Вагонеточным парком рудник обеспечен недостаточно. В шахте №1 вместо 170 вагонеток имеется только 70, в шахте №2 вместо 120 имеется 40 вагонеток”13.

Условия работы в шахтах в некоторых случаях оказывались слишком экстремальными даже для не избалованных излишним комфортом российских людей 1930-х гг. Вот что увидел в феврале 1937 г. на Савельевском руднике, спу- стившись в шахту, сотрудник областной газеты М. Парфёнов: “…рабочие-крепильщики, стоя по колено в воде и грязи, работали в рваных ботинках и рваной спецовке при чрезвычайно холодной температуре. А в это время с потолка и со стен шахты лилась вода. Администрация не находит средств для приобретения сапог, плащей, ссылаясь на отсутствие денег”14. В протоколе слета стахановцев, ударников, ИТР Кашпирско-го рудника от 31 декабря 1937 г. – 2 января 1938 г. отмечалось: “Недостаточно было поставлено снабжение рабочих спецодеждой, в особенности плохо было с получением рукавиц”15. Не отставали в плане плохой организации труда от своих кашпирских коллег и руководители Буинского рудника; в начале 1940 г. при работе под землей в сырых местах шахтерам не выдавали резиновые сапоги, при этом для рабочих на поверхности сапоги у администрации нашлись16.

Традиционными для эпохи первых пятилеток были сложности в вопросе снабжения продуктами и организации общественного питания . Сланцевые рудники, как правило, располагались около небольших населенных пунктов. Поэтому регулярное поступление продовольственных товаров в магазины и ларьки, наличие столовой с удлиненным графиком работы становились для многих рудничных рабочих важным условием нормального режима питания. Необходимо также принять во внимание типичный для 1930-х гг. хронический дефицит ряда продовольственных товаров, которые поступали в торговую сеть нерегулярно, с перебоями. Выступая на февральском 1937 г. партсобрании бригадир стахановской бригады приводил следующие факты: “Общественное питание на руднике никуда не годится: пойдешь обедать, ждешь два часа и не сумеешь пообедать. На пекарне грязь, копоть, хлеб сырой и его недостает; буфетчицу, которая работает на шахте в ларьке, приходится часто рабочим ходить и будить, а вчера у нее был выходной, и рабочие вынуждены были пойти в шахту без хле-ба”¹⁷. Система общепита в 1930-е гг. повсеместно подвергалась критике на самых различных уровнях. Достаточно полистать подшивки газет тех лет. Не стали исключением из общего правила и сланцевые рудники Поволжья. При обсуждении на производственном совещании Кашпирского комбината работы столовой 23 мая 1939 г. выявились те же проблемы, что и поднимавшиеся ранее на партсобрании: “продукты приготовляются невкусно, подача обедов слишком медленная, надо минимум затратить 40–50 минут, пока подойдет официантка”¹⁸. На том же Кашпире недоброкачественный (непропеченный и подгорелый) хлеб стал постоянной темой в рудничной газете¹⁹.

Отдельные моменты в продовольственном вопросе на Савельевке копировали проблемы Кашпира, о чем говорилось на партсобрании 10 января 1937 г.20 Перебои с поступлением продовольствия зафиксированы в архивных документах и весной 1939 г.; так, в частности, управляющий рудником сообщал в обком, что в магазинах на руднике “мясо, масло, яйца, имеющиеся в районе, отсутствуют совершенно”21. Проблемы общественного питания стояли на Савельевке еще острее, чем на Кашпире. Присутствовавший на совещании партийно-хозяйственного актива рудника 6 апреля 1938 г. секретарь Саратовского обкома Калачёв поделился с присутствовавшими своими впечатлениями от столовой: “…зашли туда, где посуду моют, и туда, где пищу готовят… В столовой возмутительные вещи творятся: грязь там, где готовят пищу. Подают колбасу, но не подают вилок, и люди, пришедшие с работы, берут грязными руками эту колбасу. А там, где посуду моют, то в этой воде можно было бы вымыть 5–6 полов, и она не была бы такой грязной”22. Работа столовой в значительной степени так и не улучшилась вплоть до начала войны. В объяснительной записке к годовому отчету Савельевского рудоуправления за 1940 г. имеется фраза: “Совершенно неудовлетворительно было организовано… общественное питание”23.

На строящихся сланцевых предприятиях ситуация была еще хуже. В августе 1940 г. на Озин-ском руднике инструктор обкома Д.Ковалёв увидел следующую картину: “В общей недоделанной столовой в уголке кое-как наспех сделана маленькая столовая, где грязно, тесно, питание плохое и с высокими ценами. В сельпо, кроме черного хлеба, больше ничего нет”24. Более подробно динамику эволюции продовольственной проблемы можно проследить по сланцевому предприятию в Чувашской АССР. В августе 1937 г. комиссия на Буинском руднике констатировала следующее: “Снабжение и торговля на руднике поставлены плохо, хлеба, муки, рису, пшена – ничего нет. Зав-ларьком работает Воронин, снятый за пьянство с должности председателя промартели “Красный строитель”25. Время от времени ситуация незначительно улучшалась, как это произошло, например, осенью 1939 г., когда после поступления в обком жалобы шахтеров и публикации в газете “Красная Чувашия” заметки “Возмутительный случай” Ибресинский райком, получив соответствующие указания от обкома, взял под контроль ситуацию на руднике. Столовая и пекарня были отремонтированы, мука выделена на квартал в достаточном количестве, для рабочего снабжения выделялись картофель, капуста, колбаса26. Но периодические “всплески” пристального внимания обкомов и райкомов к проблемам сланцевых руд- ников могли решить вопрос только на определенный временной промежуток. Общая неблагополучная ситуация в стране с продовольственным снабжением и сложности в подборе профессиональных руководящих кадров всех уровней порождали хронические проблемы, не решавшиеся годами и десятилетиями. Поэтому и на Буинском руднике вскоре все вернулось к прежнему состоянию всеобщего хаоса и тотального дефицита (в 1940–1941 гг. опять начались перебои с мукой, крупой, маслом, картофелем и даже солью)27.

Как видно из приведенных примеров, во многом состояние продовольственного вопроса определялось уровнем профессионализма работников торговли и общепита (то есть не объективными обстоятельствами нехватки продовольствия по всей стране, а субъективными факторами плохой работы конкретных исполнителей на определенных участках). Моральнонравственный и культурный облик работника советской торговли повсеместно стал постоянной темой критических газетных заметок еще в период НЭПа; в 1930-е гг. ситуация не улучшилась. Сланцевые рудники Поволжья не стали исключением из общего правила (в архивных документах упоминаются случаи пьянства и грубости продавцов)28.

Таким образом, продовольственную проблему на сланцевых рудниках решить полностью не удалось вплоть до начала войны. Но при более тщательном анализе всех приведенных выше фактов можно отметить и определенную положительную тенденцию. Если в начале 1930-х гг. продукты в магазины поселков сланцевых рудников могли не завозить месяцами, причем долгожданное поступление могло достигать 30–50% от необходимого количества29, то теперь речь шла уже об отдельных днях, в крайнем случае, неделях. Рабочих и служащих рудников теперь уже не устраивали нарушение технологии выпечки хлеба, недостаточный ассортимент продуктов в магазине, скудный выбор блюд и медленное обслуживание в столовой. И хотя, безусловно, по меркам сегодняшнего дня ситуация с питанием людей в рассматриваемый период была ужасающей, нельзя отрицать наличия в течение второй половины 1930-х гг. определенных сдвигов к лучшему.

Жилищные условия на сланцевых рудниках, как и продовольственный вопрос, были постоянным объектом критики со стороны работников рудников и приезжающих с проверками инструкторов обкомов, корреспондентов газет. Следует отметить, что на рудниках очень долго сохранялись землянки, которые начали строить в начале 1930-х гг. из-за катастрофической нехватки жилого фонда. В конце 1936 г. на Саве- льевском руднике 2178 человек (рабочие и члены их семей) жили в коммунальных домах, 1144 – в полуземлянках30.

Традиционной проблемой жилья 1930-х гг. было наличие в них насекомых-паразитов. Особенно сильно это проявлялось на строящихся сланцевых предприятиях. В докладной записке от 30 августа 1937 г. по результатам обследования Буинского сланцевого рудника отмечалось: “В общежитиях клопы. Даже во время собрания 28 августа с.г. члены президиума друг с друга ловили клопов и карандашом на столе давили их”. В 1940 г. здесь в этом отношении почти ничего не изменилось; в докладной записке, направленной в Ибресинский райком инструктором райкома и председателем райплана, констатировалось: “В общежитиях клопы и неблагоустроенность”31. Побывавший на строительстве Озинских сланцевых рудников в январе 1941 г. корреспондент саратовской газеты “Коммунист” С.Бутылин был поражен особым даже для человека той эпохи “комфортом” проживания: “Во втором общежитии громадное количество клопов. Живущий в этом же бараке комендант Евграфов… не принимает никаких мер к их уничтожению…”32

Кроме насекомых-паразитов существовали и другие сложности. Комиссия, обследовавшая строительство Буинского рудника в августе 1937 г., в своем заключении приводила факты отсутствия постельных принадлежностей у отдельных рабочих на протяжении нескольких месяцев. Кроме того, указывалось, что “в общежитиях грязь, помещения к зиме не приспособлены, воды кипяченой нет”33. Зимой 1934–1935 гг. корреспондент журнала увидел состояние жилых помещений Кашпирского рудника в следующем виде: “Многие общежития и квартиры не имеют до сего времени вторых рам, в ряде же комнат отсутствуют не только вторые рамы, но и стекла в первых рамах. Отверстия залеплены газетой или забиты фанерой… Потолки не промазаны и не засыпаны, поэтому во время буранов через отверстия около печей наметает снег. В коридорах, как правило, нет света. В большинстве квартир грязь, антисанитария. Углы и печи изобилуют огромным количеством тараканов, стены и кровати богаты клопами. Не у всех есть матрацы и постельные принадлежности – на кроватях грязные дерюги. В квартирах рубят дрова и сланец, разрушая полы зданий. Лестницы и коридоры не убираются. Полы в комнатах грязные. Мусор неделями не убирается. Топливо не подвозится. В квартирах холод, печи не имеют задвижек и дверок. Много детей болеет”34.

Проблемы жилищной сферы в период первых пятилеток так и не удалось полностью решить. Так, в частности, в протоколе совещания хозяйственного актива Кашпирского рудоуправления от 1 февраля 1941 г. по итогам работы за 1940 г. в качестве одной из причин невыполнения плановых показателей называлось “неудовлетворительное состояние жилищно-бытовых условий, недостаток жилищ для семейных рабочих, плохое снабжение топливом… и неудовлетворительное проведение ремонта жилищ”35.

Благоустройство рабочих поселков также имело свои проблемы. Наиболее серьезной из них стало наличие значительных залежей сланцевой золы, образовывавшейся в большом количестве от сжигания данного вида топлива в домашних печах. В наибольшей степени от невывезенной сланцевой золы страдали наиболее крупные Каш-пирский и Савельевский рудники. Попытки решить вопрос периодически предпринимались; так, в частности, к 1 мая 1935 г. на Савельевке использовали около 9 тысяч тонн золы для устройства специальных зольных тротуаров протяженностью около 4-х тысяч метров; кроме того, поселок был озеленен³⁶. Но, судя по сохранившимся архивным документам, этих мероприятий хватило ненадолго. Заведующий облкомхозом в докладной записке в облисполком (получена 13 июля 1937 г.) обращал внимание на ряд проблем Саве-льевки: “Поселок почти не имеет зелени и хотя бы профилированных дорог. Зола, после сжигания сланцев в жилищах, выбрасывается прямо на улицу. Все это вместе взятое при малейшем ветре вызывает тучу пыли”³⁷. Как будто то же самое место описывает корреспондент газеты в заметке 1936 г. про поселок Кашпирского рудника: “На всей территории рудника, завода и поселка нет ни одного деревца, сквера, газона, клумбы. Зелень не радует там человеческий глаз. Зато всюду кучи сланца, породы, мусора, грязи…”³⁸.

Но, несмотря на все перечисленные недостатки, по сравнению с первой пятилеткой состояние жилищной сферы во второй половине 1930х гг. по ряду параметров улучшилось. Во-первых, удалось постепенно создать определенный жилищный фонд, обеспечив жильем основную массу рабочих. Во-вторых, постепенно (хотя и очень медленно) повышалось качество жилья: улучшилась конструкция домов (уже не строились бараки из низкосортной древесины с промерзающими стенами, как в начале 1930-х гг.), более качественно и регулярно стал проводиться ремонт. В документах конца 1930-х гг. уже не встречаются фразы типа “жить в бараках почти невозможно” и “проживание в бараках на Кашпире чрезвычайно опасно для здоровья”, как это констатировалось ревизионной комиссией, обследовавшей Кашпирский рудник в 1931 г.39 Кроме того, развивалась инфраструктура рудничных поселков. В годовом отчете “Союзсланца” за 1936 г. указы- валось, что “на всех рудниках развернули работу прачечные и бани”. В отчете Савельевского рудоуправления за 1940 г. отмечалось: “…имею-щиеся баня и парикмахерская своей пропускной способностью в отчетном году удовлетворяли запросы трудящихся”40.

Результатом плохих бытовых и производственных условий стала текучесть кадров на сланцевых рудниках. Внештатный инструктор Куйбышевского крайкома в докладной записке 4 октября 1936 г. приводил следующие данные по текучести на Кашпирском руднике: “…так, например, по шахте за 1-й квартал убыло 336 человек, за 2-й квартал – 469 человек, за июль месяц – 128 и за август – 217 человек”⁴¹. Побывавший на Савельевском руднике сотрудник газеты в своей докладной записке приводил следующие показатели: в III квартале 1936 г. прибыло 201 человек, убыло 119, в IV квартале прибыло 528 человек, убыло 482⁴². Рабочих хронически не хватало. В объяснительной записке к годовому отчету “Со-юзсланца” за 1937 г. отмечалось, что Савельевская шахта была обеспечена рабочей силой только на 60,6%⁴³. На строящемся Озинском руднике летом 1940 г. находилось 237 человек (вместо 415 по плану), при этом за первое полугодие было принято на работу 159 человек, а уволено 178 че-ловек⁴⁴. Всесоюзный журнал сланцевой промышленности писал по этому поводу: “Вредное влияние такой большой текучести на производственную работу рудника не нуждается в объяснениях: незнакомый с рудничной жизнью и непривычный к подземной работе рабочий, в большинстве случаев вчера только пришедший из колхоза и начинающий квалифицироваться и повышать свою производительность, после 2–3 месяцев пребывания на руднике заменяется новою волною новичков, которым заново приходится акклиматизироваться и обучаться” ⁴⁵.

При анализе результатов производственной деятельности рудников в первую очередь явно бросается в глаза слишком медленный рост добычи данного вида топлива, точнее, почти полное отсутствие такового. В 1935 г. Кашпирский рудник добыл 160,5 тысячи тонн, Савельевский – 78,5 тысячи тонн сланца. В 1936 г. эти показатели составили 200,6 и 66,8 тысячи тонн соот-ветственно⁴⁶. К концу рассматриваемого периода добыча по Кашпирскому руднику только незначительно превысила уровень двухсот тысяч тонн в год (215,6 тысячи тонн в 1939 г., 201,3 тысячи в 1940 г.), на Савельевке этот показатель остался на уровне семидесяти тысяч (72 тысячи в 1939 г., 78,5 тысячи тонн в 1940 г.)⁴⁷.

Не удалось до войны вывести на проектную мощность Буинский рудник (2,7 тысячи тонн сланца в 1939 г. вместо запланированных 38 ты- сяч и 21,7 тысячи тонн в 1940 г. вместо 46 тысяч плановых)48. Озинский рудник должен был начать добычу сланца в 1940 г., но осуществить это не удалось даже в 1941 г. (затем, в последующие годы, трудности военного периода затормозили пуск данного предприятия еще на несколько лет).

Как и в период Гражданской войны, серьезной проблемой продолжало оставаться потребление сланца (доставка потребителям и сжигание) . Во многом незначительный масштаб применения сланцевого топлива в Поволжье начала 1920-х гг. и кризис сбыта сланцевых рудников 1922–1923 гг. были обусловлены именно сложностями доставки этого топлива потребителям. Железных дорог в районе сланцевых рудников до 1922–1923 гг. не было, сланец транспортировался баржами в период навигации по Волге. В 1930-е гг. география размещения сланцевых рудников в Чувашии и Саратовской области изначально снимала эту проблему: Буинский рудник располагался вблизи одноименной железнодорожной станции, Са-вельевка находилась в районе станции Рукополь Рязано-Уральской железной дороги, строящийся Озинский рудник был заложен около станции Озинки той же железной дороги. Значительным успехом в деле решения транспортного вопроса в Средне-Волжском крае стала постройка железнодорожной линии Сызрань – Кашпир протяженностью 44,5 км (введена в строй к 7 ноября 1934 г.)⁴⁹. Крупное месторождение сланцев – Общий Сырт – на границе Саратовской области и Казахстана в 1930-е гг. так и не начали эксплуатировать (несмотря на многочисленные проекты экономистов в начале 1930-х гг.) во многом из-за значительной удаленности (80 км) от ближайшей станции железной дороги⁵⁰.

После решения транспортной проблемы все основные трудности в сфере использования сланцев сосредоточились в области технологии их сжигания. Горючие сланцы традиционно характеризовались исследователями того периода как низкокалорийное топливо. Теплотворная способность сланцев определялась различными исследователями в границах от 1200 до 2600 ка-лорий51. Для сравнения: эти показатели для другого местного топлива в Поволжье – торфа – колебались на наиболее крупных месторождениях в Саратовской, Куйбышевской областях и в Чувашии от 2300 до 4600 калорий (в среднем примерно 3200)52. Теплотворная способность торфа примерно соответствует сухим дровам. Поэтому изначально при массовом развертывании в Поволжье с начала 1930-х гг. заготовок дров и торфа у горючих сланцев при прочих равных условиях были более слабые позиции. Ситуация усугублялась тем, что сжигание сланца требовало топок особой конструкции, при кото- рой осуществлялись хороший поддув воздуха (иначе горение прекращалось) и периодическое удаление накопившейся золы (зольность сланцев колебалась в границах от 45% до 65%, то есть примерно половина от массы топлива уходила в отходы). Окончательно конструкции сланцевых топок были доработаны только во второй половине 1930-х гг., когда данный вид топлива в Поволжье уже был достаточно сильно скомпрометирован неудачными попытками его сжигания в топках обычной конструкции. После решения вопроса с топкой для предприятия неумолимо возникала проблема вывоза быстро накапливающихся запасов сланцевой золы.

Руководители промышленных предприятий и учреждений Поволжья, быстро увидевшие все сложности применения сланцевого топлива, заняли за редким исключением позицию категорического его неприятия. Чаще всего внедрение в отопление ненавистных для местных хозяйственников сланцев им удавалось парализовать затягиванием процесса переоборудования старых и установки новых топок. Иногда предприятия отказывались брать низкокалорийный, загрязненный пустой породой сланец53. В период первой пятилетки по Средне-Волжскому краю удалось разместить по потребителям в 1931 г. из 72 тысяч тонн добытых сланцев только 39 тысяч, в 1932 г. из 119 тысяч тонн – 63 тысячи54.

Даже если потребитель находился и сланцы для него имелись в достаточном количестве, это еще не означало полного решения вопроса для обеих сторон. Могли возникнуть и возникали сложности с железной дорогой. Работник промышленного отдела Куйбышевского крайкома Ф.Романов, посетивший по заданию завотделом в конце 1936 г. Кашпирский рудник, сообщал в своей докладной записке, что вместо запланированной ежемесячной отгрузки 460 вагонов вывозится только 6055. В 1940 г. план отгрузки потребителям кашпирского сланца был выполнен только на 64,4%56. Долго лежащий под открытым небом сланец начинал постепенно портиться (крошиться, терять калорийность), что вызывало серьезные нарекания использовавших его предприятий и организаций.

Но, несмотря на все трудности, сланцевое топливо постепенно внедрялось в топливный баланс региона. С начала 1930-х гг. путем административного нажима на отопление сланцем перевели только в городе Сызрани 1112 голландских печей и плит организаций (здравотдел, гороно, Дом колхозника и другие) и 1388 печей жилых домов57. Уже в середине 1930-х гг. на нем работали в городе Куйбышеве железнодорожный ремонтный завод (Сажерез), толево-рубероидная фабрика, завод киноаппаратуры (КинАп), швейные фабрики №1 и №2, кирпичный завод №4 и мельница №5; во второй половине 1930-х гг. к этому перечню добавились еще алебастровые заводы. Крупным успехом стал перевод в 1937 г. на горючие сланцы крупнейшего их потребителя в Поволжье – Саратовской ТЭЦ, которая использовала как савельевские, так и кашпирские сланцы58.

Подводя итоги деятельности сланцевых рудников Поволжья во второй половине 1930-х гг., можно констатировать как несомненные успехи, так и серьезные недостатки в их работе. В середине 1930-х гг. в Поволжье функционировали два сланцевых рудника: Кашпирский в Куйбышевской области и Савельевский в Саратовской области. К концу рассматриваемого периода вошел в строй третий сланцевый рудник Поволжья – Буинский (в Чувашии) и велось строительство еще одного – Озинского (в Саратовской области). Возрос уровень механизации работ по добыче сланца. К рудникам были подведены железнодорожные ветки, что позволило решить вопрос транспортировки сланцев в принципе. Постепенно разрабатывались и внедрялись новые усовершенствованные конструкции сланцевых топок, потребители привыкали к новому виду топлива. Значительным достижением стал перевод в 1937 г. Саратовской ТЭЦ на сланцевое топливо. Удалось начать использование сланцевой золы для производства строительных материалов. Таким образом, налицо был явный прогресс в реализации общего курса руководства страны на повсеместное внедрение местных видов топлива и активное использование горючих сланцев в Поволжье.

Но наряду с достижениями следует отметить серьезные проблемы сланцевой отрасли в стране и Поволжье. Проекты начала 1930-х гг. о ежегодной добыче в Поволжье горючих сланцев на уровне миллионов тонн остались мечтами59. Несмотря на многочисленные прогнозы и рекомендации специалистов сланцевого дела, в предвоенный период так и не приступили к освоению наиболее крупного месторождения горючих сланцев Поволжья и страны в районе Общего Сырта. Прекратилась добыча на Ундоровском месторождении. Не удалось полностью решить проблемы создания благоустроенного жилья для рабочих, снабжения продовольствием и общественного питания. Руководители на местах не смогли достаточно твердо и последовательно провести в жизнь установки начала 1930-х гг. о приоритетном развитии в регионе именно добычи сланцев с сокращением потребления древесного и дальнепривозного угольного и нефтяного топлива. Тем самым был упущен неплохой шанс обеспечить для Куйбышевской и Саратов- ской областей в годы войны стабильную местную топливную базу.