Сравнительный анализ уровня жизни в России и Германии

Уровень жизни – социально-экономическая категория, определяемая через показатели потребления, его объема и структуры. Наиболее общим показателем потребления является доход. Современный методологический подход в исчислении дохода был сформулирован Дж.Р. Хиксом в 1946 г.; он состоит в том, что доход – это «максимальная стоимость, которую человек может потребить в течение недели, и при этом, как он ожидает, к концу недели он будет столь же состоятелен, что и в ее начале». В дальнейшем Хикс уточнил, как следует понимать одинаковую состоятельность в конце и в начале недели – как «максимальное количество денег, которое индивидуум, … как он ожидает, будет способен тратить каждую последующую неделю» [1, p. 128].

Международная организация труда, используя данный методологический подход, приводит три принципа, которые должны учитываться при исчислении дохода:

• –    чтобы считаться «доходом», расходы должны обеспечиваться ожидаемыми и более или менее регулярными поступлениями;

• –    эти поступления должны вносить вклад в текущий уровень экономического благополучия домохозяйства;

• –    если расходы осуществляются за счет выбытия капитала домохозяйства, то они не должны учитываться при исчислении дохода [2].

Данные принципы лежат в основе современных бюджетных обследований домашних хозяйств, являющихся основным источником информации по доходам, которые проводятся статистическими службами многих стран мира. В рамках бюджетных обследований Росстата с 1997 г. денежный доход трактуется как объем средств, которыми располагали домохозяйства для обеспечения своих расходов и создания сбережений без привлечения ранее накопленных или заемных средств в период обследования [3 (2012), с. 11].

Для получения корректного представления о динамике уровня жизни необходимо соотносить денежный доход с некоторым пороговым уровнем – социальным нормативом, в качестве которого обычно берется величина прожиточного минимума (ПМ). Росстат вводит величину ПМ как денежную оценку «потребительской корзины» – потребительского набора, содержащего минимально необходимое для физического и социального выживания количество продуктов питания, товаров и услуг, а также обязательные платежи и сборы [4 (2015), с. 179-180].

Динамика денежного дохода, соотнесенного с величиной ПМ, была восходящей с 2000 по 2012 гг., за исключением небольших спадов в 2005, 2008, 2011 гг. После 2012 г. наметился нисходящий тренд. В целом за 1999 ‒ 2012 гг. данный показатель увеличился с 183 до 357%, после чего к 2014 г. он снизился до 345% [4 (2003), с. 169; 4 (2010), с. 171; 4 (2015), с. 139].

В российской статистике, наряду с денежным доходом, используется также ряд других видов дохода, в том числе валовой, представляющий собой сумму денежных доходов и стоимости натуральных поступлений продуктов питания, непродовольственных товаров и услуг в домохозяйство. Учет в составе валового дохода оцененных в денежной форме натуральных поступлений важен для более корректного представления о благосостоянии домохозяйств, особенно сельских, для которых доля натуральных поступлений остается весомой, хотя и обнаруживает тенденцию к снижению (с 17,6% в 2004 г. до 7,5% в 2014 г. [3 (2008), с. 12, 13; 3 (2015), с. 18]). При расчетах численности малоимущего населения Росстатом именно валовой доход соотносится с величиной ПМ. Малоимущим считается человек, чей валовой доход (рассчитанный как среднедушевой по домохозяйству, в котором он проживает) не превышает одной величины ПМ [4 (2015), с. 180].

В странах ЕС численность малоимущего населения связывается не с величиной ПМ, а со средним или медианным значением дохода в стране, который рассчитывается с учетом весовых коэффициентов, определяемых внутри каждого домашнего хозяйства: вес 1 присваивается первому взрослому в домохозяйстве (старше 14 лет), 0,5 ‒ каждому последующему, 0,3 – каждому ребенку. В частности, в Германии малоимущим считается человек, чей «взвешенный доход» после вычета социальных трансфертов не превышает 60% от среднего по стране [5 (2015), p. 180].

При анализе социально-демографического и территориального профиля бедности Росстат вводит индекс «риска бедности», который определяется как «отношение уровня бедности по конкретной группе населения к уровню бедности по населению в целом» [6, с. 102]. Анализ динамики индекса за 2004 ‒ 2014 гг. по населенным пунктам разного размера (табл. 1) демонстрирует выраженную обратную зависимость между размером и «подверженностью бедности», причем это касается как сел, так и городов. Только в городах с населением свыше 250 тыс. чел., в которых в 2014 г. жило 36% населения страны, индекс риска бедности заметно меньше 1; в средних по размеру городах (от 100 до 250 тыс., 8,3% населения) он стабильно держится вблизи 1. Во всех населенных пунктах с числом жителей меньше 100 тыс. чел. индекс риска бедности превышает 1 и, чем меньше размер поселения, тем он выше. Особенно неблагоприятная тенденция складывается в группе средних по размеру сел (1-5 тыс. чел.): их подверженность бедности, и без того одна из самых высоких, с течением времени растет. Данная ситуация – крайне настораживающая, так как в этих селах проживает около половины сельского населения страны; ухудшающееся качество жизни в них ставит под угрозу всю сложившуюся систему сельского расселения [7; 8, с 326; 9].

Анализ динамики индекса за 2004 ‒ 2014 гг. среди основных возрастных групп (табл. 1) показывает, что в наибольшей степени подвержена бедности возрастная группа до 16 лет. Это означает, что семьи с детьми, особенно неполные и многодетные, имеют повышенный риск попадания в категорию бедных. Причем, в 2004 ‒ 2010 гг. ситуация для них ухудшалась, после 2010 г. наступила стабилизация на очень высоком уровне индекса риска бедности.

Для группы трудоспособного населения индекс балансирует на уровне близости к 1. Это очень неблагоприятная тенденция, так как она может свидетельствовать либо о низкой занятости населения в трудоспособном возрасте, либо о том, что наличие работы не дает гарантии от бедности. Феномен широкого представительства работающих в общей численности бедного населения («новых бедных») был замечен исследователями в 1990-е гг.; он остается актуаль- ным и в наше время [10, 11, 12], хотя налицо позитивный тренд: за период 2004‒2014 гг. риск бедности для занятого населения снизился с 0,91 до 0,88.

Таблица 1. Индекс риска бедности в населенных пунктах разного размера и в некоторых группах населения в 2004, 2010 и 2014 гг., %

Table 1. The Index of poverty risk in populated areas of different size and in some population groups in 2004, 2010 and 2014, %

	2004	2010	2014
Города и поселки гор. типа	0,85	0,816	0,823
в т. ч. с населением
св. 1 млн чел.	0,67	0,40	0,43
от 250 тыс. до 1 млн	0,71	0,65	0,55
от 100 тыс. до 250 тыс.	0,99	0,87	0,98
от 50 тыс. до 100 тыс.	1,09	1,11	1,15
менее 50 тыс.	1,19	1,16	1,21
Села	1,41	1,506	1,508
в т. ч. с населением
св. 5 тыс. чел.	1,38	1,39	1,43
от 1 до 5 тыс. чел.	1,37	1,48	1,53
от 200 до 1000 чел.	1,45	1,64	1,55
менее 200 чел.	1,86	2,50	2,50
по возрастным группам
в том числе
моложе трудоспособного	1,31	1,47	1,46
трудоспособное	0,99	0,99	0,98
старше трудоспособного	0,72	0,56	0,57
по отношению к занятости
занятые в экономике	0,91	0,88	0,88
безработные	1,62	2,44	2,00

Рассчитано по: [4 (2005), с. 209; 4 (2011), с. 183; 4 (2015), с. 164-165].

Несмотря на разные подходы к оценкам численности малоимущих в России и Германии, сравнение индексов риска бедности для обеих стран корректно, так как сам индекс рассчитывается по одной формуле и для аналогичных (сопоставимых по статусу) групп населения.

Анализ показывает, что основные различия между двумя странами связаны с положением молодежи, занятого населения и безработных и жителей крупных городов. В РФ риск попадания в категорию бедных для лиц моложе 16 лет составляет 1,46 против 0,91 для лиц моложе 18 лет в Германии. Сильно уязвимое положение детей в РФ «тянет» за собой не только неполные семьи (для которых риск бедности в Германии, как и, вероятно, в России, очень велик, составляя 2,2), но и полные семьи с одним или двумя детьми, риск бедности которых в Германии – один из самых низких (0,53). Несмотря на то, что риск бедности у занятого населения в России ниже 1, его положение в Германии значительно лучше (риск бедности – 0,53). Одновременно с этим положение безработных в Германии гораздо напряженнее, чем в России (риск бедности – 4,3).

Еще одно различие, которое можно проследить в отсутствии данных по населенным пунктам разного размера и статуса в Германии, состоит в том, что в крупнейших городах Германии – Берлине и Гамбурге – и в наиболее урбанизированной земле – Северном Рейне-Вестфалии – риск бедности выше, чем в большинстве провинций: соответственно 1,38, 1,09 и 1,1. По-видимому, в Германии нет четкой зависимости уровня жизни населения от характера местности (город/село), что подтверждает ее статус одной из наиболее развитых стран мира.

Таким образом, несмотря на более чем трехкратный формальный рост реальных доходов в РФ за 2000 ‒ 2014 гг., позитивные изменения в социально-демографическом профиле бедности были не столь заметны, особенно при сравнении с аналогичным профилем бедности в Германии. Уязвимыми в России остаются те группы населения, чье положение в стране с высоким уровнем жизни должно быть прочным и устойчивым – молодежь, семьи с детьми, работающее население, жители малых городов.

Анализ потребления, его структуры в стоимостном и физическом выражении, является составной частью комплексного исследования уровня жизни. С показателем дохода, исчисляемого через расходы, методологически и статистически тесно связан показатель потребительских расходов [3 (2012), с. 11]. По их структуре, по соотношению в ней удельных весов тех или иных благ можно судить об уровне жизни. Сопоставим структуры потребительских расходов населения РФ и Германии за период 2005‒2011 гг. (табл. 2, 3).

Таблица 2. Структура потребительских расходов в Германии, %

Table 2. The Structure of consumption expenses in Germany, %

	2005	2007	2009	2012
Потребительские расходы (Private Konsumausgaben), в среднем на члена домохозяйства	100	100	100	100
в т.ч.
Пищевые продукты, алкогольные напитки, табачные изделия	13,4	14,4	14,0	13,9
Одежда и обувь	4,8	4,5	4,5	4,6
Бытовые приборы, интерьер	6,3	5,8	5,4	5,5
Проживание, электроэнергия, содержание жилья	33,2	33,5	33,6	34,5
Транспортные расходы	13,5	14,1	15,1	14,2
Досуг, развлечения и культура; гостиницы и рестораны	16,9	16,4	16,0	16,1
Прочее	11,9	11,3	11,4	11,2

Источник: [5 (2013), p. 164; 5 (2015), p. 170].

Таблица 3. Структура потребительских расходов в РФ, %

Table 2. The Structure of consumption expenses in Russia, %

	2005	2007	2009	2012	2014
Потребительские расходы, в среднем на члена домохозяйства	100	100	100	100	100
в т.ч.
Продукты питания, алкогольные напитки, табачные изделия	35,9	30,8	32,9	30,6	31,3
Одежда и обувь	10,7	10,4	10,4	10,1	8,9
Бытовая техника, предметы домашнего обихода, уход за домом	7,2	7,3	7,0	6,3	6,3
Жилищные услуги, вода, электроэнергия, газ	11,3	11,6	10,8	10,9	10,3
Эксплуатация транспортных средств, транспортные услуги	6,3	6,6	7,5	7,8	8,3
Отдых и культурные мероприятия; гостиницы, кафе и рестораны	10,0	9,4	10,7	10,3	10,7
Прочее	18,6	23,9	20,7	24,0	24,2

Источник: [4 (2012), с. 199; 4 (2015), с. 170].

Прежде всего отметим относительно более высокую стабильность стоимостной структуры потребления в Германии, сложившуюся во второй половине 2000-х гг. В России стоимостная структура потребления с течением времени продолжает заметно меняться.

В структуре потребительских расходов населения обеих стран доминируют разные виды благ. Наиболее характерными для оценок уровня жизни благами являются те, что связаны с продовольствием и жильем. Считается, что более низкий удельный вес продовольственных расходов отражает более высокий уровень жизни, а более низкий удельный вес расходов на жилище связан с менее развитой экономикой.

В Германии доля расходов на приобретение продуктов питания, алкоголя и табачных изделий держится на уровне 13-14%. В РФ удельный вес данного вида расходов был в 2,1-2,7 раз выше. В то же время на проживание и содержание жилья немцы тратят более трети своего потребительского бюджета – в 2,9-3,1 раза больше, чем в России. Обе статьи расходов в Германии и России как бы поменялись местами по своей значимости, что ясно говорит не только о потребительских приоритетах, но и о различиях в экономическом развитии и в уровне жизни.

Сопоставление удельных весов остальных видов расходов отражает разницу в уровне жизни в обеих странах: немцам гораздо легче дается приобретение одежды, обуви и товаров, связанных с ведением быта (соответствующие удельные веса в 1,6-1,7 раз ниже, чем в РФ).

Одновременно с этим немцы больше тратят на транспорт (в 1,8-2,1 раза) и на отдых (в 1,5-1,7 раза).

Итак, анализ динамики структуры потребительских расходов в России и Германии в 2005 ‒ 2012 гг. показывает существенные различия в уровне жизни в обеих странах.

Наряду со стоимостными показателями (доходов, потребительских расходов) для анализа динамики уровня жизни могут быть использованы также и показатели физических объемов потребления отдельных видов продовольствия, не требующие дополнительных перерасчетов в стоимостную форму с неизбежной при этом погрешностью. Динамика потребления тех или иных видов продовольствия отражает не только изменение предпочтений и вкусов людей, но и изменение их возможностей, так как демонстрирует тенденции взаимного замещения продуктов, относящихся к разным категориям доступности и качества.

Прежде всего отметим, что в РФ, в отличие от Германии, в 2000-е гг. наблюдалась выраженная поступательная динамика физических объемов потребления большинства продуктов питания (за исключением хлеба и в особенности картофеля). В потреблении отдельных видов продовольствия в РФ наблюдались свои закономерности. В частности, имела место четкая обратная зависимость между потреблением картофеля и мясопродуктов (коэффициент корреляции – минус 0,97): для периодов роста уровня жизни характерно увеличение потребления мяса и снижение потребления картофеля. В Германии такой зависимости не наблюдалось ни визуально, ни статистически (коэффициент корреляции 0,10): потребление обоих продуктов питания в целом стабилизировалось, и на его колебания влияют причины, не связанные с уровнем жизни (изменение конъюнктуры, вкусов, предпочтений и др., рис. 1).

Рис. 1. Динамика потребления мясопродуктов и картофеля в домохозяйствах РФ и Германии в 2000 ‒ 2012 гг., кг/чел. в год

Fig. 1. Dynamic of meat products and potato consumption in Russian and German households in 2000 ‒ 2012., kg/person per year

Если в 2000 г. среднедушевое потребление картофеля в РФ и в Германии различалось в 1,5 раза («в пользу» РФ), то к 2012 г. оно практически совпало. Почти то же можно сказать о потреблении мясопродуктов (с поправкой на направление динамики) – от разницы в 1,7 раза до весьма небольшой разницы в 8% (остающейся «в пользу» Германии).

Что касается уровня потребления других продуктов питания, то в РФ он ниже, чем в Германии, по свежим фруктам, дорогостоящим видам молокопродуктов (сыру, маслу, йогурту), сахару; близок по овощам и выше по рыбе [13, с. 8-9; 5 (2011), p.560; 5 (2012), p.176; 5 (2013), p.170].

Таким образом, в РФ имеет место положительная динамика физической структуры потребления продовольствия в направлении, характерном для наиболее развитых стран мира. Одновременно с этим сравнительный анализ структуры потребительских расходов в России и

Германии за 2005 ‒ 2012 гг. показывает ослабление позитивной тенденции, которая была более заметна в первой половине 2000-х гг.

К настоящему времени структура потребительских расходов в РФ, так же как и уровень реальных доходов населения и социально-демографический профиль бедности, стабилизировалась на уровне, характерном для среднеразвитой экономики и невысокого уровня жизни.