Стремление Русского государства к расширению своих границ на Востоке как знак утверждения своей мощи и самостоятельности

Каждое государство стремится к расширению своей территории. Россия не была исключением. Территории на востоке предоставляли такую возможность. Начало освоения восточных территорий относится ко второй половине XVI в., а спорадическое проникновение на Зауральское пространство началось еще раньше в результате торговых операций предприимчивых и смелых купцов. Торговые люди быстро оценили выгоды торговли с Сибирскими регионами, баснословно ценные пушные ресурсы, справедливо названные «мягким золотом», в обмен на необходимые аборигенным народам котлы, топоры и прочие предметы быта из металлов. Это не было похоже на подобный обмен западноевропейских колонистов нужных им предметов на привлекательную для аборигенов мишуру, и свидетельствует о развитости сибирских этносов и способности их оценить реально необходимые им вещи для существования и дальнейшего развития.

Поморы давно освоили путь в устье Оби по Студеному морю. Русские и коми-зыряне разведали водно-волоковые пути за Урал. Существовала и северная дорога, которая связывала районы русского Поморья с Нижнем Приобьем [Вершинин, 2018, с. 65]. Окончательно утвердиться русские на сибирском пространстве смогли лишь после того, как Ермак нанес поражение Сибирскому ханству Кучума [Скрынников, 1982, с.180].

Возведение новых городов на Зауральской территории должно было символизировать приобщение этого пространства к России. Строительство первых сибирских населенных пунктов началось в местах свободных от жесткого сопротивления автохтонного населения с учетом местных особенностей расселения. При этом необходимо было учитывать сложные, а порой и враждебные отношения между отдельными сибирскими этносами, которые искали поддержки и защиты у русской власти в военных стычках с соседствующими народами. Московское правительство призывало основную наступательную силу русских, государевых служилых людей, под руководством назначенных воевод не вмешиваться во внутреннюю жизнь коренного населения Сибири. Автохтоны продолжали жить по собственным правилам, соблюдая издавна укоренившиеся обряды и обычаи [Гемуев, 1997, с. 106, 108].

Первые сибирские города, созданные усилиями русских служилых людей, были основаны в Западной Сибири уже во второй половине XVI в. В эти регионы усиливался поток переселенцев из самых разных мест Российского государства. К этому процессу присоединилось переселение военнопленных и ссыльных, нарушавших установленные государством нормы общежития.

Именно эта выбранная политика московских властей привела к быстрому и относительно мирному вхождению части народов Сибири в состав Русского государства. Другое дело, когда русские столкнулись с аборигенами, входящими в состав военно-потестарных объединений, какими являлись народы Алтая, этносы, зависимые от претензий енисейских кыргызов и северных селькупов. В этих регионах развертывались военные действия против русского вмешательства, которые, несмотря на ряд предпринятых договорных и военных мероприятий, продолжались длительное время.

Первые сибирские города, созданные в основном силами служилого казачьего населения, начали возникать во второй половине XVI века на местах, свободных от серьезных военных конфликтов – это Тюмень (1586 г.), затем Сургут (1594 г.) и Березов (1587–1588 г.) [Резун, Васильевский, 1989, c. 15, 37]. В дальнейшем возникали все новые населенные пункты, обрастая прилегающими сельскими поселениями. В местах, пригодных для развития земледелия, стала развиваться крестьянская колонизация, которая, несмотря на целый ряд трудностей (поиск и подготовка пахотных угодий), с каждым десятилетием набирала силу. Обилие свободных земель и отсутствие крепостного права имели свою привлекательность, несмотря на превратности пути и суровый климат.

Увеличение переселенческого российского населения стимулировало освоение новых территорий, строительство новых городов и острогов. В этом процессе не было бы смысла, если бы эту новую территорию некем было бы заселять. Дальновидная правительственная политика всячески включала в эти процессы автохтонное население, пресекая проявления коррупции и разного рода злоупотребления местной администрации в отдаленных от центральных властей землях. Существовал целый ряд запретов против ущемления прав аборигенного населения (разумеется, в рамках установленного на территории Сибири миропорядка). Каждый коренной житель Сибири был, прежде всего, плательщиком налога-ясака, поэтому жизнь его охранялась. Эта двойственная политика приносила свои плоды, по- скольку не отмечено значимое сокращение численности аборигенного населения в период заселения русскими Зауральского пространства.

Медленно, но неотступно аборигены внедрялись и в жизнь сибирских городов, выполняя неквалифицированную работу. Не последнюю роль играли и браки между крещеными коренными жителями и русским мужским населением. Убедительным примером этому является семья томского сына боярского Андрея Былина, вроде бы забывшего свое селькупское происхождение и прочно внедрившегося в высший слой русского служилого населения. Однако он заключил брак с крещеной селькупкой и поддерживал связь с ее родственниками. Думается, это был не единичный пример такого рода, зафиксированный документально, поскольку именно Былины являлись значимыми фигурами в городской среде и заслуживали пристального внимания со стороны воеводских властей [Березиков, Люцидарская, 2010, c. 40].

В результате имевшихся противостояний пришлого казачьего населения с аборигенной средой, немалое число коренных народов попадало в зависимое положение и становилось дворовыми работниками в хозяйствах русских горожан. Особенно это касается малолетних пленников-ясырей, значительная часть которых в дальнейшем, после обязательного крещения, становилась полноправными членами сибирского сообщества [Люцидарская, 2003, с. 105].

Подобное положение оставалось справедливым и для отстроенных городов и острогов на вновь освоенных русскими восточных территориях. Имеются в виду такие города как Енисейск, Иркутск, Якутск и иные, такие как Нарым, Кетск, Мангазея. Перспективу развития имели населенные пункты в зонах, пригодных для развития земледелия. Именно там обосновывались и обустраивались крестьянские хозяйства, которые в конечном итоге и наполнили сибирское пространство материальной независимостью от поставок из европейской части страны. На протяжении почти четверти века Московское государство отправляло в Сибирь обозы с зерновыми культурами, которые из-за длительности и опасности пути претерпевали в дороге неизбежные сложности. Это вызывало недовольство со стороны первых поселенцев нового региона, прежде всего служилого люда, обеспечивающих мир и стабильность на местах своего пребывания. Поэтому только с развитием крестьянского землепользования, которое во многом обеспечивалось усилиями служилых казаков, смогло наладиться продовольственное самообеспечение переселенцев в Сибирь. Таким образом, это был обоюдозависимый процесс, принесший свои плоды. Продвигаясь далее на восток, на протяжении XVII в. и далее в XVIII в. русские переселенцы, об-814

лагая автохтонов приемлемым для существования налогом в форме ясака, продолжали осваивать зауральское пространство вплоть до таких отдаленных городов как Якутск, Нерчинск, Чита, Мангазея и др.

Возникновение новых городов было немыслимо без формирования кадров строителей. Поначалу города создавались в основном усилиями служилого казачьего населения с привлечением других категорий переселенцев. Однако это не могло продолжаться длительное время. У служилого люда существовали свои задачи и обязанности, поэтому постепенно нарастала потребность в профессиональных плотниках, каменщиках, кирпичниках. Среди строителей первых сибирских городов были и нанятые в европейской части страны плотники, численность которых достигала 80 человек [Вилков, 1990, с. 308–309]. Знакомых с ремеслом деревообработки выявляли среди всех переселенцев. Тексты фискальных документов второй половины исследуемого периода постоянно фиксируют плотников среди ремесленных специальностей в значимых сибирских городах, таких, например, как Тобольск и Томск. Затем к строителям-плотникам присоединились и кирпичники, и каменщики.

Подобные процессы происходили и в иных менее крупных городах западной, а затем и восточной части сибирского пространства. Людей, знакомых с деревообработкой, выявляли среди всех достигших Сибири первопоселенцев, начиная с гулящих людей и крестьян. Термин «горододел» прочно вошел в словарный запас населения XVII в. Помимо плотников и горододелов, заслуживали внимания и судовых дел мастера, ведь реки Сибири в теплое время года являлись едва ли не основным средствами передвижения и доставки грузов. Суда, которыми пользовались в Сибири, были различных размеров и назначений: каюки, кочи, струги, дощаники. Струг являл собой быстрое маневренное судно, пригодное для разведки и вооруженных столкновений. Были весьма распространены и каюки, представлявшие собой парусную гребную крытую лодку. Каюк мог перевозить до 300 пудов хлеба. Коч гораздо больше годился для использования на морской воде. Наиболее распространены для плавания по сибирским рекам были дощаники. В западносибирских уездах дощаники строились в больших количествах. Судостроение было связано с процессом заселения территории русскими крестьянами. На крестьянское население возлагалась заготовка судового леса, и крестьяне в основном работали плотниками на плотбищах [Вершинин, 2018, с. 163, 166, 176, 179, 182]. Дощаники постоянно курсировали по сибирским рекам, перевозя людей и грузы, необходимые для жизнеобеспечения населения. Были случаи, когда груженые дощаники садились на мель, тогда население близлежащих городов призывалось для оказания необходимой помощи.

Освоение во сточных территорий Сибири не могло обходиться без использования водных артерий – сибирских рек. Дороги, в том числе и речные, служили своеобразным каркасом, стягивающим отдельные локусы в единый хозяйственный организм. К работе по прокладыванию и обустройству дорог Сибирская администрация привлекала и коренное население края, что не вызывало негативного отношения к такого рода труду, поскольку аборигенам приходилось действовать в привычной им природной среде. Дороги были крайне необходимы для установления связей между вновь создаваемыми населенными пунктами, которые создавались усилиями служилого люда и заселялись вновь прибывшими в Сибирь различными категориями переселенцев. Качество дорог оставляло желать лучшего. Между тем многочисленные архивные данные показывают, что координация между городами и острогами Сибири успешно, хотя и с временными затратами, осуществлялась.

Основными путями сообщения сибирской транспортной сети в XVII в. являлись дороги, соединявшие Зауральскую территорию с европейской частью России. На первый план выходили экономические причины, прежде всего торговля. Из Сибири поступали баснословно дорогие меха, а Сибирь нуждалась в «русских» товарах самого разного назначения, на первых порах в различных крупах и соли, предметах первой необходимости, привычных для русского быта. Обилие природных таежных богатств и речных ресурсов дополняло потребности переселенцев.

К концу XVII столетия Сибирь в значительной степени утратила зависимость от Московского государства. Однако связи с европейской Россией только возрастали, унификация касалась всех сторон жизни, в том числе культурной. На сибирском пространстве строились церкви, возрастало количество людей, знавших грамоту. Среди предметов торговли появлялись книги, причем не только духовного, но и светского содержания. В значительных количествах продавались грамматики, азбуки, псалтыри и часословы. Спрос на «учильные книги» возрос к концу столетия. Сибирский приказ закупал учебную литературу в Москве и направлял ее сибирским воеводам «для продажи с прибылью» [Люцидарская, 1992, с. 102].

Таким образом, сибирское сообщество развивалось по всем направлениям, присущим Московскому государству в целом.