Слово "надлежит" в составе императивной формулы в тексте "устава воинскаго" 1716 года

Книжный характер безличного глагола «надлежит» отмечается многими словарями современного русского языка.

НАДЛЕЖА́ ТЬ , -жи́ т; ( неопр. не употр. ); безл., несов., кому-чему, с неопр. Книжн . Должно, нужно, следует. [Иван Кузмич] сказал мне: – Эх, Петр Андреич! надлежало бы мне посадить тебя под арест. Пушкин, Капитанская дочка. Вольнонаемной команде надлежит утром получить в управлении порта расчет. Л. Соболев, Топовый узел¹.

Возможно, именно по причине своей стилистической маркированности безличный глагол «надлежитъ» не входит в ядро лексических модификаторов, эксплицирующих значение необ- © Садова Т. С., 2021

ходимости / обязательности в современных деловых текстах. Последовательно отмечается, что он находится в так называемой «переходной зоне от центра к периферии микрополя необходимости в русских официально-деловых текстах» [4: 14].

В «Уставе воинском» 1716 года, напротив, императивные формулы с модальным модификатором «надлежитъ» употребляются весьма активно: они зафиксированы в 141 контексте, что в сравнении с формулами, включающими другие лексические экспликаторы того же модального значения, – число довольно значительное. Так, очевидно ожидаемый в рассматриваемом значении модификатор «должен» встречается в 87 контекстах, «долженствует» – в 39 контекстах, «надобно» и «повинен» – в 7 и 6 соответственно.

О МНОГОАСПЕКТНОСТИ ИССЛЕДОВАНИЯ ИМПЕРАТИВНОЙ СЕМАНТИКИ

ДЕЛОВОГО ТЕКСТА XVIII ВЕКА

Столь активное использование безличного глагола «надлежит» в качестве экспликатора значения необходимости / обязательности привлекает внимание по нескольким причинам. Во-первых, совершенно ясно, что жанр военного устава (любого времени) требует использования формул с императивной семантикой, однако очевидно и то, что способы ее речевого выражения уже к XVIII веку были весьма разнообразны – как в грамматическом, так и лексико-стилистическом планах (см., напр.: [11], [19]). Следовательно, предпочтение «надлежит» на фоне других лексических модификаторов значения необходимости / обязательности должно иметь серьезные основания – и с точки зрения функциональносемантической, и сугубо прагматические. Во-вторых, безличный глагол «надлежит» имеет не отчетливо ясную историю семантических преобразований в связи с его исходной внутренней формой. Уже при начальном рассмотрении становится ясно, что она содержит идею над-лежания или нависания (‘нахождения над чем-либо’), напрямую выраженную в значении личного глагола «надлежать», зафиксированном в словаре древнерусского языка И. И. Срезневского:

Надълежати – лежать на чем, над чем, Ѥсть бо мала гора надълежащи надъ мона-стырьмъ тѢмь. Нест. Жит. Феод. 23².

Значение же безличной формы того же глагола («надлежит») ‘должно, нужно, следует’ представляется не вполне логичным развитием внутренней формы исходного слова. Неслучайно в этой связи довольно категорично замечание В. В. Виноградова, высказанное им по этому поводу: «Едва ли допустимо генетически связывать с этим глаголом (надлежать. - Т. С .) глагол надлежит в значении ‘следует, должно’» [5: 344–345]. О том же, но уже в связи с современным языком, говорит и М. А. Кронгауз:

«Для глагола “надлежать” едва ли можно говорить о связи с глаголом лежать на синхронном уровне, тем не менее приставка над - и соответствующий корень (с отличным от леж - значением) все же выделяются благодаря сравнению с глаголом подлежать » [9: 94].

Заметим также, что безличный «надлежит» В. В. Виноградов предположительно квалифицирует как кальку с немецкого, причем имеющую явный «отпечаток официально-книжного стиля»:

«Рождается предположение, не появляется ли надлежит в качестве калькированного слепка с латинского или немецкого слова. В Лексиконе Вейсмана (1731) это слово уже отмечено и поставлено в связь с латинским id tibi incumbit и немецким es liegt dir ob» [5: 344–345].

Однако безличный «надлежит», правда, без инфинитива, встречается, по свидетельству В. И. Борковского, уже в деловом языке XVII века [3: 123]. О том же пишет и Л. В. Табаченко в докторской диссертации, посвященной истории приставочных глаголов русского языка:

«С конца XVII в. глагол надлежать употребляется в значении, сохранившемся в современном русском языке: в формах надлежащий – ‘соответствующий, такой, какой нужно’ и надлежит , надлежало – ‘необходимо, следует’»³.

Примечательно и то, что в качестве иллюстраций использования этого слова В. И. Борковский приводит контексты из «Учения и хитрости ратного строения пехотных людей» (1647), предвестника военных уставов XVIII века.

«Важно отметить существенное отличие этого памятника от рассматриваемого Устава 1716 года: его основу составил перевод с немецкого языка известного труда И. Я. фон Вальхаузена “Kriegskunst zu Fuss”» [7: 15].

Следовательно, предположение о калькированном характере безличного глагола «надле-житъ» с немецкого, в том числе через посредство польского языка, не лишено оснований [20: 21].

В-третьих, безличный глагол, отмечаемый в современных словарях русского языка как книжный⁴, в текстах XVIII века также имел некие стилистические ограничения в сравнении с другими лексическими экспликаторами модального значения необходимости / обязанности. Причем эти ограничения, видимо, зависели и от жанровой характеристики текста, и от его «социального статуса». Так, И. Ю. Кукса, исследуя особенности выражения значения не-обходи мост и в га зе тах XVIII века , отмечает, что, например, в рукописных «Вестях-Курантах» безличный глагол надлежит представлен достаточно редкими примерами [12: 27]; сходную картину она фиксирует и на материале других газетных текстов того же времени [11: 19]. Е. М. Шелтухина и О. А. Горбань отмечают, что в воинских грамотах Войска Донского, имеющих, как и рассматриваемый Устав, «ярко выраженный предписательный характер», императивные конструкции с надлежит довольно редки и в употребительности значительно проигрывают, например, конструкциям с независимым инфинитивом [19: 9–10]. При этом следует заметить, что в «Словаре русского языка XVIII века» (под ред. Ю. С. Сорокина) ожидаемые в связи с этими наблюдениями стилистические пометы отсутствуют.

НАДЛЕЖАТЬ (-ти), жу, жит, несов.; Надлежащий , прич. <...> 3. безл. С инф. Должно, нужно, следует. У родителей рЪчей перебивать не надлежит. ЮЧЗ 3. <…>⁵.

Рассмотрению этих и других вопросов, связанных с семантикой и функционированием в тексте Устава 1716 года глагола «надлежит», посвящена наша статья.

О ТЕКСТЕ «УСТАВА ВОИНСКАГО» 1716 ГОДА

Когда речь заходит о языке официальных (как, собственно, и других) письменных текстов XVIII века, первое, о чем приходится говорить, – в какой степени эти тексты являются собственно русскими, оригинальными, не переводными или стилизованными под переводные.

Языковая ситуация XVIII века в области документной коммуникации не совсем ясна с точки зрения степени влияния на нее западноевропейских деловых текстов [14: 43]. Очевидно другое: сочетание книжных и разговорных элементов в официально-деловой документации XVIII века, а также сохранившиеся в ней черты приказного языка предшествующих эпох6 не были бессмысленным нагромождением генетически разнородных языковых элементов, но свидетельствовали о последовательном процессе поиска нормы деловой коммуникации, отвечающей прагматике конкретного жанра.

«Должно было пройти много времени, прежде чем этот язык, освобожденный и от архаических норм церковнославянского, и от неопределенных по выразительности диалектных слов, (и от многочисленных заимствований. - Т. С. ), предстанет в качестве известного нам теперь русского литературного языка» [6: 27].

По указанным причинам анализ любого документного текста XVIII текста требует – хотя бы первоначальной – информации об истории его создания и мере неизбежного влияния на него иноязычных текстов того же жанра. Интересующий нас «Устав воинской», утвержденный Петром Великим 10 апреля (по новому стилю) 1716 года, по свидетельству историков права и военных историков, явился тем документом, который на долгие годы определил «порядок внутренней жизни русской армии <в условиях> регулярной организации войск» [7: 5]. Полный текст Устава 1716 года включает три части: сам «Устав воинский» (68 глав), «Артикул воинский с кратким толкованием» (209 статей); «Об экзерциции» (3 раздела). Материалом предметного рассмотрения в нашей статье является первая часть (по изданию 1755 года)7. Источниками «Устава», как утверждают исследователи, послужили «лучшие образцы иностранного уставного творчества:

имперские германские, шведские (в артикуле), саксонские (в процессах), французские (в экзер-цициях)» [13: 165]. При этом принципиальным для нас является утверждение авторитетнейшего в XIX веке военного историка П. О. Бобровского о том, что

«ни одна из книг “Устава” не составляет буквального перевода какого-либо одного законодательного памятника европейской культуры»8. И далее: «Всеобъемлющий гений Петра I не мог довольствоваться буквальным переводом законов какого-либо государства, и в “Уставе воинском” явственно замечаются следы его самостоятельной работы, в большей или меньшей степени»9.

Об этих «следах» руки самого Петра I в рукописном тексте «Устава» и его оригинальной природе вполне определенно высказывались и советские историки. Так, П. П. Епифанов пишет:

«Нетрудно заметить при чтении рукописи, что редакционные поправки Петра во всех случаях уточняют и делают более ясными и доступными пониманию читателя статьи Артикула <…> Здесь не было механического заимствования; оно исключалось творческим характером всей преобразовательной деятельности Петра» [7: 7].

Известно, что существовал «Устав» и на немецком языке, но это был вторичный текст относительно русского, поскольку

«назначался исключительно для иноземных офицеров, служивших в русской армии в качестве наемников; а к этой службе иностранцы привлекались в течение двух столетий до Петра»10.

Итак, нам важно то, что текст «Устава», несмотря на его естественную для XVIII века ориентированность на западные образцы военного уставного творчества, был оригинальным текстом, в первой же своей редакции написанным на русском языке, причем в его создании активно участвовал сам Петр I.

О ФУНКЦИОНИРОВАНИИ СОЧЕТАНИЯ «НАДЛЕЖИТ + ИНФИНИТИВ»

В «УСТАВЕ» 1716 ГОДА

Конструкции с безличным глаголом «надлежит», присутствующие в тексте Устава, строятся, как правило, по модели «надлежит + инфинитив»:

При семъ надлежитъ примотать , что оному, рунду паролю отъ караулу на постахъ обр^тающагося не отдается, но долженъ самъ онымъ пароль отдавать, куды придетъ (Книга УВ, 222);

Такожде надлежитъ выдать , что передъ глав-нымъ рундомъ весь караулъ стоящей на посту выступить , и въ ружье стать и Оберъ-офицеръ и сер-жантъ тому главному, рунду пароль отдать (Книга УВ, 221).

Очень редко инфинитив находится в препозиции относительно «надлежит»:

И когда какой неправой судъ учинится, тогда оныхъ судей судить надлежитъ (Книга УВ, 29);

Ведати же надлежитъ , что пароль принима-етъ только главный съ вечеру, и утреннiй рундъ (Книга УВ, 219);

Смотреть надлежитъ , чтобъ въ начале силный корпусъ или половина кавалерги на передъ все дороги и пасы осмотрели (Книга УВ, 151).

Велика доля контекстов, где «надлежит» используется с отрицательной частицей не : в таких случаях императивность как основная прагматическая стратегия уставного жанра значительно усиливается, запретительная семантика интенсифицирует модальное поле обязательности:

При таковыхъ проходахъ обыкновенно для багажу подставы требуются, того ради не надлежитъ тотъ часъ на оное позволить (Книга УВ, 118);

На квартирахъ стоящихъ солдатъ сбиратъ не надлежитъ но только къ единой о 9 часе бываемой молитвѣ (Книга УВ, 217);

Такожде и караулъ другъ отъ друга далее ставить не надлежитъ (Книга УВ, 208).

Примечательно, что в качестве компонента «инфинитив» в конструкции может выступать устойчивое словосочетание, близкое к понятию «профессиональный фразеологизм» [8: 183]:

Ежели же что важное, то на писме а не на словахъ указы давать надлежитъ , равно же и рапорты о таковыхъ делахъ на писмежь принимать, како кавалерiи тако и инфантерш и артилерiи (Книга УВ, 25);

Когда рундъ или кто изъ Офицеровъ часоваго на его посту спящаго найдетъ, то надлежитъ [немедленно] его переменить и за арестъ взять (Книга УВ, 209);

А для лучшаго порядку не надлежитъ прежде съ караулу сойти , пока все часовые сменены будутъ (Книга УВ, 186).

Можно предположить, что выражения типа указы давать, за арест взять, с караулу сойти, зборъ бить, учреждать походы, голосы давать, с тылу стать и под. были известны в русской военной среде еще до создания Устава 1716 года и, вполне вероятно, имели устноречевое происхождение. В тексте официального документа в таком случае они несут безусловно прагматическую нагрузку – «создание более ясного и доступного пониманию читателя» текста [7: 40]. Вхождение этих «простых», «простонародных» [10: 25] выражений в состав устойчивой формулы официального правового документа несомненно повышает их речевой статус и как бы «консервирует» исходную устноречевую природу: злую дорогу вычистить, роспрос учинить, побудок бить, с караулу сойти, за арест взять, назад уступать. Помимо профессиональных фразеологизмов, в состав императивной формулы с безличным глаголом «надлежит» включа- ются и общеязыковые, литературные устойчивые выражения, что добавляет в текст Устава некой «художественности», образности, чуждой современному деловому тексту: (надлежитъ) со славою командовать; (надлежитъ) командующему Генералу въ добромъ послушанш быть; (не надлежитъ) безчестное житiе купить и под.

В тексте Устава применяются (или только формируются?) канцелярские речевые клише, например, с часто используемым в таких случаях глаголом «иметь» (возможно, под влиянием немецких деловых клише типа «eine Meinung haben» – «иметь свое мнение»): ( надлежитъ) известiе иметь, (надлежитъ) иметь попеченiе , (надлежитъ) оное въ памяти иметь, (надлежитъ) надзиранiе иметь и под.

Значение обязательности при использовании рассматриваемой формулы усиливается с помощью ряда лексических интенсификаторов; наиболее отчетливо в этой функции выступают наречия, чаще других - отнюдь в значении ‘совсем, вовсе, никоим образом (употребляется с отрицанием не)’¹¹:

Когда кто инкогнито проехать, и себя объявить не похочетъ, хотя во время войны или миру, онаго не надлежитъ отнюдь пропускать (Книга УВ, 202);

• <...> Ружье надлежитъ , сколь долго оный на ча-сахъ будетъ, отнюдь изъ рукъ не упускать (Книга УВ, 206);

Такожде отнюдь не надлежитъ , чтобъ часовые стоя на своихъ постахъ табакъ курили (Книга УВ, 206);

• <...> Ежели безграмотные, кто всехъ выучитъ не можетъ, то хотя одно Отче нашъ, что конечно надлежитъ уметь (Книга УВ, 217);

Тогда надлежитъ оные ключи съ Сержантомъ и съ четырмя солдатами, Премгэръ или Секундь Магору обретающемуся на главномъ карауле паки вручить (Книга УВ, 189).

Примечательно расширение конструкции «надлежит + инфинитив», во-первых, за счет подбора синонимов к семантически нагруженному глаголу-инфинитиву, во-вторых, с помощью употребления цепочки однородных глаголов-инфинитивов при одном модификаторе «надлежит» и, в-третьих, за счет включения в формулу слов различных грамматических категорий, служащих для разъяснения, уточнения, подчеркивания важности основного действия, которое необходимо исполнить. Опосредованно, но и эти лексические средства становятся интенсификаторами императивной функции текста:

Таковымъ людямъ надлежитъ прилежно всего подробно спрашивать , учиться, и примечать , чпо примечанию достойнаго во время кампании случилось (Книга УВ, 4–5);

Ему надлежитъ жалобы ихъ и доношенiя добровольно слушать, добрыя ихъ дела похвалять, и за оныя воздавать, за худыя же накрепко и со уceрдieмъ наказывать, чтобъ онъ всякому возлюбленъ и стра-шенъ былъ (Книга УВ, 25);

Того ради всякому командиру надлежитъ cie непрестанно въ памяти иметь , и отъ онаго блюстися , ибо можетъ таковымъ богатствомъ легко смерть, или безчестное житie купить (Книга УВ, 30);

Надлежитъ ему напередъ по прилежному раз-сужденiю всехъ обстоятельствъ учиненнаго преступ-лeнiя <„> правомерной приговоръ учинить (Книга УВ, 68) и др .

При этом важно отметить, что не в каждой статье Устава присутствует лексическое выражение субъекта императивного действия, хотя он (субъект) всегда имеется в виду. Устройство этого текста таково, что глава начинается с указания на то должностное лицо, к которому обращены императивы-сентенции, перечисленные в ней, например: Глава четвертаянадесять. О ГЕНЕРА ЛѢ отъ инфантерiи . В таких случаях субъект (имя лица в дат. п.) исполнения содержащихся в этой главе предписаний, будучи обозначен «заглавно», «постатейно» может и не указываться. Чаще всего бессубъектные формулы «надлежитъ + инфинитив» употребляются в сложноподчиненных предложениях:

При семъ надлежитъ примечать , что оному, рунду паролю отъ караулу на постахъ обретающагося не отдается (Книга УВ, 222);

И ежели кто въ другой рядъ главнымъ рундомъ себя объявитъ, то его надлежитъ по правамъ за арестъ взять , и въ гауптвахту отдать (Книга УВ, 225).

О ВОЗМОЖНЫХ ИНТЕРПРЕТАЦИЯХ СЕМАНТИКИ И ПРОИСХОЖДЕНИЯ БЕЗЛИЧНОГО ГЛАГОЛА «НАДЛЕЖИТ»

Вопрос о семантической «нелепости» (по словам М. В. Ломоносова [5: 345]) слова «надлежит» и, как следствие, различных трактовках его «семантической истории» оказывается наиболее интересным. Словообразовательный анализ как будто не дает отчетливых свидетельств о мотивировке приставочного образования от глагола «лежать» с помощью над- , приведшей безличную форму этого глагола к значению ‘необходимо, надобно, должно’¹². Уже отмечалось, что большинство ученых, вслед за В. В. Виноградовым, усматривают в нем кальку с немецкого – либо через польское, либо через украинско-белорусское языковое посредство [18], [20]. Некоторые полагают, что это калька с греческого или латинского языка, но старославянского происхождения [1: 116]. Так, Л. В. Табаченко замечает:

«Большинство зафиксированных в памятниках письменности позиционных глаголов с пространственными приставками – книжно-славянского происхождения: это генетически старославянские глаголы или созданные по их образцу» [16: 18].

Если это калька, очевидно и другое: отрицать неизбежного влияния семантики исконно русского статального глагола «лежать» и пространственной приставки над - на процесс семантической адаптации кальки и дальнейшего ее вхождения в лексическую систему русского языка вряд ли возможно. Неслучайно появляются противоположные общепринятому мнению суждения о том, что «превращение» личного глагола «надлежать» (‘находиться сверху’) в безличный «надлежит» (‘необходимо’) могло быть естественным внутриязыковым семантическим процессом без всякого влияния извне:

«Образ пространственного расположения над чем-либо в этом случае послужил основой формирования модального значения требования, долженствования: 1) ‘наступать’; 2) ‘насильствовать, притеснять’; 3) ‘быть над кем, угрожать’» [17: 149].

Такие предположения отчасти подкрепляются и тем, что семантика «нависания», метафорически преображенная в значение «угрозы», отмечается и для древнерусского языка, что зафиксировано в том же словаре Срезневского отдельной строкой:

Надълежати <…> – угрожать: – ТолицѢмь напастьмъ надълежаштамъ. Изб. 1073 г. (В.)¹³.

Подобное метафорическое преобразование пространственных значений в иные, качествен-но-квалификативные в том числе, – естественный процесс в истории русских приставочных глаголов:

«История позиционных глаголов с пространственными приставками <…> – это в основном история развития ими переносных абстрактных значений, связанных с прямым пространственным, и история их сочетаемости» [15: 101].

Иными словами, пространственная семантика приставочного «надлежать» позволяла естественному (даже типичному) приобретению этим глаголом абстрактного значения, в данном случае – угрозы и долженствования. «Идея верха преобразуется в идею высокого и низкого статусов» [9: 92].

Метонимические «мены» в истории развития лексических значений многих слов – явление не редкое. Глагол «надлежать», в исходном значении ‘находиться над чем-л.’, в историческом развитии мог сместить семантические акценты со способа действия на цель действия: наиболее отчетливо это смещение фиксирует В. И. Даль: НАДЛЕЖАТЬ, безлч. Быть надоб-ну, быть должну, нужну, следовать¹⁴ – от пассивного нахождения над чем-л. к главенству-долженствованию. Следовательно, даже в том случае, если безличный «надлежит» со значением

‘должно, необходимо’ – генетическая калька, появление ее в языке регламентирующего документа XVIII века не может быть расценено как совершенно не свойственное семантикословообразовательной системе русского языка. Известно, что не всякая калька (как любое лексическое заимствование) приживается в принимающем языке, многие из вполне удачных и, как кажется, необходимых для языка калек исчезают почти бесследно, отмечаясь в ограниченном количестве текстов, причем часто – отдельной жанрово-функциональной группы. Таков, например, «повинен» в том же значении ‘обязан, должен’ в истории русского языка и деловой письменности того же XVIII века [20: 27]. Иными словами, возможно и вполне допустимо двойное толкование семантической истории безличного «надлежит» – как полностью адаптированной кальки с немецкого языка, с одной стороны, и естественного для словообразовательной системы русского языка процесса семантического переосмысления исходно пространственного значения в пользу абстрактного, с другой стороны. Это могли быть обусловленные друг другом («встречные») семантические процессы. Возможно, это тот самый случай, когда следует говорить о так называемых ресурсных возможностях языковой системы, позволяющей ей на данном историческом этапе (в случае необходимости) «извлекать их» и «реализовывать максимальное количество своих возможностей» [2: 9]. С этой точки зрения следует допустить, что любая калька, если она не отторгается системой принимающего языка, является для этого языка фактом «реализованного ресурса», поскольку использует имеющиеся в нем (языке), онтологически присущие только ему единицы (в нашем случае – морфемы) и системные возможности.

О системном характере развития модального значения «необходимости / обязательности / долженствования» в русском языке XVIII века, что отражено в том числе в языке анализируемого устава, может служить тот факт, что та же идея долженствования присутствует в другом приставочном образовании от той же основы – «под-лежит», по мнению ряда ученых, также являющегося калькой. Однако ожидаемые системные связи, мотивированные антонимической парой пространственных приставок под- и над-, не оправдываются, что, с одной стороны, воспринимается как системная «дефектность» калькированных форм [16: 18], с другой – как проявление «разрушающейся системы» [9: 93]. И все же идея вполне допустимого и даже весьма типич- ного для семантической палитры словообразовательных аффиксов русского языка алогизма, может быть доказана довольно оригинально:

«В связи с глаголом надлежать нельзя не сказать и о глаголе подлежать, в котором выделяется приставка под-, системно антонимичная приставке над-. Понятия “верх – низ” являются конверсивами. Глагол подлежать также выражает модальное значение долженствования, однако он, таким образом, представляет собой не столько конверсив к глаголу надлежать, сколько его синоним» [17: 149], ср. подобные случаи: надъесть – подъесть, надрубить – подрубить, надрезать – подрезать (в значении ‘немного’).

При этом следует иметь в виду и то, что глагол «подлежать» – не безличный, чаще всего он выступает в составе устойчивого глагольноименного сочетания в форме 3 л. ед. или множ. ч. Причем именная часть сочетания, как правило, выражена отглагольным существительным: подлежит уничтожению, (не)распространению, расселению и под. Однако исходная пространственная семантика словообразующих приставок ( под - и над -) не может не отразиться как на сочетаемостных возможностях двух однокорневых слов, так и на грамматических способах выражения ими значения обязательности / долженствования. Употребление сочетания с «подлежит» в тексте Устава 1716 года представлено единичными контекстами.

«Надлежит» имеет непосредственную связь с субъектом действия, чаще всего человеком; синтаксически субъект действия в этих случаях выражен именем в дат. п. «надлежит кому-л.»:

Вышереченному патрулю во время опасное вн№ города не надлежитъ далеко пздитъ (Книга УВ, 232).

«Подлежит» – несмотря на вхождение в состав глагольно-именного сочетания «подлежит + дат. п. имени» – имеет с субъектом действия весьма слабую связь; в этих случаях синтаксическое подлежащее является объектом действия со стороны лица (субъекта действия), которое не называется, но которому адресована данная императивная сентенция:

Такомужъ штрафу подлежитъ Фискалъ , ежели в^дая чье преступленiе а не донесетъ, въ чемъ оправда-тися никакими причинами не можетъ (Книга УВ, 105).

Неслучайно, видимо, у слова «подлежать» в МАС в качестве устаревшего значения фиксируется следующее:

ПОДЛЕЖАТЬ , -жу, -жишь; несов, чему. 1. Устар. Быть в ведении кого-, чего-л., в подчинении у кого-, чего-л. <…>¹⁵.

Иными словами, мотивированное приставкой под- значение подчиненности, иерархической зависимости становится важнейшим семантическим поводом возникновения у этого глагола значения ‘постоянно подвергаться чему-л. насильственному со стороны кого-л.’. Поэтому, видимо, указание на субъект действия в таких случаях вовсе не обязательно.

В случае же со словом «надлежит», по причине его противоположной «иерархической семантики», мотивированной приставкой над-, указание на субъект необходимо, поскольку ‘нахождение над, главенство, на-висание’ требует обозначения субъекта императивного действия. В тексте рассматриваемого Устава такая семантическая зависимость просматривается весьма отчетливо:

Чего для не надлежитъ тгамъ часовымъ о лозунга спрашивaть (Книга УВ, 230).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Способность модификатора «надлежит» выражать синкретичное значение необходимости / долженствования / обязательности, его «книжное происхождение» и обширная лексическая сочетаемость делают его незаменимым в тексте «Устава воинского», соединившего в себе и риторические (художественные) черты, и черты официального правового документа XVIII века с его стремлением к строгости речевых выражений.

Следует отметить, что модальное микрополе необходимости / обязательности, создающее императивную (приказную) пропозицию уставного текста, создается, конечно, не только с помощью лексических модификаторов, но их роль в создании текста предписывающего характера, ритмически организованного и стандартно оформленного, более чем существенна.