Терминологическая проблема определения восстановительного правосудия

Высказывание известного ученого очень точно отражает суть проблемы терминологической неопределенности, в том числе и в юриспруденции. Как известно, совершенствование законодательства часто сопряжено не только с позитивными перспективами, ради которых оно и производится, но и с трудностями, возникающими при их применении. В процессе своего реформирования уголовнопроцессуальное законодательство может обогащаться дополнительными приемами законодательного регулирования уголовно-процес-

Определяйте значение слов, и вы избавите свет от половины его заблуждений.

Декарт суальной деятельности – использованием в нормах закона оценочных выражений [2, с. 25]. Однако проблема использования оценочных понятий является не единственной касающейся терминологической неопределенности. На наш взгляд, опасность представляют и неточности в использовании понятий, изначально не несущих в себе адекватной смысловой нагрузки, поскольку они противоречат общепринятым представлениям о тех или иных явлениях или не совпадают с ними. Некорректное или неточное употребление отдельных терми- нов может привести к трудностям как в самой законодательной технике, так и в правоприменительной практике.

Подобную терминологическую неопределенность можно наблюдать при изучении соответствующей научной литературы по восстановительным практикам. В большинстве источников речь идет о восстановительном правосудии. Вместе с тем не вызывает сомнений, что правосудие в традиционном понимании – это непосредственное рассмотрение дел судом, то есть судебное производство. Как же тогда быть с теми формами восстановительных практик, которые применяются в досудебном производстве, и которые, на наш взгляд, являются сутью данного способа коммуникативного поворота в современном развитии мирового, и в том числе отечественного законодательства и правоприменительной практики?

Российское уголовно-процессуальное законодательство дифференцирует все судопроизводство на досудебное и судебное, и правосудие является оставляющей судебного производства. Возможно, многие проблемы, связанные с перенесением восстановительных практик на отечественную почву, обусловлены расширительным толкованием правосудия. А истоки такого понимания лежат в истории становления данного подхода, который начал довольно интенсивно развиваться в разных странах мира примерно с 70-х годов XX века. Множество разнообразных течений, концепций и практик, базирующихся на идеях согласия и примирения, к началу 80-х годов было объединено термином restorative justice («восстановительное правосудие»). Вместе с тем позиция реагирования на преступления, в ядре которого – переговоры, примирительные процедуры и компенсация причиненного ущерба, восходит к глубине веков. Во второй половине XX столетия данный подход получил новую жизнь, будучи сегодня противопоставленным доминирующему карательно-юридическому способу ответа на преступление.

Сам термин «восстановительное правосудие» впервые был использован американским психологом Альбертом Иглашем (А. Eglash) в 50-е годы XX века для описания принципов, необходимых для развития гуманного правосудия. А. Иглаш определил три раз- личных парадигмы правосудия: карательную, дистрибутивную (или распределительную) и восстановительную. В отличие от карательной парадигмы, которая ориентирована прежде всего на наказание правонарушителя, и дистрибутивной парадигмы, которая основное внимание уделяет реабилитации правонарушителя, восстановительное правосудие основано на идее ликвидации ущерба, причиненного жертве. Ответственность преступника в данном случае состоит в том, чтобы выстроить коммуникацию с жертвой, своими действиями оказать ей помощь, тем самым преодолеть свою вину и заложить фундамент своего некриминального будущего. Функция правоохранительных органов и социальных служб состоит в контроле восстановительных практик.

В настоящее время движение к распространению на уголовное сферу моделей разрешения конфликтов, базирующихся на идеях согласия и примирения, описывается разными терминами – «восстановительное правосудие», «общинное правосудие», «неформальное правосудие», «реституционное правосудие» (в документах ООН). Все это свидетельствует о том, что термин «восстановительное правосудие» является устоявшимся и широко употребляемым, и потому достаточно сложно обосновать необходимость использования другого обозначения восстановительных процедур. Вместе с тем представляется, что попытка взглянуть на термин «восстановительное правосудие» с позиции нецелесообразности расширительного толкования правосудия может оказаться полезной. Но прежде чем делать вывод о неточности термина и несовпадении его с содержанием, следует определиться со смыслом, который вкладывается в него.

Связь идей, провозглашенных Конституцией РФ, с восстановительным подходом в судопроизводстве очевидна. Ничто так не отвечает требованию всемерного учета и защиты прав личности, как процедура, построенная на началах примирения, основной целью которой является, с одной стороны, наиболее полное возмещение вреда, причиненного лицу противоправным деянием (при этом речь идет не только об имущественном или физическом вреде, но и об удовлетворении морально-психологических потребностей лица в по- нимании, в желании быть услышанным, поделиться своими переживаниями в связи с противоправным деянием), а с другой – попытка ресоциализации лица, совершившего деяние, содействие его раскаянию и скорейшему исправлению [10, с. 96].

Основным стержнем восстановительного правосудия является улаживание конфликта между людьми без использования традиционных репрессивных средств уголовного судопроизводства [8, с. 42–43].

О компромиссе с преступником в рамках уголовного процесса можно говорить в двух случаях. Во-первых, по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, где для государства не столь принципиален вопрос об обязательном привлечении к уголовной ответственности виновника преступления, и допускается удовлетворение частного интереса (потерпевшего, гражданского истца, обвиняемого) за счет частичного отказа от выполнения императива о неотвратимости уголовной ответственности. Во-вторых, имеется в виду институт досудебного соглашения о сотрудничестве (глава 40.1 УПК РФ). Компромисс государства с преступником в данном случае имеет в своей основе иные соображения: жертвуя принципиальностью в решении вопросов о привлечении к уголовной ответственности и наказании одного преступника, государство использует его помощь в изобличении других опасных преступников, раскрытии и расследовании тяжких и (или) особо тяжких преступлений [1, с. 21–25].

Стремление многих государств упростить процедуру судопроизводства по уголовным делам, в которых обвиняемый признает свою вину (см.: [3]), также связано с восстановительным подходом, который, в свою очередь, может быть распространен на стадию возбуждения уголовного дела.

В таких странах, как Австрия, Канада, Австралия, США, Сербия, Болгария и другие, приняты законодательные акты о медиации как одном из способов урегулирования уголовно-правовых конфликтов, закрепляющие ее на государственном уровне, поскольку в настоящее время в этих странах медиация достигла высокого уровня востребованности (см.: [6]).

Некоторые авторы указывают на невозможность использования гражданско-право- вых моделей применительно к анализу современных уголовно-процессуальных явлений, в том числе досудебного соглашения о сотрудничестве [5, с. 176]. Совершенствование судебной системы России связано с вступлением в силу Федерального закона от 27 июля 2010 года № 193-ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)», позволяющего использовать институт медиации в сферах гражданского и арбитражного судопроизводства. Однако в нем ничего не говорится о медиации как альтернативном способе разрешения уголовно-правового конфликта, так как многие теоретики и практики уголовного судопроизводства с настороженностью относятся к идее медиации в уголовном процессе в силу как объективных, так и субъективных причин. Следует согласиться с мнением Л.В. Головко, что «уголовно-правовая медиация полностью выпала из поля зрения или даже считается теоретически невозможной и на концептуальном уровне логически противоречивой, поскольку идеи и техника якобы несовместимы с механизмом действия уголовного права и уголовного процесса» [4, с. 127].

Конечно, нельзя предоставить и государственным органам произвольно распоряжаться re in judicium deducta, как это обычно могут делать стороны в гражданском процессе. Противники института медиации в уголовном судопроизводстве часто рассматривают процесс медиации как некое всепрощение, попустительство со стороны государства в отношении преступника. Полагаем, что такой подход во многом идеологизирован и строится на непонимании самой сущности института медиации [9, с. 26–27]. Вместе с тем учет и согласование мнений обеих сторон являются важными предпосылками для нивелирования и разрешения уголовно-правового конфликта и выступают в качестве важнейших гарантий обеспечения прав и законных интересов лиц, потерпевших от преступления.

Российские исследователи нередко видят ускорение только через призму упрощения производства по уголовному делу, ставя при этом знак равенства между ускоренным и упрощенным производством. Зарубежные исследователи проблему ускоренного, или це-лерантного, производства рассматривают как имеющую различные варианты решения, а законодатель и правоприменитель используют для этого различные механизмы, начиная от упрощения уголовно-процессуальной формы и заканчивая введением дополнительных процедур. Такой подход позволяет разработать модель ускорения уголовного судопроизводства по самым различным категориям дел, даже по тем, которые традиционно относятся к разряду усложненных. Институт медиации в полной мере отвечает решению данной задачи.

Практическую позитивность или негативность этих изменений в настоящий момент обсуждать пока затруднительно. Вместе с тем очевидно, что восстановительные практики являются объективной потребностью современного общества, перспективным направлением реформирования многих социально-правовых институтов.

Рассмотрение вопроса о понятии и сущности восстановительного подхода в уголовном судопроизводстве позволяет выделить несколько моментов, служащих точкой роста во внедрении и распространении восстановительных практик:

• 1.    Понимание восстановительного правосудия в широком смысле является общепринятым, но вместе с тем не бесспорным в юридическом науке и практике, поскольку смещает акцент на судебное производство, в то время как оно характерно и для досудебных стадий уголовного процесса.

• 2.    Предлагается вместо термина «восстановительное правосудие» использовать понятие «восстановительное производство» или «примирительное производство».

• 3.    Представляется возможным расширить возможности восстановительного подхода путем законодательного закрепления использования института медиаторства в уголовном процессе.

• 4.    Преимущества восстановительного подхода в судопроизводстве можно распространить и на проверочную стадию, до возбуждения уголовного дела, предложив в качестве документа, которым оформлялась бы данная примирительная процедура, например, согласительный протокол.

• 5.    Наличие адекватных примирительных процедур способствует восстановлению

прав потерпевшего, уменьшает травмирующее воздействие системы уголовной юстиции и судопроизводства и является закономерной предпосылкой как быстрого разрешения уголовно-правового конфликта в рамках частного производства, так и обеспечения возмещения вреда, причиненного потерпевшему.

При рассмотрении обозначенных проблем становится очевидным, что восстановительный поход в уголовном процессе охватывает широкие слои отношений, затрагивая сферы как досудебного, так и судебного производства, потому было бы более правильным обозначать данную парадигму организации процесса как восстановительное производство, а не восстановительное правосудие.

Таким образом, изучение соответствующей тематической литературы позволило прийти к выводу, что проблема наличия и некорректного применения в юридической деятельности отдельных понятий остается актуальной, требующей дальнейшего изучения и анализа. Ведь от точности использования любого понятия зависит возможность применения процедур и наименование явлений, которые оно обозначает.