Социокультурные миры и категория "народ"

В настоящее время в связи с набирающим силу процессом глобализации происходит пересмотр многих социально-философских категорий, в том числе и такой категории, как «народ». В данный момент теория глобализма является ведущей в современном западном обществе и ставит вопрос о едином развитии человечества. Этот вопрос был поднят давно и впервые был решен положительно с принятием христианства - в духе версии общечеловеческого спасения, независимо от этнических и расовых различий. В дальнейшем в истории развития философской мысли также рассматривались различные основания для единого развития человечества.

Эпоха Просвещения в новых терминах подтвердила этот вывод, выстроив общечеловеческую перспективу перехода от варварского изоляционизма к единой цивилизации. Образцом для всего человечества при этом была объявлена Европа, что нашло отражение в историко-культурной концепции европоцентризма, постулирующей и обосновывающей особый статус и значение европейских ценностей в цивилизационном и культурном процессах. При этом появилось деление народов на передовые и отсталые. К передовым народам относились европейские, остальные же считались нецивилизованными или, в лучшем случае, малоцивилизованными. И отсталым народам необходимо было рано или поздно поднять свою культуру до уровня передовых, пройти правильный путь развития, от которого они уклонились, но с излишними страданиями и потерями. Но в то же время европейский просвещенческий мессианизм носил гуманистический характер. Однако несмотря на это, подобный европейский эгоцентризм первоначально воплотился в дихотомии Восток-Запад, которая возникла еще в эпоху античности, а в настоящее время помимо этой выделяется также и вторая дихотомия - Север-Юг.

Кроме того, важной является и роль народа с точки зрения идеи прогресса, которая стала одной из самых популярных в XVIII-XIX вв. и утверждает, что условия жизни людей с ходом времени меняются в лучшую сторону. Согласно постулатам классики (и либеральной, и марксистской), прогресс представляет собой не что иное как жизнь народа в истории. Требования народа и требования прогресса представляют собой разные формы выражения одной и той же сути. Поэтому и в политическом отношении народ выступает сувереном: его воля, будучи субъективной формой выражения объективных требований прогресса, не может оспариваться от имени прогресса.

Но со временем теория прогресса подвергается антидемократической деформации. Прогресс в этом случае становится делом элиты (революционной, технократической и т. п.), которая навязывает свою модернизаторскую волю косному большинству. В частности, «теория модернизации, получившая особое развитие во Франции как социальная философия V республики, прямо постулирует новый статус народа как объекта модернизаторской воли реформаторов» [1].

Между желаниями народа и требованиями прогресса обнаружилась пропасть, и поскольку элита отныне служит не народу, а прогрессу, ее отношение к народу откровенно портится. Подразумевается, что элита знает «подлинные» интересы народа лучше самого народа и поэтому ее надо вывести из-под его контроля. Таким образом, если демократическая классика видела в народе политический и исторический суверен, сознание которого не противоречит «историческому разуму» или высшим императивам прогресса, то постклассическая теория прогресса видит в народе в лучшем случае объект своей благотворительной воли, в худшем - темную неразумную массу, менталитет которой является главной помехой прогрессивным преобразованиям.

В настоящее время происходит повсеместное навязывание различным странам западных идеалов, стандартов. Инициатором идеи глобализма выступает современный Запад, прежде всего США. Этой идее соответствует пропаганда «открытого общества», которое обосновывается посредством ссылки на объективную глобальную взаимозависимость. И если первоначально «открытое общество» касалось прежде всего сферы экономики, то сегодня «теория открытого общества» уже не ограничивается экономикой. «Открытое общество» означает мир без границ, без специфической культурной и национальной идентичности, лишенной таких «архаичных» добродетелей, как чувство Родины, патриотизм. Это обосновывается ссылками на объективные тенденции современного развития, якобы делающие совершенно условными любые территориальные границы, национальный суверенитет и ущербность любого изоляционизма.

Западническая концепция глобализма, как отмечает, в частности, А. С. Панарин, в целом строится на принципе неэквивалентного обмена. Вместо взаимного культурного обмена здесь предполагается одностороннее влияние Запада, просвещающего других, но отказывающегося в свою очередь просвещаться с их помощью. Запад предстает как воплощенная «общечеловечность» с такими «нейтральными» атрибутами, как всеобщая рациональность, общечеловеческий интерес, права человека, свобода и т. п.

И здесь, как следствие теории глобализма, «открытого общества», возникает угроза устранения народа как самостоятельного субъекта истории и носителя суверенитета.

Впервые в истории на месте коллективной идентичности больших субъектов истории, какими являются народы, ожидается появление разрозненных социальных атомов - так называемых «граждан мира». Они ни к чему не привязаны, для них не существует высших ценностей и коллективных святынь - есть только индивидуалистические интересы, побуждающие их то образовывать временные социальные связи, то рвать их - в зависимости от изменчивой конъюнктуры» [2].

Когда говорят о едином экономическом, политикоправовом, информационно-образовательном пространстве наций, имеют в виду некие недробимые универсалии, вместе образующие инфраструктуру национального развития и канву народной судьбы. Современная глобализация впервые в истории человечества посягает на эти основы коллективной судьбы и идентичности и предполагает тотальную приватизацию, исключающую саму постановку вопроса о национальной идее, национальных интересах, приоритетах, безопасности и т. п.

Стратегией для превращения народов в «граждан мира» является бихевиоризм, который не только сформировал американскую картину мира, но и явился основанием специфических для американского общества социальных и политических практик.

Бихевиоризм является номиналистической системой, настаивающей на том, что социально общее (коллективное) существует не реально, в качестве неразложимого субстрата, а лишь номинально. Настоящей же социальной реальностью являются индивиды-атомы, взаимодействующие между собой на сугубо утилитарной, прагматической основе. Сущность социальных явлений лучше всего определяется понятием «контакта» моего «я» с другими человеческими «я». В результате такого контакта получаются действия одного отдельного индивида на другого, причем действия эти осуществляются не непосредственно, а так сказать, на расстоянии. Все социальные явления и есть результат таких коллективных взаимодействий, а носителем общественного сознания может быть только отдельный человек.

Бихевиоризм, таким образом, отвергает и высшие коллективные смыслы, связанные с групповой идентичностью людей, и внутренние смыслы, относящиеся к сокровищнице внутреннего человеческого мира. И то и другое отбрасывается в качестве чего-то иррационального.

Как отмечает А. С. Панарин, «бихевиоризм на американском „провинциальном" уровне сформулировал именно то, что современные адепты глобализации формулируют применительно к человечеству в целом.

Имеются в виду процедуры десоциализации, декуль-турации и дезинтеграции людей, обрубивших национальные корни и превращающихся в кочующую диаспору «граждан мира», не знающих никаких культурных, нравственных и других внутренних ограничений. Бихевиористский индивид-атом знает только внешние ограничения, связанные с давлением других атомов. В этой роли он не чувствует себя связанным ни традициями, ни моралью, ни какими-либо ценностями» [2].

Альтернативная бихевиоризму когнитивистская школа оспорила главные выводы социального атомизма и связанной с ним теории механического обмена. Когнитивизм показал, что людям по самой их «культурной природе» свойственны процедуры социальной категоризации, связанные с интеграцией индивидуального «я» в коллективное «мы» и отличием «мы» от «они». На осно ве исследований В. С. Агеев выделяет следующие моменты групповой идентичности:

• -    социальная категоризация, которая может быть понята как упорядочивание социального окружения в терминах распределения людей по группам;

• -    социальная идентификация, сопутствующая приобщенности индивида к той или иной группе;

• -    социальное сравнение (с другими группами);

• -    межгрупповая дифференциация (происходит размежевание «мы» с внешним окружением, обозначаемым как «они»);

• -    межгрупповая дискриминация, связанная с установкой на более высокую оценку собственной группы по сравнению с чужими группами [3].

Таким образом, посредством исследований, наблюдений и экспериментов когнитивистская школа доказала, что групповая категоризация наряду с побуждениями чисто прагматического свойства включает также некий «остаток», совершенно необъяснимый в контексте теории обмена и свидетельствующий о том, что коллективная идентичность для всякого человека имеет самоценный характер.

Символическая реальность когнитивизма объединяет два фактора, выносимых бихевиористами за скобки: надындивидуальный мир коллективных смыслов и ценностей и внутренний мир личности.

Вместо «реагирующего» и «взаимодействующего» субъекта бихевиористов появился ценностно восприимчивый, рефлектирующий субъект «понимающей психологии» - личность, причастная к неприватизированному коллективному богатству, имя которому - культура.

Либеральное сообщество последовательно отвергает подобные выводы и иногда не гнушается откровенной культурофобией.

Дело в том, что сама вселенная частного предпринимательства - это атомарная (номиналистическая) вселенная. При других допущениях, касающихся неизбежной групповой и ценностной причастности и связанных с нею предпочтений, основные концепты рыночной теории -конкуренция, эквивалентный обмен, равновесная внепро-текционистская среда - становятся неприменимыми. Это же касается и формальной - представительной демократии. Демократические выборы лишь тогда являются процедурой открытия того, что невозможно было бы узнать заранее, когда граждане ведут себя не как неизменно лояльные члены своих социальных групп, а как свободные атомы, меняющие свои политические предпочтения в зависимости от выгоды и конъюнктуры. В противном случае потенциальное распределение голосов было бы известно заранее - в соответствии с групповой (классовой) принадлежностью избирателей.

Следовательно, рыночное демократическое общество намеренно игнорирует сверхатомарные культурные и социальные реальности - в противном случае сами его основания могут быть поставлены под вопрос. Поэтому абстрагирование от коллективных смыслов и отрицание устойчивой групповой идентичности являются принудительными для общества, объявившего в качестве своего кредо «честную конкуренцию» и демократию. То, что в реальности сталкиваются на рынке и взаимодействуют в политике не изолированные социальные атомы, а группы, позиции которых заведомо неравны, современная либеральная теория предпочитает не замечать [2].

Вообще специфически современным и беспрецедентным является возведение целой цивилизации на чисто негативных основаниях, на абсолютном отсутствии высшего принципа. Сегодня подобное мировоззрение насаждается в бывших социалистических странах и на Востоке.

Как уже отмечалось, глобализм опирается на принципы Просвещения. Однако современные либералы поставили под сомнение универсалистскую антропологию Просвещения. Если пересмотреть проект Просвещения в свете либеральной теории глобального мира, то окажется, что, как отмечает А. С. Панарин, «самое рентабельное - не тратить средства на развитие отсталых стран и континентов, где соответствующие инвестиции дают значительно меньшую отдачу на вложенную денежную единицу, а переадресовать проект развития наиболее развитым странам, превратив периферию мира в экономическое гетто.

Собственно, глобалистская теория естественного рыночного отбора именно это и утверждает. Она говорит, что правом пользоваться дефицитными планетарными ресурсами, развивать собственную промышленность, науку и культуру должны лишь те страны, которые выиграли мировой конкурс рентабельности, экологичности, минимальной энергоемкости» [2].

«Проигравшим, вместо того чтобы дублировать роли мировых пионеров прогресса, предстоит согласиться на значительно менее престижные роли и заниженные стандарты. Проще говоря - примириться с участью людей второго сорта и не сопротивляться переходу своих национальных ресурсов в руки тех, кто лучше ими воспользуется. Таким образом, критерий рыночной рентабельности, взятый в его глобальном измерении, прямо подрывает главные презумпции проекта Просвещения, касающиеся равного достоинства людей и равного права на лучшее будущее. На место неприспособленных предприятий или отдельных социальных категорий выступают неприспособленные народы, которым следует отказать в «кредите развития» [2]. Это так называемое деление на исторические и неисторические народы, фигурировавшее еще у Г. Гегеля, только в более современной интерпретации.

Модернизация, безусловно, необходима. В глобальном процессе модернизации есть не только особенное, но и общее, определяющееся развитием промышленности, технологии, науки, имеющее более или менее общие стадии. В чем-то аналогичные этапы развития проходят все народы (как и отдельный человек в своей жизни). Однако, как отмечает С. Хантингтон, «модернизация не обязательно означает вестернизацию. Незападные общества могут подвергаться модернизации, не отказываясь от своих собственных культур и не принимая западных ценностей, институтов и форм поведения» [4]. Так, Япония, Сингапур и Саудовская Аравия являются современными, процветающими, но явно не вестернизированными обществами. Презумпция Запада, что по мере модернизации другие народы станут такими же, «как мы», -это частица западного высокомерия, иллюстрирующего столкновение цивилизаций.

Однако проект глобализации не является на данный момент единственным. Ряд исследователей (Е. В. Островский [5], П. Г. Щедровицкий [5], В. И. Кудашов [6] и др.) помимо глобалистского (или «американского») проекта выделяют еще ряд программ развития. Это прежде всего так называемый «европейский проект», близкий к «американскому», где место здесь занимает Объединенная Европа; «японский проект», опирающийся на развитие технологий будущего; «китайский проект», проявляющий себя в настоящее время в качестве торговой экспансии по всему миру и «исламский проект», базирующийся в первую очередь на религии и не имеющий пока самостоятельной экономической программы.

Россия сейчас следует по «американскому» пути. Но стратегия «догоняющего развития» опасна. Еще И. А. Ильин отмечал, что «всякое механическое заимствование и подражание может дать только сомнительные или прямо гибельные итоги» [7].

Н. С. Трубецкой, в свою очередь, одним из первых раскрыл всю драматичность догоняющего развития и всю тщету его: «Оказывается, что культурная работа европеизированного народа поставлена в гораздо менее выгодные условия, чем работа природного романо-германца. Первому приходится искать в разных направлениях. Тратить свои силы над согласованием элементов двух разнородных культур, над согласованием, сводящимся большей частью к мертворожденным попыткам; ему приходится выискивать подходящие друг к другу элементы из груды ценностей двух культур - тогда как природный романо-германец идет верными путями, проторенной дорожкой, не разбрасываясь и сосредотачивая свои силы лишь на согласование элементов одной и той же культуры. Как человек, пытающийся идти нога в ногу с более быстроходным спутником и прибегающий с этой целью к приему периодических прыжков, в конце концов неизбежно выбьется из сил и упадет в изнеможении, так точно и европеизированный народ, вступивший на такой путь эволюции, неизбежно погибнет, бесцельно растратив свои национальные силы. И все это - без веры в себя, даже без подкрепляющего чувства национального единства, давно разрушенного самим фактом европеизации» [8].

Но при всем имеющем сейчас место рыночно-экономическом смешении людей и народов не исчезает сложившаяся в тысячелетиях культура, сохраняющая в себе ментальность, «нарративы духа», стиль и образ жизни того или иного народа. К примеру, японский народ не перестает быть таковым, осваивая и производя наисовременнейшие информационные технологии и средства, конкурируя на мировом рынке с другими странами.

Несмотря на процессы глобализации, а может быть, и вследствие их, набирают силу прямо противоположные тенденции. Особенно заметным сейчас становится интерес к культурной отличительности, которая далека от того, чтобы уступить свое место унифицированной «массовой культуре». Культурное многообразие современных гражданских наций даже увеличивается, и составляющие их народы находят все больше средств, в том числе политических и правовых, чтобы сохранять и развивать свою целостность и культурный облик. Эта тенденция осознания и отстаивания своей собственной отличительности, идентичности и сохранения культурной традиции подтверждает общую закономерность, что человечество, становясь все более взаимосвязанным и единым, не утрачивает своего этнического многообразия.

В качестве альтернативной концепции можно предложить идею социокультурного мира, ядром которого выступает психология народа, его образ жизни, интересы, традиции, но не сводящуюся только к этому Основными факторами принадлежности к народу являются единство культуры и языка. Реализация проекта социокультурного мира может стать основой формирования нового народа, не ограниченного жесткими территориальными рамками.

В качестве проекта для России ряд исследователей (Е. В. Островский, П. Г Щедровицкий, В. И. Кудашов, В. И. Замышляев и др.) предлагают идею «Русского мира». «Русский мир» здесь предстает как «сетевая структура больших и малых сообществ, думающих и говорящих на русском языке» [6]. Состав Русского мира включает в себя как население, проживающее непосредственно на территории России, так и многочисленные русские диаспоры на Западе и постсоветском пространстве. Важность привлечения диаспор связана с тем, что численность русскоязычных диаспор велика и сопоставима сейчас с численностью населения современной России, а их творческий и экономический потенциал сравним с потенциалом любой из развитых европейских держав в силу того что эмиграция на Запад в последние два десятилетия носила характер интеллектуальной эмиграции высококлассных специалистов различных областей деятельности.

Как отмечает В. И. Кудашов, мировоззренческое и структурное объединение диаспор и метрополии позволит создать Русский мир, обладающий большими возможностями развития. Со стороны русских диаспор, имеющихся в экономически развитых странах Запада, в такое объединение могут быть вложены как капиталы, так и самые передовые технологические инновации, а со стороны современной России - фундаментальная система образования, подготовки и переподготовки кадров. Выиграют от такого объединения обе стороны: диаспоры обретут культуру, которая придаст их пассионарности исторический смысл, а Россия, если сумеет привлечь на свою сторону независимое сознание зарубежья, получит ту жизненную энергию, которой ей недостает.

Особое значение в этом смысле имеет взаимодействие с русскими диаспорами стран Балтии и СНГ. Здесь вкладом диаспор в создание Русского мира могут служить людские ресурсы, что является весьма актуальным в условиях демографического кризиса, а вкладом России -гарантия всех этнокультурных, гражданских и политических интересов соотечественников за рубежом.

Помимо взаимодействия с русскими за пределами России, необходимо регулирование и миграционных потоков в Россию, то есть взаимодействие со странами третьего мира, что имеет целью установление новой формы общей солидарности для стран индустриально развитого Севера и все более впадающего в доиндустриальную архаику Юга. В известном смысле, попыткой реализации подобного проекта был Советский Союз, претендовавший на создание новой общности (советский народ), включав шей столь различные по своей цивилизационной природе и уровню развития народы - европеизированной Прибалтики, с одной стороны, и Средней Азии, с другой.

Принадлежность к русскому народу будет определяться на основе культуры и языка. «Границы Русского мира пройдут там, где будут жить его граждане. Культуры, тем более мировые, вообще не имеют четко определенных границ» [6].

Важная роль, как отмечалось, для самоидентификации отводится культурным особенностям и, в частности, языку. «Чем большее число мировых проблем получит свое выражение, а возможно, и решение в рамках русского языка, - пишет один из разработчиков концепции «Русского Мира» П. Г. Щедровицкий, - тем более востребованными будут культурные и человеческие ресурсы русского мира. Парадокс сегодняшней ситуации состоит в том, что любая страна, претендующая на статус мировой державы, стремится не только к удовлетворению интересов своих граждан, но и к работе в интересах граждан иных государств и стран. Чем большему числу отдельных граждан других государств нужна Россия, тем устойчивее позиция России в мире» [5]. Однако как бы ни был важен язык, он не может единственный определять границы Русского мира, так как границы подобных миров задаются набором различных критериев, и потому следует говорить об их принципиальной полигранич-ности и фрактальности.

Таким образом, предполагается формирование новой общности - Русского мира, представляющего собой связную совокупность множества людей, мыслящих на русском языке, сознательно или бессознательно позиционирующих себя в рамках русской культуры, основных православных «соборных» ценностей. Русский мир способен развиться в принципиально новый тип этнокультурной общности, включающей в себя этническое ядро, соборные традиции, русский язык, русскую культуру, ментальность народа. Структурную связность обеспечат современные информационные технологии.

Понятие Мира расширяет границы культуры (или даже устраняет их, формируя культурные диаспоры), позволяет государству оказывать правовую и социально-культурную поддержку соотечественникам или членам диаспоры в других странах, репрезентирует историко-культурную целостность народа на всех континентах Земли. Русский в России и русский в Калифорнии США - люди одного русского Мира при добровольном согласии сторон.

Данная тенденция проявляется и у других народов, о чем свидетельствует всемирный съезд армянской диаспоры в Москве или всеисламская конференция в Малайзии (2003). В январе 2004 г. в г. Суздале состоялся Всемирный русский народный собор. Во всех случаях наблюдается объединительный поиск идентичности с Миром родственных людей.

Национальные государства, как «игроки на шахматной доске мира» (З. Бжезинский), могут быть устойчивыми, если «внутреннее» и «внешнее» в их деятельности укрепляется онтологическим статусом «государствообразующего народа», социально-культурной идентификацией народов, входящих, как в России, в цивилизационную целостность региональной и всемирной истории.

Таким образом, глобализация мира приводит к тому, что национальные границы, хотя суверенитет государств отстаивается, становятся «прозрачными», достаточно условными. Культура же, ее ценности участвуют в международном обмене не в меньшей степени, чем материальные товары и функциональные услуги. Столкновения цивилизаций, исламский фундаментализм (претензия на мировую общность), американизм (рыночная экспансия, стандартизация и массовидность культуры по-американски) - этим опасностям сопротивляются традиционные культуры Запада и Востока, Севера и Юга. Именно поэтому обосновывается теория и практика «многополюсного мира» и философия «единства в многообразии». Многополюсный мир структурируется на разные социокультурные миры, представляющие расширительный суверенитет национальных культур, о чем свидетельствуют и влияющие на мировую политику многочисленные диаспоры и культурно-автономные объединения, опыт которых сочетается, например, в России с ее федерализмом. Миграционные потоки (из одного мира культуры в другой) неизбежны. Эти явления оформляются в соответствующие миграционные законы, хоть в Европе, хоть в США и в других регионах. Понятие о человечестве, как о сумме и взаимодействии народов, трансформируется в новые отношения: в сотрудничество социокультурных миров, границы которых шире, чем географические территории национальных государств. Философия традиционализма и глобализма представляет эти противоположности. Во избежание конфликтов, войн, терроризма предлагается развитие гуманных социокультурных миров, благодаря чему исключается нивелировка и самих народов в условиях мирового рынка. Русский мир, Китайский мир, Еврейский мир, Американский мир простираются за границы государствообразующих народов, вступают во взаимодействие с другими культурами и не на своей территории.

Категории «народ» и «мир» становятся взаимосвязанными категориями актуальной онтологизации. Если обратиться к этимологии слова «мир», то окажется, что это - община. Общинность, общность, общество выводят сознание на расширительное их толкование: они и составляют современный Мир.