Тибетский буддизм в политике цинского Китая по интеграции Тибета и Монголии

,

,

Распространение тибетского буддизма среди нетибетских народов Восточной Азии относится ко времени существования тангутского государства Западная Ся (1038–1227). В обмен на строительство правящей семьей храмов, монастырей и помощь в распространении религиозных текстов ламы из школы Кагью служили их духовными наставниками. Государство прекратило свое существование в 1227 г., когда император Мочжу (годы правления 1226– 1227) был казнен монголами. Тем не менее внук Чингисхана, Мункэ-хан (годы правления 1251–1259), пригласил лам для выполнения аналогичных функций уже в Каракорум. Первый император династии Юань Хубилай-хан (годы правления 1260–1294) провозгласил буддизм государственной религией Монгольской империи. Тогда окончательно сложилась схема взаимоотношений между религиозной традицией и ее патронами, которую тибетцы обозначают как чой-йон (тиб. chod-yon ; кит. 檀越关系 ), где чоне (тиб. mchod gnas ) – объект почитания, духовное лицо, а йондак (тиб. yon bdag ) – милостынедатель, даритель [Цыремпилов, 2015]. По просьбе Хубилай-хана иерарх другой школы тибетского буддизма, Сакья, Чогьял Пагба расширил тибетский алфавит, что позволило писать и транскрибировать слова в том числе из монгольского и китайского языков. Эта связь повлекла за собой установление Ху-билаем главенства школы Сакья над Тибетом, сам император был объявлен чакравартином , царем-миродержцем («вращающим колесо [праведного правления]») и воплощением бодхисаттвы Манджушри. Институт наставничества существовал все годы нахождения династии Юань у власти, тибетские ламы объявляли правителей монгольской империи реинкарнациями могущественных бодхисаттв и защитниками религии [Гарри, 2020, с. 11].

После падения монгольской династии Юань в Китае в 1368 г. Сакья уступила власть возродившейся школе Кагью. Император Юнлэ (годы правления 1402–1424) из династии Мин (1368–1644) попытался возродить систему чой-йон времен Хубилая, пригласив Кармапу Дешин Шекпу (1384–1415) в Нанкин в 1406 г., где он был назначен императорским наставником. Кармапа много путешествовал по Китаю, Монголии, обращая в буддизм тысячи людей. Началу укоренения буддизма в Монголии способствовала и встреча Алтан-хана (годы правления 1548–1582), предводителя южных монголов-тумэтов, с главой тибетской школы Гелуг Сонамом Гьяцо в 1576 г. Во время их встречи Алтан-хан объявил Сонама третьим Далай-ламой, воплощением бодхисаттвы Авалокитешвары, а Сонам Гьяцо признал Алтана чакра-вартином , реинкарнацией Хубилая и воплощением Манджушри [Гомбожапов, 2020, с. 219].

Вождь чжурчжэньского клана Айсинь Гъоро Нурхаци (годы правления 1616–1626) объединил конкурирующие кланы в династию Поздняя Цзинь в 1612 г. В 1621 г. лама Улуг-Дархан-нансо, представитель третьей школы тибетского буддизма, Гелуг, прибыл в Ляоян в ставку Нурхаци. Нурхаци сделал его главным ламой во всем своем государстве. Далай-лама V и первый цинский император Шуньчжи (годы правления 1644–1661) также с 1652 г. находились в связи «лама – наставник государства» и «император – покровитель тибетского буддизма» соответственно [Китинов, Люлина, 2018, с. 127]. С тех пор тибетские и монгольские ламы присутствовали во всех крупных городах, адаптируясь среди тунгусо-маньчжурских народов [Успенский, 2004, с. 15].

В 1638 г. «царем Тибета» стал Гуши-хан, тайши хошутских монголов и первый правитель Хошутского царства (годы правления 1642–1655), снарядивший поход на Тибет по просьбе Далай-ламы V (1617–1682), представителя школы Гелуг, против последователей школы Ка-гью. Гуши-хан одержал победу, положив конец раздробленности Тибета и религиозным войнам, за это Далай-Лама V объявил его и потомков «Царем законов и опорой религии». После смерти «Великого пятого» потомки Гуши-хана стали претендовать на всю полноту власти в Тибете, а после смерти «поддельного» Далай-ламы VI Цаньяна Гьяцо (1683–1706) конфликт обострился между светским правителем Тибета из хошутских монголов Лхавсан-ханом (ум. 1717) и его ставленником, Далай-ламой VI Нгаван Еше Гьяцо (1686–1725), и Далай-ламой VII Кэлсангом Гьяцо (1708–1757), поддерживаемым кукунорскими князьями, в том числе сыном Гуши-хана, Даши-Батуром (1632–1714).

В 1717 г. в Тибет вступили джунгары, убив Лхавсан-хана и разграбив Лхасу. Однако перед смертью Лхавсан-хан успел отправить маньчжурскому императору Канси письмо с просьбой о помощи. В 1720 г. цинская армия изгнала из Лхасы захватчиков-джунгар, и в Тибете было введено временное правительство, куда вошли представители и маньчжур, и тибетских феодалов, и кукунорских хошутов [Солощева, 2013, с. 58].

Новый император Цин Юнчжэн (годы правления 1722–1735) стремился включить Тибет и Кукунор в орбиту империи Цин, не столько «покорить» их, сколько лишить самостоятельности, что в целом противоречило договоренностям Канси с хошутскими ханами о том, что наследники Гуши-хана смогут вернуть свой статус «царей Тибета». В подтверждение своих намерений в 1720 г. император Канси оставил надпись на стеле: «…я сочинил эту надпись и поставил стелу в Тибете, чтобы за пределами Китая знали как о преданности родов Далай-ламы, Панчен-ламы и Гуши-хана, так и о приверженности всех племен и времен к Учению. Я же в этом деле действовал ради устранения врагов, облагодетельствования покорных, успокоения народа и восстановления веры», однако этим договоренностям не суждено было сбыться [Солощева, 2017, с. 143]. Сын Канси, император Юнчжэн, не собирался предоставлять управление Тибетом исключительно монголам.

Цинский генерал Нянь Гэнъяо (кит. 年羹尧 , 1680–1726), который будет впоследствии подавлять Кукунорский мятеж, еще до обострения ситуации писал своему императору, что нужно выбрать лидера из местного тибетского населения на собрании князей и духовных лиц, он будет управлять государственными делами, а если его политика не будет устраивать Цин, военная мощь империи достаточна, чтобы его сместить [Солощева, 2013, с. 62]. Эта идея Нянь Гэнъяо будет воплощена в жизнь, но позже, только в 1757 г. регент будет выбираться из числа тулку высших монастырей Тибета и утверждаться цинским императором [Люлина, 2019, с. 207]. Пока же было назначено «временное правительство, которое возглавлял ставленник императора. После второго тибетского похода Юнчжэн усилил контроль над Тибетом и оставил в Лхасе двух министров и тысячный гарнизон. Тогда же монгольские князья хошу-тов подняли восстание под руководством Лобcана Дандзина (ум. 1731), сына Даши-Батура и внука Гуши-хана. Монголы считали, что Цины их обманули и нарушили заветы Канси. Тем не менее Кукунорский мятеж был обречен на провал в первую очередь из-за отсутствия единения между хошутами и нежелания джунгар помогать Лобсану Дандзину. В 1724 г. цин-ские войска под командованием Нянь Гэнъяо и Юэ Чжунци (кит. 岳鍾琪 , 1686–1754) подавили восстание, что позволило с тех пор контролировать весь регион, исторически связанный с пониманием так называемого «большого Тибета» (т. е. включавшего территории современных Цинхая (Амдо) и Сычуани (Кхам)). Территория была присоединена к Цинской империи и подчинена постоянному наместнику в Синине. Юнчжэн лишил хошутов права называть себя «царями Тибета», так как вскрылось, что вроде как хошуты знали о вторжении джунгар в Лхасу 1717–1719 гг. и не предотвратили его, не защитили Тибет [Мурзаева, 2017, с. 53].

К разочарованию императора Юнчжэна, несмотря на то что после военного успеха 1724 г. он реорганизовал местные общины, тибетским вождям и монгольским князьям удавалось сохранить влияние на местное население, что было обусловлено авторитетом, связанным с их высоким статусом из-за системы перерождений. Постоянное влияние духовных лидеров на местные дела бросало вызов администрации Цин. Для многих тибетцев ламы были всеведущими и имели авторитет далеко за пределами своих религиозных обязанностей. Общую ситуацию хорошо характеризует свидетельство прославленного маньчжурского чиновника и военного лидера, генерал-губернатора Шэньси и Ганьсу, а затем и Чжили, Наяньчэна (1764–1833): «Раньше [чиновники на местах] никогда не углублялись в тибетские общины и не были знакомы с тибетскими обычаями, когда рассматривали дела, связанные с тибетцами. Теперь мы внимательно наблюдали и узнали, что тибетцы, по сравнению с монголами, больше придерживаются лам, перерождений тибетских буддистов прошлого. Предыдущими информаторами были немногие тибетцы, владевшие китайским языком; они не отличались ни большим уважением в тибетских общинах, ни доверием к нам. Следовательно, трудно управлять регионом [только] с их помощью. Почему бы [нам, местным чиновникам] не найти несколько влиятельных лам крупных монастырей в регионе, чтобы успокоить их и стратегически управлять регионом [через их влияние], чтобы заставить невинных простолюдинов изучать цивилизованное и умиротворить регион в обозримом будущем? Если [ламы] действительно вносят свой вклад в местный мир, мы, как местные чиновники, доложим об их вкладе Его Величеству и попросим предоставить императорские имена их монастырям или титулы для лам в качестве официального признания» [Наяньчэн…, 2020, с. 49]. В этом сообщении Наяньчэн отмечает, что ни языковые барьеры, ни мировоззренческие установки в целом не препятствовали цинской администрации в получении доступа к местному обществу, однако система перерождений как основа уважения духовных лидеров обладала неуловимым качеством, приобрести которое административным воздействием было невозможно – безоговорочным доверием местного населения. Наяньчэн, будучи внуком Агуя, известного генерала времен правления императора Цяньлуна, имел представление о взаимодействии с народами Западного края как из опыта предков, так и из своего собственного – он последовательно занимал посты наместника в Карашаре, а затем в Синине. Свою деятельность он вел уже при императорах Цзяцине (годы правления 1796–1820) и Даогуане (годы правления 1820–1850), и его слова только подтверждают тот факт, что в XIX в. ситуация практически не изменилась и авторитет ламы тибетского буддизма в культурно разнообразном регионе Цинхая был выше, чем у любого сининского амбаня.

Однако следует вернуться ко времени установления цинской власти в Цинхае в 1720-х гг. и тех мерах, которые предлагал генерал Нянь Гэнъяо. Он был цинским военачальником ханьского происхождения, еще при императоре Канси назначенным на важные военные и административные посты на юго-западных и западных границах империи. Он проявил себя как талантливый и жесткий военачальник, успешно подавлявший восстания местных племен. Во время войны с джунгарами Нянь Гэнъяо отвечал за тыловое обеспечение и логистику, что позволило ему укрепить свои позиции, и к концу правления Канси он уже был генерал-губернатором Сычуани и Шэньси, командующим крупными военными силами на западе. Во время ожесточенной борьбы за наследие между сыновьями Канси Нянь Гэнъяо, контролировавший огромную армию на западе, будучи сторонником принца Иньчжэня, стал и тем, кто обеспечил стабильность на границе и, по некоторым данным, мог блокировать возможные действия других претендентов. И вот, в 1723–1724 гг. Нянь Гэнъяо успешно подавил восстание хошутов в Цинхае под руководством Лобcан Дандзина. Его победа была быстрой и решительной, что позволило империи Цин окончательно установить контроль над Тибетом и регионом Цинхай. После этой победы император Юнчжэн на первом году своего правления осыпал его почестями и даровал титул князя-гуна первого ранга (кит. 一等公 ). Император обращался к нему в указах как к «своему заслуженному министру (кит. 朕之功臣 )» и проявлял к нему невероятную личную благосклонность [Нянь Гэнъяо…, 1995, c. 277].

Воинские таланты, прекрасное знание региона и близость к императору позволили Нянь Гэнъяо в своих донесениях достаточно свободно высказывать соображения относительно интеграции Цинхая в цинскую административную и судебную систему, а также насчет противодействия любым возможным восстаниям в регионе. Нянь Гэнъяо в первую очередь предложил препятствовать развитию монашеских общин, укрывавших мятежников, введя два правила: 1) ни одному монастырю в регионе не разрешалось иметь более 200 келий и более 300 монахов (так как некоторые монастыри присоединились к восстанию и скрывали мятежников); 2) все монахи должны были зарегистрироваться в местной администрации, а чиновники должны были проверять монастыри и монахов дважды в год [Wu Lan, 2016, р. 47]. Генерал Нянь упрекал монахов в причастности к мятежу и предлагал сократить монастырский состав общин в Цинхае: «Предполагается, что монастыри построены для религиозной практики и основными обязанностями практикующих должно быть чтение сутр и поиск защиты для людей и страны. Однако монахи в монастырях Амдо принадлежат к различным этническим группам, включая тибетцев, монголов и китайцев. В некоторых монастырях насчитывается до трех тысяч монахов; даже в меньших есть пятьсот или шестьсот монахов. Действительно, их трудно держать под контролем. Нарушители закона могли бежать в монастыри и становиться монахами. Местным чиновникам не разрешалось вмешиваться в монастырские дела, и со временем монастыри стали прибежищами для преступников. Также неразумно, что местные жители платят налог монастырям, а не правительству… Я [Нянь Гэнъяо] размышляю, монастыри не платят налог, каким образом они собирают налог с местного населения? Поэтому я предложил лишить монастыри права собирать налоги и вместо этого предложить местным жителям платить налоги правительству, которое будет распределять ресурсы среди монастырей и обеспечивать выплаты каждому монаху...» [Нянь Гэнъяо…, 1995, с. 286]. Император одобрил такие меры, и монастыри, проявившие неповиновение, были опустошены, а монахи вырезаны. Согласно тибетским хроникам, некоторым монахам удалось бежать, поэтому, например, когда цинские войска прибыли в монастырь Кумбум 25-го числа 12-го месяца 1723 г., за исключением трехсот старых монахов, остальные бежали в свои родные места. Чанкья Ролпай Дордже, в будущем главный учитель тибетского буддизма при дворе императора Цяньлуна ребенком видел приход цинских войск и вспоминал: «Кто не ценит жизнь? Когда люди услышали, что приближается смертоносная армия, мы испугались и бежали». Так мятежные монастыри были разогнаны и уничтожены в ходе реализации инициативы Нянь Гэнъяо, а в монастырях остались монахи, принявшие новую власть. В Кумбум был избран новый настоятель, а 300 монахов получили «официальную лицензию», подтвердив свой религиозный статус. Далай-ламе была положена ежегодная выплата за то, что часть традиционных налогов теперь уходила на нужды Цинской империи. Однако, судя по более поздним источникам, введенные два правила и ограничения численности монастырей в итоге действовали недолго. К 1810 г., правлению императора Цзяцина, в монастыре снова находилось около 2 000 монахов [Wu Lan, 2016, р. 50].

Цинское управление времен Юнчжэна предоставляло регулярные выплаты монахам – согласно системе государственного распределения, предложенной генералом Нянем, были созданы списки монахов каждого монастыря, которые затем были переданы в Палату внешних сношений, надзиравшую за зависимыми монгольскими и тибетскими территориями – Ли-фаньюань. Фактическая реализация этой политики в том числе помогла тибетским буддийским монастырям возродиться после военной кампании. Система государственных выплат была разработана и с целью «включить тибетские общины в административную систему Цин, чтобы [правительство Цин] могло облагать их налогом в соответствии с их долей земли и, таким образом, отделить их от тибетских [буддийских] монастырей, [которым они раньше платили налоги]» [Синин фу…, 1988, с. 51]. Если проследить дальнейшую реализацию данной инициативы, то выяснится, что иногда коррумпированные цинские чиновники решали сохранить выделенные средства для себя, например, больше половины выплат, выделенных монастырю Стонг-хор, пропало без причины.

Нянь Гэнъяо оформил свои идеи в трактат с тринадцатью статьями о послевоенных делах в Цинхае – 青海善後事宜十三條 , где предлагал конкретные положения, касающиеся местного управления, установления границ региона, рынков, дани, торговли, пограничных оборонительных лагерей, устройства гарнизонов, а также освоения земель и земледелия. 26 мая 1724 г. было проведено специальное заседание при дворе для обсуждения тринадцати статей, в итоге предложение Нянь Гэнъяо было принято. Текст документа включал подробности нового территориального разграничения в регионе и закрепление официальной демаркации административных границ. По новому закону регион «большого Тибета» был разделен на монгольскую и тибетскую части: монголы в Цинхае могли кочевать к северу от Хуанхэ, а тибетцы – к югу от нее. С этого момента регион Амдо был административно отделен от Тибета и стал частью Цинхая, которым управлял военный наместник в Синине, назначенный цинским двором, а регион Кхам был передан под юрисдикцию Сычуани и Юньнани. Кроме того, были обозначены следующие положения.

• 1.    Представители различных цинхайских племен, участвовавших в восстании, должны быть соответственно вознаграждены или наказаны. Тем, кто послал войска на помощь Цин, должны быть предоставлены титулы. Те, кто ранее помогал мятежникам, но позже раскаялся и сдался, захватив мятежников, чтобы искупить свои грехи, могут сохранить свои титулы в знак снисхождения. Те, кто помогал мятежникам и сдался, должны быть лишены титулов и разжалованы в простолюдины.

• 2.    Все хошутские княжества были разделены на 29 знамен, каждым из которых управлял собственный князь. Было строго запрещено создавать союзы и подчиняться какому-либо единому лидеру, что уничтожило военно-политическое единство хошутов. Были выделены строго оговоренные пастбища. Кочевки за их пределы без разрешения цинских властей запрещались.

• 3.    Что касается региона Кхам, то Нянь Гэнъяо хотел, чтобы чин тусы （кит. 土司 ） младшего уровня, должности, созданной для лидеров этнических меньшинств в северо-западных и юго-западных регионах Китая еще в период династии Юань, жаловался большому числу местных вождей, что считалось гарантией, что ни один местный лидер не сможет организовать большую группу сторонников, чтобы бросить вызов власти Цин: «Кхам должен быть усеян тусы , которые настороженно относятся друг к другу, но зависят [от нас]... даруя титулы местным лидерам, мы внушим благоговение народу нашим великодушием и распространим наше влияние на этот неспокойный регион без особых жертв с нашей стороны» [Hermann, 2014, p. 88].

• 4.    Силы Цин, расположенные вдоль торгового пути Лхаса – Дардзо （современный Кандин, Сычуань）, должны были быть значительно увеличены. Генерал Нянь хотел, чтобы 2 000 солдат были размещены вблизи Дардзо, 500 солдат – у пересечения р. Ялунцзян и дороги, 1 200 солдат – в Литане, 500 солдат – между Литаном и тибетским княжеством Батан, где коренное население особенно сопротивлялось цинским инициативам, и 500 солдат – в самом Батане. Чтобы поддержать это крупное военное присутствие, Нянь хотел, чтобы семьи цин-ских солдат переезжали также в регион на постоянное место жительства [Там же].

• 5.    Чиновники Цин должны были проводить инспекции каждого монастыря два раза в год. Весь урожай зерна, собранного на землях монастырей, должен быть передан чиновникам Цин, а государство брало на себя ответственность за обеспечение зерном каждого монастыря.

• 6.    Сбор дани и торговля должны были быть заранее запланированы и проводиться в специально отведенных местах. Несанкционированное передвижение было запрещено. Даты должны были устанавливаться в феврале и августе каждого года.

• 7.    Ламы должны получать специальные печати и лицензии на ведение религиозной деятельности. Главные ламы должны вести учет, а продукты питания должны распределяться на основе годовых расходов. Местные чиновники должны использовать налоги для закупки скота, инструментов и семян [Ван Силун, 1992].

• В    то же время Нянь Гэнъяо предложил «Двенадцать запретов для Цинхая» （кит. 禁約青海 十二事 ）:

• 1.    Установить определенные сроки для подношения дани при аудиенциях у ответственных чиновников.

• 2.    Никому не разрешается претендовать на титул объединенного лидера хошутов.

• 3.    Запрещается притеснение тангутов местным населением.

• 4.    Племенам халха, хотогойтов и торгоутов не разрешается претендовать на Цинхай.

• 5.    Нельзя не повиноваться приказам цзолинов (или нюручжаньгиней , младших офицеров в маньчжурских знаменных войсках).

• 6.    Внутренняя и внешняя торговля ограничена определенными территориями и сроками.

• 7.    Лица, нарушившие клятву верности императору, должны быть лишены титула.

• 8.    Чиновники, присланные из внутренних районов, независимо от ранга должны преклонять колено при получении императорских указов, включая князей и герцогов. Все чиновники должны соблюдать этикет хозяина и гостя.

• 9.    Установленные земельные наделы должны строго соблюдаться, их незаконные захваты запрещены.

• 10.    Запрещается грабить лиц, проезжающих через территорию, мародерствовать.

• 11.    Запрещается жениться на мачехе после смерти отца или насильно жениться на жене брата.

• 12.    В храме Чахан-ламы (религиозный и политический узел для монгольских хошутов в Цинхае) запрещены любые собрания [Ван Силун, 1992].

Взлет Нянь Гэнъяо был стремительным, но недолгим. Его растущая власть опиралась на военную мощь армии и личную преданность офицеров. Высокий статус стал вызывать у императора опасения. Нянь Гэнъяо вел себя почти как независимый правитель Запада, самостоятельно назначающий и смещающий чиновников. В своих донесениях трону он со временем стал допускать некоторую фамильярность и непочтительность. При дворе начали копиться доносы на Нянь Гэнъяо, часть из которых могла быть и сфабрикована, но в целом доносы опирались на реальные случаи злоупотребления властью. Юнчжэн, известный своей подозрительностью и скорыми расправами, велел собирать против генерала дело. Весной 1725 г. Нянь Гэнъяо был смещен с поста генерал-губернатора, а в ноябре 1725 г. арестован и доставлен в Пекин, ему были предъявлены обвинения в 92 преступлениях, включая государственную измену, узурпацию власти и оскорбление Его величества императора. Император Юнчжэн позволил ему совершить самоубийство в тюрьме в январе 1726 г., чтобы избежать публичной казни. После смерти Нянь Гэнъяо «перегибы» политики Юнчжэна были списаны на самодурство генерала Няня, хотя во многих случаях инициатором выступал сам император. Юнчжэн объявил о намерении восстановить к 1729 г. монастыри, которые раньше были уничтожены по его же повелению [Ма Цзе, 2020, с. 91–92].

При императоре Юнчжэне палатой Лифаньюань заведовал его брат Юньли (1697–1738), который переводил с тибетского на монгольский и сам писал на религиозную тематику, в том числе и на тибетском языке. Он лично занимался и финансировал издание тибетско-монгольского словаря, по которому учились монгольские ламы. Соответственно, Лифань-юань возглавлял человек, не относившийся к своей должности формально, это был теоретик и практик тибетского буддизма. Состав палаты формировался исключительно из членов «восьми знамен», людей, служивших гарантом цинской государственности. Императоры постепенно стали ратовать за периодические приезды лам в Пекин. Если хутухта пропускал свою очередь без уважительной причины, он лишался особого звания. Некоторые удостаивались чести участия в ритуалах, посвященных долголетию императора, могли лично быть ему представлены и поднести подарки. Палата Лифаньюань специально следила за тем, чтобы монгольские ламы вовремя прибывали ко двору и не уклонялись от своих обязанностей [Успенский, 2004, с. 29–32].

В отличие от Тайваня или Юньнани, Цинхай не испытал притока ханьских мигрантов, который бы изменил этнографический облик и экономику региона. Именно из-за своей удаленности от официального аппарата местная администрация добилась большей автономии по сравнению с лидерами других новых районов страны. Именно благодаря неизменному авторитету духовные лидеры нашли свою нишу на политической арене и стали посредниками между школой Гелуг, базирующейся в Лхасе, и расширяющейся империей Цин. Странствующий образ жизни монахов и миссионерские цели побуждали монахов путешествовать во многие места, в том числе и в столицу династии Цин – Пекин.

Следует сказать, что особого внимания тибетский буддизм добился при следующем после Юнчжэна императоре – Цяньлуне. Такой интерес к буддизму мог быть связан с влиянием в детстве его матери, императрицы Сяошэн. Император Цяньлун велел издавать также и многоязычные справочники, посвященные санскритским именам и терминам. Император повелел изготавливать иконы с изображением императора-бодхисаттвы, а в 1780 г. в честь 70-летия императора была создана «молитва его последовательным воплощениям в прошлом», включавшим 11 легендарных перерождений императора в прошлом, в том числе и традиционно Хубилай-хана. Кроме того, буддийские священные тексты по повелению императора Цяньлуна обязательно выходили на тибетском, маньчжурском, монгольском и китайском языках. К концу правления Цяньлуна в 1790-х гг. была установлена большая мраморная стела, на которой высечен текст, написанный императором, о происхождении тибетского буддизма и своем отношении к нему [Мартынов, 1978, с. 138]. По словам местных лам, главный храм Пекина, Юнхэгун, стал пространством, где изображения Будды, возможность услышать проповедь и пообщаться с общиной были доступны всем верующим, включая китайцев, тибетцев и монголов, выступая в качестве объединяющего начала в огромной маньчжурской империи. Юнхэгун стал воплощением идеала в миниатюре, гармоничного сочетания всего разнообразия империи. Несмотря на такое покровительство, китайский буддизм все-таки значительно отличался от тибетского и был сильно интегрирован в китайскую культуру, находясь под контролем во избежание формирования какой-либо устойчивой политической силы. Монахи все так же считались государственными служащими на страже единства империи, которые должны были беспрекословно подчиняться императорской воле. Интегрирование императоров в систему перерождений и ассоциация их с ча-кравартинами и бодхисаттвой Манджушри позволяли наделять императоров сакральной властью и ставить их в один ряд и даже выше тибетских духовных лидеров. Императоры носили титул «небожителя, Манджушри, великого императора и владыки» и ежегодно совершали паломничества на гору Утайшань в Шаньси, так как считалось, что там обитает Манджушри. Строительство и поддержание внешнего вида монастырей и храмов финансировалось из императорской казны и курировалось Нэйуфу (Дворцовым управлением). Высшие должности занимали тибетцы, но большая часть рядовых лам были монголы. Все высшее руководство имело тесные связи с императорами и назначалось по личному повелению за особые заслуги в деле сохранения буддийской веры. Верная служба маньчжурам высоко ценилась и отмечалась жалованной золотой печатью [Успенский, 2004, с. 16–19].

Выполняя сложные ритуалы в течение всего года для императорского двора, «желтые шапки» стали частью повседневной жизни пекинских улиц. В дополнение к особым случаям в императорских дворцах проводились ежедневные, раз в две недели, ежемесячные и ежегодные ритуалы. На дни рождения императоров приглашалось 500 монахов, а в ритуалах меньшей важности участвовало в среднем 350 монахов [Wu Lan, 2016, p. 97–99]. Как и другие монашеские покровители, императорский двор делал значительные пожертвования в обмен на ритуальные представления, проводимые монахами. Для крупных ритуалов, таких как день рождения императора, день рождения матери императора или императорские похороны, каждый монах помимо пожертвований получал еду. Хотя пожертвования варьировались от случая к случаю, для большинства ритуалов требовалось 350 монахов и писцов, которые в совокупности получали 36 лянов серебра в день. Император Цяньлун пожаловал Юнхэгуну около 400 цин земли в 27 округах провинции Чжили. Ожидалось, что эта земля будет приносить Юнхэгуну более 8578,07 лянов серебра [Лай Хуэйминь, 1997, c. 144], но на практике доходы от земли постоянно задерживались, иногда на протяжении десятилетий, что не мешало в китайских городских новеллах часто изображать монахов Юнхэгуна коррумпированными и жадными.

Таким образом, предпринимаемые цинской администрацией и самими императорами меры ознаменовали официальное включение территорий на западе страны и их многочисленных народов в состав империи Цин. Реализация усилий по интеграции этого большого региона сыграла важную роль в укреплении власти династии Цин на западной границе, но в то же время потребовались и определенные послабления – разрешение некоторых местных обычаев, например суда местных старейшин для решения мелких споров (крупные преступления решались только с помощью цинского суда, цинский амбань также обязательно принимал решение относительно всех монастырских вопросов). В вопросах эффективной интеграции, безусловно, главную роль играла фигура Нянь Гэнъяо, чьи законы лишали местную элиту военной и политической самостоятельности и четко давали понять, что отныне единственным источником власти, закона и порядка является цинский император и его администрация. Именно «Тринадцать статей» и «Двенадцать запретов» позволили Цинской империи относительно быстро стабилизировать обстановку в Цинхае и прочно интегрировать его в состав империи [Ван Силун, 1992, с. 37].

Дальнейшее создание крупного тибетского буддийского учреждения в центре столицы позволило Пекину стать домом в том числе и для нескольких тысяч монгольских монахов. Тибетские высшие иерархи более чем за 200 лет приезжали в Пекин только три раза – два из них были связаны с большими геополитическими победами, расширением и укреплением империи, контакты обычно заключались в ежегодном обмене посольствами и даровании титулов. Лишь последний визит Тубтена Гьяцо (1876–1933) в 1908 г. совпал со смертью императора Гуансюя и затем императрицы Цыси. Далай-лама XIII отказался кланяться императору, а также признать зависимость Тибета от Цинской империи. В 1913 г. он объявил о независимости Тибета от Китая, став первым ламой – активным участником международной дипломатии [Tsomu Yudru, 2022].