Социально-экономические и социокультурные факторы влияния на электоральное поведение граждан

Анализ существующей литературы по социологии, политологии, экономике, философии, геополитике показывает, что начало XXI столетия характеризуется дестабилизацией всего мирового социально-экономического и политического порядка (одним из проявлений этого процесса служит глобальный финансово-экономический кризис). Многочисленные факты свидетельствуют в пользу тезиса, согласно которому наблюдаемая дестабилизация обусловлена исчерпанием возможностей существующих моделей социального, экономического и политического развития с «вступлением мировой системы в фазу крупных потрясений в международной экономике и политике» [1, с. 17-18].

Эта дестабилизация мирового порядка влечет за собой ряд социальных и политических рисков для России, имеющих внутренний (социально-политическая поляризация российского общества, отрыв политической и экономической элиты от социума, отсутствие сформированной российской идентичности, социальные и этнические конфликты) и внешний (военное и политическое давление Америки и Европейского союза на Россию, демографическая экспансия Китая и арабо-мусульманского мира) характер. Наряду с внешнеполитическими вызовами и политическими рисками В.И. Пантин обращает особое внимание на первостепенную значимость в этом процессе ситуации на постсоветском пространстве, обусловленную отношениями России с Украиной, Белоруссией и Казахстаном [2, с. 57]. Именно совокупность внешних и внутренних политических рисков для России и стран постсоветского пространства играет немалую роль в использовании элитами Запада и ряда государств СНГ такого инструментария, как «цветные революции». Поэтому для выяснения сущности данного феномена и его места в ряду революций необходимо рассмотреть социологию революции с ее различными трактовками, чтобы отделить мимикрию под революцию, её метафорическую интерпретацию от подлинного характера классической революции и ее модификаций.

В этом плане представляет интерес подход к концепциям классической революции и «цветной революции», предложенный отечественным философом В.В. Межуевым в его работе, анализирующей феномен «оранжевой революции». Он следующим образом характеризует значимость метафоры революции: «Что же принесла с собой метафора революции? Прежде всего, употребление данной метафоры указывает на то, что соответствующий ряд событий нельзя оценивать только на основании анализа их самих. Слово “революция” предполагает вполне конкретное видение исторического континуума, в рамках которого революционный процесс занимает свое царственное место. Ведь на самом деле революция отличается от мятежа не тем, что окончилась удачей (бывают и неудачные революции), а тем, что она включена в историю, в то время как мятеж или бунт остаются лишь единичными событиями, для описания которых совсем не нужно обращаться к историческому контексту. Поэтому при позитивистском подходе к исследованию, скажем, ситуации на Украине в конце 2004 г. от метафоры “революция” следовало бы отказаться. Но нас в данном случае интересует не сама эта ситуация, а использованная для ее обозначения метафора, которая, неизбежно искажая восприятие реальной последовательности событий, вместе с тем выводит нас при их интерпретации в некую “большую историю”, где разные по месту и времени факты оказываются теснейшим образом соотнесены между собой» [3, c. 75].

Метафора используется для связи «революции роз» в Грузии (2003 г.) и «оранжевой революции» на Украине (2004 г.) с «революцией гвоздик» в Португалии (1974 г.), которая положила начало, согласно С. Хантингтону, третьей волне демократизации [4]. Данная метафора «революции» обычно соотносится с понятием «бархатная революция» – мирным, ненасильственным переворотом социалистического строя в странах Восточной Европы, что вписывается в концепцию «глобальной демократической революции». Эта концепция была сформулирована Дж. Бушем-мл. и взята на вооружение идеологами американского неоконсерватизма, квалифицирующих ее как «революция справа». Свершившаяся цепь описанных «демократических транзитов» ведет к «мировой революции», которая была провозглашена К. Марксом и которую пытаются осуществить современные антиглобалисты.

Проведенный В.В. Межуевым детальный анализ метафоры «революции» приводит его к следующим выводам. Во-первых, «революция – это гигантская историческая программа, приведенная в действие в конце XVIII в. и доселе неостановимая» [5, с. 77]. Он выделяет три основополагающих тренда этой программы, выражающих суть феномена подлинной революции: 1) делегитимация всякой власти и всякого властного авторитета; 2) демократизация, отрицающая любую иерархию и любое неравенство в отношениях между индивидами; 3) секуляризация, когда отрицается любое вмешательство религиозного начала в жизнедеятельность общества. Он пишет, что «если выделенные тренды действительно определяют сущность мировой Революции, то вряд ли будет ошибкой сказать, что Революция до сих пор не завершена или, точнее, что к своему концу она подходит только сейчас» [5, с. 77].

Во-вторых, с мировой революцией, которая длится до сих пор с 1789 г. (Великая французская революция) и которая состоит из различных «узлов», имеют непростые связки «оранжевая революция» и ряд других «цветных революций». «”Оранжевая революция” на Украине по целому ряду признаков может быть соотнесена с серией революций прошлого. Условия места (постсоветское пространство) и характер генезиса (оспаривание результатов выборов) сближают события на Украине в ноябре 2004 г. с произошедшей за год до этого “революцией роз” в Грузии. Через метафору “революции роз” “оранжевая революция” соотносится с “революцией гвоздик” в Португалии, положившей начало третьей волне демократизации, и “бархатными революциями” в Восточной Европе, на которых данная волна оборвалась. Все эти цветные и цветовые метафоры имеют одно значение – упомянутые революции носили мирный, ненасильственный характер» [5, с. 77]. Не исключено, что «цветные революции» являются событиями мировой революции, которая примет ан-тикапиталистический и антизападный оттенок.

С подходом В.В. Межуева смыкается в определенном смысле позиция отечественного философа В.А. Куренного [6], согласно которой мировая революция представляет собою перманентную буржуазную революцию, включающую в себя свои альтернативы. Он исходит из реконструкции классической (подлинной) революции, которая предложена Ш. Эйзенштадтом в работе «Революция и преобразование обществ» (вышла в свет в 1978 г.), и предлагает следующую реконструкцию чистой, или подлинной революции. Согласно его дефиниции, классической революции соответствуют следующие пять критериев: 1) насильственное изменение существующего политического режима, основ его легитимности и его символики; 2) замена недееспособной политической элиты или правящего класса другими социальными группами; 3) кардинальные изменения во всех важнейших институциональных сферах, в первую очередь в экономике и классовых отношениях; 4) радикальный разрыв с прошлым; 5) революция не только осуществляет институциональные и организационные преобразования, но и вносит изменения в нравственность и воспитание, она создает, или порождает, нового человека.

Исходя из этих критериев классической революции, В. Куренной выделяет только две основные революции, которые задают все последующие фундаментальные исторические ориентиры развития общества в глобальной перспективе, – это Французская революция 1789 г. и русская Октябрьская революция 1917 г. Существенно то, что эти две революции органически входят в смысловой горизонт и обыденного, и теоретического сознания современности.

Согласно анализу В. Куренного, в отличие от этих двух революций, значение «театральных», «цветных революций» состоит в том, что они выступают в качестве экстренного и одновременно безопасного механизма «прямого политического волеизъявления и действия». Таким образом, результаты аналитического рассмотрения В. Куренным мировой революции как динамичной перманентной революции и места в нем феномена «цветных революций» по ряду моментов совпадают с размышлениями В.В. Межуева о направленности мировой революции и включении в нее «цветных революций».

Теперь на основании изложенного можно охарактеризовать сущность феномена «цветных революций» и их место в ряду революций, произошедших на протяжении более двух столетий. Для этого следует принять во внимание одну особенность Французской революции, на которую обычно не обращают внимания в исторической, политологической и социологической литературе. Данная особенность хорошо описана всемирно известным британским историком Э. Хофсбаумом в его капитальном труде «Век империи. 1875 – 1914», в которой чистая, классическая революция характеризуется как «двойная революция». «История капитализма, – подчеркивает он, – началась с решительного двойно- го прорыва, совершенного сначала первой промышленной революцией в Британии … а затем – франко-американской политической революцией, установившей основные модели общественных институтов буржуазного общества…». На этой концепции «двойной революции» построен первый том фундаментальной трилогии ученого «Век Революции» [7, с. 16].

Всем этим подходам присуще нечто общее, а именно: явный или неявный нормативизм, который представляет собой некое телеологическое представление о том, какое общество является итогом революционных трансформаций. В противовес нормативному подходу, который акцентирует внимание на кардинальных трансформациях социального порядка или типа социальной системы в ходе революции, А. Фисун считает гораздо плодотворней более узкую интерпретацию феномена «цветных революций», как одной из возможных форм смены политического режима наряду с другими возможными формами [8, с. 212].

Феномен «цветных революций» на постсоветском пространстве связан с политической динамикой развития постсоветских государств, в основе которого лежат различного типа неопатри-мониальные политические структуры. Революционные выступления масс против правительственного произвола и коррупции вызвали падение самых хрупких форм конкурентного неопатримониа-лизма (Украина, Грузия, Киргизия). Вместе с тем протестные движения обусловили попытки стабилизации и реформирования сверху в менее конкурентных неопатримониальных системах (Беларусь, Казахстан, Азербайджан).

Аналитическое рассмотрение динамики «цветных революций» на постсоветском пространстве показывает, что данный феномен занимает как бы промежуточное положение между двумя основными направлениями теории революции, которые в последнее время стали смыкаться благодаря практике. Согласно первому направлению теории революции, революция представляет собой «локомотивы истории», использующие энергию масс и законы развития общества, что способствует дальнейшему продвижению социума по пути прогресса. Второе направление теории революции исходит из «аномального», «патологического» характера революции, обусловленного суммой негативных факторов, что поворачивает развитие общества вспять, на регрессивный путь развития.

Именно в первом направлении господствует концепция политического и идеологического наступления, во втором – концепция обороны, которая использовалась для противодействия революции посредством установления «черных» военных режимов, контрреволюционных переворотов, что в результате привело к разработке действенной в условиях глобального сетевого общества теории и практики моделей мирной, ненасильственной «цветной революции». Эти модели лежат и в основе «цветных революций» на постсоветском пространстве и других аналогичных им революций.

Сущность феномена «цветных революций» как политических, а не социальных четко просматривается на фоне соотношения классических, центральных, социальных революций, направленных на создание нового типа общества, адекватного вызовам времени, с глубокими трансформациями, чтобы разрешить фундаментальные противоречия, и вторичных, периферийных, локальных, политических революций, которые нацелены на разрешение отдельных противоречий. Все характеристики феномена «цветных революций» свидетельствуют о ее политической, но не социальной сущности [9].

Особенность «цветных революций» обусловлена новой исторической ситуацией – современный мир теперь является глобальным, причем в нем доминируют информационно-коммуникационные сети, чье существование обусловлено цифровым этапом информационной революции. На основании изложенного можно дать следующую дефиницию «цветных революций»: в отличие от классических «двойных революций» (промышленная и социальная революции), это «полуторная» (информационнокоммуникационная революция и политическая легитимная революция в рамках существующих социальных институтов); это политическая революция без социальной революции, использующая виртуальное социальное пространство, детерминированное контингентностью комплексной социальной системы, которая содержит в себе спектр возможностей иного политического бытия. Приведенное сущностное определение феномена «цветных революций» плодотворно для анализа такого рода революций, разворачивающихся в современном мире.