Станислав Лем и управление устойчивым развитием в России

Отсутствие реально правящей партии и слабость российской буржуазии закономерно приводит к (теневой) власти вооружённую корпорацию. Все, кто окончил среднюю школу, помнят определение социального класса: «Классы — это такие группы людей, одна из которых может присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства»

Силовики «присваивают труд» через контроль над предприятиями малыми и большими, торговыми точками и т.д. В большинстве случаев делёж сфер влияния осуществляется «по-джентльменски». Сфера чекистов — монополии и крупные, частично средние производства, «под юрисдикцией» полиции часть средних предпринимателей и малый бизнес. Россия всегда идёт своим путём. Полицейско-чекистский капитализм — российское изобретение, патент на которое вряд ли кто-то будет оспаривать, в том числе и потому, что этот вариант развития тупиковый.

«Священное право частной собственности», обеспечивающее на Западе перманентное развитие, в России было отменено в 1917 г. Формально возрождённое в 1991 г. оно не стало для большинства россиян, а тем более для вооружённой и всемогущей правоохранительной корпорации Законом. Один из результатов этого — повальное бегство капитала за границу. В 60-х годах прошлого столетия мировую прессу обошла фотография, запечатлевшая бомжеватого вида немца, сидевшего на лавочке в парке западногерманского города с бутербродом в газетном пакете. Надпись под фотографией гласила «обед самого богатого человека ФРГ». Все деньги этот промышленник вкладывал в развитие производства, а не в покупку рекордных по водоизмещению прогулочных яхт и островов. Последним занимаются люди, к которым не случайно приклеился термин «олигарх», не имеющий никакого отношения к созданию «заводов, газет, пароходов».

Полицейско-чекистский капитализм носит паразитический характер. «Охранники» (термин, введённый Глебом Павловским) по большому счёту не заинтересованы в крупномасштабном экономическом развитии. Во-первых, развитие непредсказуемо, оно нелинейно и может привести к качественным скачкам, изменениям, которые невозможно прогнозировать. Проще говоря, прогресс грозит полицай-чекистам потерей контроля над Россией, а значит и источника доходов через «присвоение труда другой группы». Телезрители помнят кадры страшной расправы «сил правопорядка» над сдавшимися обитателями Белого дома в 1993 г. Это была не рутинная «полицейская работа», а проявление бескомпромиссной классовой борьбы. С таким остервенением американская полиция в 30-х гг. избивала (убивала) забастовщиков, с такой же ненавистью бастующие рабочие били (калечили) штрейкбрехеров.

Вторая причина — формирование при крупномасштабном производстве многочисленного и организованного рабочего класса, на базе которого практически всегда появляются влиятельные социал-демократические партии, которые на принципиальном уровне не приемлют полицейско-чекистское управление. Под непосредственным руководством этих партий, например, в Скандинавии был построен «социализм с человеческим лицом» (народное самоуправление, справедливое распределение благ т.д.), в котором полиция занимает весьма скромную нишу.

Традиционно, считается, что главный враг полицейско-чекистской власти — интеллигенция, диссиденты. На самом деле эту «прослойку» полиции всегда легко подкупить, вербовать, запугать. Сложнее с пролетариатом. В царской России полиция пыталась даже создавать «ручные» рабочие организации («Зубатовщина»), которые, однако вскоре «перерождались» во вполне самостоятельные оппозиционные союзы. В списках, репрессированных при сталинском режиме подавляющее большинство — обычные рабочие, шахтёры, мотористы, колхозники. Власть правильно понимала опасность, исходящую от организованных масс и жестокими репрессиями подавляла самую возможность инакомыслия. «Рабочий класс совместными усилиями способен прервать, парализовать и реорганизовать производство» [1].

Когда Зюганов назвал милицию «бессмысленной и беспощадной» (перефразировав А. Пушкина) он был не совсем прав, в том смысле, что «бессмысленность» её поведения вполне осмыслена и функциональна, она демонстрирует неподконтрольность, самодостаточность «правоохранителей», отсутствие необходимости в доверии и уважении населения. Любая радикальная реформа милиции невозможна по определению. Попытка осуществления таковой неизбежно приведёт к перевороту и взятию силовиками политической власти. Численность полицай-чекистов в 15 раз больше численности «правоохранителей» в царской России (при том же населении). Это (теневой) правящий класс, аналога которому не было в истории человечества и который объединяет «в одном бокале» паразитизм рантье с «отмороженностью» карателей.

100 лет назад премьер Столыпин попытался создать сильный класс свободных крестьян, как основу гражданского общества в России. Тем самым его реформы стали представлять угрозу теневой полицейской власти. Реакция последовала незамедлительно, 1 сентября 1911 г. Столыпин был застрелен осведомителем охранки Богровым. Российский экспресс покатился в колымский тупик. Через 50 лет реформы Н.С. Хрущёва по демократизации жизни в стране, ограничению всевластия «органов» привели к аналогичному результату (правда, без летального исхода). По официальной версии, Хрущёв был свергнут группой членов политбюро во главе с Л. Брежневым. На самом деле заговор от начала и до конца был подготовлен и проведён КГБ. Ещё через полвека Д.А. Медведев объявил о начале реформировании силовых структур…

Талантливые писатели в своих произведениях-аллегориях порой описывают окружающий мир в закодированном аллегорическом смысле. В начале 60-х гг. в Польше вышел роман известного писателя-фантаста Станислава Лема «Солярис» (экранизированный в СССР). Литературоведы до сих пор спорят о том, что хотел сказать автор этим произведением? Когда такой вопрос был задан журналистом самому Лему, он ответил: «Я сам не знаю». Возможно, выдающийся фантаст лукавил, возможно, сказал правду. Творчество процесс непростой. Что стало импульсом к созданию того или иного образа, чем навеяна данная фантасмагория — не понимает порой сам автор.

Тем не менее «расшифровать» даже такой сложный фантастический сюжет о странной планете (Солярис), которую обволакивала разумная протоплазма, убивающая или доводящая до самоубийства людей, знающая всё о каждом человеке, контролирующая его поступки, «вытягивающая» из тёмного человеческого подсознания спрятанные в его тайниках аномальные животные влечения и материализующие их — можно, если вспомнить в какое время жил Станислав Лем. В недавнем прошлом участник антифашистского подполья, борец за освобождение Польши от немецких оккупантов обнаруживает пришествие новой — чекистской орды, устанавливающей тотальный контроль над гражданами в недавнем прошлом демократической республики, наводняющей его родину соглядатаями и доносчиками, уничтожающей право на личную жизнь, поощряющей всё аномальное, извращённое.

В результате было создано одно из самых «загадочных» литературных произведений, в метафорической форме описывающее тоталитарно-полицейское государство, одной из главных характеристик которого была имитация, копирование скорее формы, чем содержания: «Но такие «одиночные изделия» ничто по сравнению со стихийной деятельностью мимоида, «раздразненного» присутствием предметов и конструкций, которые появляются над ним по воле земных пришельцев. Воспроизводит все, что находится на расстоянии, не превышающем восьми — десяти миль. Чаще всего мимоид создает увеличенные изображения, иногда деформируя их и преобразуя в карикатуры или гротескные упрощения; в особенности это относится к машинам. Разумеется, материалом всегда является та же самая быстро светлеющая масса, изверженная океаном. Вместо того чтобы упасть, она повисает в воздухе, соединенная легко рвущимися пуповинами с основанием, по которому она медленно передвигается и, одновременно корчась, сокращаясь или увеличиваясь в объеме, пластично формируется в сложные конструкции. Ферма или мачта воспроизводятся с одинаковой быстротой» [2].

Профессор ВШЭ Сергей Медведев через 50 лет после С. Лема (и независимо от него) так описал эту российскую достопримечательность: «Россия испокон века была страной декораций, потемкинских деревень, крашеной травы. Искусство симуляции всегда у нас было в почете, но особых высот оно достигало в эпохи заката Империи — так что всякий раз Империя распадалась не со взрывом, но со всхлипом, словно из нее выпустили воздух, что в 1917-м, что в 1991-м. За последние пару лет мы уже видели муляж ё-мобиля от Михаила Прохорова, муляж российского планшета от Дмитрия Рогозина. Ни один из них не пошел дальше стадии презентации. Во Владивостоке к саммиту АТЭС построили муляж моста на остров Русский [3].

По мнению одного из комментаторов: «Судя по реакции Лема на замысел Тарковского, он и сам не заметил, что описал в планете Солярис все наиболее существенные признаки русской цивилизации» [4]. Нам кажется, что это не так. Если в названии Лемовской планеты Solaris переставить буквы получится слово L’Rossia. В этом контексте легко «расщёлкивается» загадка, над которой уже полвека бьются лемоведы — почему в повести Лема планета Солярис вопреки законам польской грамматики женского рода. Ответ — потому что Россия женского рода. Юноша из варшавского подполья до конца жизни остался конспиратором, «шифрующим» опасные мысли.