Сознание как предмет гуманитарного знания

Возможно, именно поэтому мифы и легенды древнего мира вполне органично вплетаются в нашу современную жизнь. Как и в прошлые эпохи, они продолжают выполнять функции познания и упорядочивания мира. Смеем предполагать, что знакомые нам с детства мифы имеют не только познавательное, но и важное социальное значение. Они помогают понимать и некоторым образом разрешать противоречия, возникающие в жизни. По современным меркам, Древняя Греция не впечатляет своими географическими масштабами, даже если учитывать ее колонии. Но, тем не менее, она оказала зна чительное влияние на всю последующую мировую историю. Недаром имена многих древнегреческих героев, философов, поэтов, правителей известны каждому образованному человеку. Если к этому прибавить, что значительная часть научных и философских терминов имеют греческие корни, то окажется, что мы до настоящего времени живем идеями и теоретическими проблемами, которые были сформулированы еще в эпоху греческих героев. Для того чтобы сделать шаг вперед, создать своих новых героев, увлечь других людей пока неизвестными мифами и легендами, нужно вначале решить те задачи, которые перед человечеством поставила античная духовная культура. Если мы пользуемся плодами прошлого, то вынуждены решать задачи, сформулированные еще в предыдущих эпохах. Радость познания всегда сопровождается обязательством перед авторами великих книг и гипотез. К счастью, в большинстве случаев мы не осознаем этого.

Одним из таких вечных сюжетов, не теряющим своей актуальности, является греческий миф о Пигмалионе. Сюжет связан с именем богини Афродиты, которая покровительствовала всем влюбленным. Однажды Пигмалиону, царю Кипра и искусному ваятелю, удалось вырезать из драгоценной слоновой кости статую молодой женщины удивительной красоты. Чем чаще любовался Пигмалион своим творением, тем больше находил в нем достоинств. Он назвал ее Галатеей. Во время праздника Афродиты Пигмалион принес ей жертвы с мольбой оживить свое творение. Много молитв услышала богиня в свой день, но снизошла к одному Пигмалиону, ибо знала, что нет на всем Кипре человека, любившего так горячо и искренне, как Пигмалион. Весть о том, что силой любви оживлена кость и родилась прекрасная дева, за короткое время облетела весь остров. Увидев ее красоту, люди упали на колени и вознесли хвалу Афродите, дарующей любовь всему, что живет. Пигмалион провозгласил девушку царицей Кипра.

Миф о Пигмалионе не дает покоя человечеству уже много веков. Ученые, философы, историки, лингвисты, поэты вновь и вновь возвращают нас к известному сюжету и предлагают заново осмыслить проблему диалектики материи и духа, формы и содержания, человека и таинственных сил, от которых зависит его судьба. При всем многообразии подходов к пониманию мифа можно выделить один мотив, который рефреном проходит по всем известным нам способам его экспликации: чтобы мир существовал, нужно его постоянное рождение усилиями богов, природы, человека, сознания. Особая роль в таком творческом рождении принадлежит человеческому сознанию. Без сознательной деятельности человека нет знакомого нам мира. Но для этого, как утверждает М.К. Мамардашвили, человеку необходимо быть постоянно в состоянии напряженной мысли, в состоянии силы.

М. Полани, один из представителей философии науки прошлого века, утверждал, что Пигмалион, живущий в нас, всегда готов пойти за своим творением, готов относиться к нему как к воплощающему физическую, материальную реальность. Каждый ученый относится к своему открытию, как Пигмалион к Галатее, у них возникает естественное стремление убедить других в открывшейся красоте. Каждый причастный к научному поиску человек стремится сделать хоть самое малое для того, чтобы прославить свое дело. Конечно, не каждая стрела попадает в цель, но от этого в человеке не должно убывать усердия. В своих лекциях о назначении ученого И. Фихте пишет: «Я не говорю, что каждый ученый должен действительно разрабатывать свою науку дальше; ну, а если он этого не может? Я ведь говорю, что он должен стремиться ее разрабатывать, что не должен отдыхать, не должен считать, что он исполнил свою обязанность до тех пор, пока не разработал ее дальше. Пока живет, он мог бы еще двинуть ее дальше; застигнет его смерть, прежде чем он достигнет своей цели, - тогда он в этом мире явлений освобождается от своих обязанностей, и его серьезное желание засчитывается как исполнение» [ 1 ].

Представляется, что поиск ответов на актуальные вопросы философии сознания являет ся таким же предназначением, как и другие виды человеческой деятельности. Сознание есть способ истинного бытия человека. На наш взгляд, именно в таком контексте следует рассматривать тезис элеатов о тождестве бытия и мышления. Сознательное отношение к миру (мышление) есть главное условие его существования в человеческих масштабах, терминах, представлениях. Принцип esse estpercipi в таком случае превращается в главное условие существования мира. Но, учитывая конструктивную роль познающего субъекта, следует уточнить это изречение: существовать - значит быть в центре внимания человеческого сознания. Степень бытия или актуальности может уменьшаться вместе с ослаблением сознания или его внимания к миру. Первый случай описал еще И. Кант, который утверждал: «Ясным бывает то представление, в котором достаточно сознания для осознания отличия его от других представлений. Если сознания достаточно для различения, но не для осознания различий, то представление должно еще называться неясным. Следовательно, существует бесконечно много степеней сознания вплоть до исчезновения его» [2].

Такая философская установка означает, что человеческое сознание само определяет характеристики мира. А наличие у людей разных степеней сознания есть условие бесконечного его разнообразия. Но образ прекрасного, доброго и во всех отношениях благоприятного для человека мира может быть создан только развитым, самостоятельным, творческим сознанием. Неразвитое, а потому и несамостоятельное сознание способно создавать только образы врагов, картину бесконечно ужасного и опасного мира. Для демонстрации этого тезиса нам достаточно вспомнить, насколько резко меняется образ окружающего нас социального и природного мира в зависимости от характера наших мыслей, настроения, впечатлений, от общего состояния нашего сознания. Но, к сожалению, тезис о первичности сознания по отношению к бытию был назван субъективным идеализмом и не был в должной степени оценен.

Наиболее настойчивыми в обосновании идеи первичности сознания были не ученые и даже не философы, а писатели-фантасты, многие из которых внесли серьезный вклад в развитие научных знаний. Одним из них был А. Азимов, создавший картину будущего, где разногла- сия между человеком и его творением (роботами) становятся критическими. Оказалось, что созданная человеком машина способна превратиться в самостоятельного субъекта деятельности. Более того, робот обоснованно и непротиворечиво оспаривает «гипотезу» о своем происхождении. Вот как это описал А. Азимов: «Ваше утверждение, что вы меня создали, противоречит всем требованиям логики. Поглядите на себя. Я не хочу сказать ничего обидного, но поглядите на себя. Материал, из которого вы сделаны, мягок и дрябл, непрочен и слаб. Источником энергии для вас служит малопроизводительное окисление органического вещества. Вы периодически погружаетесь в бессознательное состояние. Малейшее изменение температуры, давления, влажности, интенсивности излучения сказывается на вашей работоспособности. Вы - суррогат! С другой стороны, я -совершенное произведение. Я прямо поглощаю электроэнергию и использую ее почти на сто процентов. Я построен из твердого металла, постоянно в сознании, легко переношу любые внешние условия. Если учесть самоочевидное предположение, что ни одно существо не может создать другое существо, превосходящее его, - это разбивает вдребезги вашу нелепую гипотезу» [3].

Возможно, такую же «осведомленность» проявляем мы, когда пытаемся доказать свою независимость и первичность по отношению к остальному живому миру. Когда наше сознание начинает некоторым образом интерпретировать мир. в который попадает человек, тогда начинается онтологизация нашей субъективности. Но если сознание включено в мир, то мы никогда не узнаем, каким мир был до нас. С. Кьеркегор для объяснения специфики человеческой субъективности использует миф об околдован-ности человека мистической музыкой. Единственный способ освобождения человека-если он сможет проиграть демониче-скую музыку в обратном порядке без ошибки, только тогда чары колдовства исчезнут. Гак и в нашей жизни. Если мы желаем что-то изменить, то нужно не с начала (нам это не дано природой), а с конца проиграть все в обратном порядке и без единой ошибки. Например, если возникли антипатии между людьми, то это. скорее всего, результат не настоящих, а прошлых событий. Здесь уже ничего не изменить.

Включенность сознания в мир означает их неразделенность, целостность и взаимообусловленность. Мир таков, каким его создает для себя сознание. В таком мировоззренческом ракурсе проявляется фундаментальное единство мира. Если человек переживает мысли, изложенные в бессмертных произведениях мудрецов, то возникает состояние вневременности бытия. Именно так транслируется опыт человечества - через людей, способных подняться до уровня мысли. Это весьма трудная задача. Мысль не знает ни временных, ни пространственных границ, она есть условие нашего бытия как существ, обладающих разумом. Принцип универсальности человеческого сознания обосновывается в трудах Д.И. Дубровского. Как всякая определенная информация, считает ученый, явление субъективной реальности находится в своем коде, который представляет собой нейродина-мическую систему, обладающую конкретными пространственными и временными свойствами. Сознание обеспечивает человеку информационную связь с другими частями мира. В этом смысле, мир идей Платона - это не что иное, как мир информации. Сознание - это метафизическая константа, которая позволяет человеку конечному быть в окружении вечности. В свое время существовала гипотеза об эфире, в который погружен весь мир. И. Ньютон рассматривал эфир как условие мира. Вместо корпускулярного взгляда на природу сознания в наши дни так же. как и в прошлых веках, вновь возвращаются к концепции непрерывного потока сознания. Такая тенденция в развитии научного знания может означать только то, что древние представления о мире не так уж и наивны, как принято считать. Если сознание есть непрерывный информационный поток, то оно действительно не ограничено ни в пространстве, ни во времени. ни в своих возможностях относительно построения искусственного мира.

Возврат к традиционному миропониманию означает и возрождение архаического представления об истине. Как нам известно, истинное знание, с точки зрения древнегреческих философов, есть не адекватное отражение мира, а идея, которая позволяет схватить мир посредством мысли. Не следует видеть в этом субъективизм, так как в действительности нам никогда не удастся увидеть мир таким, как он существует без познающего его субъекта (человека). Только наличие некоторой всеобъединяющей идеи сделало возможным теоретическое познание мира и формирование научного мировоззрения. В основе научного познания мира лежат некие априорные постулаты, которые в ее рамках недоказуемы. В связи с этим Р. Декарт, например, считал, что к числу величайших ошибок, какие допускаются в науке, следует причислить ошибку тех, кто желает определить то, что должно просто знать. Возникает соблазн приписать такое свойство сознанию. Невозможность «схватить» сознание в строгом научном понятии связано именно с тем, что оно уже в искусственном мире, где нет и не может быть обычного предмета познания. Такое представление о сущности сознания крайне сложно формализуется в классических научных категориях. Существуют некоторые догадки, предчувствия, которые «исчезают» или превращаются в банальность, как только на них обращает свое внимание взор исследователя.

В постклассической философии вновь возрождаются античные представления о способах взаимоотношений человека и мира. Активность человеческого сознания предполагает и особый способ его бытия. Если первая природа не является условием истинно человеческого бытия, то человек обречен на вечную борьбу за свой, созданный собственным разумом, мир. Философия с момента своего возникновения означала борьбу против спонтанности нашей жизни, она искала способы рационализации и экспликации мира. Только в процессе рационального отношения к миру человек способен формулировать и решать важные для себя задачи. При всем многообразии методологических подходов к исследованию сознания в философии несомненным является их аксиологическая «нагруженность». Диалог между философами, психологами, физиками и представителями других наук в ходе изучения человека открыл новые, пока малоизвестные стороны сознания.

Поиск общенаучных методологических принципов изучения сознания означает, что в обществе есть потребность в философской рефлексии над главными проблемами бытия. Актуальность философии как «ядра» гуманитарного знания в современной России косвенно свидетельствует о вполне комфортных материальных условиях нашей жизни. В противном случае философия как особый способ человеческого отношения к миру не может существовать. Она, по мнению А. Пятигорского, есть «роскошь жизни», показатель определенного достатка и богатства общества. Голодные люди не склонны к умозрительным рассуждениям. Предполагая вполне резонные контраргументы, отметим лишь следующее. Создается впечатление, что в порыве острой критики современности мы не заметили, как перешли границу, за которой начинается пустота. Невозможно жить в условиях тотального страха. Философия изначально была орудием борьбы против хаоса и деструктивных архаических инстинктов человека. Свою жизнеутверждающую функцию она выполняет и сегодня. Еще Аристотель, анализируя категорию движения, пришел к выводу, что человеческая мысль в процессе познания приводит в движение объекты своего интереса. За человеком остается свобода выбора способа бытия. Но выбор не велик: следовать первой природе, реализуя свои естественные наклонности, быть животным или участвовать в построении нового мира и жить по человеческим законам.

Но не исключено и другое. Возможно, человек подобен сознательному роботу из рассказов А. Азимова и только мнит себя свободным, а на самом деле полностью зависит от сил, ему неизвестных, но весьма могущественных. Если разумный человек, как Пигмалион, вносит в окружающий его мир любовь, жизнь, одухотворяет его усилиями своего сознания, то следует ли допустить существование такого же могущественного «Пигмалиона» по отношению к самому человеку? Религия отвечает утвердительно. Философия и наука пока не имеют однозначного ответа на этот вопрос.

• 1.    Фихте И. Лекции о назначении ученого. М., 2000. С. 763.

• 2.    КантИ. Критика чистого разума. М., 1994. С. 248.

• 3.    Азимов А. Я-робот. Логика. М., 1990. С. 55.