Становление системы наказания и функционирование российских тюрем в XIX - начале XX в

Мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием.

Карл Маркс

К вопросу о наказании и справедливости

Практически каждый человек задается вопросом, что является справедливым, а что таковым не является. И в своих размышлениях он очень часто заходит в тупик, потому что, казалось бы, совершенно очевидные поступки кажутся справедливыми, но с позиции другого человека – абсолютно неправильными, несправедливыми и даже преступными. И часто из этого непонимания рождается преступное поведение. В народе говорят: правда у каждого своя.

Пытаясь разобраться со столь насущными вопросами для каждого человека, мы неизбежно должны обратиться к трудам мыслителей прошлого и настоящего, изучив работы, которые станут фундаментальной основой для наших дальнейших размышлений.

Понимание наказания как некой формулы, смысл которой сводится к формуле «око за око, зуб за зуб», исходит еще из законодательства Моисея, когда возмездие становилось основанием справедливого наказания. Общественная месть выступала своего рода справедливым основанием наказания1.

В своих представлениях о правильном устройстве общества древнегреческий философ Платон в работе «Государство» ставил во главу угла роль государства как основного мерила справедливости. «Устанавливает же законы всякая власть в свою пользу: демократия – демократические законы, тирания – тиранические, также и в остальных случаях. Установив законы, объявляют их справедливыми для подвластных – это и есть как раз то, что полезно властям, а преступающего их карают как нарушителя законов и справедливости. Так вот, я и говорю, почтеннейший Сократ, во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти. А ведь она – сила, вот и выходит, если кто правильно рассуждает, что справедливость – везде одно и то же: то, что пригодно для сильнейшего» [Маликов, Волков 2013].

В трудах мыслителей прошлого мы можем увидеть, как развивалось отношение к преступлению и наказанию вместе с развитием и усложнением человеческого общества. Марк Тулий Цицерон, рассуждая о том, какова должна быть мера воздействия на человека, совершившего действия, выходящие за логику общепринятых и закрепленных писанным и неписаным правом действий, приходит к выводу, что таковой меры не существует ввиду сложности соизмерения соответствия наказания совершенному преступлению; фактически все сводится к общественному возмездию в лице государства, которое упорядочивает и придает легитимность этому возмездию [Хамза Габор 2016].

Домиций Анний Ульпиан отмечал неразрывность преступления и наказания. Является ли наказание преступлением по отношению к преступнику как к личности, и какова должна быть мера в наказаниях – это главный вопрос, который не теряет актуальности и сегодня.

Фома Аквинский в своих рассуждениях об общественном устройстве говорит о том, что общество вправе осуществлять возмездие, – таким образом достигается баланс общественных отношений [Фома Аквинский 2002].

Гуго Гроций, рассуждая о развитии общества и взаимоотношениях народов, во главу угла ставил примат права и отдавал императив силы в вопросах наказания государству, считая, что осуществлять наказание, поддерживая общественный баланс, – это естественное право и обязанность государства. Наказание – естественное зло [Дождев 1997].

Иммануил Кант, размышляя о природе наказания, делает вывод, что происходит монополизация государством функции возмездия, которое осуществляется через законы, являющиеся инструментом устрашения [Кант 1994].

Развитие российской системы наказания двигалось в рамках общей исторической мировой канвы, которая была задана человеческими инстинктами, отражающими формулу «глаз за глаз, зуб за зуб». Следует заметить, что вплоть до XIX в. в России не было единой системы наказания и подходов к осуществлению правосудия.

Содержание под стражей в России практиковалось с древнейших времен, однако его правовой регламентации длительное время не было. Лишенных свободы содержали под стражей на основании сложившихся в том или ином княжестве или земле обычаев.

С созданием централизованного Русского государства большинство обвиняемых до решения их дел оставались на поруках у «мира» и частных лиц, отвечавших головой в случае побега обвиняемых. Под стражу («отдача за пристава») брали только тех, у кого не было поручителей. Их заковывали в деревянные колоды или кандалы и держали в подземных погребах, ямах либо в клетках в доме. «Только в 1560 г. было запрещено устраивать подземные остроги. В тюрьмы заключали по государеву приказу провинившихся в злоупотреблениях и редко – по сыскным делам. На наиболее опасных узников там надевали металлические ошейники и цепи. Бывало и так, что крестьян заключали вместо барина, сына вместо отца, жену вместо мужа» [Маланкин 2005].

«Лишь в 1832 г. создан первый специальный законодательный акт царской России о лишении свободы – “Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражею и о ссыльных”. Он заложил основу для дальнейшего развития правового регулирования исполнения данного вида наказаний и пенитенциарной системы в целом» [Овченков, Красноперова 2022].

Возникновение единого взгляда на преступление и наказание

В XIX в. в общественном сознании свершился переворот, взгляд на преступление и наказание сильно изменился. Движимое силой логики событий и вещей общество не могло не признать, что преступление есть органическое явление, имеющее свои корни не только в индивидуальных, но и общих причинах. Общество радикально изменило свой взгляд не только на преступление, но и на наказание. Оно было вынуждено постепенно отказаться от тех способов наказания, которые состояли в физическом мучении и причинении боли и телесных страданий, и остановиться главным образом на заключении. Признав господствующим наказанием тюремное заключение, общество должно было избрать одно из двух: оставить тюрьмы в прежнем виде (в котором они оставались бы продолжением системы наказания тела и в принципе служили школой преступности) или же стараться устроить систему наказания таким образом, чтобы она служила цели перевоспитания преступника. Для достижения этой цели публичность наказания не так очевидна и необходима. В большей степени акцент в наказании смещается от воздействия на тело человека к воздействию на его душу с целью перевоспитания.

Очевидно, теоретически было признано справедливым сделать из наказания не только кару, но и такую меру общественного благоустройства, которая была бы в состоянии переделать преступника или, по крайней мере, не сделать его хуже, чем он был до заключения в тюрьму. «На деле же во всей Российской империи к концу XIX в. номинально под одним управлением находились 884 тюрьмы, и между тем трудно было найти двадцать тюрем, которые управлялись бы одинаковым образом в продолжение трех лет. Те права, которыми пользуются заключенные в одной тюрьме, не существуют в другой. Одних заключенных закармливают, другие содержатся впроголодь. В одном месте нарушение правил не влечет за собой ничего, кроме выговора, тогда как в другом подобное же нарушение наказывается двадцатью ударами розог. Везде беспорядок, противозаконный произвол и более или менее полное отсутствие всякой системы» [Комбаев 2020].

Тюремное заключение было тем местом, где осужденные постепенно умирали, зачастую по причине всевозможных лишений. Непомерная теснота, сырость, недостаток света и чистого воздуха, голод, жажда, свирепство болезней и страшная смертность – вот условия, с которыми сталкивались заключенные. Всевозможные притеснения тюремной администрации, которая очень часто занималась отъемом последнего у заключенных, – вот главная черта физической стороны тюремного заключения.

«Скученность заключенных, отсутствие разделения по полу, по возрасту, совмещение обвиняемых с осужденными и с закаленными преступниками в условиях отсутствия тюремной дисциплины, за исключением господства бича и розог, совершенная праздность тюремных сидельцев, пьянство и игра в карты, покровительство администрацией из корыстных интересов новых преступных замыслов сидельцев» превращали пенитенциарную систему того времени не в институт исправления, а в институт по обмену криминальным опытом. Так, В.В. фон Ланге в своей книге, изданной еще в 1906 г., делает отсылки к рецидивной преступности того времени, описывая типы преступлений. Он рассказывает историю освободившегося из херсонских арестантских рот с клеймом лишенного прав Иоганна, который не только не исправился, но и стал «отчаяннейшим преступником и убийцей» [Ланге 1906].

Тюремная система дореволюционной России в этот период во многом усложнилась и в плане функционирования государственно-правовых учреждений, и в плане разработки единой правовой базы, которая все дальше отодвигала принципы общественной мести за совершенное преступление. «В описываемый период впервые в истории Российского государства объемно и всесторонне определилась деятельность системы мест заключения, порядок и условия отбывания арестантами наказания, формы и методы пенитенциарнокарательного воздействия на них» [Реуф 2015].