Социальная прекаризация и устойчивое развитие: размышления на тему опасных противоречий

В рамках текущего процесса глобализации происходит оценка явлений, касающихся нестабильной занятости [11] и социальной прекариза-ции; непрерывный комплексный процесс, имеющий дело с экономикой, социальностью, культурой, политикой, институтами; процесс, генерирующий изменения, который ставит под угрозу ряд устоявшихся ценностей и ситуаций: идеи, этические принципы, предпочтения, привычки, образ жизни индивидуумов и общин, экономический баланс, занятость, институциональные традиции и т.д. Влияние глобализации ощущается во всем мире, и этот процесс очень отличается от предыдущего процесса интернационализации, который характеризовался ростом масштаба международной торговли [Херрманн, 2014, 20, с. 17–22].

Глобальная эра сконцентрирована на стоимости и прибыли. Люди страдают от бремени рас- ходов, а также от убытков, вызванных изменением структуры. Рост прибыли ярко прослеживается в экстраординарном росте некоторых стран (стран Тихоокеанского региона, Китая и Индии, некоторых стран Южной Америки), их растущая роль на мировой арене, распространение благосостояния (все еще далекое от равномерного распределения между всеми), распространение социальной защиты на фоне общей ситуации модернизации.

Что касается продолжающегося процесса, глобализация постоянно меняет свою структуру и точку опоры. Систематическая и органическая доступность данных и информации на данную тему показывает, например, что на протяжении 90-х гг. ХХ в. движущая сила этого процесса притянула системы всего мира, что-то вроде Солнечной системы, с США и Японией в центре, поскольку именно они являются главными игроками. В первом десятилетии XXI в. мировая система изменила структуры и представляет собой своего рода архипелаг для настройки различных геополитических и геоэкономических зон, в основном сосредоточенных на динамике внутреннего развития и известности новых активных игроков (например, BRICS). В любом случае этот процесс эволюционирует и развивается, и в настоящее время трудно прогнозировать, какие новые структуры и точки опоры он сможет выстроить. Происходит это по двум причинам: растущее число инновационных факторов и влияние сил сопротивления (появление новых форм протекционизма).

Главный вопрос: глобализация — это порядок или беспорядок?

Столкнувшись с характеристиками процесса глобализации, возник один из основных вопросов: глобализация является отображением «порядка» или «беспорядка»? Факт, что даже на международных саммитах глав государств и правительств постоянно возникает необходимость навести порядок и понять, куда мы движемся в плане развития. Вопрос к новой власти: опыт, который мы приобрели, — это опыт недавнего периода больших беспорядков? Глобализация является отражением хаоса, хотя хаос сам по себе может быть не только разрушающим, но творческим, поскольку в этом процессе трудно предсказать и контролировать последствия планов, программ, действий.

К вышеизложенному можно добавить следующее: борьба за власть, которая нередко характеризуется отсутствием порядка и, что еще хуже, часто представляет собой попытку некоторых субъектов отменить существующий порядок и организовать новый порядок, новую систему пра- вил, которую можно навязать другим. И эта попытка всегда приводит к тому, что есть победители и проигравшие.

Тот, кто пытается защитить свой порядок, начинает всегда с того, что подвергает критике и разрушает порядок; существующие правила ослабевают, возникают противоречия, появляются контрастные элементы, ограничения, из которых можно извлечь выгоду; и все это с целью навязать свои правила [Матвеева, 2014, 22, с. 56–68]. На перемены ставится большая ставка. Изменения неизбежно приводят к мобильности, разрыву с привычным образом жизни, с привычными отношениями, например человек меняет окружение, место проживания и т.д. [Бобков, Черных, 2014, 21, с. 39–55]. «С долгосрочными перспективами покончено! — пишет Ричард Сеннетт в «Гибком человеке», — случайные краткосрочные взаимоотношения более эффективны, нежели долгосрочные обязательства» [14]. В этом новом измерении пространства и времени отношения становятся случайными и эфемерными [1], обязательства и долгосрочные отношения теряют свою ценность, идеи имеют смысл только тогда, когда они приносят доход, все преходящее, изменчивое, фрагментарное, «перетекающее» [2]. В глобализированном мире мы должны путешествовать «налегке», не обремененные условностями, мы не должны иметь длительные взаимоотношения с тем, что сами же и производим, мы должны быть мобильными и гибкими [13]. Настоящая культура отменяет прошлое и будущее, со всеми рисками и противоречиями, которые отсюда вытекают.

Глобальная элита, глобальные игроки на рынке, собирающиеся извлечь выгоду и не упустить возможности из ситуаций «беспорядка», не имеют ограничений, они не связаны и не ограничены такими вещами, как политика национальных государств, соглашения с профсоюзами и др.; в любое время они могут переместить свою деятельность в связи с открывшимися возможностями и способны выстраивать свой бизнес в разных точках мира. Данная глобальная элита очень мобильна в пространстве и во времени, что отличает ее от большинства граждан, которые живут, работают и действуют в рамках традиционных институтов [3].

Здесь лежит источник неопределенности, преобладающей в современном обществе; в большой асимметрии между капиталом, который все более глобализирован и трудом, и политикой, которые ограничены локальными рамками. Работник привязан к своему окружению, компании, в которой он работает. Государственные органы обязаны работать и обслуживать свою территорию, в то время как сильные экономические субъекты имеют более широкий охват деятельности. По мнению ведущего итальянского института анализа производственных отношений, для глобальных компаний государства служат своеобразными аэродромами, на которые они приземляются и потом взлетают. Таким образом, сегодня мощность воздействия экономических игроков на общественные институты гораздо сильнее, чем когда-либо прежде [4]. Неопределенность, которая развивается вследствие новой системы взаимоотношений между участниками — учреждениями, работниками, бизнесом, в конечном итоге широко распространяется и влияет на всю систему на национальном или местном уровне [Федченко, Маслова, 2014, 26]. В самом деле, чем больше эта неопределенность распространяется, тем больше игроки на мировом рынке имеют возможностей использовать вытекающие преимущества [Санкова, 2014, 25]. Уничтожение предыдущего порядка — ситуация беспрецедентная и неожиданная; ситуация, важно отметить, которая выглядит в формате возрастающей неопределенности как составной элемент нового глобального беспорядка, который к тому же очень функционален. По этой причине важно срочно найти правильные решения в плане управления этими процессами, с тем чтобы избежать катастрофических рисков, последствия которых ведут к финансово-экономическим кризисам [12], худший из которых случился после Второй мировой войны.

Глобальное управление — глобальное правительство

Для нового управления процессами глобализации — управления адекватного, по крайней мере, для того, чтобы ограничить нестабильную занятость и социальную незащищенность, во-первых, научное сообщество должно быть в состоянии содействовать сближению различных дисциплин, а также принять метод анализа, в значительной степени ориентированный на системный анализ. Так, можно оценить взаимосвязь между различными факторами, множеством элементов и сил, которые влияют на развитие современного мира; в этих рамках научное сообщество должно также способствовать развитию толкования моделей современного общества именно как постиндустриального общества, для того чтобы понять его возможную будущую эволюцию [Яковлев, 2014, 23]. Во-вторых, необходимо, чтобы основные участники процесса развития — политические партии, учреждения, бизнес, профессиональные ассоциации действовали таким об- разом, чтобы содействовать сближению систем, норм и правил, которые регулируют процесс развития. Принципиально важным является выстраивание позитивных взаимосвязей между государственными игроками и негосударственными субъектами, между системой правил, которые относятся к национальным и международным учреждениям, и правил, которые возникают из договоров между частными субъектами (например, коллективные договоры между профсоюзами и управляющими ассоциациями). Это открытая проблема взаимоотношений между правительствами и управленцами, разработки правил для управления процессом глобализации, растущей важности так называемой институциональной экономики.

Улучшение экономики и социального благосостояния так же, как и содействие устойчивому росту, зависит от возможности адаптировать институты, нормы и модели поведения. Это те проблемы, которые относятся к управлению данными процессами с точки зрения правительств и с точки зрения глобальных компаний. Наверняка конкуренция потребует урегулирования: во-первых, это необходимость для одних и тех же экономических игроков, которые в честной и прозрачной среде имеют возможность и находят возможность проверить, а в итоге подтвердить реальную стоимость своих идей, проектов и инициатив [7]. С течением времени становится все более очевидно, что ключевым подходом к правилам конкуренции, управления является качество системы регулирования, касающейся экономических и социальных выступлений (система законов, правил, процедур, договоров, трудовых отношений). В ходе анализа выяснилось, что общества, способные улучшить качество их нормативной системы и адаптировать ее к новым условиям развития, также являются обществами, которые были в состоянии лучше реагировать на глобальное давление.

Открытый вопрос устойчивого развития

Один из ключевых аспектов нового управления касается определения норм, правил, условий управления процессами глобализации в условиях устойчивого развития, что является одним из сбалансированных видов ее развития во всех аспектах: руководящих принципов, удовлетворения потребностей современного населения мира и будущих поколений. Приверженность к устойчивому развитию в настоящее время подтверждена и одобрена всеми международными организациями, национальными правительствами и местными органами власти. Однако необходимо определиться с понятием устойчивости, поскольку оно тесно связано с проблемами нестабильной занятости и, в более широком смысле, с социальной незащищенностью.

Идея устойчивости прошла долгий путь эволюции [32, с. 22, 23]. Впервые это понятие появилось в 1972 г. и имело отношение к экологическим проблемам. Постепенно это понятие стали связывать с различными аспектами процесса развития: экономическими, социальными, культурными, урбанистическими.

В 1972 г. команда из Массачусетского технологического института (MIT) опубликовала «Пределы роста» («LimitsoftheGrowth») [9] — доклад с элементами исследования, который рассматривал взаимодействие пяти подсистем глобальной экономической системы: населения, производства продуктов питания, промышленного производства, загрязнения окружающей среды и потребления невозобновляемых природных ресурсов [15]. Это хорошо известное и раскритикованное исследование было адресовано общественности и послужило откровением в отношении нарастающего наступления человечества на ресурсы Земли. Первое настоящее коллективное международное событие, в рамках которого человечество задумалось о стабильности, произошло в 1972 г. — Конференция ООН по проблемам окружающей среды, состоявшаяся в Стокгольме. В результате появилась программа ООН по окружающей среде (UNEP), также был учрежден ряд национальных агентств по защите окружающей среды.

В 1980 г. усилиями Международного союза охраны природы (IUNC), Всемирного фонда дикой природы (WWF) и UNEP была разработана Всемирная стратегия охраны природы, направленная на продвижение устойчивого развития путем выявления приоритетов охраны окружающей среды и ключевых направлений политики. В 1983 г. усилиями ООН была создана Всемирная комиссия по окружающей среде и развитию (WCED). Эта комиссия, под председательством норвежского премьер-министра Гро Харлема Брундтланда и состоящая из представителей как развитых, так и развивающихся стран, представила в 1987 г. знаменитый доклад (доклад Брундтланда) «Наше общее будущее» [16]. Доклад определил устойчивое развитие как «…развитие, которое удовлетворяет потребности нынешних поколений, не ставя под угрозу способность будущих поколений удовлетворять свои собственные потребности» [5]. Дальнейшие идеи по этой проблематике звучали, например, в Рио, на саммите в 1992 г. (Декларация по окружающей среде и развитию), а также на Всемирном саммите по устойчивому развитию, Йоханнесбург, в 2002 г.

После доклада Брундтланда, в частности, тема устойчивого развития была включена в повестку дня работы международных организаций, таких как ООН, Всемирный банк, Международный валютный фонд, Всемирная торговая организация, а также в работу национальных и региональных правительств, частного сектора, многих научных учреждений и неправительственных организаций [6]. В Европе, в Лиссабонском договоре 2007 г., принцип устойчивости обозначен одним из основных принципов Европейского союза.

Основной проблемой устойчивости является то, что понятие устойчивости четко не определено, в частности, когда речь идет о социальных и культурных аспектах развития. Так, говоря о социальных аспектах, мы подразумеваем справедливое распределение ресурсов, включая развитие человеческих ресурсов; говоря о культурных аспектах, мы имеем в виду когнитивные аспекты людей, их ценности, установки, отношения. В результате множество специалистов использовало эту концепцию для различных целей и в различных ситуациях.

С недавних пор возросло внимание к процессам урбанизации в том смысле, что многие авторитетные специалисты рассматривают устойчивое развитие городов как часть общей устойчивости.

По сравнению с 2008 г., когда 50% населения мира проживало в городах, к 2050 г. это число вырастет до 70%, причем большая часть роста придется на развивающиеся регионы. Несмотря на то что многие новые мегаполисы (города с населением более 10 млн жителей) и гипермегаполисы (города с населением более 20 млн жителей) появятся в течение ближайших десятилетий, большинство новых горожан будут проживать в небольших населенных пунктах с численностью 100–250 тыс. человек. Если принять во внимание, что сегодня около 1 млрд человек (треть городского населения мира) живут в трущобах, в неприемлемых и опасных для жизни условиях, и напрямую зависят от участившихся экологических и социальных кризисов, становится ясно, что большая часть работы с развитием устойчивости должна быть ориентирована на города и, в конечном счете, осуществляться городах. В одном из важных документов ООН (Лучшее будущее для городов, Париж, 2009) написано, что «…первое десятилетие двадцать первого века было отмечено рядом проблем, включая продовольственный кризис, энергетический кризис, финансовый кризис, рост последствий изменения климата. Тысячи организаций разрабатывают инструменты и предлагают варианты политики для решения этих задач. Но эта деятельность разрознена и, как правило, игнорирует столь же беспрецедентную мегатенденцию, заключающуюся в том, что мир переживает необратимый процесс быстрой урбанизации. Игнорирование этой мегатенденции привело к появлению неустойчивых форм производства и потребления, к бедности и социальной изоляции, а также к загрязнению окружающей среды». Возрастающее обсуждение процессов урбанизации является ключевым моментом в дискуссиях по устойчивости.

В любом случае мы должны понять, что действия в интересах устойчивого развития [33, с. 6] означают обеспечение преемственности поколений и продолжительность роста общества. Важно двигаться вперед, чтобы преодолеть столь сильное напряжение, разобщенность, риски раскола, чтобы прогрессировать в стабильности, чтобы лучше работать в среднесрочных и долгосрочных перспективах. Устойчивое развитие требует системной культуры и потенциала в области планирования, чтобы получить более обширное видение, методологию, анализ, которые в настоящее время являются слишком поверхностными, фрагментированными, не связанными с многочисленными аспектами, которые определяют идею устойчивости [10]. Еще раз повторю, что это экологические, экономические, социальные, этические, культурные, урбанистические аспекты. Устойчивое развитие требует, по своей природе, политику, способную продвигать сбалансированное вмешательство в эти аспекты, в частности связано со специфической социальноэкономической сферой, где необходимо сокращать неравенство, а также поддерживать процессы вовлеченности.

В частности, политика устойчивого развития должна, с одной стороны, выявить тенденции развития современного общества, основанные на новых количественных и качественных параметрах, с другой стороны, жестко решать проблемы, такие как чрезмерная фрагментарность рынка труда и широко распространенная социальная незащищенность, которые представляют истинную угрозу для всего общества в целом [Бобков, 2014, 31, с. 104–110]. Все это для того, чтобы остановить «неустойчивое» развитие, которое продолжалось долгое время, принимая в расчет экономические показатели (уничтожение человеческих и материальных ресурсов), социальную сплоченность (увеличение напряженности между социальными группами), отношения между гражданами и институтами (отрыв от политики и демократической жизни). То же касается и судьбы рыночной экономики, заявил либеральный экономист Вильгельм

Роепке, разработавший замечательный механизм спроса и предложения и утверждающий, что решающее слово именно за спросом и предложением.

Необходимость качественного подходак процессам развития

Нет сомнений в том, что непрерывное дробление рынка труда — это результат новых форм глобальной конкуренции и технологического прогресса, что способствует росту прекаризации, начиная от занятости и заканчивая обществом в целом. Сдвиг возможен только путем ликвидации характерных связей между двумя процессами производства и распределения богатства — настоящий вызов господствующей современной экономической и политической культуре — признание экономической ценности социальных действий (система социального обеспечения должна представлять собой не просто расходы на общество, но являться основным фактором производства), повышение качества развития и его составляющих как с точки зрения человека, так и с точки зрения материальных благ.

В этом заключается настоятельная необходимость большой коррекции : в восстановлении основной идеи общего блага, организации системы управления, которая направлена на содействие развитию сотрудничества, а не на конфронтацию между основными государственными и частными субъектами развития, в связи экономических и социальных преимуществ, построении более сбалансированных отношений между государственными и частными потребителями; другими словами, нужен более качественный, а не количественный рост [Терехин, Чернобродова, Бухенский, 2014, 30, с. 86–96].

Жизнеспособность противоречия, которое существует в настоящее время на международном уровне между необходимостью экономического роста и распространением социальной незащищенности, неизбежно приведет к более заметному напряжению и опасным ситуациям, связанным с нарушениями как на глобальном уровне, так и в рамках отдельных региональных и национальных сообществ. Государства-члены должны гарантировать своим обществам устойчивый рост, т.е. стабильный, сбалансированный, продолжительный; и для этой цели они не могут избежать необходимости уменьшить феномен социальной незащищенности, который, по своей природе, будет истинным элементом разрыва любого консолидированного баланса.

В этом направлении, например, планируются инициатива, продвигаемая международными ин- ститутами и отдельными государствами для оценки процесса развития по различным параметрам (параметры, используемые в настоящее время, и новые параметры для расчета ВНП), а также оценки процесса изменений, которые происходят на рынке труда на основе новых качественных элементов, таких как укрепление человеческих ресурсов, расширение знаний и опыта. Не следует забывать, что ОЭСР, крупнейшая организация промышленно развитых стран, в своем Обзоре занятости 2014 г. проиллюстрировала сложные процессы, которые происходят на рынке труда, на основе традиционного анализа данных по потокам занятости и данных, относящихся к выводам статистических исследований различной природы, в том числе социологических опросов. В результате традиционные данные по занятости/ безработице были связаны, например, с данными об экономическом неравенстве (индекс Джини), а также с данными о рождаемости, демографических тенденциях, об отсеве учащихся, уровне бедности, отношениях между доходами и здравоохранением, питанием и образованием, о социальных расходах, доверии к финансовым институтам и государственным учреждениям.

В этом случае, на основании этого нового подхода, публикация ОЭСР «Отчет по занятости 2014» выступила предупреждающим сигналом, и это было связано не только с безработицей, но особенно с рисками растущей и широко распространенной неуверенности в современном обществе.

От социальной прекаризации к экзистенциальной прекаризации

Применение индекса Джини (индекс неравенства), принятого Организацией Объединенных Наций, в состоянии выделить элемент структурной слабости экономической и социальной системы. Социологический анализ выделяет глубокие преобразования ценностей, связанных и идентичных, которыми руководствуются как отдельные лица, так и общества, влияние, а также пределы индивидуалистической культуры, в которой широко распространилась боязнь многообразия.

В условиях структурных изменений корректирующие меры на рынке труда могут внести ценный вклад в восстановление некоторых аспектов широко распространенной социальной незащищенности и убедиться, что требуемая гибкость рабочей силы может стать также позитивным опытом.

Многих молодых людей, которые проживают каждый день под воздействием негативных аспектов гибкости, тревожит не только источник дохода, но нечто гораздо более ценное: уверенность в своей социальной идентичности, способность лучше организовать свое существование, желание быть частью общего положительного опыта, возможность с уверенностью смотреть в будущее. Все эти элементы связаны с когнитивным и культурным наследием человека, значимостью этических ценностей, на которых базируется его жизнь, и его жизненной концепцией.

Вот почему социальная прекаризация — негативный аспект гибкой работы — проиллюстрирована в более разных условиях: начальной точкой анализа может быть прекаризация, которая возникла на рабочих местах [8]. Но феномен прека-ризации принимает более точный смысл, когда мы начинаем рассматривать последующие преобразования, такие как профессиональная прека-ризация (связана с истощением запаса знаний), экономическая прекаризация (связана с крайней бедностью), социальная прекаризация (связана с падением социальной мобильности), экзистенциальная прекаризация (связана с трудностями формулирования жизненных планов). Именно из-за этих факторов, во многом связанных с развитием модели возрастающего неравенства, наши общества выстраивают эту иерархическую и пирамидальную структуру, описанную социологом Ричардом Сеннеттом, который в своей публикации поднимает много вопросов о реальной демократической значимости.

И чем шире разрастается социальная прека-ризация, которая лежит в основе пирамиды, тем больше она отдаляется от той области, в которой возможности для роста и успеха являются более доступными, тем больше наши общества накапливают напряжение и ощущают риски реально приближающегося переломного момента и такого слабого равновесия. В этом разрушительном процессе прослеживаются серьезные негативные последствия для политической и общественной жизни (отмечено увеличение прогулов, отчуждение, безразличие), для общественной солидарности (например, изоляция, разрыв поколений, равнодушие к другим, потеря ощущения, что общее благо возможно), для культурной жизни (преобладание так называемой культуры настоящего, разрушается любое понятие прошлого и будущего. В данном отношении итальянский ученый Ремо Бодеи подчеркивает, что современное общество резко снижает способность воображать коллективное будущее, которое невозможно представить из-за частных ожиданий... Мы стоим перед опустыниванием будущего ).

Выводы

Запланирован новый виток развития, направленный на достижение реального прогресса общества не только в экономических, но и в гражданских рамках. Мы должны показать множественность и многомерность причин, лежащих в основе широкой социальной прекаризации и характеризующих это серьезное явление. Нет сомнений, что мы сталкиваемся со структурными изменениями, глубоко затрагивающими порядок устройства общества. И прогнозируемые сценарии показывают, что эти изменения будут еще более ощутимы в ближайшем будущем. Это отражение элементов, соединяющих трудовую прекаризацию с социальной и экзистенциальной прекаризацией, которые могут предоставить полезные рекомендации для продвижения корректирующих действий, в соответствии с требованиями качества роста.

Глоссарий

Ричард Сеннетт: определения и пояснения социальной прекаризации. Американский социолог Ричард Сеннетт определил несколько сфер, которые имеют отношение к прекаризации.

Экзистенциальная прекаризация в значительной степени связана с затруднениями при попытке сформулировать планы на будущее [17]. В связи с этим практичные и полезные определения формулируют школьные учителя и университетские доценты, размышляя о неопределенности студентов и об их дальнейшем пути; или социальные операторы, когда некий молодой человек, работая атипично, выражает свои сомнения о возможности создать семью и иметь детей, предполагает эмигрировать, а может быть, и нет [Локтюхина, Рожков, 2014, 24; Коулман, 2014, 27; Ионцев, Прохорова, 2014, 28, с. 83–91; Красинец, Шевцова, 2014, 29, с. 92–99], иными словами, как выстроить свой собственный жизненный план; психологи и социологи, когда молодой человек не адекватен в плане культурных и этических ценностей, прибегает к прека-ризации, которая существует и в системе человеческих отношений в непрерывно меняющихся людских проблемах и потребностях. Эта область измеряется социальным качеством, где развитие и прогресс оцениваются не только с точки зрения количества (товаров и услуг, произведенных и востребованных на рынке), но с точки зрения качества (гражданских достижений отдельных лиц и общин).

Социальная прекаризация связана со сложностью самоидентификации в обществе, в том числе в трудовом сообществе. Какую социальную роль играет на самом деле молодой человек, который работает временно, например в качестве препода- вателя учебного курса? Как можно ее определить в плане социального значения? С какой из маргинальных групп он себя соотносит? Все это, безусловно, имеет отношение к социальной мобильности.

Профессиональная прекаризация связана с трудностями накопления знаний и навыков, которые могут быть использованы в дальнейшем, особенно когда в рамках фирмы или за ее пределами этот опыт остается невостребованным. Эта область определяется исключением активного участия в инициативах рынка труда, а также положительной динамикой в демократическом обществе.

Экономическая прекаризация связана с неадекватной заработной платой в абсолютных цифрах или с задержками выплат и т.д., что вынуждает прибегнуть к внешней помощи или отменить уже существующие расходные обязательства (например, кредит на покупку дома). Эта сфера характеризуется частой сменой работы, атипичной и нерегулярной по времени, размытой по сути и содержанию. В любом случае эта область тесно связана с темой бедности.

По Р. Сеннетту, сочетание этих различных видов прекаризации определяет положение человека в социальной пирамиде, где верхушка — это гибкая работа с рисками и в то же время с возможностями для тех, кто способен ими воспользоваться; где основа — широко распространенное явление социальной прекаризации, при котором люди не способны выстраивать и реализовывать свой собственный план жизни. Это область «радикального чувства незащищенности в связи с потерей рабочих мест, в связи с образом жизни в целом», где любая идея о позитивном и конструктивном будущем остается просто идеей.

Следовательно, по Р. Сеннетту, гибкость и пре-каризация не противоречат распространенному мнению, заключающемуся в том, что это две стороны одной медали. Эти два понятия, безусловно, связаны, но понятие гибкости более тесно связано с вопросами организации труда и находит там свои ответы; прекаризация, несомненно, также связана с вопросами труда, но находится под влиянием других факторов, которые выходят за рамки просто рабочего места и связаны с организацией социальной системы в целом. Оба эти понятия являются частью другой структуры, так называемой социальной пирамиды, основание которой — прекаризация. Расширение этой пирамидальной основы и ее объемной проекции вверх приведет к риску уничтожения существующего общественного строя. Оценка и измерение этого явления представляют собой научный и политический вызов; однако по этому пути необходимо следовать с тем, чтобы корректировать действия, которые позволят снизить опасность для всех.

Social Precarity and Sustainable Growth: Reflections on Dangerous Contradictions

Premise

The framework within which to include the evaluation of the phenomena concerning employment instability [11] and social precarity is constituted by the current process of globalization; a complex ongoing process which deals with economy, sociality, culture, politics, institutions; a process generating changes which calls into question many well-established values and situations: ideas, ethical principles, preferences, habits, lifestyles of individuals and communities, economic balances, employment, institutional traditions, and so on. Globalization’s impact is all over the world, and this process is very different from the previous one of the internationalization, which was identified with the increasing dimension of the international trade [Херрманн, 2014, 20, с. 17–22].

The global era generates costs and benefits. The costs are all that human beings are suffering as well as the damages caused by a structural change. The benefits are represented by the extraordinary growth of some economies (the countries of the Pacific area, China and India, some countries of South America), their increasing role in the world arena, the spread of wealth (still far from being distributed equally to all), the spread of social protection in a general situation of modernization.

As an ongoing process, globalization is continuously changing its own structure and its points of balance. A systematic and organic collection of many information and data available about, shows clearly, for example, that during the 90s the driving forces of this process had drawn a worldwide system similar to a solar system, with United States and Japan at the center as the most important players, while in the first decade of the new XXI century, the world system has changed structure and results much more like an archipelago for the set-up of distinct geo-political and geo-economic areas, concentrated mainly on the dynamics of internal development and the prominence of new active players (eg. the BRICS) . In any case it is process under a further evolution and it is currently difficult to forecast what kind of new structures and points of balance it will be able to build; and this because both the effects of an increasing number of innovative factors and the influence of the forces of resistance (the emergence of new forms of protectionism).

A basic question: globalization is an order or a disorder?

Faced with these characteristics of the globalization process, one of the basic questions is the following: this process reflects an «order» or a «disorder»? The fact that even at the international summits of heads of states and governments constantly emerges the need to give an order to the development — the issue of the new governance — means that what we are experiencing is rather a period at least of great disorder. Globalization, in short, reflects a chaos — a chaos that can be also creative, not just destructive — because in this process it is difficult to predict and control the consequences of plans, programs, actions.

To this first consideration, a second may be added: usually, is just the weakness or, worst, the lack of an order that let emerge what might be described as the struggle for power, that is, the attempt by some subjects to abolish the existing order and to organize a new order, a new system of rules to impose on others. This attempt always produces winners and losers.

Who is trying to assert its own order, starts always by the devaluation of the existing order, weakening its rules, taking advantage of its contradictions and limitations, enhancing its contrast elements; and all this with the aim to impose his own rules [Матвеева, 2014, 22, с. 56–68].. One of the main factors on which he acts is that of change. A change bound to a mobility pushed to the extreme of the nomadism, to overcome any possible tie and relationship system, for example, with a community or a territory [Бобков, Черных, 2014, 21, с. 39–55].. Enough with the long term! — says Richard Sennett in The flexible man [14] — the occasional relations of association are more useful than long-term bonds. In this new spacetime dimension, relationships become occasional and ephemeral, the constraints and long-term bonds lose any value [1]., the benefits are meaningless if they are caught immediately, the ideas have worth only if they produce income, everything is transient, fragmented, «liquid» [2]. In the globalized world we must travel «light», without the burden of particular conditions, we must avoid to have lasting ties with our goods; we must be mobile and flexible [13]. The culture of the present is going to cancel the past and the future, with all the risks and contradictions that this fact implies.

The global elite, the global market players committed to take the opportunities of the «disorder» have no boundaries, are not tied or constrained by certain situations, such as the policies of nation states or trade union agreements, etc.; they may, or try, to abandon them at any time, de-localizing the activities as the opportunities they see or the new situations they are able to build in the most different areas of the world. These global elites, in short, are acting with strong mobility in a dimension of space and time which is quite different from that in which the majority of citizens lives and works, in which the traditional institutions act [3].

Herein lies the source of the uncertainty prevalent in contemporary society; in the large asymmetry between the capital, that is increasingly global, and the labour and the politics which remain bounded to the local scale. An employee is tied to his community, the company for which he works always less. A public authority is bound by definition to the service of its territory, but the strong economic actors with whom it faces have very different and wider scope for their action. For them, as well ISRIL states, a leading Italian institute of industrial relations analysis (2012, local situations are as airfields on which the global fleet lands and takes off [4]. Therefore, the conditioning capacity of the economic players on the public institutions is much stronger today than ever before. The uncertainty that, consequently, is generated, by this new system of relations between the development actors — institutions, workers, business — end up to widespread and to affect the entire.

Thus, today the power of the impact of economic players in public institutions are much stronger than ever before. Uncertainty that develops as a result of this new system of relations between the parties — institutions, employees, business, eventually widely distributed and affects the entire system at the national or local level [Mabuza, Maslov, 2014, 26]. In fact, the higher the uncertainty spreads, the more players in the global market are able to use the advantages stemming [Sankova, 2014, 25]. The destruction of the previous order — a situation unprecedented and unexpected; situation, it is important to add that looks in the format of increasing uncertainty as an integral element of the new global disorder, which, moreover, is very functional. For this reason, it is important to quickly find the right solutions in terms of management of these processes; in order to avoid catastrophic risks, the effects of which lead to the financial and economic crisis [12], the worst of which occurred after the Second World War.

Global governance — global government

To the goal of a new governance of the globalization processes — a governance adequate at least to limit job instability and social insecurity — it is nec- essary: first, that the scientific community should be able to promote a convergence among various disciplines as well as to adopt an analysis method substantially oriented to the systems analysis, the only one able to assess the interrelationships between the many different factors, the plurality of elements and forces that affect the development of the contemporary world; in this framework, the scientific community should also promote the development of interpretative models of the contemporary society — commonly defined as post-industrial society — in order to understand its possible future evolution [Яковлев, 2014, 23]. Secondly, it should be necessary that the main development actors — political parties, institutions, businesses, professional associations — act in a way to promote the convergence of the systems of rules and regulations which are governing the development process. Of fundamental importance are the building of a positive relationship between state-actors and non-state actors, between the system of rules that relate to national and international institutions and the rules that emerge from agreements between private subjects (such as the collective agreements between trade unions and management associations). That is the open problem of the relationship between government and governance, of the capacity of the rules to manage the globalization process, of the growing importance of the so-called institutional economics.

Improving economy and social welfare as well as promoting a sustainable growth depends, ultimately, by the capability to adapt institutions, norms and behaviors. Here are the problems which refer to the governance-government of such processes. Surely competition needs regulation: this is a necessity first for the same economic players, which only in a fair and transparent environment have the possibility and find the opportunity to verify and eventually affirm the real value of their own ideas, projects and initiative [7]. But since time it is more and more clear that the key-passage is that from the rules of competition to the rules of governance, that is the quality of the regulatory system dealing with economic and social performances (system of laws, rules, procedures, contracts, industrial relations acts). Analysis showed clearly that the societies able to improve the quality of their regulatory system, and to adapt it to the new conditions of development, are also the societies that have been able to react better to the global pressures.

The open question of sustainable development

One of the key-aspects of the new governance concerns the definition of norms, rules, conditions to guide the globalization processes in terms of sus- tainable development, that is a type of development balanced in all its aspects, right in its guiding principles, careful to meet the needs of the current world population but also of the future generations. The commitment to a sustainable development is now assumed and confirmed, even with a lot of emphasis, both by all international institutions, national governments and local authorities. It is necessary, however, to make clear the terms of the issue of sustainability because it is closely linked just to the problems of work instability and, more broadly, of social insecurity.

The idea of sustainability has a very long evolution. Drawn up for the first time in 1972 in relation to the environmental problems, it has been gradually linked to various aspects of the development process: economic, social, cultural, urban [32, с. 22, 23].

In 1972, a team of the Massachusetts Institute of Technology (MIT) published «Limits of the Growth» [9] the report of a study in which a computer model (World 3) was used to examine the interaction of five subsystems of the global economic system, namely population, food production, industrial production, pollution, and consumption of non-renewable natural resources [15]. This well- known and much criticized study was aimed to the public and served as an eye-opener with regard to mounting pressure of humanity on the Earth’s resources. The first real collective international sign of concern about sustainability came in the same year, in 1972, with the U.N. Conference on the Human environment held in Stockholm. As a result of this conference, the United Nations Environment Programme (UNEP) was established, as well as a large number of national environment protection agencies.

The 1980 World Conservation Strategy, aimed at advancing sustainable development by identifying priority conservation issues and key policy options, forged a collaboration between the International Union for the Conservation of Nature (IUNC), the World Wildlife Fund (WWF) and UNEP. In 1983, the World Commission on Environment and Development (WCED) was established by the U.N. [16]. This commission, chaired by Norvegian Prime Minister Gro Harlem Brundtland and composed of representatives of both developed and developing countries, produced in 1987 the famous report “Our Common Future” (the Brundtland report). This report defined sustainable development as “development that meets the needs of current generations without compromising the ability of future generations to meet their own needs” [5]. Additional insights have been recorded, for example, in the 1992 Rio Summit (Rio Declaration on Environment and Development), as well as in the

World Summit on Sustainable Development, Johannesburg, 2002.

In particular, since the Brundtland Report, the commitment to a sustainable development progressively was put in the agenda of international organizations, like the U.N., the World Bank, the International Monetary Fund, the World Trade Organization, of national and regional governments, of the private sector, and of many scientific institutions and NGOs [6]. In Europe, the Lisbon Treaty of 2007 included the principle of sustainability among the fundamental principles of the European Union.

The main problem of sustainability is that it is still today a vague concept, not well defined, in particular when it refers to the social and cultural dimensions of development and to what these dimensions imply: the social dimension, with reference to an equitable distribution of resources, inclusion, development of human resources; the cultural dimension, with reference to cognitive aspects of people, their conventions, values and attitudes. As a result, as demonstrated by many scholars, this concept is often used for different purposes and in different situations.

Recently an increasing attention has been put on the urbanization processes for their relevance just to the point that many authoritative scholars recognize a sustainable urban development as a condition for the overall sustainability, the real new frontier of the sustainability

As compared to 2008, when 50% of the world population lived in the cities, by 2050 this number will have risen to 70%, with most of the growth occurring in developing regions. Even though many new megacities (more than 10 million inhabitants) and hypercities (more than 20 million inhabitants) will emerge over the next few decades, most of the new city inhabitants will be found in smaller, often institutionally weak settlements of 100,000 — 250,000 people. If we also take into account that, today, about 1 billion people (one third of the world’s urban population) live in slums in inequitable and life-threatening conditions and are directly affected by increasingly frequently occurring environmental and social crises, it becomes clear that much of the developmental work toward sustainability will have to be directed at cities — and (ultimately) be carried out by cities. As an important U.N. documents states (UN Habitat, For a better Urban Future, Paris 2009) “the first decade of the twenty-first century has been marked by overwhelming challenges including a food crisis, an energy crisis, a financial crisis, and growing realization of the consequences of climate change. Thousands of organizations are developing tools and offering policy options to meet these challenges. But these activities are disparate and tend to ignore an equally unprecedented mega trend: that the world is undergoing an irreversible process of rapid urbanization. Failure to accommodate this mega trend has resulted in unsustainable forms of production and consumption, poverty and social exclusion, and pollution”. More and more this topic of the urbanization processes are becoming a key condition for any meaningful discourse on sustainability.

In any case, we must have clear that acting for a sustainable development means ensuring the continuity of a society and the duration of its growth, to proceed without too many tensions, divisions, risks of rupture, to progress in stability, to work better in the medium-long term [33, с. 6]. Sustainable development requires a systemic culture and a planning capacity, to get over visions, methodologies, analysis which at the present are too partial, fragmented, unrelated to the multiple dimensions that currently define the idea of sustainability, as, we repeat: environmental, economic, social, ethical, cultural, urban [10]. A sustainable development requires, by its nature, policies able to promote balanced interventions in these dimensions and, in particular, with regard to the specific socio-economic dimension, to reduce inequalities as well as to support the inclusion processes.

In particular, truly sustainable policies should, on the one hand, identify patterns of development of modern society based on new quantitative and qualitative parameters, and, on the other hand, courageously face those situations — such as the excessive fragmentation of the labor market and the widespread social insecurity — which represent the true element of risk of failure of a system [Бобков, 2014, 31, с. 104–110]. All this to avoid that the type of pursued development proves, over time, to be «unsustainable» with regard to economic performance (destruction of human and material resources), social cohesion (increasing tensions between social groups), the relationship between citizens and institutions (detachment from politics and democratic life). The same «fate of the market economy — stated the liberal economist Wilhelm Roepke — with its wonderful mechanism of supply and demand, it is decided beyond supply and demand».

The need of a qualitative approach to the development processes

No doubt that the continuous fragmentation of the labor market — a result of the new forms of global competition and technological progress — is giving the rise to situations of increasing precarity, moving from labour to the entire society. A turnaround is possible only by resetting the inherent links between the two processes of production and distribution of wealth — a real challenge to the prevailing contemporary economic and political culture — recognizing the economic value of social action (the welfare system not as simple cost for the society but as a basic production factor), promoting the quality of development and of its many factors, both human and material.

There in lies what is referred to as the urgent need for a big correction: in recovering the basic idea of the common good, in organizing a system of governance that aims to promote cooperation rather than confrontation between the main public and private actors of the development, in connecting the economic and social advantages, in building a more balanced relationship between public and private consumptions; in other words, by pursuing more the quality than quantity of the growth [Терехин, Чер-нобродова, Бухенский, 2014, 30, с. 86–96The persistence of the contradiction that currently exists at the international level between the need for economic growth and the spreading of social insecurity, will inevitably lead to produce increasingly prominent tensions and dangerous situations of breaking both at global level and within individual regional and national communities,. Member States need to ensure their communities a sustainable growth, ie, stable, balanced, long-lasting; and for this purpose, they can not avoid to address the need to reduce the phenomenon of social insecurity which is, by its nature, likely to be the true element of rupture of each consolidated balance.

In this direction, for example, are going the initiatives promoted by international institutions and individual states to measure the development process with different parameters from those used so far (the new parameters for the calculation of the GNP) as well as to evaluate the processes of change which are taking place in the labor market on the basis of new qualitative elements, such as the enhancement of human resources and their assets of knowledge and experience. In this case, for example, is worth remembering that in the last «Employment Outlook 2014», the OECD, the largest organization of industrialized countries — just to illustrate the complex effects of what is happening in the labor market — considered necessary to integrate the traditional data on employment flows, with data relating to the findings in statistical surveys of different nature, including sociological surveys. As a result, the traditional data on employment / unemployment have been linked, for example, with the data on economic inequality (Gini Index), as well as with data on the birth rate, the demographic trends, school dropout, poverty levels, the relationship between income and health-nutrition- education, social spending, confidence in financial institutions and, more generally, in public institutions.

In this case, on the basis of this new approach, the OECD «Employment Report 2014», brought out a big warning signal not only on unemployment levels, but especially on the risks of the growing and widespread insecurity in contemporary society.

From social precarity to existential precarity

If the application of Gini index on inequality (adopted by United Nations) is able to highlight an element of structural weakness of an economic and social system, the sociological analysis highlight the deep transformations of the cohesive and identity values, which guide the life of individuals and communities, the influence as well as the limits of the individualistic culture, the widespread fear of diversity.

Under these conditions of structural changes, the corrective interventions in the labour market may well provide a valuable contribution to the recovery of certain aspects of the widespread social insecurity and ensure that the required flexibility to the labor force could be also experienced in positive way.

To the many young people who live daily the negative aspects of flexibility, what is failing, with the source of income, is something far more valuable: the certainty of their social identity, the ability to better organize its existence, the feeling to be part of a shared positive experience, to look with confidence to the future. These elements are all linked to the cognitive and cultural heritage of the person, the validity of ethical values on which its life is based, the same concept that he has of the life.

This is why social precarity — the negative aspect of flexible working — is illustrated in far more different terms: the starting point of the analysis may well be the work precarity, which is originated in the working places [8]. But the phenomenon take a more precise meaning when, starting from that, we get to consider the consequent transformations, as: professionalprecarity (due to the depletion of the store of knowledge), economic precarity (related by extreme to the poverty conditions), social precarity (linked to the fall of social mobility), existential precarity (linked to the difficulties of formulating a project for the life). It is up to these factors, largely related to a development model generator of increasing inequality, that our societies set up that hierarchical and pyramidal structure, well described by the sociologist Richard-Sennett, raising many questions about its real democratic solidity.

And the more this complex area of social precar-ity, that lies at the basis of the pyramid, broadens and moves away from that area where the opportunities for growth and success are more easily accessible, the more, as already mentioned, our societies accumulates tension and risks of approaching a real breaking point of its weak balances. In this process of deterioration, serious negative effects are also produced, especially in the political and institutional life (marked by increasing absenteeism, alienation, indifference), in the community solidarity (such as isolation, generational break, indifference to the other, the loss of sense of what may be the common good), in culture (with the prevalence of so-called «culture of the present», as already mentioned, that destroys any notion of past and future. In this respect, the Italian scholar Remo Bodei highlights that contemporary society is drastically reducing the ability to imagine a collective future, to imagine it beyond the private expectations... We are facing the desertification of the future).

Conclusions

A new development planning, aimed at achieving the real progress of a society, not only in economic but also in civil terms, should show the capacity to intervene on the multiplicity of causes that underlie the widespread social precarity, on the multi-dimensionality that characterizes this serious phenomenon. There is no doubt that we are facing with structural changes affecting deeply the community order. And the scenarios that lies ahead indicate that these changes will be increasingly marked in the near future. It is just the reflection on the elements that connect work precarity with social and existential precarity, that can provide useful guidelines to promote corrective actions, as required by the quality of growth.

Glossary

Richard Sennet: definitions and interpretation of social precarity. American sociologist Richard Sennett has identified several areas where precarity turn out, for example:

Existential precarity it deals substantially with the difficulty to formulate a project for the future life, to think in terms of planning [17]. In this regard, very practical and useful indications are often provided by the school teachers and university docents on the students’ uncertainty about the path of future inclusion towards which to direct; or by social operators, when a young man employed in an atypical work expresses his doubts on the possibility of organizing a family, to have children, to emigrate or not [Локтюхина, Рожков, 2014, 24; Коулман, 2014, 27; Ионцев, Прохорова, 2014, 28, с. 83–91; Красинец, Шевцова, 2014, 29, с. 92–99], in short, how to orga- nize his own life plan; by psychologists and sociologists, when a young man shows to be not adequately equipped, because the lack of references to cultural or ethical values, to address the precarity that is inherent in the human relations system, for the continuous changing of the problems and needs of people. It is the area, measurable, of social quality, where development and progress are evaluated not only in terms of quantity (of goods and services produced and traded in the market) but also in terms of quality (ability to civil advancements by individuals and communities).

Social precarity : it deals with the difficulty of identifying its own role in the community of reference, including the work community. What social role plays, in fact, a young man who works temporary for a project as a tutor of a training course? How may be it defined in terms of social value? What meaning to give to the perception of marginality in this case the subject has of himself? This is the area, certain measurable, of social mobility.

Professional precarity : it deals with the difficulty of accumulating knowledge and skills that can be transferred and used in subsequent work experiences, especially when there is a lack of opportunities, within the firm or outside, to reworking its own experience. This is the area, measurable, of the exclusion by an active participation in the labor market initiatives as well as in the positive dynamics of a democratic society

Economic precarity: it deals with the difficulty associated with inadequate wages, in absolute terms or because delayed in time, occasional, etc… which obliges to resort to external support or to cancel also essential spending commitments (eg, such as the loan to buy a house). This is the area marked by discontinuous work, atypical, irregular, by time, by project, by blurred boundaries and contents. In any case it is an area still measurable and where the precarity conditions are linked more closely with those of poverty.

For Sennett, the combination of these different precarity situations determine the position of an individual in the social pyramid, where the top is marked by flexible working, with the risks but also the opportunities it offers to a person who has the ability to grasp them; but where the base is its negative side, the vast phenomenon of social precarity, marked by the inability of people to be able to construct and enforce their own plan of life. It is the area of a «rad-ical feeling of insecurity for the loss of jobs but also of its lifestyle”, where every idea about a positive and constructive future is, at least, set aside.

For Sennett, therefore, flexibility and precarity, are not, in substance, contrary to the prevalent opinion, the two sides of the same coin. These two issues are certainly linked, but the first, flexibility, is more closely tied to the issues of work organization and finds its answers in them; the second, precarity, is undoubtedly also linked to the issues of work, but is more extensively involved and influenced by other factors, which go beyond mere workplace to address the organization of the entire social system. Both, they are still part of a different structure, the so- called social pyramid, whose base is precarity. The extension of this pyramidal base and its volumetric projection upward, indicates the risk of breaking which is over a particular social system. Its assessment and measurement represents a scientific and political challenge; however is the obligatory way to follow to corrective actions that will reduce the danger for the whole.