Специфика зооморфных образов п" oт к ‘петух' и такаа ‘курица' в алтайском языке

Зооморфизмами мы называем метафорические лексико-семантические варианты зоосемизмов, т. е. названия животных, проецируемые на человека, характеризующие и оценивающие его под разными углами зрения, например змея – о коварном человеке, овца – о кротком и смирном человеке.

Зооморфизмы широко используются в качестве оценочных личностных характеристик во многих языках мира. В тюркских языках еще далеко не закончена даже простая инвентаризация единиц выразительного фонда, почти нет специальных исследований по зооморфизмам. На современном этапе развития тюркской лексикологии актуальными задачами являются классификация этого материала, уточнение основных понятий и терминов для описания экспрессивного фонда каждого тюркского языка и разработка специальных методик его исследования.

Объектом активного лингвистического изучения зооморфизмы стали в 70-е гг. XX в. В исследовании, начатом М. И. Черемисиной и Е. А. Гутман [Гутман, Черемисина, 1970; 1972; 1974; 1976], впоследствии принимали участие специалисты, работающие с разными европейскими языками: английским [Литвин, 1974; 1975], немецким [Кудрявцева, 1979], русским [Рыжкина, 1980]. В последнее время наблюдается большой интерес к зооморфизмам в русском Кожевникова, Петрова, 2000], казахском [Сансыз-баева, 2000], алтайском [Тыбыкова, 2006; 2007; 2008] языках.

Описание семантики отдельного зооморфизма связано с вычленением в его значении компонентов – сем на основе данных, полученных различными путями. Поэтому задача описания семантики зооморфизмов перерастает в описание семантической структуры зоо-образа. Зоо-образом мы называем

Тыбыкова Л. Н. Специфика зооморфных образов пöтӱк ‘петух’ и такаа ‘курица’ в алтайском языке // Вестн. Но-восиб. гос. ун-та. Серия: История, филология. 2015. Т. 14, вып. 9: Филология. С. 235–240.

ISSN 1818-7919. Вестник НГ”. Серия: История, филология. 2015. Том 14, выпуск 9: Филология

систему ассоциаций и коннотаций, которая связана у носителей языка с определенной лексемой, называющей животное и допускающей проекцию на человека. Реализуется зоо-образ, или образ в метафорическом употреблении, в форме сравнений, производных и во фразеологизмах. В алтайском языке нет толковых словарей, где можно было бы найти лексикографические фиксации зоохарактеристик. Словари алтайского языка вообще не описывают зоохарактеристики, как это зафиксировано в словарях русского языка, поэтому описание было построено на текстовых и анкетных данных.

Квалифицируя тот или иной тип личности, зооморфизмы соотносят его с положительной или отрицательной оценкой. Негативные признаки преобладают над положительными и выражают различную степень негативности. Сравните, с одной стороны, резко отрицательные русские образы свинья , скотина , зверь , животное , собака , с другой – более мягкие образы неодобрения рыба , гусь , заяц , попугай , стрекоза и др. В ходе исследования мы старались подчеркнуть, что основной функцией зооморфизмов является не оценка, а характеристика.

Многочисленные сравнения с животными показывают, что в функции компаративного имени употребляется значительно более широкий круг зоологических названий, чем в функции характеристики.

Сопоставление исследования семантики зооморфизмов с учетом национально-культурных коннотаций особенно важно для изучения механизмов образного видения мира через язык этноса. В данном исследовании на примере зоо-образов потук ‘петух’ и такаа ‘курица’ в алтайском языке можно увидеть богатство семантического содержания и их этнокультурную специфику.

Материалом наших исследований были преимущественно тексты из художественной литературы алтайских писателей. Зоохарактеристики в них, как правило, легко и тонко понимаются читателями, разгадывающими разнообразные повороты образов. При наличии представительной выборки можно надеяться высветить основные переменные компоненты характеристики, выяснить отношения между ними, их иерархию и представить этот сложный, ускользающий от прямого описания смысл как единую и гибкую семантическую структуру.

Зоосемизмы составляют подсистему в тематической группе наименований живых существ и противопоставляются по характеру связи с денотатом: прямые и переносные ЛСВ, т. е. зоонимы и зооморфизмы.

Зооморфизмы, в свою очередь, образуют подсистему в системе характеристик человека и находятся в отношении противопоставления, с одной стороны, к неметафорическим словам типа мымра , хмырь , охламон и т. д., с другой – к метафорическим ЛСВ на базе других типов номинативных существительных.

Осуществить семантический анализ системы зооморфизмов фактически означает определить набор элементарных смыслов и закономерности их сочетания в семантической структуре зооморфизма.

Для решения поставленных задач мы применяли два типа взаимно дополняющих и контролируемых методик: анализ текстов и опрос носителей языка (тестирование). Анализ текстов был ведущим методом исследования.

Проведение опроса информантов имело целью получить данные о семантике и взаимных связях наиболее частотных зооморфизмов, которые содержатся в обыденном сознании носителей языка. Эксперимент проводился преимущественно в форме анкетирования и опроса информантов.

В данной статье анализу подлежат наиболее частотные в речи алтайские зооморфизмы, соотнесенные с домашними животными потук ‘петух’, такаа ‘курица’. Алтайцы стали регулярно разводить этих птиц только в XX в. в связи с переходом на оседлый образ жизни.

Характеристики человека через зоо-образы петух и курица не столь широко употребительны в алтайском языке, в отличие от русского языка.

Семантика зоохарактеристики на материале русского образа петух впервые была подробно описана в статьях [Черемисина, Захарова, 1973; Черемисина, Соппа, 1973]. Семантическая структура характеристики петух предстает в русском языке как сложная система смысловых компонентов, в разной мере спаянных между собой. Эта характеристика зафиксирована многими словарями русского языка, которые определяют значение следующим образом: ‘о задорном человеке, забияке (разг.)’ [Ожегов, 1983. С. 455].

М. И. Черемисина и Н. С. Соппа отмечают, что в русском языке основной семантический вариант характеристики петух реализуется в ситуациях, когда характеризуемое лицо – всегда мужчина – обнаруживает воинственность, агрессивность, участвует в драке, схватке, споре или имеет интенции к такому поведению, но в то же время петух не опасен для окружающих, в отличие от акулы , тигра и даже ястреба [Черемисина, Соппа, 1973. С. 67].

В алтайском языке использование образа пöтӱк ‘петух’ реализуется в основном в конструкциях c производным глаголом пö-тӱксеер ‘петушиться’ в метафорическом значении ‘горячиться, вести себя задиристо, запальчиво’. В художественных текстах не встретились метафоры, ФЕ с этим словом, что, видимо, и подтверждают нашу мысль о том, что семантика этого образа в алтайском языке недостаточно развита, так как с этими домашними птицами алтайцы, издревле ведущие кочевой образ жизни, были плохо знакомы. Это подтверждают и материалы алтайского героического эпоса, в которых не встречаются упоминания зоо-образов пöтӱк ‘петух’ и такаа ‘курица’. Позже, в XIX в., алтайцы познакомились с этими домашними птицами через русских крестьян и заимствовали из русского языка слово петух , подвергшееся в алтайском языке фонетической адаптации. Тем не менее эти образы уже вошли в современный алтайский язык, и в языковом сознании алтайцев формируется определенное представление о чертах человека, который характеризуется этими словами. В связи с этим надо признать, что образ петуха организован относительно просто.

Сема ‘воинственность, драчливость’ наиболее ярко представлена в следующих примерах: Ол Тойчыныҥ алдында согужарга белетенип алган пöтӱк ошкош турды (ПК, ТАП. С.126) – Он стоял перед Тойчы, как приготовившийся к драке петух; Ол согу-жарга турган кичинек пöтӱктий столдыҥ толугында к ле бажы карарып турды (ЛК, АК, C. 132) – У него только голова виднелась (букв. ‘чернела’) у края стола как у собиравшегося подраться молодого (букв. ‘маленького’) петуха.

В обоих контекстах при помощи инфинитивной формы Тv=арга и причастной формы Тv=ган ( согужарга белетенип алган

‘приготовившийся к драке’ и согужарга турган ‘как собирающийся подраться’, выступающие определениями к слову пöтӱк ‘петух’) раскрывается образ человека задиристого, готового ввязаться в словесную перепалку.

Образ петуха часто характеризирует поведение мальчиков или молодых парней, так как эта птица в языковом сознании алтайцев вызывает ассоциации, связанные с задиристым и драчливым поведением. Например: Эки уулчак – эки пöтӱк – тушташкан ерде , эмди согуш башталбай база (JК, Ӱ-ӰС. С. 159) – Два мальчика – два петушка, если уж встретятся, сейчас же обязательно драка начнется; Оныҥ учун оок уулчактар , к чин билерге п т ктердий бригадирле керишкилеп турар болды (ЛК, МJ) – Поэтому маленькие мальчишки, как показывающие свою силу петухи, стали переругиваться с бригадиром. Сложный глагол-модуль керишкилеп турар болды ‘стали переругиваться’ и компаративный образ к чи билерге п т ктердий ‘как показывающие свою силу петухи’, с одной стороны, свидетельствуют об экспрессивности вербального поведения персонажей, с другой стороны, демонстрируют неопытность при нарочитой «взрослости» этих мальчиков.

При прибавлении уменьшительно-ласкательного аффикса -еш пöтӱг=еш ‘петушок’ зоо-образ приобретает более сильную эмоциональную оценку говорящего, подчеркивая его малость, неопытность на фоне взрослых, умудренных опытом мужчин. Зоо-образ пöтӱгеш ‘петушок’ характеризует мальчиков, которые еще не выросли, и к ним обращаются с долей иронии, подчеркивая их возраст. Например: А Метирей ле мен согушта. Jе ол тушта бис аар-калап кӱчтӱ эки букага тӱҥей эмес , jӱк ле эки пö-тӱгешке тӱҥей болгоныс (БУ, ӦБТ. С. 81) – А Метирей и я в драке. Но в то время мы не были похожи на сильных и мощных быков, а всего лишь на двух петушков.

Глагол-модуль в форме взаимно-совместного залога чокыжар ‘клевать друг друга’ в его метафорическом значении обогащает содержание характеристики, где два человека в образе «петухов» предстают именно как участники, вступившие в словесную перепалку, обменивающиеся друг с другом колкостями и язвительными замечаниями по отношению к друг другу: Слер пöтӱктер чилеп бой-бойлорорды канчазын чокыжып ререр? (ПМА) – Сколько можете клевать друг друга, как петухи?

Следующий лексико-семантический вариант несет в себе характеристику отношения «мужчина – женщина» в значении ‘красоваться, гарцевать’. Рассмотрим это на примере: Jе аҥыс ла бир эмеш эби jогы ыл-гый такаалардыҥ ортозындагы пöтӱктий , jурт ичинде пöтӱксип турарда кем де оны аjаруга албай турды (КТ, КJ) – Немного неудобства только в том, что никто не обращал на него внимания, когда петушился посреди деревни, как петух среди одних только куриц.

Эталон сравнения ылгый такаалардыҥ ортозында пöтӱктий ‘как петух среди одних только куриц’ уже ясно указывает на поведенческий мотив «один мужчина среди женщин», т. е. изо всех сил старается выглядеть более привлекательным. Этот образ несет в себе эталон «сексуально ориентированное поведение».

Производный от слова пöтӱк ‘петух’ глагол пöтӱксип тур- ‘петушиться’ описывает ситуацию, в которой уровень притязаний снижается. Со стороны это выглядит комично и несерьезно, поэтому подчеркивается, что, с одной стороны, никто не обращает внимание на человека, ведущего себя таким образом, а с другой стороны, такое поведение вызывает у говорящего чувство неловкости.

Использование образа петуха для обрисовки внешних проявлений поведения человека, манеры его поведения связано с образным представлением о петухе-птице, с живыми особенностями его внешнего вида, повадок, поз, которые устойчиво ассоциируются с определенным набором признаков в сознании носителей языка. В этом контексте речь идет о молодых парнях, поведение которых резко осуждается алтайским этикетом. Например: Бийе нениҥ де учун канат-тарын jайа тудуп, олорды jерле тылырада сӱуредип, такааныҥ кийнинеҥ сӱрӱшкен пöтӱктиҥ ойынына тӱҥей, баш ла болзын (АА, JТJ. С. 258) – Ну надо же, танец был похож на (брачную) игру петуха, который, распустив крылья, по земле шумно волоча, бегал за курицами; Тирӱ ашла азыраган пöтӱк чилеп кертеҥдеп, керjеҥдеп ле туру (КТ, КJ. С. 293) – (Он), как наевшийся свежего зерна петух, все головой трясет с важным и самодовольным видом; «Эйе, сол jаны аар!» – Бажы пöтӱктиҥ чилеп омок-сымак атрайган ла кӱлӱмзиренчек jаакта-рында ойдыктарлу партизан сӱӱнчилӱ jöмöшти (АФ, С. С. 146) – Партизан, у которого (волосы) на голове, как у петуха, задиристо торчали и с ямочками на смешливых щеках, радостно подтвердил: «Да, налево!»

Семантический компонент ‘рано встающий’ выбивается из тех семантических смыслов или оттенков, из которых выстроен образ петуха . Он зафиксирован нами только в устной речи информантов. Например: Пö-тӱктий эртечил кижи (ПМА) – Как петух рано встающий человек. Также информанты дают это же значение с зоо-образом такаа ‘курица’: такааларла кожо турар кижи ‘человек, встающий вместе с курицами’.

Таким образом, анализ показал, что зоообразы петуха в сознании носителей русского и алтайского языков совпадают по всем основным параметрам. Различие состоит только в том, что образ петуха у русских чаще всего ассоциируется со взрослым мужчиной, у алтайцев – с мальчиками и молодыми парнями. Это связано, прежде всего, с традиционным неторопливым и степенным поведением взрослых мужчин-алтайцев. Такой тип поведения никак не сообразуется с образом петуха, а молодежь еще может позволить себе некоторые вольности в поведении.

Образ курицы в алтайских текстах представлен в основном семой ‘заботливая мать’, которая обычно преданно оберегает и защищает своих детей. Например: Такаа бал-дарын канадыла jаап , карчагадаҥ бектеп тургандый , энези уулын адазына соктырба-ска тонынын эдегиле jаап алган (ПК, ТАП. С. 113) – Мать прятала своего сына под подолом пальто, чтобы отец не избил его, будто курица, прячущая от коршуна под крылом своих деток; Оныҥ учун Чечектиҥ jанына кӱлӱмзиренип койгон базып келерде , Чечек балдарын корулаган эне такаа чылап , Попышка чурап келеле: « Кедес! » деп , jаҥыс сöс айтты (JМ, Туул.тым. С. 88) – Поэтому когда с улыбкой стал подходить к Чечек, то она наскочила на него, как курица (букв. ‘курица-мать’), защищающая своих детей, сказала только одно слово: «Прочь!».

В русском языке сема ‘заботливая мать’ также связана с образом курицы-наседки, который, по нашему мнению, употребляется с некоторым оттенком иронии (ср., напри- мер: Ты носишься со своими детьми, как курица-наседка).

В алтайском языке зоо-образ курицы, как и в русском языке, связан с семой ‘глупый’. Глупую женщину, которая при этом еще вызывает большое раздражение, носители русского языка могут оскорбительно называть безмозглой курицей . Под влиянием русского языка, по-видимому, сформировался этот зоо-образ и в алтайском языке. В алтайской художественной литературе есть пример, где зафиксирована та же сема: Та-каалар ошкош мее jок немелер (А.А, ӦЧК. С. 30) – Вы как курицы безмозглые.

В русском языке известен фразеологизм куриные мозги – о человеке, который не обладает хорошими умственными способностями. Например: А Петруша был и того ординарней. Вид мелкотравчатый , умишко куриный , натура гаденькая и похотливая (И. А. Бунин). В алтайском языке сема ‘глупый, не разбирающийся в ситуации’ реализуется во фразеологизме такаа башту ‘куриная голова’ (букв. ‘ с головой курицы’), например: Бу мениҥ бöлöм Боргор айтка-ныла « такаа башту кижи » мен. Такаа ба-жыла болзо , кижи сананып ла jӱрбей (JК, Ӱ-ӰС. С. 335) – Ну, как мой двоюродный брат Боргор говорит обо мне – «куриная голова». Хоть с куриной головой, человек ходит да думает.

В следующем примере этот оборот относится к мужчинам, которые с трудом разбираются в революционной ситуации 1917 г. в России. Представители алтайского народа на окраине империи не понимают важность произошедшего события, и поэтому, чувствуя свою беспомощность, говорящий уничижительно говорит про себя такаа башту (букв. ‘с куриной головой’):

– Jалчы? Кул? – деп , Гуркинниҥ чырайы соой берди. – Бис эмди ончобыс jайым улус. Слер билеригер бе эмди кандый öй? – О , ку-дай баш… бис такаа башту улус… (JК, Ӱ-ӰС. С. 132) – Слуга? Раб? – сказав, лицо Гуркина помрачнело. – Мы все сейчас свободные люди. Вы знаете, какое сейчас время? – О господи … мы люди глупые (букв. ‘с куриной головой’).

Исследование показало, что даже сравнительно четкие и однозначные зооморфизмы, ориентированные на какое-либо одно качество ‘задиристый’ или ‘глупый’, обнаруживают в семантике немало компонентов, сопутствующих основному, что придает своеобразие и уникальность каждой зоохарактеристике. В алтайском и русском языках совпадает доминантное значение зоо-образа петух как драчливого человека, которое состоит из таких семантических компонентов, как ‘задиристый’, ‘горластый’, ‘воинственный’, ‘красующийся’. Зоо-образ такаа ‘курица’ используется во фразеологизме такаа башту ‘куриные мозги’.

Представления о тех или иных качествах у носителей алтайского и русского языков связано с одним и тем же кругом зоообразов, однако объем значений отдельных зоо-образов может не совпадать. Сходство в семантической организации зооморфизмов в данных языках может быть обусловлено принадлежностью к одной культурно-исторической общности (250 лет в составе России), а также одинаковыми ассоциативными механизмами, которые могут быть универсальными. В то же время в русском и алтайском языках актуализируются разные доминантные признаки.