Тацит и Плиний Младший об усыновлении императоров

Цель данной работы — сравнить рассказ Тацита в «Истории» об усыновлении Гальбой Пизона в 69 г. и то, как представлено усыновление Траяна Нервой в 97 г. в «Панегирике» Плиния Младшего. Упомянутые события были важны для политической истории Римской империи тем, что впервые проблема передача власти была решена усыновлением не кого-либо из родственников императора, а совершенно постороннего ему человека. В случае Гальбы и Пизона усыновление окончилось неудачей, поскольку уже через четыре дня они были убиты новым претендентом на власть Отоном. Траян же после усыновления Нервой правил достаточно долго и успешно (98—117 гг.). При сравнительном анализе текста первой книги «Истории» Тацита и «Панегирика» Плиния бросается в глаза значительное сходство в том, как освещают события 69 и 97 годов эти два известных писателя и политических деятеля. Мы ставим перед собой задачу ответить на вопрос, случайны ли сходства в изложении этих событий Плинием Младшим и Тацитом. Чем можно объяснить эти сходства: объективными обстоятельствами, которые характеризуют ситуации с усыновлением в 69 и 97 годах, позицией самих авторов или влиянием идеологии времен Гальбы-Пизона и Нервы-Траяна?

Рассмотрим сначала объективные обстоятельства. Ситуации 69 и 97 годов схожи тем, что это были периоды политических кризисов Римской империи. После смерти Нерона в июне 68 г. прервалась династия Юлиев — Клавдиев, а после убийства Домициана в сентябре 96 г. закончилась династия Флавиев. В 69 г. Рим столкнулся с гражданской войной, в ходе которой погибли императоры Гальба, Отон и Вител-лий, а также усыновленный Гальбой Пизон. В 97 г. гражданской войны удалось избежать, но она была вполне возможна [13, p. xxvii]. Плиний в «Панеги- рике» отмечает отсутствие гражданской войны как заслугу Траяна. Он говорит о том, что невозможно забыть, как после усыновления Гальбой Пизона волнения и распри в государстве не успокоились, а наоборот начались [16, Panegyricus, 8.5].

У Тацита и Плиния заметно сходство в вопросе о причинах и поводах, по которым Гальба и Нерва решились на усыновление. Бросается в глаза возраст усыновителей: и Гальба, и Нерва к моменту получения ими власти были уже старыми. Гальбе в 69 г. было более 70 лет, и он представлен у Тацита как дряхлый, немощный старик, возраст которого «вызывал смех и отвращение у черни» (ipsa aetas Galbae in risui ac fastidio erat) [4, Historiae, I.5—7, 12, 16]. Гальба, по мнению Тацита, сознавал, что столь пожилой возраст является помехой к управлению государством, и еще до начала вооруженных выступлений против его власти обсуждал с близкими решение об усыновлении преемника [4, Historiae, I.12]. Данные античных авторов о возрасте Нервы расходятся, но в любом случае Нерва был старше 60 лет. Плиний называет его «кротчайший старец» (mitissimus senis) и «благочестивейший старец» (sanctissimus senis) [16, Panegyricus, 6.1; 10.4]. Ни Гальба, ни Нерва не имели детей. К объективному сходству можно отнести и возраст усыновленных. Пизону на момент усыновления было 30 лет: возраст, «которому уже чужды юношеские страсти» (aetas tua quae cupiditates adulescentiae iam effugerit) [4, Historiae, I.15). Траяну на момент усыновления было 44 года: возраст зрелый, но далекий от дряхлости (aetatis indeflexa maturitas) [16, Panegyricus, 4.7]. Оба автора подчеркивают зрелость усыновленных и то, что они весьма молоды по сравнению с их усыновителями.

И Тацит, и Плиний говорят о том, как повлияли на события преторианцы и легионы в провинциях.

Когда Гальба находился в пути из Испании, где весной 68 г. он был провозглашен императором, в Рим, там произошел мятеж преторианцев во главе с префектом претория Нимфидием Сабином [4, His-toriae, I.5]. Обстоятельства этого мятежа подробно описаны у Плутарха в биографии Гальбы [2, Galba, 8—9, 13—14]. Нимфидий Сабин был недоволен тем, что на его место Гальба назначил Корнелия Лакона. Нимфидий подговорил преторианцев, чтобы они провозгласили его императором, однако не все из них захотели выступить против Гальбы, и Нимфи-дий был убит. Преторианцы и после этого события играли большую роль в политической жизни Рима. Новый префект претория Корнелий Лакон был одним из приближенных Гальбы. Когда решался вопрос, где лучше объявить об усыновлении Гальбой Пизона — в сенате, в лагере преторианцев или на форуме, предпочтение было отдано преторианцам, и только после этого Гальба обратился к сенату [4, Historiae, I.17—19]. Вероятно, этот факт объяснялся и тем, что Пизон, по некоторым предположениям, был избран Гальбой именно под влиянием Корнелия Лакона [4, Historiae, I.14]. Поводом к усыновлению Пизона стал мятеж легионов Верхней Германии. Солдаты после смерти Нерона пытались провозгласить императором своего командира Вергиния Руфа. Тот отказался, и Гальба назначил вместо него нового легата Флакка Гордеония, которого солдаты презирали за телесную слабость, нерешительный характер и неискушенность в военных делах [4, Historiae, I.9, 12].

Одной из возможных причин усыновления Траяна Нервой в 97 г. также стал мятеж преторианцев. Плиний в «Панегирике» не рассказывает о нем подробно, упоминая только сам факт мятежа, волнения в лагерях (furorem motumque castrensem, tumultum) и то, что Нерва был захвачен преторианцами в плен [16, Panegyricus, 5.7—8; 6.1—2; 8.5]. Детали произошедшего известны нам из сочинения Диона Кассия. Преторианцы во главе с префектом претория Касперием Элианом заставили Нерву выдать им убийц Домициана и расправились с этими людьми. Траян впоследствии наказал зачинщиков мятежа [9, LXVIII. 5.4]. Интересно отметить, что не все авторы связывают фразу Плиния о волнении в лагерях с мятежом преторианцев. Г. Мильорати считает, что это могли быть волнения военных частей на Рейне [15, p. 226—227]. Если это предположение верно, то мы, как и в случае с Гальбой, видим, что опасность для власти императора представляли германские провинции.

Теперь необходимо рассмотреть, какое влияние на рассказ Плиния и Тацита об усыновлении императоров оказала официальная идеология, а также собственная политическая позиция этих авторов. Насчет «Панегирика» многими исследователями признано, что он отражает официальную идеологию Траяна [7, p. 63; 10, p. 82; 19, p. 547, 549—550; 6, с. 23, 77—78, 132]. На наш взгляд, Плиний был одним из непосредственных творцов этой идеологии. В современной литературе подчеркивается также, что «Панегирик» с изложенной в нем концепцией власти императора являлся проводником для политических идей и механизмов, средством коммуникации между императором и сенатом [18, s. 30—34, 214 ff.]. Поскольку Тацит и Плиний были современниками (вторая половина I — начало II в. н. э.) и друзьями на почве литературной деятельности, оба входили в сенат, некоторые исследователи объединяют их отношение к принципату. Й. М. Гейстхардт считает, что в трудах и Тацита и Плиния прослеживается приверженность одной и той же идее («дискурс наилучшего принцепса»), которая представляет Траяна идеальным императором. По мнению Й. М. Гейстхардта, оба этих автора доказывали возможность участия сенаторов в политической жизни Рима при Траяне [12, s. 83ff, 146ff, 220ff]. Д. Сэйлор полагает, что в своих произведениях Тацит стремился показать себя независимым от императоров и что сами эти произведения были неким аналогом стоической оппозиции авторитарным принцепсам [17, p. 6ff].

Плиний относился к правлению Траяна безусловно положительно; его карьера при этом императоре развивалась успешно. «Панегирик» Плиния представляет собой благодарственную речь (gratiarum actio) в адрес принцепса, которую он произнес в сентябре 100 г. при вступлении в должность консула. По прошествии некоторого времени Плиний опубликовал свою речь в расширенном варианте с целью восхваления Траяна, который должен был стать образцом для будущих правителей [16, Epistulae, III. 18.1—2]. Как ясно из «Писем» Плиния, он входил в совет принцепса (consilium principis), то есть был одним из приближенных Траяна [16, Epistulae, IV.22; VI.22; 31]. Будучи в 110—113 гг. наместником провинции Вифиния, Плиний регулярно обращался к Траяну не только с деловыми вопросами, но и личными просьбами: например, просил предоставить римское гражданство успешно помогавшему ему врачу [16, Epistulae, X.5]. Траян исполнил эту просьбу.

Тацит в «Жизнеописании Агриколы», созданном в 97—98 гг., и «Истории», написанной между 101 и 109 гг. [1, с. 54, 94], высказывал одобрительное отношение к принципату Нервы и началу правления Траяна, говорил о том, что свою старость он собирается посвятить труду об их правлении [3, Agricola, 44; 4, Historiae, I.1]. Однако заявленный труд так и не был написан. Некоторые авторы высказывали идею о том, что с течением времени Тацит все больше разочаровывался в принципате Траяна в связи с ростом автократизма императора [11, s. 328; 5, c. 10, 21—22], другие не соглашались с этим [20, vol. I, p. 219—220]. На наш взгляд, Тацит был более сдержан в отношении к Траяну, чем Плиний, и соответственно в большей степени выражал в своих произведениях свою собственную позицию, чем пропагандировал угодные императору идеи. Карьера Тацита, как и Плиния, и при Флавиях, и при Нерве-Траяне развивалась успешно. Однако Тацит не отрицал своего политического продвижения при Домициане [4, Historiae, I.1], тогда как Плиний и в «Письмах» и «Панегирике» представлял этого императора тираном и всячески очернял его, чтобы показать в более выгодном свете Траяна.

В «Письмах» и «Панегирике» Плиния проводится мысль о том, что Траян был избран импера- тором по воле богов и в первую очередь по воле Юпитера [16, Epistulae, X.1.1; Panegyricus, 1.3—4]. Нерва, усыновляя Траяна, лишь исполнял волю богов [16, Panegyricus, 8.2]. У Тацита нет такой ярко выраженной идеи об участии богов в выборе наследника императора, однако Гальба в своей речи говорит о себе, что он был призван к высшей власти «с согласия богов и людей» (medeorum hominumque consensu) [4, Historiae, I.15]. Необходимо отметить, что на монетах Гальбы встречаются изображение и легенда Concordia («согласие») — понятие, близкое по смыслу к употребленному Тацитом слову «consensus». Это монеты с легендой Concordia provinciarum («согласие провинций»), Concordia Augusta («согласие Августа») и Concordia Hispaniarum et Galliarum («согласие Испании и Галлии») [14, p. 309, 317, 337—338]. Поскольку против Гальбы были выступления в разных частях Римской империи (преторианцы в Риме, войска Верхней Германии, Луций Клодий Макр в Африке), ему было важно подчеркнуть идею согласия провинций и войск, а также согласия и мира в обществе. Возможно, Тацит, употребляя в «Истории» слово «consensus», хотел просто воссоздать атмосферу и идеологию 69 года. Однако в этом вопросе могли сказаться и взгляды самого Тацита на идею божественного происхождения власти императора. Тацит похвально отзывался о начале правления Траяна в «Жизнеописании Агриколы» и в «Истории», но в отличие от Плиния не упоминал об избрании Траяна богами.

Нет сомнения в том, что события, современные Тациту, повлияли на то, как он представил в «Истории» правление Гальбы и усыновление им Пизона. То, что происходило при Гальбе, прямо перекликалось с тем, что происходило при Нерве, и имело большое значение для современников Тацита [20, vol. 1, p. 120, 150, 153, 206—207; 12, s. 287]. В 97 г., когда Нерва усыновил Траяна, Тацит занимал должность консула-суффекта [8, p. 238], то есть играл значимую роль в политической жизни Рима и был свидетелем как самой адопции Траяна, так и ее последствий. Взгляды Тацита на проблему усыновления преемника отражены в первой книге «Истории» в речах Гальбы и Пизона [4, Historiae, I.15—16, 29—30]. Уже давно было замечено, что в трудах античных авторов речи передают не только позицию исторических персонажей, которые их произносят, но и выражают мнение самого автора [5, с. 12, 28—29, 34—35]. Характерно, что Тацит и Плутарх излагают события правления Гальбы очень похоже, что, вероятно, объясняется тем, что они использовали один и тот же источник. Однако Плутарх не уделил большого внимания вопросу об усыновлении Пизона [2, Galba, 21, 23], тогда как Тацит вложил в уста Гальбы обширную речь по этому поводу. Отсюда можно сделать вывод, что для Тацита это было важно. Тацит подчеркивает связь между 69 г. и своим временем, когда говорит о том, что Гальба проявил твердость характера и суровость в духе предков, «которым мы уже не соответствуем» (cui iam pares non sumus) [4, Historiae, 1.18]. Тацит, судя по речи Гальбы, видел в усыновлении императора возможность избрать действительно достойного преемника, поскольку при династии

Юлиев — Клавдиев кандидата на усыновление выбирали только среди родственников. Путем адопции пришли к власти усыновленный Августом Тиберий, косвенным путем, через усыновление Тиберием Германика, — сын Германика Калигула, а также усыновленный Клавдием Нерон. Все перечисленные императоры вряд ли казались Тациту особенно достойными власти в отличие от Траяна (по крайней мере, в начале правления последнего), поэтому в «Истории» Тацит мог косвенно пропагандировать идею адопции императора.

Гальба в своей речи подчеркивает, что он искал преемника не среди своих родственников и друзей, а в пределах всего государства, и выбрал Пизона как самого достойного (dignus). Гальба отмечает такие качества Пизона, как «твердость души, любовь к свободе, верность друзьям» [4, Historiae, I.15]. В последней фразе в оригинале произведения перечислены традиционные римские ценности — fides, libertas и amicitia, которые были характерны еще для периода Римской республики. Пизон даже по своей внешности и манере держаться напоминал человека старого склада (vultu habituque moris antiqui) [4, Historiae, I.14]. Гальба говорит о том, что он хочет в лице Пизона дать государству достойного преемника (bonum successorem) и надеется, что Пизон станет хорошим принцепсом (bonum principem), а чуть ниже сообщает, что он собирается усыновить наилучшего преемника (optimum quemque adoptio inveniet) [4, Historiae, I.16]. Подчеркивается, что Пи-зон в момент принятия власти вел себя сдержанно, скромно, проявил почтительность по отношению к приемному отцу [4, Historiae, I.17]. Когда Тацит рассказывает о гибели Пизона (уже от своего имени, а не от лица Гальбы), то он говорит о том, что Пизон прожил достойную жизнь, оставил по себе добрую славу [4, Historiae, I.48]. В рассказе о выборе преемника могла отразиться идеология времен Галь-бы, о которой источники не сохранили подробной информации, однако, на наш взгляд, и сам Тацит одобряет личность Пизона.

Плиний также постоянно называет Траяна «хорошим принцепсом» (bonus princeps) и противопоставляет его дурным принцепсам, особенно Домициану [16, Panegyricus, 4.1; 7.2; 26.1,5; 36.4; 40.3; 44.1; 45.3; 46.3; 53; 56.1; 59.5; 68.3,7; 75.3; 88.9; 90.2; 94.1; 95.4]. Плиний объясняет выбор Нервы тем, что Траян был лучшим, достойнейшим среди граждан по своим нравственным качествам. В «Панегирике» подробно охарактеризованы достоинства Траяна. Чаще всего упоминаются его умеренность, сдержанность и скромность, в том числе в момент принятия власти; отмечается и сыновняя почтительность Траяна по отношению к Нерве [16, Panegy-ricus, 10.3]. Подчеркиваются хорошие отношения Траяна с его друзьями (amici principis), то есть с теми людьми, на которых он непосредственно опирался в управлении государством [16, Panegyricus, 85.1—2]. Плиний сравнивает Траяна с выдающимися деятелями времен Республики и подчеркивает, что принцепс гармонично сочетал в себе традиционные добродетели: «не более определенно и точно обозначает тебя тот, кто называет тебя Траяном, чем тот, кто называет тебя наилучшим, как когда-то Пизоны определялись благоразумием, Лелии — мудростью, Метеллы — благочестием, каковые (качества) все вместе заключаются в одном этом имени» (nec magis definite distincteque designat, qui Traianum, quam qui Optimum appellat: ut olim frugalitate Pisones, sapientia Laelii, pietate Metelli monstrabantur, quae simul omnia uno isto nomine continentur) [16, Panegyricus, 88.6]. Случайно или нет, но Плиний начал сравнение именно с Пизонов. У Плиния обстоятельно разработана концепция наилучшего принцепса (optimus princeps), на которой впоследствии основывалась вся идеология Траяна. По ходу своей речи Плиний неоднократно употребляет по отношению к Траяну слова «optimus» [16, Panegyricus, 2.7; 7.4; 7.5; 83.3; 88.4; 88.5; 88.6; 88.8; 88.10; 89.1], «optimus princeps» [16, Panegyricus, 1.2; 36.1; 44.2; 56.1; 91.1; 92.4; 95.4] и «optimus imperator» [16, Panegyricus, 53.2]. Траян является наилучшим принцепсом благодаря своим добродетелям, нравственной чистоте и безупречности [16, Epistulae, X.1.2; 3А.3; 100; Panegyricus, 1.3; 20.2; 49.3; 63.7].

Плиний подчеркивает, что при Нерве и Траяне в общество вернулась свобода (libertas), противопоставленная рабству, которое римское общество испытывало при Домициане [16, Panegyricus, 2.5; 8.1; 45.1; 58.3; 66.5; 68.2; Epistulae, VIII.14.2—3; IX.13.4]. У сенаторов появилась возможность высказывать свое мнение, не боясь быть за это наказанными [16, Panegyricus, 76.2; Epistulae, IX.13.21]. Схожие идеи есть и у Тацита: рабство при Домициане выражалось в том, что люди были лишены возможности свободно общаться между собой и передавать друг другу свои мысли, поскольку это могло вызвать неудовольствие и преследование со стороны императора [3, Agricola, 2]. Но затем «Цезарь Нерва… совокупил вместе вещи, дотоле несовместимые, — принципат и свободу» (Nerva Caesar res olim dissociabilis miscuerit, principatum ac libertatem) [3, Agricola, 3], и наступили «годы редкого счастья, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает» (rara temporum felicitate ubi sentire quae velis et quae sentias dicere licet) [4, Historiae, I.1]. В целом мы видим, что и для Тацита, и для Плиния были важны традиционные республиканские ценности, уважение к которым они ожидали увидеть при Траяне.

Таким образом, многочисленные сходства в рассказе об усыновлении императоров у Тацита и Плиния можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, это схожесть объективных исторических обстоятельств, сложившихся в моменты кризиса власти императоров в 69 и 97 гг. Во-вторых, это влияние официальной имперской идеологии и позиции самих авторов. Тацит как историк в какой-то степени отразил в своем труде идеологию времен Гальбы. С другой стороны, первая книга «Истории» создавалась тогда, когда и для Тацита, и для Плиния был актуальным вопрос об усыновлении Нервой Траяна. Тацит, оценивая усыновление Гальбой Пизона, подчеркнул важность выбора самого достойного преемника, не обязательно родственника, и тем самым показал, что он одобряет приход к власти Траяна. Плиний торжественно восхвалил адопцию как наилучшее средство для предотвращения граж- данской войны. Вполне вероятно, что оба автора, регулярно общаясь, обсуждая свою литературную деятельность, повлияли друг на друга в вопросе отношения к усыновлению императора. В начале правления Траяна и Тацит, и Плиний были, судя по источникам, искренне рады установившейся атмосфере свободомыслия, но затем их поведение разошлось. Плиний продолжал следовать идеологии Траяна, входил в число его приближенных, а Тацит в дальнейшем не демонстрировал какого-либо одобрения политики Траяна.