Соматическая патология среди факторов суицидального риска. Сообщение I

Автор: Зотов П.Б., Любов Е.Б., Скрябин Е.Г., Ефанов А.В., Бородин Н.А., Беспалова Т.В.

Журнал: Суицидология @suicidology

Статья в выпуске: 3 (32) т.9, 2018 года.

Бесплатный доступ

Представлен обзор литературы о риске суицидального поведения (СП) при различных соматических заболеваниях. Факторы, повышающие суицидальный риск. Показана связь между суицидами и тяжестью, длительностью (3-48 месяцев) физической болезни, частотой госпитализаций, косвенно указывающих тяжесть недуга. Риск СП выше у юных и пожилых, одиноких, при низком социально-экономическом (возможно, вследствие хронической болезни) уровне, больший - у женщин. Тесно связана с суицидами депрессия (у 60% жертв в общем населении), злоупотребление ПАВ. Хроническая боль в 2-3 раза увеличивает риск суицида в течение жизни. «Сильная боль» сопряжена с 5-кратным ростом риска суицида; 4% попыток суицида совершают из-за боли, а среди суицидентов 8,8% имели признаки хронической боли. У 80-95% онкологических больных регистрируется хроническая боль, а недостаточный болеутоляющий эффект является ведущим фактором суицидального риска среди данной категории пациентов (риск суицида выше в 4 раза). После инсульта в ближайшие 2 года риск повышен в 2,2 раза...

Еще

Суицид, суицидальное поведение, риск самоубийств, факторы риска, профилактика, соматические заболевания, соматическая патология

Короткий адрес: https://sciup.org/140237157

IDR: 140237157   |   DOI: 10.32878/18-09-03(32)-112-121

Текст научной статьи Соматическая патология среди факторов суицидального риска. Сообщение I

Снижение суицидальной смертности является сложной медико-социальной задачей, решение которой требует системного, междисциплинарного подхода. Ведущим принципом работы по предупреждению суицидального поведения (СП) является выделение групп высокого риска [1, 2].

Одной из таких категорий может служить соматическая патология. Клиническая практика и данные литературы свидетельствуют, с одной стороны, о высокой частоте телесных заболеваний, с другой – о возможном просуи-цидальном влиянии отдельных из них. Последнее может иметь важное значение для разработки превентивных мер.

Связь хронических телесных болезней и континуума СП показана при изучении диагнозов и катамнезов суицидентов, риска СП. Современные более доказательные работы опираются на популяционные выборки (электронные базы многолетних данных государственных регистров, охватывающих суммарно миллионы человек на протяжении десятков лет).

Суицид – трагический финал жизни безотносительно состояния здоровья, но определение «оси» соматической или неврологической болезни – необходимая часть оценки риска СП с последующим планом лечения. В классификации мотивов и поводов СП – соматические заболевания, физические страдания и уродства [1].

По данным зарубежных исследователей [7] физическая болезнь названа причиной суицида в каждой пятой прощальной записке, чаще пожилыми (> 65 лет) мужчинами; по 30% жертв страдали раком и/или хронической болью, 12% – болезнями легких; 12% совершали и ранее попытки суицида. Отечественные авторы [8] приводят более высокие цифры – в 50,7% прощальных записок сообщается о невозможности выносить боль / болезнь. При этом лица 66-75 лет чаще основными мотивами суицида указывали «избегание» и «рациональный отказ».

Данные секционного материала (г. Киров), указывают, что на 100 завершённых суицидов наиболее часто причинами суицидального поведения являлись болезни системы кровообращения (27,1%), новообразования (26,3%), болезни органов дыхания (6,9%) и эндокринной системы (6,9%). У мужчин наиболее часто причиной суицида являлись заболевания системы кровообращения (30,0%), новообразования (27,7%), заболевания нервной системы (6,6%). У женщин – новообразования (23,0), болезни системы кровообращения (20,5%) и эндокринной системы (15,3%) [9]. Анкетный опрос родственников суицидентов, проведённый ретроспективно этими же авторами [10], так же показал значительное преобладание мотивов, связанных с нарушением здоровья: у 47,5% лиц мужского пола (соматических заболеваний и алкоголизма) и у 48,4% лиц женского пола (соматических и психических заболе- ваний). Обнаружено, что у мужчин наиболее частой причиной суицида являлись заболевания системы кровообращения (30%) с преобладанием сосудистых поражений головного мозга; у женщин - новообразования (23,0%) с преобладанием рака матки. На втором месте у суицидентов обоих полов были личностные и межличностные мотивы.

Интернисты - авангард выявления (в идеале) психических расстройств и риска СП. Половина жертв суицидов общалась с врачом общей практики в течение двух месяцев до суицида (суицидальной попытки). До 70% жертв суицида обращались за неотложной медицинской помощью, не связанной с СП [ 11, 12 ], предпочитая интернистов психиатрам. У большинства риск СП рутинно не определён.

Факторы риска СП.

Социально-демографические факторы . Ряд доказанных факторов риска СП в общем населении - не так очевиден среди больных определёнными недугами. Риск СП выше у юных и пожилых, одиноких, при низком социально-экономическом (возможно, вследствие хронической болезни) уровне - затрудняющем доступ к высококачественной помощи. У молодых нет выстраданного опыта и навыков преодоления серьезного недуга, они обычно не удовлетворены типовой помощью при тающей неформальной поддержке (потере приятелей), перспектив жизни. Пожилые составляют известную группу высокого риска СП [13] под сочетанным гнётом соматических и психических расстройств (зачастую не выявленных и адекватно не леченных), бедности и одиночества.

Внимание привлекает «гендерный аспект» суицидологии. Так, мета-анализ 15 исследований [14] указал на бòльший риск СП (мысли и попытки) женщин и необходимость контроля факторов возраста и депрессии.

Предиспозиция. Больные, как и в общем населении, совершают СП при личностной уязвимости (низкой стрессоустойчивости, запускающей механизм развития соматических, душевных недугов и СП), согласно модели «стресс-уязвимость» [15]. Так, у жертв сексуального насилия в детстве выше риск психических, желудочно-кишечных расстройств, СП.

Психосоциальный и биологический дистресс. Любая болезнь - один из неизбежных жизненных (биологических) дистрессов, выявляющих лиц с «нетипичным» реагированием. Показана взаимосвязь неблагоприятных жизненных событий и СП без обратной связи с по- зитивными: подарки и сюрпризы жизни не исключат СП.

Cопутствующие психические расстройства - в литературе обычно ставится сомнительный знак равенства с коморбидностью [16].

Депрессия тесно связана (по психологической аутопсии) с суицидами: у 60% жертв в общем населении. Расстройства депрессивного спектра у 45-70% (50%), клинические депрессии - 25-30% пациентов территориальной поликлиники [17].

Депрессия (особо нелеченая) повышает риск заболеваемости, неблагоприятного прогноза, связана с снижением выживаемости, возможно, из‐за несоблюдения режима лечения, чувства безнадёжности и деморализации. Депрессии объясняют 10-20% визитов к врачам общей практики, но приветствует помощь психиатра каждый третий, антидепрессивную терапию хотя бы месяц получает среди последних лишь каждый пятый [17].

Деморализация («капитуляция») - стойкая неспособность совладать с бессилием, беспомощностью (субъективной несостоятельностью), безнадёжностью с потерей целей и смысла, достоинства жизни (духовное и экзистенциальное отчаяние). Никакое средство не поможет тому, кто сам отдал себя на заклание ( С. Цвейг) .

Злоупотребление ПАВ – типовой фактор риска СП. Само злоупотребление ПАВ - причина ряда сомато-неврологических болезней (служащих индикатором злоупотребления), может сопутствовать ему и выходить на передний план после излечения (затухания) последних. С злоупотреблением ПАВ (как хроническим саморазрушительным поведением) обычно сочетаются потенциально суицидогенные депрессия, импульсивность, агрессия, плохая переносимость, малая эффективность, уклонение от лечения.

Боль, острая и хроническая, повышает риск СП (от мыслей до суицидов) [18, 19 ].

Вряд ли больной или клиницист согласится с Цицероном: «Если боль мучительна, она не продолжительна, если продолжительна, то не мучительна», но «зубная боль сердца» (по Гейне), по самоописаниям суицидентов, несравнима с «королем боли», почечной коликой.

Выводы затруднены в связи со сложностью оценки порога индивидуальной переносимости боли и формирования выборок. Хроническая боль 2-3 раза увеличивает риск суицида в течение жизни лиц 16-85 лет без психических расстройств или злоупотребления ПАВ [20]: 65% жертв суицида (в Австралии) страдали последний год жизни. Боли и эмоциональный дистресс взаимосвязаны [21], но «непереносимая» субъективно боль строго связана с СП [22] лишь без учёта микросоциаль-ного конфликта (по А. Амбрумовой). Сочетание с депрессией, видимо, делает боль непереносимой. «Сильная боль» сопряжена с 5-кратным ростом риска суицида; 4% попыток суицида совершают из-за боли [ 23 ].

Наибольший риск связан с хронической болью. Анализ 123181 случая самоубийств за 12-летний период (2003-2014 гг., 18 государств-участников) показал, что 8,8% погибших имели признаки хронической боли, и за период исследования доля этих больных увеличилась с 7,4% в 2003 г. до 10,2% в 2014 году. Более половины (53,6%) умерших от суицида с хронической болью умерли от огнестрельных ранений и 16,2% от передозировки опиоидов [24].

Группы риска составляют больные раком, сахарным диабетом, неврологическими заболеваниями, перенесшие ампутации конечностей, и др.

Хроническая боль регистрируется у 8095% онкологических больных на этапе прогрессирования опухолевого процесса, и, как правило, сосуществует с другими факторами риска СП: депрессией, безнадёжностью, спутанностью сознания, импульсивностью [25]. Недостаточный болеутоляющий эффект и отсутствие системного применения опиоидных анальгетиков является ведущим фактором суицидального риска среди данной категории пациентов [26, 27].

В зависимости от уровня ампутации и основной причины, приведшей к утрате конечности, частота фантомных болей и болей в культе в постампутационном периоде достигает 8090% [28, 29]. Присутствие болевых проявлений в дооперационном периоде повышает риск развития фантомных болей, часто плохо поддающихся лечению [30]. Для данного контингента характерны: алкогольный анамнез, тяжелая, нередко, сочетанная соматическая и неврологическая патология, значительные ограничения к самообслуживанию и зависимость от окружаю- щих, социальное неблагополучие [30, 31, 32]. У 17-27% пациентов в постампутационном периоде выявляется депрессия, у 25,7% - расстройства сна [30, 33, 34]. Попытки суицида совершают 16-27% страдающих от фантомных болей [30, 32].

Высокий риск развития хронической боли после инсульта, но данный фактор нередко сочетается с ограничением способности к самообслуживанию, депрессией, тяжелым течением и осложнениями сахарного диабета, снижением доходов, возрастом моложе 50-60 лет [35, 36]. Риск суицида после инсульта по сравнению с общей популяцией повышен в 2,2 раза [36]. Наиболее суицидоопасен период в течение первых двух лет после инсульта и сохраняется высоким в последующие 5 лет [35, 36]; как правило, не различается между пациентами мужского и женского пола [36].

Расстройства сна свойственны различным больным («Но чуток сон сердечников и психов / За окнами больничных корпусов». А. Твардовский ).

… в последние три недели Михаил Булгаков ослеп, измученный ужасными болями, прекратил редактировать роман. Пришли дни молчаливого нравственного страдания. Слова медленно умирали в нём. Обычные дозы снотворного перестали действовать. И появились длиннющие рецепты, испещрённые кабалистическими латинизмами. По этим рецептам, превосходившим все полагающиеся нормы, перестали отпускать лекарства нашим посланцам: яд. А. Ларин . Хроники Харона.

Длительная бессонница, особо перемежающаяся ночными кошмарами, связана с повышением риска СП (от мыслей до действий) в 23 (7-8?) раз при контроле депрессии и безнадёжности; сама по себе может вызвать депрессию [37] и когнитивные расстройства. В свою очередь, депрессия и/или тревога, импульсивность, деморализация (потеря самоконтроля) -возможные причины бессонницы. Гиперсомния также суицидопасна.

Когнитивные нарушения и спутанность способствуют импульсивности в основе несуицидального аутоагрессивного поведения, которое следует отличать (но мало отличима в литературе) от «истинного» СП. Когнитивный дефицит (врождённый или приобретённый ввиду основной болезни и / или депрессии, нежелательных действий лекарств) препятствует рациональному выбору альтернатив и их прогнозу на фоне биологического и психосоциального дистресса. Особо тяжело переносится (при обострённой самокритике) на ранних этапах мыслительным и творческим типами личности.

«… зачем ты хочешь убить себя? Он помедлил немного, а потом сказал в своей старой манере говорить хорошо продуманное: - Как ты думаешь, что происходит с человеком, которому шестьдесят второй и которому становится ясно, что он не может написать обещанные книги, и, что он вообще не может ничего сделать из того, что он сам себе обещал в лучшие дни?» А. Хотчнер. «Папа Хемингуэй»

Функциональные ограничения (Что такое болезнь , как не стеснённая в своей свободе жизнь? К.Маркс ) - важный предиктор суицида [38].

Долгая агония Аршила Горки. Пережил геноцид армян. За последние 2 года в пожаре погибли лучшие картины, оперирован (рак кишечника), жена изменила и забрала детей; но последняя капля - сломал «рабочую» руку в автоаварии. Повесился (44), о чём предупреждал друзей, спустя месяц.

Беспомощность и потеря самоконтроля (вплоть до неспособности оправления естественных нужд, дышать самостоятельно) повышают риск СП, особо у привыкших управлять всеми аспектами своей жизни в отличие от приемлющих и приспосабливающихся к немощи и сторонней помощи.

Понимаешь ли ты это? Я - диабетик! Я никогда не болел… Не могу жить таким образом… Мне стыдно… Я не могу быть больным…». Кларенс Хемингуэй

Дистресс сопряжён с ощущением потери самоконтроля, «Я». Зависимость от сторонней помощи и потребность контролировать обстоятельства смерти - предикторы желания ускорить смерть.

Бремя для себя и окружающих. Ощущение себя обузой питает чувство вины ОБ перед семьёй. Согласно межличностной теории, сочетанные «слом» принадлежности (неудовлетворенная основная потребность социальной связи) как одиночество, (само)изоляция, семейный разлад, ощущение обременения собой («я -источник трудностей близких, облегчение им -моя смерть) создают психологический контекст СП.

Отёк ног. Пора, а то уже не смогу. Все - здесь, стоит только протянуть руку, решиться. Боролся всю ночь. Пора. Понедельник, 18 ноября 1918 г., 37 лет, 4 месяца, 9 дней. Гораздо проще, чем думают. Дю Гар «Семья Тибо»

Диагноз мучительного смертельного заболевания. Стрессогенное жизненное событие -сам по себе ухудшает психосоциальное функционирование, увеличивает риск преждевременной смерти от СП и сердечно-сосудистых болезней. Пик риска СП в период установления диагноза. Инстинкт самосохранения иногда импульс к самоубийству. Станислав Ежи Лец

Страх перед разрушительной «неизлечимой» болезнью, безнадёжность и отчаяние чаще сопутствуют суициду, чем реальные страдания.

Не угрожает ли мне безумие? Если так, меня следует предупредить: между сумасшествием и смертью колебания быть не может, и мой выбор уже сделан». Мопассан – врачу.

Увы, страхи страдальца оказались не беспочвенными.

Один из моих пациентов, на лечение которого я потратил много труда, покончил с собой вследствие неисцелимой половой болезни. З.Фрейд

Часть суицидов совершают лица с неуточ-нённым диагнозом на фоне возможной депрессии, «форпоста-симптома» или сопровождающей нераспознанный процесс. Больные и их близкие проходят при благополучном сценарии череду стадий: от шоковой (диагноз понимается «черной меткой»), через стадии отрицания, вытеснения информации, агрессии и депрессии - к примирению, принятию судьбы. Ряд продолжен фазой активного совладания с болезнью. Даже восприятие болезни смертельной не исключает надежду, поддержанную успехом лечения.

Наиболее уязвимые к дистрессу и его последствиям больные выбирает суицид до лечения в связи со страхом неизлечимости и неминуемых физических мучений при дефиците непредвзятой информации или изначальном недоверии к ней.

Низкое качество лечебно - профилактической помощи – косвенно отражают уровни суицидов (УС) и парасуицидов, качество жизни (КЖ) пациентов в связи с фактической инвалидизацией, болями. Малая доступность помощи, неразвитость стационарзамещающих учреждений, социальной поддержки, бригадного (по-липрофессионального) подхода, нерациональная (фармако-) терапия с выбором морально устаревших, небезопасных («лечение не должно быть горше самой болезни») малоэффективных методов, пренебрежение к эластичным потребностям больных и их близких, целевой психосоциальной работой. Пока же пациенты и их семьи (увы, и часть профессионалов) заражены мифами, мало и неверно информированы о болезни («заразности рака», выборе лечения, прогнозе), что усугубляет отчаяние и отверже- ние от близких. Примеры самых расхожих заблуждений, чреватых бедой, следующие:

  • –    обсуждение темы СП «наведёт пациента на мысль», «заразит» СП (например, так считает большинство онкологов, но 82,5% онкологических больных с суицидальным поведением, отмечают, что открытое, доверительное обсуждение темы суицида с врачом, напротив, способствовало улучшению их самочувствия [39]);

  • –    пациенты, неоднократно угрожающие самоубийством, на самом деле не хотят умирать (тем не менее, это не всегда так. Угрозы могут быть лишь этапом суицидальной динамики на пути к добровольному уходу, и, нередко, носят признаки «призыва о помощи» [40]);

  • –    предыдущие попытки суицида означают, что пациент не настроен умереть (в действительности неудавшаяся попытка при истинном намерении умереть могла быть причиной убеждённости в достаточной летальности выбранного способа или вовремя оказанной помощи; в другом случае – отсутствие разрешения ситуации после покушения может подвигнуть человека на выбор более брутального способа суицида и т.д.);

  • –    депрессия – нормальная реакция на заболевание;

  • –    желание умереть обычно у тяжелобольного (напротив, большинство людей хотят прожить свою жизнь сполна, но, как правило, нуждаются в соответствующей психологической поддержке и эффективном контроле основных тягостных проявлений соматической болезни – боль, одышка, ограничения самообслуживания и др.) [26];

  • –    риск СП и депрессия сами по себе исчезнут – «время лечит» (возможно лишь при благоприятном стечении обстоятельств и разрешении стрессовой ситуации, что встречается редко);

  • –    самоубийство происходит «вдруг», без предупреждения (в большинстве случаев суицидальное поведение – стадийный и динамичный процесс, требующий времени, имеет свои периоды развития и характерные клинические проявления, в том числе в виде высказываний, изменений эмоционального фона и поведения) [41, 42];

  • –    коли человек настроен умереть – ничто и никто его не удержит (внедряемые во многих странах мира, в том числе и России, системы суицидальной превенции свидетельствуют об обратном – суицидальное поведение и суицидальная смертность – потенциально регулируемые показатели, как на индивидуальном, так и популяционном уровнях) [43];

  • –    попытка самоубийства снижает риск будущих (напротив, суицидальная попытка, свидетельствует о возможности её повторения – «переступивший черту однажды…») [40, 42]. При изучении суицидального анамнеза важно идентифицировать или исключить сам факт покушения, что нередко представляет определённые сложности. В одних случаях пациенты могут скрывать или амнезировать суицидальные попытки в прошлом, в других (в 2 случаях из 10) заявленное покушение в действительности к суицидальному поведению отнесено быть не может [44];

  • –    агрессия снижает риск СП (тем не менее, свойственная конкретному индивиду агрессивность может поменять вектор – с гетероагрессии на аутоагрессию – суицидальное поведение);

  • –    договор о несовершении суицида с врачом надежён (увы, как правило, подобный договор суицидентом обесценивается и не удерживает его от рокового поступка).

Низкое качество сообщений средств массовой информации (СМИ) – фактор риска для находящихся на грани суицида и перенимающих сценарий СП [45], среди которых – онкобольные.

Суицидальные мысли . Среди опрошенных в 1988-1994 гг. 7589 респондентов 17-39 лет у 16% выявлены суицидальные мысли в течение жизни, но у 25% соматически больных, 35% – при ≥ 2 болезнях [ 46 ]. При контроле демографических характеристик, депрессии, употребления спиртного, соматические болезни повышают в 1,3 раза вероятность суицидальных мыслей.

И всё ужаснее, все безумнее вопли мученика до предела чувствительной, до предела напряжённой и уже воспаленной нервной системы. «Облегчи себе эту муку: умри!» или: «Пистолет служит для меня источником относительно приятных мыслей» или: «Ужасные и почти непрестанные мучения заставляют меня с жадностью ждать конца, и по некоторым признакам разрешающий удар уже близок». Он уже не находит превосходных степеней выражения для страданий, звучат почти монотонно в пронзительности и непрерывности, ужасные, почти нечеловеческие вопли, несущиеся из «собачьей конуры существования». С. Цвейг. Фридрих Ницше.

Суицидальные попытки – важнейший прогностический фактор риска суицида (поведение в лучше всего прогнозирует поведение в прошлом [40]): 27-50% риск в различных условиях лечения [23]. Попытки суицида совершали 9% соматически больных и 16% при ≥ 2 болезнях против 5,5% в населении (юные и молодые); рак и астма повышают риск более, чем вчетверо [46]; 60-80% больных сообщали о суицидальных мыслях [39, 47], и > ¼ совершили попытки суицида [47]. Исследования суицидальных попыток худшего качества, чем определяющие связь болезней с суицидами. Соотношение суицидов и попыток вряд ли менее 1:25. Части совершивших попытки требуется медицинская помощь [43], и они становятся соматическими больными с суицидальным анамнезом.

Суициды. При неактуальности легализации эвтаназии в Российской Федерации в отличие от улучшения повседневной (паллиативной) помощи, привлечено внимание к рациональному суициду в конечной фазе неизлечимой болезни, монологическом (добровольная смерть как мотив и цель совпадают) и диалогическом (цель – самоубийство, мотив – привлечение внимания близких), к «инициаторам смерти», по Е. Schneidman, ускоряющих её при отказе от необходимой помощи и лечения.

Отказ от лечения . По Э. Дюркгейму, суицид – результат положительного или отрицательного поступка пострадавшего, знающего об ожидавших его результатах. По N. Farberow, «непрямое саморазрушение» включает пренебрежение врачебными рекомендациями. Данные о суицидах приуменьшены в связи с малым выявлением намеренной передозировки с помощью семей и отказом от операций или парентерального питания, гидратации («пассивная суицидальность» терминального больного). Уклонение от лечения, романтизированное выдуманными историями (слоган фильма «Пока не сыграл в ящик», США, 2007, – «Оторвись напоследок»), связано не только с внутренней картиной болезни, но и балансом польза (контроль симптомов и течения болезни) / вред (нежелательные действия).

Большинство больных никогда не совершит суицид при «понятности» мотива в самых тяжких и безнадёжных обстоятельствах.

Антисуицидальные факторы – чем их более, тем выше защитный барьер, менее риск СП. Антисуицидальные факторы личности – установки и переживания: любовь к семье; чувство долга, ответственность перед детьми (малыми, не родившимися), пожилым родителям, домашним питомцам, боязнь физической боли (когда страшимся смерти, думаем, прежде всего, о боли, её обычной предшественнице. Монтень ) , стать калекой; зависимость от общественного мнения («позор» суицида); о жизненном предназначении; эстетические критерии (не быть омерзительным после гибели); творческие планы [48].

Моне (72) перенёс операции в связи с катарактой глаз; вновь обрёл зрение, но видел ультрафиолет как голубой или лиловый цвет, отчего его картины обрели новые цвета.

Огюст Ренуар страдал ревматоидным артритом с 55 лет : «Меня снова царапал хирург. Ещё одна операция состоится через неделю, за ней последует ещё одна и ещё … нет ни малейшего улучшения, и я лишь всё больше и больше становлюсь калекой. А так аппетит у меня нормальный. Всё идет хорошо». Привязывал кисть к руке, чтобы работать С. 71 лет прикован к инвалидному креслу : «…Если уж выбирать между ходьбой и живописью, выбираю живопись».

В депрессии истощены, прежде всего, факторы, требующие энергии (креативность) [1].

Сильные стороны личности определены навыками адаптивного совладания с дистрессом, решения проблем, пониманием себя, компетентностью, духовностью, открытостью в поиске, принятии, поиске резервов помощи.

У физика Стивена Хокинга (21) определён БАС, приведший к параличу. Врачи считали, что жить ему осталось 2,5 года. В 43 года после трахеостомии утратил речь. Подвижность сохранял лишь указательный палец на правой руке. Впоследствии подвижность осталась лишь в мимической мышце щеки, напротив которой закреплён датчик. С его помощью физик управлял компьютером, позволяющим ему общаться.

С детства россиянин знает о подвиге жизни Н. Островского.

Профессиональные факторы : возможность профессионального роста, амбиции, занятость ограничивают употребление спиртного в рабочие часы, поощряют приверженность к лечению.

Психосоциальная формальная и неформальная поддержка близких, сотрудников, профессиональных служб, религиозной общины, клуба, группы самопомощи. Психиатрическое (антикризисное) лечение. Факторы лечения: терапевтическая связь, лечение депрессии, обеспечение безопасности пациента, особые кризисные вмешательства [1, 49].

Религиозные убеждения о грехе суицида и испытании жизненными невзгодами при сохранении надежды. Важна сила веры, а не конфессия.

Психосоциальные последствия (бремя) медицинских болезней. CП – последствие невыносимой жизни в связи с физическими, психологическими и социальными причинами; порог терпимых страданий субъективен, и единственная причина может быть только ускоряющим фактором. СП отражается на пациентах (жертве, других больных – случайных свидетелях), их близких и персонале, часто без целевой подготовки, в том числе в плане правильного реагирования на трагедию и проведение профилактических мероприятий (поственция) [50, 51]. Дополнительно учитывают снижение профессионального уровня, материального достатка и социального положения. Предстоит объектизировать бремя СП в широкой перспективе: (семьи, медицинских затрат в связи с суицидальной попыткой).

Список литературы Соматическая патология среди факторов суицидального риска. Сообщение I

  • Амбрумова А.Г., Тихоненко В.А. Профилактика суицидального поведения. Методические рекомендации. М., 1980. 24 с.
  • Mann J.J., Apter A., Bertolote J., et al. Suicide prevention strategies: a systematic review. JAMA. 2005; 294: 2064-74.
  • Karmakar C., Luo W., Tran T. et al. Predicting risk of suicide attempt using history of physical illnesses from electronic medical records. JMIR. Ment. Health. 2016; 3: 19.
  • Qin P., Webb R., Kapur N., S0rensen H.T. Hospitalization for physical illness and risk of subsequent suicide: a population study. J. Intern. Med. 2013; 273: 48-58.
  • Perry I.J., Corcoran P., Fitzgerald A.P. et al. The incidence and repetition of hospital-treated deliberate self-harm: findings from the world's first national registry. PLoS One. 2012; 7: e31663.
  • Dennis B.B., Roshanov P.S., Bawor M. et al. Re-examination of classic risk factors for suicidal behavior in the psychiatric population. Crisis. 2015; 36: 231-40.
  • Fegg M., Kraus S., Graw M., Bausewein C. Physical compared to mental diseases as reasons for committing suicide: a retrospective study. BMC Palliat. Care. 2016; 9: 14.
  • Ласый Е.В., Новодворская М.В. Анализ предсмертных записок лиц, умерших вследствие суицида. Психиатрия, психотерапия и клиническая психология. 2011; 4: 40-55.
  • Зыков В.В., Мальцев А.Е. Значение соматических заболеваний в возникновении суицидального поведения. Тюменский медицинский журнал. 2013; 15 (3): 5-6.
  • Зыков В.В., Мальцев А.Е., Шешунов И.В. Анализ мотивов совершения самоубийств на судебно-медицинском материале. Вестник судебной медицины. 2017; 6 (3) 21-25.
  • De Leo D., Draper B.M., Snowdon J., Kölves K. Contacts with health professionals before suicide: missed opportunities for prevention? Compr. Psychiatry. 2013; 54: 1117-23.
  • Luoma J.B., Martin C.E., Pearson J.L. Contact with mental health and primary care providers before suicide: a review of the evidence. Am. J. Psychiatry. 2002; 159: 909-16.
  • Любов Е.Б., Магурдумова Л.Г., Цупрун В.Е. Суицидальное поведение пожилых. Суицидология. 2017; 8 (1): 3-16.
  • Klinitzke G., Steinig J., Blüher M. et al. Obesity and suicide risk in adults -a systematic review. J. Affect. Disord. 2013; 145: 277-84.
  • Mann J.J., Waternaux C., Haas G., Malone K. Toward a clinical model of suicidal behavior in psychiatric patients. Am. J. Psychiatry. 1999; 156: 181-9.
  • Turner J., Kelly B. Emotional dimensions of chronic disease. West. J. Med. 2000; 172: 124-8.
  • Краснов В.Н. Научно-практическая программа «Выявление и лечение депрессий в первичной медицинской сети». Социальная и клиническая психиатрия. 1999; 9 (4): 5-9.
  • Fishbain D.A, Lewis J.E, Gao J. The pain suicidality association: a narrative review. Pain Med. 2014; 15: 1835-49.
  • Tang N.K., Crane C. Suicidality in chronic pain: A review of the prevalence, risk factors and psychological links. Psychol. Med. 2006; 18: 1-12.
  • Campbell G., Darke S., Bruno R., Degenhardt L. The prevalence and correlates of chronic pain and suicidality in a nationally representative sample. Aust. Nz. J. Psychiatry. 2015; 49: 803-11.
  • Bair M.J., Robinson R.L., Katon W. et al. Depression and pain comorbidity: A literature review. Arch. Intern. Med. 2003; 163: 2433-45.
  • Edwards R.R., Smith M.T., Kudel I., Haythornthwaite J. Pain-J. Pain-related catastrophizing as a risk factor for suicidal ideation in chronic pain. Pain. 2006; 126: 272-9.
  • Stenager E., Stenager E. Somatic diseases and suicidal behavior/Suicidology and suicide prevention: A global perspective. D. Wassermann; C. Wassermann, eds. Oxford University Press. 2009. P. 293-9.
  • Petrosky E., Harpaz R., Fowler K.A., Bohm M.K., Helmick C.G., Yuan K., Betz C.J. Chronic pain among suicide decedents, 2003 to 2014: findings from the national violent death reporting system. Ann. Intern. Med. 2018. Oct 2; 169 (7): 448-455 DOI: 10.7326/M18-0830
  • Breitbart W., Pessin H., Kova E. Suicide and desire for hastened death in people with cancer/Depression and cancer. Kissane D.W., Maj M., Sartorius N., eds. John Wiley & Sons, 2011. P. 125-150.
  • Зотов П.Б. Суицидальное поведение больных распространенным раком (этиопатогенез, клинические формы, оптимизация паллиативной помощи): Автореф. дисс.. докт. мед. наук. Томск, 2005. 46 с.
  • Зотов П.Б. Суицидальное поведение и эффективность контроля боли у онкологических больных. Академический журнал Западной Сибири. 2013; 9 (4): 70-2.
  • Смирнов А.В. Ведущие клинические проявления у больных с посттравматической ампутацией голени. Академический журнал Западной Сибири. 2013; 9 (5): 34-5.
  • Шапорев Д.Ю., Сахнюк И.И. К характеристике болевых проявлений у больных с ампутацией нижней конечности. Тюменский медицинский журнал. 2008; 3-4: 106-7.
  • Yin Y., Zhang L., Xiao H., et al. The pre-amputation pain and the postoperative deafferentation are the risk factors of phantom limb pain: a clinical survey in a sample of Chinese population. BMC Anesthesiol. 2017. May 26; 17 (1): 69 DOI: 10.1186/s12871-017-0359-6
  • Зотов П.Б. «Болевой анамнез» у больных, перенесших ампутацию: особенности и клиническое значение. Академический журнал Западной Сибири. 2014; 10 (1): 12-4.
  • Arias Vazquez P.I., Castillo Avila R.G., Dominguez Zentella M.D.C., et al. Prevalence and correlations between suicide attempt, depression, substance use, and functionality among patients with limb amputations. Int. J. Rehabil. Res. 2018. Mar; 41 (1): 52-6 DOI: 10.1097/MRR.0000000000000259
  • Turner A.P., Meites T.M., Williams R.M., Henderson A.W., Norvell D.C., Hakimi K.N., Czerniecki J.M. Suicidal ideation among individuals with dysvascular lower extremity amputation. Arch. Phys. Med. Rehabil. 2015. Aug; 96 (8): 1404-10 DOI: 10.1016/j.apmr.2015.04.001
  • Смирнов А.В., Зотов П.Б., Шапорев Д.Ю., Чураков М.В. Психические нарушения у больных с ампутацией нижней конечности. Академический журнал Западной Сибири. 2006; 2: 26-7.
  • Skovgaard C.B., Holm J., Stenager E.N., Stenager E. Increased post-stroke risk of suicide. Ugeskr. Laeger. 2015. Jun 8; 177 (24). pii: V11140629.
  • Harnod T., Lin C.L., Kao C.H. Risk of suicide attempt in poststroke patients: a population-based cohort study. J. Am. Heart. Assoc. 2018. Jan 10; 7 (2). pii: e007830 DOI: 10.1161/JAHA.117.007830
  • Bernert R.A., Kim J.S., Iwata N.G., Perlis M.L. Sleep disturbances as an evidence-based suicide risk factor. Curr. Psychiatry Rep. 2015; 17: 554.
  • Kaplan M.S., McFarland B.H., Huguet N., Newsom J.T. Physical illness, functional limitations, and suicide risk: a population-based study. Am. J. Orthopsychiatry. 2007; 77: 56-60.
  • Зотов П.Б. Суицидальное поведение онкологических больных. Отношение врачей-онкологов. Суицидология. 2011; 2 (4): 18-25.
  • Любов Е.Б., Зотов П.Б. Диагностика суицидального поведения и оценка степени суицидального риска. Сообщение I. Суицидология. 2018; 9 (1): 23-35.
  • Зотов П.Б. Вопросы идентификации клинических форм и классификации суицидального поведения. Академический журнал Западной Сибири. 2010; 3: 35-7.
  • Любов Е.Б., Зотов П.Б. Диагностика суицидального поведения и оценка степени суицидального риска. Сообщение II. Суицидология. 2018; 9 (2): 18-26.
  • Любов Е.Б., Паршин А.Н. Клинико-экономические исследования суицидального поведения. Суицидология. 2016; 7 (1): 11-28.
  • Rogers M.L., Hom M.A., Dougherty S.P., et al. Comparing suicide risk factors among individuals with a history of aborted, interrupted, and actual suicide attempts. Arch. Suicide. Res. 2018. Oct; 10: 1-34 DOI: 10.1080/13811118.2018.1522283
  • Любов Е.Б. СМИ и подражательное суицидальное поведение. Часть I. Суицидология. 2012; 3: 20-9.
  • Druss B., Pincus H. Suicidal ideation and suicide attempts in general medical illness. Arch. Intern. Med. 2000; 160: 1522-6.
  • McGuire N.K. Inpatient suicide in the general medical setting: an integrative literature review. Montana: Montana State University, 2011.
  • Ефремов В.С. Основы суицидологии. СПб, 2004. 479 c.
  • Lewis D.S., Anderson K.H., Feuchtinger J. Suicide prevention in neurology patients: evidence to guide practice. J. Neurosci. Nurs. 2014; 46: 241-8.
  • Любов Е.Б. Клинико-социальное бремя близких жертвы суицида: если бы. Суицидология. 2017; 8 (4): 56-76.
  • Образцова А.С. О группе поддержки переживающих суицид близкого. Академический журнал Западной Сибири. 2018; 14
Еще
Статья научная