Социокультурные особенности развития гражданского общества на Северном Кавказе

Гражданское общество можно понимать как «арену добровольных совместных действий во имя общих интересов, целей и ценностей, промежуточное пространство между государством и семьей, заполненное людскими объединениями, отделенными от государства и пользующимися автономией по отношению к государству» [1]. Данное определение соответствует либеральным традициям демократических обществ и характеризует классическую модель гражданского общества как систему горизонтальных связей, создающуюся «снизу».

Однако по мере распространения идей гражданского общества исследователи пришли к выводу, что для некоторых социальных систем характерны модели гражданского общества, отличающиеся от западной. Так, некоторые исследователи относят Россию к социумам восточного типа, для которых характерен «приоритет власти над отношениями собственности. <…> Именно отношение к власти становится определяющим фактором социального положения индивида, группы в обществе» [2].

В еще большей степени патерналистские черты свойственны процессу формирования гражданского общества на Северном Кавказе. В социальной жизни северокавказских обществ переплелись противоречия традиционного образа жизни и модернизации различных сфер жизни общества.

Еще в средние века большинство кавказских обществ были союзами гражданских общин. Чаще всего такой союз складывался из нескольких небольших общин, примкнувших к более крупной. Гражданская община регулировала общественные отношения и распределение плодородных земель, защищала личные права свободного человека, обеспечивала безопасность своей территории и населения [3]. Таким образом, коллективное удовлетворение потребностей и интересов, которые не удается осуществить индивидуально, на Северном Кавказе является традицией [4]. Помимо этого, горско-кавказское сословие внесло в культуру гражданского общества северокавказских народов один из самых важных элементов, формирующий основы правового государства, – этос соблюдения договоров (слово чести, слово горца), распространившийся в средние века как между правителями и подчиненными, так и на равных друг другу людей [5].

В XIX в. на Северо-Западном Кавказе, по общепринятым понятиям, государственность отсутствовала. Однако господствовавшие здесь порядки и образ жизни населения свидетельствуют о том, что люди в этом регионе чувствовали себя гораздо более защищенными, чем в традиционных государственных образованиях. «Образ жизни этих людей и их поведение в общественных местах безупречны, они сами определяют границы своей свободы. Осознание каждым членом общества границ своих прав и обязанностей делает ненужным любые бумаги…» [6]. Бесклассовая структура общества сохранялась на значительной части Северного Кавказа вплоть до позднего средневековья. В западной части Кавказа «законодательная и испол- нительная власть находились в руках народных собраний (Хасэ), представлявших собой советы старейшин, которые собирались для решения каких-либо проблем отдельного аула или целого региона. Решения Хасэ были обязательными для всех» [7].

На протяжении XIX–XX вв. на Северном Кавказе были реализованы три модели преобразовательной социальной политики: имперско-либеральные реформы 60–70-х гг. XIX в., социалистическое строительство советской эпохи и демократические реформы 1990-х гг. С 1860-х гг. российское государство приступило к глубоким преобразованиям местных сообществ. Закрепить военно-политические результаты Кавказской войны была призвана первая волна преобразований, она развертывалась в условиях общего укрепления Российского государства и осуществления им системных, но постепенных и контролируемых сверху реформ. Вторая, социалистическая, волна началась после Гражданской войны в условиях упрочнения советского государства. В отличие от реформ XIX в. реформы этого периода носили чрезвычайно глубокий, радикальный характер. С одной стороны, советские преобразования привели к дальнейшему разрушению традиционных общественных структур и свойств кавказского менталитета; с другой – к появлению феномена этнократии [8].

А.А. Эбзеев характеризует внутренние социальные силы, которые играли роль катализатора в данных процессах: национальную интеллигенцию (интеллигенция, преимущественно гуманитарная, с 1990-х гг. выступает организатором и проводником идеологических войн на Западном Кавказе); национальный бизнес-класс (в условиях межэтнических коллизий бизнес-класс играл подчиненную в отношении национальных движений роль); национальную бюрократию (в определенных ситуациях бюрократия бывает заинтересована в национальной идее, обозначающей путь к политическому суверенитету) [9].

Развал Советского Союза привел к этнизации общественной жизни. Универсальными институтами самоопределения, выражения этнических интересов в этот период стали национально-культурные организации. Так, например, в основе идеологической платформы большинства адыгских организаций лежат следующие положения:

• 1)    добиться от Российской Федерации признания геноцида черкесского (адыгского) народа в ходе русско-кавказской войны;

• 2)    добиться признания статуса соотечественников для потомков адыгов, эмигрировавших из России (с получением российского гражданства по упрощенной процедуре);

• 3)    добиться создания нового субъекта Российской Федерации, объединяющего территории Адыгеи, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии с последующим образованием самостоятельного государств [10].

Таким образом, в силу особенностей социально-политического развития Северного Кавказа современные институты гражданского общества не получили широкой поддержки властных структур. Данная проблема дополнилась противоречивыми тенденциями постсоветского времени, связанными с ростом этнократии, национализма и экстремизма в регионах России. В связи с этим в социальных процессах республик Северного Кавказа стали играть важную роль структуры гражданского общества национально-культурного типа.

Ссылки:

• 1.    Фишер М. Гражданское общество: проблемы, дилеммы и неоднозначность его роли в трансформации конфликта // Этнополитический конфликт: пути трансформации. Настольная книга Бергхофского центра. М.: Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, 2007. С. 422.

• 2.    Химишев З.К. Социокультурные факторы становления гражданского общества в современной России: автореф. дис. … канд. социологических наук. Майкоп, 2009. С. 15.

• 3.    Атаев А.В. Становление и развитие институтов гражданского общества в республиках Северного Кавказа // Эмпирические исследования гражданского общества: сборник материалов общественных слушаний, 24 сентября 2008 г. / сост. А.М. Лопухин. М.: Общественная палата Российской Федерации, 2008. С. 10.

• 4.    Доклад о состоянии гражданского общества в Российской Федерации // Официальный сайт Общественной палаты РФ. 2008. URL: http: www.oprf.ru/files/Doklad-OPRF-2008.pdf (дата обращения: 06.06.2013).

• 5.    Арутюнов С. Этнократия или демократия? Традиции Северного Кавказа (Материалы Международной научнопрактической конференции «Традиции народной дипломатии и нормы поведения во время войны и конфликтов на Кавказе», Цахкадзор (Армения), 31 мая – 2 июня 2001 г.) / ред. кол. Ж. Крикорова, Ж. Мельникова, А. Недолян, Г. Тер-Габриелян. 2001. URL: http://krotov.info/lib_sec/11_k/kon/flict_03.htm (дата обращения: 03.07.2013).

• 6.    Бэрзэдж Н. Изгнания черкесов. Причины и последствия / пер. с адыгейского. Майкоп, 1996. С. 84.

• 7.    Там же. С. 26.

• 8.    Боров А.Х. Национальная стратегия многонациональной России: северокавказский срез. // Северный Кавказ в национальной стратегии России: сб. материалов / под ред. В. Тишкова. Официальный сайт Валерия Тишкова. URL: http://www.valerytishkov.ru/engine/documents/document1180.pdf (дата обращения: 23.06.2013).

• 9.    Эбзеев А.А. Западный Кавказ: проблемы политической реинтеграции // Южнороссийское обозрение ЦСРИиП ИППК РГУ и ИСПИ РАН. Вып. 39 / отв. ред. В.В. Черноус. Ростов н/Д., 2006. С. 53.

• 10.    Димлевич Н.Р. Кавказский геополитический район: вчера, сегодня, завтра // Официальный сайт Фонда Стратегической культуры. 2010. URL: (дата обращения: 17.07.2013).