Социально-экономическое неравенство как фактор запроса гражданского общества на политическую модернизацию в Российской Федерации

Российская Федерация также не является исключением, во многих случаях даже наоборот – вырывается в лидеры по уровню социального неравенства. Так, по данным банка Credit Suisse , в его ежегодном Global Wealth Report 2022 указано, что на долю 1% самых богатых россиян приходится 58,6% национального богатства, что почти на 10% больше, чем в Бразилии (49,3%), и почти в 2 раза больше, чем в Китае и Германии (30,5% и 29,2% соответственно)¹.

Прежде чем приступить к анализу субъективного восприятия неравенства гражданами РФ, необходимо рассмотреть величину неравенства, которая на данный момент существует в российской экономике. Основным экономическим фактором, влияющим на настроения людей и на их социальный запрос, является уровень доходов граждан, отражающий их благосостояние. Так, согласно данным Росстата, в период с 2013 по 2021 г. среднедушевой доход изменился с 25 684 руб. в 2013 г. до 40 040 руб. в 2021 г., т.е. номинально увеличился на 56%1. В то же время инфляция рубля за период с января 2011 по декабрь 2021 г. составила 76,68%, согласно калькулятору инфляции, который рекомендует к использованию ЦБ РФ2. Таким образом, в реальном выражении в период с 2013 по 2021 г. доходы граждан России снизились из-за того, что национальная валюта дешевела быстрее, чем росли номинальные доходы россиян.

Таблица 1

Среднедушевой доход в РФ по федеральным округам в 2013 и 2021 гг.

Также, рассматривая доходы, необходимо обязательно учесть фактор социального неравенства, который в некоторых случаях может стать определяющим в появлении у гражданского общества запроса на политическую модернизацию. Политическая модернизация – это изменение взаимоотношений государства и общества путем изменения политических практик управления государством; изменение политических институтов либо введение в политическую практику институтов, которые не оказывали должного влияния на политическую систему до проведения политической модернизации. Индекс Джинни в период с 2013 по 2020 г. снизился с 41,9 до 40,3, что, на первый взгляд, должно говорить о пусть и незначительном, но снижении социально-экономического неравенства [Мареева, Слободенюк 2021]. Однако, согласно другим методологическим подходам, ситуация с социально-экономическим неравенством в России значительно хуже. Так, согласно отчету Credit Suisse Research Institute (исследовательский институт международного банка Credit Suisse, который использует индекс Джинни по богатству), Россия оказывается среди лидеров неравенства с показателем 87,8 в 2020 г.1 В то же время, согласно всемирной базе данных о неравенстве, на долю 1% самых богатых россиян приходится 21% национального дохода, а на долю 10% самых богатых – 46,6% национального дохода, что говорит об очень высоком уровне неравенства по уровню доходов [Alvaredo et al. 2018].

Таким образом, подводя промежуточный итог, можно заключить, что Российская Федерация – страна высокого социально-экономического неравенства, которое отражается как в структуре российского капитала, формируя высокое неравенство по богатству, так и в региональном разрезе, формируя неравенство возможностей в российских регионах и между российскими регионами.

Теперь стоит обратить внимание на субъективное восприятие российскими гражданами социально-экономического неравенства. Так, согласно социологическому исследованию Левада-Центра², проведенному в период с 17 по 22 февраля 2022 г. по проблемам и страхам россиян, в первой шестерке стоят проблемы, связанные с экономикой и неравенством: рост цен, коррупция, бедность, безработица, резкое расслоение на бедных и богатых³. Согласно опросу фонда «Общественное мнение» (далее – ФОМ) о справедливости и несправедливости, который был проведен в 2020 г., большинство россиян (61%) считают, что российское общество устроено несправедливо. Данное мнение отражает текущую ситуацию с концентрацией доходов у привилегированных слоев населения. Россияне в основном (70%) считают, что пособия многодетным семьям за счет налогоплательщиков – это «справедливо», также «справедливо», что безработные получают пособия за счет налогоплательщиков (так думают 60% россиян). В то же время 50% россиян – против, и 29% называют несправедливой ситуацию, когда одни люди могут приобретать предметы роскоши, а другие не могут, а подавляющее большинство россиян (79%) считает несправедливой ситуацию, когда богатые и бедные платят один уровень налогов (данный опрос проводился до введения дополнительного отчисления в 2% с дохода свыше 5 млн руб. в год). Также россияне в подавляющем большинстве (80%) считают несправедливой ситуацию, когда качество медицинских услуг зависит от уровня доходов. При этом большинство россиян (56%) считает, что справедливость в российском обществе в большей мере зависит от российской власти⁴. В мониторинге Всероссийского центра изучения общественного мнения (далее – ВЦИОМ) в 2022 г. на вопрос о том, согласны ли респонденты с тем, что ра зличия доходов в стране слишком велики, положительно ответили

69% респондентов при 10% отрицательных ответов и 20% не определившихся. На вопрос о том, согласны ли респонденты с утверждением, что неравенство необходимо для развития страны, было дано 54% отрицательных ответов, 18% положительных при 28% не определившихся. На вопрос о том, должно ли государство уменьшать различия в доходах, было дано 55% положительных ответов, 14% отрицательных, при 32% не определившихся1. Эти данные подтверждаются исследованиями, проводимыми Институтом социологии ФНИСЦ РАН. Академик М.К. Горшков пишет: «Наиболее резкое массовое недовольство россиян связано с чрезмерной глубиной неравенств в распределении собственности и доходов. При этом решающую роль в определении позиции наших сограждан в вопросе о справедливости тех или иных неравенств играют не столько их личные интересы, сколько общие представления о справедливости, которые являются социокультурной нормой, характерной для российского общества на нынешнем этапе его развития» [Горшков 2020].

Таким образом, социологические исследования подтверждают, что вопросы справедливости и доходов занимают ключевые места в рейтинге проблем у россиян, при этом вопросы справедливости в обществе большинство россиян связывает с российской властью и государством. Социологические опросы выявляют показанный ранее на объективных экономических данных конфликт, который может выразиться в борьбе на своем месте работы за увеличение заработной платы и улучшение условий труда. При этом сама борьба может принимать различные формы – от классической забастовки до «итальянской», от обращения в соответствующие инстанции до самозахватов рабочими предприятий. Однако неравенство в России распространяется не только на имущественные отношения. По экономическим данным, рассмотренным ранее, мы смогли выявить неравенство по доходам по федеральным округам и, соответственно, и по регионам. Так как Москва является одним из самых благополучных регионов в стране, имеет смысл рассмотреть отношение россиян, проживающих в других регионах, к столице. Согласно опросу ФОМа об отношении россиян к Москве, исследователи делают такие выводы: «33% россиян утверждают, что испытывают по отношению к столице положительные эмоции, 19% плохо относятся к Москве, у 45% этот город никаких эмоций не вызывает. При этом довольно широко распространено убеждение, что в стране к столице относятся плохо (его придерживаются 31% опрошенных), 18% думают, что преобладает положительное отношение, 27% – что безразличие. Хотели бы жить в Москве 12% – среди молодых, 17% – россиян»2. Можно заключить, что россияне в целом в 2017 г. не переносили проблему регионального неравенства на столицу, однако усугубление регионального неравенства рискует вылиться в конфликт между центром и регионами.

Запрос на социальную справедливость и борьбу с неравенством реализуется и в электоральном поведении. На прошедших в 2021 г. выборах в Государственную думу партии «левого» толка значительно приросли числом избирателей. Динамика прироста голосов партии власти – «Единой России» не соответствует динамике изменения отношения избирателей к данной партии, в то время как по остальным политическим силам динамика совпадает полно- стью. В то же время «Единая Россия» показала прирост голосов, не сопоставимый с приростом голосов партий «левого» политического спектра – КПРФ и «Справедливой России». Фактически в г. Москве основная конкуренция происходила между двумя партиями – КПРФ и «Единой Россией» [Рюмин 2022: 400]. Таким образом, мы видим, что запрос на социальную справедливость и борьбу с социально-экономическим неравенством уже начал трансформироваться в политическое поведение, пока в самой простой его форме – в участии в электоральном цикле и голосовании за политические силы, выдвигающие программы борьбы с неравенством.

Кроме социологических данных и политического поведения, выраженного в изменении электорального поведения, гражданское общество в России использует и акции прямого действия – различного вида забастовки. Согласно данным Росстата, число забастовок в России минимально, однако данные Росстата отражают лишь число официально оформленных забастовок. Провести официальную забастовку, исходя из действующего законодательства РФ, практически невозможно; таким образом, акции прямого действия рабочего движения не попадают в официальную статистику, и создается впечатление, что забастовочное движение незначительно, ведь, по официальным данным Росстата, в 2018 г. было проведено лишь 2 забастовки, в которых участвовали лишь 2 человека. Об этом пишут В.А. Черенкова, О.В. Жигарь в статье «Особенности забастовочного движения в России» [Черенкова, Жигарь 2021]. В то же время научно-исследовательский центр «Трудовые конфликты» в своем отчете указывает, что число неорганизованных конфликтов без участия профсоюзов возросло до 77% общего числа всех конфликтов; такие конфликты также не попадают в официальную статистику Росстата [Подцероб 2019].

О заниженности официальной статистики по забастовочной активности пишет И.Р. Ахмадуллин в статье «Итальянские забастовки в России»: «Однако официальные показатели забастовочной активности являются неполными (резко заниженными), поскольку не учитывают нестандартные формы забастовок, а также забастовки, которые признаны незаконными. Например, Росстат за январь–ноябрь 2018 г. зарегистрировал всего 2 забастовки, в то время как по данным Научно-мониторингового центра “Трудовые конфликты” Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов, в 2018 г. работники выходили на забастовку в ходе социально-трудовых конфликтов 166 раз.

Подобными исследованиями в стране также занимаются с 2008 г. Центр социально-трудовых прав (ЦСТП) и с 2016 г. – Центр экономических и политических реформ (ЦЭПР). Число верифицируемых этими организациями трудовых конфликтов измеряется сотнями эпизодов в год. По данным Верховного суда РФ, ежегодно рассматриваются десятки случаев обращения работодателей о незаконной забастовке со стороны работников, и многие из них признаются законными по суду. Это, конечно, тоже неполные данные. Например, итальянские забастовки часто не попадают в статистику, поскольку проходят “втихую” и не получают освещения в СМИ. Правда, в НМЦ “Трудовые конфликты” в последние годы стали дифференцировать протестные выступления по различным формам» [Ахмадуллин 2020]. В этой же работе автор указывает, что в России происходит сдвиг от классических забастовок к нестандартным формам забастовочного движения. В том числе широко развивается движение так называемых итальянских забастовок, к которым зачастую прибегают работники государственного и окологосударственного сектора, например работники скорой помощи и работники транспорта.

Кроме этого, появляются новые организационные структуры рабочего движения. Стоит отметить, что такие структуры, возникая, отражают проблемы рабочего движения в России и используют современные сетевые организационные формы, часто основывая свою деятельность на деятельности через социальные сети (например, «Платформа солидарности» или профсоюз «Курьер»). Профсоюз «Курьер», помимо современной организационной формы, возник и на современной форме занятости, так называемой прекарной занятости, когда работники в силу специфического режима взаимодействия с работодателем выпадают из поля действия Трудового кодекса РФ (ТК РФ). Уже в течение двух лет профсоюз, несмотря на давление¹, проводит забастовки курьеров служб доставки в разных городах России². Прекарная (неустойчивая) занятость (англ. – precarious employment ) представляет собой тип занятости, «сопровождающийся утратой работником стандартных трудовых отношений, основанных на бессрочном трудовом договоре с полной рабочей неделей (стандартная занятость). Она включает элементы незащищенной занятости на неформальной экономике и неформальных рабочих местах в формальной экономике, в неформальном производстве (некорпорированная занятость домашних хозяйств), в скрытом производстве и незаконной деятельности, а также временную незанятость (безработицу)» [Смирнова 2020].

Заключение

Таким образом, можно заключить, что выявленные ранее факторы, ведущие к нарастанию социальной напряженности (неравенство и концентрация богатств в российском правящем классе), сходятся с субъективными факторами восприятия этих проблем в российском обществе, что подтверждается результатами социологических опросов, выражающимися в изменении электорального поведения россиян, а также в проведении акций прямого действия. Борьба за улучшение положения рабочего класса в российском государстве, несмотря на заниженную статистику Росстата, существует, развивается и имеет большой потенциал перехода от экономических требований к требованиям политической модернизации, под которыми можно понимать требования большего участия общества в управлении государством для более справедливого, с его точки зрения, распределения ресурсов в экономике и изменения политических институтов для достижения данной цели. Таким образом, можно сделать вывод, что социально-экономическое неравенство вызывает социальную напряженность и отражается в субъективном восприятии россиянами государства как основного субъекта, ответственного за существование подобного неравенства. Сохранение текущих тенденций по увеличению уровня социально-экономического неравенства в российском обществе несет в себе риски потери стабильности общественно-политической системы. В то же время стоит отметить, что на данном этапе социальная обеспокоенность трансформируется в основном в противостояние работников и работодателей с выдвижением экономических требований, но не переходит к требованиям политическим.