Типология метафор в малой прозе Дины Рубиной

Дина Рубина — яркий представитель современной русской прозы. Она смогла создать свой уникальный, неповторимый художественный мир, в котором каждая деталь оказывается не только важной сама по себе, но и позволяет автору максимально сосредоточить внимание читателя на внутреннем мире героев.

При исследовании творчества Д. И. Рубиной, в частности, малой прозы, представленной рассказами и повестями, входящими в состав двух небольших по объёму сборников: «Астральный полет души на уроке физики» [2]. и «Мастер-тарабука» [3], — было уделено особое внимание многообразию выразительных языковых средств. Среди них доминирующими, отличающимися частотностью употребления оказались эпитеты, метафоры, сравнения и олицетворения. Именно они нередко используются писательницей не только для создания комического и игрового эффекта, но и при описании серьёзного, но не лишённого порой иронического, юмористического начала, а также при создании художественного пространства произведений Д. И. Рубиной в целом, в создании множества пейзажных зарисовок, изображения состояний героев.

Однако в данной статье мы пристальное внимание уделим классификации такого выразительного языкового средства, как метафора, в ранних произведениях Д. И. Рубиной. В качестве иллюстративного материала будут использованы примеры метафорического словоупотребления, обнаруженного в исследуемых текстах в количестве около 190 единиц. За основу классификации метафор взята типология метафор, предложенная В. П. Москвиным в монографии «Русская метафора: очерк семиотической теории» [4: 112–163], а также классификация метафор, отраженная в Словаре-справочнике под редакцией А. П. Сковородникова [5: 176–178]. Сразу отметим, что мы не придерживаемся строгой структуры деления метафор писательницы, однако это не ме- шает нам выделить типологию метафор в зависимости от предмета изображения.

Как мы знаем, такое явление как метафора до сих пор вызывает интерес у языковедов, в связи с тем, что более всего она воспринимается как «художественный троп». Под метафорой большинство исследователей понимают «способ переосмысления значения слова на основании сходства, по аналогии. Метафора возникает при сопоставлении объектов, принадлежащих разным классам. Чаще всего данное понятие определяют как скрытое сравнение («сокращенное сравнение») [5: 176]. Думается, аналогичным этому будет определение данного термина в Толковом словаре русского языка под редакцией Т. Ф. Ефремовой: « Метафора — оборот речи, заключающийся в употреблении слов и выражений в переносном значении для определения предмета или явления на основе аналогии, сравнения или сходства (в литературоведении).

Однако ограничится лишь данным наименованием было бы не верно, поскольку метафора порой функционирует не только непосредственно в сфере поэтического текста, но и в нашей обыденной жизни. Это касается тех случаев, когда предметы быта, казалось бы, для нас не несущие никакой экспрессивной информации, воспринимающиеся буквально, на самом деле содержат в себе скрытый перенос («ножка» стула, «ручка» двери и др.), что в итоге стало именоваться «бытовой» метафорой. Считается, это связано с тем, что человек издавна обладает способностью воспринимать и фиксировать сходство различных предметов. А это в свою очередь является своего рода отправной точкой мыслительного процесса человека. Следовательно, подобного рода переносы мы вовсе не замечаем, в то время как нас привлекают только наиболее яркие переносы, непривычные для нашего обыденного восприятия.

Стоит отметить, что Словарь-справочник под редакцией А. П. Сковородникова, к примеру, не упоминает о явлении бытовой метафоризации, выделяя лишь две разновидности метафоры: 1) языковой метафоры (метафора как языковое явление), необходимое для номинативных и коммуникативных целей, была выделена еще в античности (Квинтилиан, Деметрий, Цицерон, Теофраст); 2) метафора речи ( стиля ), т. е. как речевое явление: художественная, поэтическая, индивидуально-авторская и др. (впервые описал Аристотель в своей «Поэтике»); и риторическую метафору , скорее всего, как разновидность художественной.

Конечно, можно бы было предположить, что составители статьи намеренно не выделили «быто- вую» метафору, понимая под ней языковую или вовсе отождествляя ее с ней. К тому же те характеристики, которые исследователи применили к языковой метафоре: объективность, отсутствие эстетической функции (наличие номинативной и коммуникативной), автоматическое восприятие и воспроизведение — вполне могут отнести и к «бытовой». Однако, сразу оговоримся, что приведенный в статье иллюстративный материал не отражает сути того переноса, о котором мы говорили выше.

По аналогии с иллюстративным материалом статьи Словаря-справочника нам удалось и в рассказах Д. И. Рубиной обнаружить примеры языковой метафоры . Отметим сразу, что употребление такого рода метафоры в текстах произведений Дины Рубиной оказывается незначительным (около 9 %), однако они играют существенную роль в изображении автором окружающего пространства, явлений, состояний: «Взлетали вверх обнаженные руки скрипачек с длинными смычками, и казалось, это метались ослепительные языки пламени из черных факелов платьев.» (Когда же пойдет снег?); «Несчастный модуль вектора торчит в моей цепкой памяти одиноким обломком. » (Астральный полет души на уроке физики); «Я попала во двор, который нес на себе отпечаток некой тайны. » (Дом за зеленой калиткой); «И закручивалась карусель субботних удовольствий. » (Терновник); « Иллюзия чувств. Иллюзия праздника. Иллюзия счастья.» (Высокая вода венецианцев).

Однако вернемся к вышеуказанной нами проблеме «бытовой» метафоризации. Казалось бы, данное явление действует только в рамках бытийной сферы, составляется из привычного для нас, обыденного языкового материала, никак не соприкасаясь с художественным текстом. Но уже тот факт, что речевой процесс, по сути, представляет собой творческий акт воспроизведения действительности, а значит, не лишен и экспрессивности, указывает нам на то, что и в любом художественном произведении метафора будет представлена не только как художественный приём, но и как стандартная языковая номинация.

В произведениях Д. И. Рубиной можно обнаружить большое количество метафор, как индивидуально-авторских, так и являющихся отражением языковой традиции.

Художественную метафору (метафора речи (стиля)) характеризуют следующим образом: внесистемная, субъективная (она отражает индивидуальный взгляд автора на мир), сохраняет авторство, является результатом целенаправленных эстетических поисков, уникальна, неповторима, выполняет эстетическую функцию и обладает максимальной синтагматической, контекстуальной обусловленностью [5: 176–177].

Примеры художественной метафоры в рассказах Д. И. Рубиной: «Cмотрела на шлейф Венеции за плечом, на вздымающиеся в небо фанфары печных труб.» (Высокая вода венецианцев); «... гобеленовый рай ее проросшего, как трава, давно ушедшего детства...» (Гобелен); «И с этой минуты все покатилось симфонической лавиной, сминающей, сметающей на своем пути их прошлые чувства, привязанности и любови — все то, чем набиты заплечные мешки всякой судьбы...» (Область слепящего света).

Стоит отметить, что в произведениях Д. И. Руби-ной можно обнаружить художественную метафору в изобилии (практически 88 %), и именно на ней будет сосредоточенно наше внимание. Писательница часто играет со словами, с целью наиболее точной передачи состояния героя, его чувств, эмоций, окружающих героя вещей, времени.

Также в рассказах Д. И. Рубиной мы обнаружили примеры риторической метафоры (около 3 %), т. е. употребляемой многими авторами и ставшими литературными штампами, клише с ослабленным образным элементом и эстетическим потенциалом, среди примеров можно выделить: «... горький вкус нелюбимого дела , эту вязкую оскомину » (Астральный полет души на уроке физики); « коварство судьбы » (Концерт по путевке Общества книголюбов); « литературные сети » (Концерт по путевке Общества книголюбов).

Итак, значительная часть полученных примеров, обнаруженных в двух сборниках рассказов и повестей Д. И. Рубиной и проанализированных нами, представляет собой пример художественной метафоры . Анализ же метафорического словоупотребления в рассказах Д. И. Рубиной позволил нам выявить закономерности в её употреблении писательницей.

В зависимости от предмета изображения и примененной к нему метафоризации нам удалось выявить несколько так называемых тематических групп, на рассмотрении которых мы остановимся более подробно.

• I.    Характеристика персонажа:

• 1)    описание (оценка) главного героя (повествователя, рассказчика) — сам себя и со стороны других персонажей (18 единиц): «Но ты, дитя мое , что-то подозрительно долго не расцветаешь! Прости, конечно, но сдается мне, что ты просто-напросто кикимора !» (сама себе говорит) (По субботам); « А ты — клопик. — Он легко провел указательным пальцем по моему носу, от переносицы до кончика.» (Этот чудной Алтухов); «... считала себя стройной девушкой, а говоря иными словами, была в ту пору тощим сутулым подростком. Этакая оглобля в очках .» (Астральный полет души на уроке физики); «... стала болячкой родителей, притчей во языцех, мной соседи маленьких дочек стращали...» (В прямом эфире);

• 2)    описание (оценка) других персонажей (второстепенных) (50 единиц): «... твой божок [отец] забыл с тобой попрощаться...» (Высокая вода венецианцев); «Франческо Фульвио Луриа, неизвестная, обрубленная веточка разветвленного по странам могучего древнего клана ...» (Высокая вода венецианцев); «В такие минуты он особенно остро чувствовал ее волю, чувствовал: она — магнит, он — крупинка. » (Терновник); «И не лезь в мою роль! Костыль несчастный !» («Все тот же сон!..»).

В обнаруженных нами примерах, относящихся к группе характеристики персонажа (персонажей) можно отметить следующие закономерности:

• 1.    Наблюдаются наименования ребенка, возникшие путем метафорического переноса ( клопик, кноп-

• ка, птенчики и т. п.): «А ты — клопик. — Он легко провел указательным пальцем по моему носу, от переносицы до кончика.» (Этот чудной Алтухов); «... пожилой проводник-эстонец обнаружил в купе двух заплаканных девятнадцатилетних детей [...] вспомнил, что этих птенчиков провожала небольшая толпа сияющих родственников...» (На долгом светофоре). Перед нами представлен семантический способ образования данных наименований. В данном случае показательно наблюдение Е. И. Аюповой, которая утверждала в своей работе «Метафора в группе наименований ребенка», что подобного рода образования регулярно будут представлять собой своего рода модель, схему: «объект небольшого размера» — «ребенок» [1].

• 2.    Наименования ребенка путем метафорического перенесения на него свойств взрослого человека, профессии: «Дайте-ка „ля“, босс ... — пропел он.» [обращение к Еве] (По субботам); «О, здесь мальчик был тонким дипломатом .» (Терновник).

• 3.    Наименование взрослого человека (как правило, от 17 лет) путем перенесения на него свойств ребенка (ср. о взрослом человеке, проявляющем в своем поведении черты ребенка: «Он — младенец» и т. п.): «Оставь ребенка в покое. Хотя она вовсе не была ребенком, осенью ей исполнялось 17, а через год в эту пору она уже вышла замуж (Высокая вода венецианцев). Подобные случаи метафорического переосмысления семантики наименований ребенка, то оно тоже в достаточной степени типично, хотя и не всегда получает особый статус в словарных статьях. Так, в [Ожегов и др. 1992] зафиксировано только прямое значение лексемы младенец, хотя приводится и стандартное метафорическое употребление «Он сущий младенец» с комментарием в скобках «совсем как ребенок». В то же время анализ текстов показывает, что перенос ребенок — взрослый, похожий на ребенка, проявляющий в своем поведении черты ребенка является вполне обычным, регулярным, хоть и ограниченным по своим грамматическим возможностям [1].

• 4.    Анималистическая метафора: «Выглянула, понимаешь, симпатичная пенсионерочка...», «Это шеф, — сказала она. — Это таежный медведь на пен-

• сии.» (По субботам); «Ее мягкость была затаенной готовностью рыси к прыжку» (Дом за зеленой калиткой). Метафоризация происходит путем перенесения свойств животного на отдельного человека, обусловленное сходством поведения, особенностей характера того или иного образа.

• 5.    Наименование отдельного человека путем перенесения на него свойств неживого: «И не лезь в мою роль! Костыль несчастный !» («Все тот же сон!..»); «...вот разве что найдется дурак, кому охота придет в это бревно влюбиться...» (Волшебные сказки Шарля Перро). Как правило, в подобного рода переименованиях писательница находит элементы сходства между предметом и героем, прежде всего внешнее.

• 6.    Наименование отдельного человека, носящее негативный, или ироничный оттенок: «...считала себя стройной девушкой, а говоря иными словами, была в ту пору тощим сутулым подростком. Этакая оглобля в очках.» (Астральный полет души на уроке физики); «Казалось странным, что у этой пивной бочки [Шерман], обсиженной бородавками, одна из самых эстетских и дорогих галерей в стране» (Ма-стер-тарабука).

В нашем случае метафорический перенос свойств соответствует вышепредставленной модели: для таких лексем, как клопик, кнопка, птенчики и подобные, именно семантический компонент «маленький» становится основой для метафоризации и, следовательно, выступает смысловой базой для словообразовательного значения «ребенок». По тому же самому принципу строятся и параллельные суффиксальные наименования типа малец, малыш, малютка, малявка, в которых идея «малости» выражена производящей основой не образно, а буквально.

Дальнейший список закономерностей метафорического словоупотребления в тематической группе характеристики персонажа (персонажей) был выявлен нами с опорой на классификацию метафор по вспомогательному субъекту [4: 112–113], то есть группировка метафор по тематической принадлежности вспомогательного субъекта.

Стоит отметить, что именно внешнее описание человека, в частности портрет, становится ведущим аспектом метафорической характеристики у писательницы. При этом метафорическое осмысление, как правило, носит негативный оттенок в случаях, когда речь ведется о самой героине, или о взрослых лицах. В отношении же детей, наоборот, положительная оценка, достигающаяся за счет более ласкового к ним обращения.

Чуть меньше попадает под объект метафориза-ции непосредственно характер человека, но и здесь характеристика персонажа будет приобретать ироничный оттенок. Примеры ироничного отношения героини к самой себе: «Эта физиономия , — подумала она, разглядывая себя в зеркале над умывальником, — всегда напоминает мне о чем-то грустном» (По субботам); «Но ты, дитя мое , что-то подозрительно долго не расцветаешь! Прости, конечно, но сдается мне, что ты просто-напросто кикимора !» (По субботам); «Папа говорит, что я — великолепная модель , так как продолжаю сидеть даже тогда, когда мне уже кажется, что я огрызок копченой колбасы » (Когда же пойдет снег?); «...стала болячкой родителей, притчей во языцех , мной соседи маленьких дочек стращали...» (В прямом эфире).

В ходе анализа языкового материала интересными показались следующие случаи и особенности ме-тафоризации: «...узел волос (серия привычных, почти бессознательных круговых движений пальцев по вколачиванию шпилек и заколок в усмиренного свернутого кольцами удава на затылке)» (Высокая вода венецианцев). В случаях подобного рода писательница не просто дает метафорическое переименование явлению, она еще и расширяет его описание за счет использования уточняющей функции вставных конструкций. Такие примеры немногочисленны, но, думается, это свидетельствует о постоянной работе автора над словом с целью более четкого, меткого под- черкивания особенностей своих героев и наиболее яркой передачи необходимого образа.

Любопытными среди примеров метафор исследуемого нами материала оказываются два случая, когда в одной группе рассказов под общим названием «Волшебные сказки Шарля Перро» автор по разному передает отношение человека к ребенку: 1) «родители боялись дышать на свое счастье », 2) «А ты здесь из-за шматка не рожденного вторую неделю убиваешься». И в том и в другом случае перед нами, безусловно, представлена ирония, по-разному выраженная в тексте. Дело не в том, что писательница негативно относится к ребенку, наоборот, она иронична по отношению к взрослым лицам, которые, с одной стороны, чересчур предрасположенные к своим детям, а с другой — относятся к ребенку как к вещи, пустому элементу. Автору удается запечатлеть, таким образом, два типа людей: 1) готовые пойти на все, чтобы их потомство расцветало в гармонии с миром, и, думается, это круг лиц интеллигентного происхождения; 2) представители низшего либо среднестатистического сословия, не идеализирующие жизнь, принимающие ее в реальном виде, без прикрас и романтических иллюзий.

Таким образом, на основе анализа особенностей изображения человека путем метафоризации можно прийти к выводу, что автор довольно категоричен в отношении своих героев. При этом ироничной, довольно негативной оценке подлежат, как правила, взрослые лица, либо сама героиня, а представители детского возраста осознаются как главная часть мира, в котором они живут.

• II.    Урбанистическое пространство:

• 1)    город и его элементы (5 единиц): «...cмотрела на шлейф Венеции за плечом, на вздымающиеся в небо фанфары печных труб. » (Высокая вода венецианцев); «...мерцающего из тьмы глубоких лавок зеленоватой медью блошиного рынка, расползшегося разлапистым крабом по дюжине окрестных переулков. » (Ма-стер-тарабука);

• 2)    здание (сооружение) (3 единицы): «В доме напротив горят три квадратика — значит, уже часов шесть» (По субботам); «...везет старого приятеля смотреть свое детище, Музей современного искусства (Бессонница);

• 3)    транспорт (3 единицы): «Вечерами по нему все время ходят гондолы. Иногда целыми флотилиями — по четыре, пять. » (Высокая вода венецианцев).

Данная группа примеров метафоризации связана с изображением городского пространства , но выделенные нами элементы подлежат гораздо меньшей метафоризации у Д. И. Рубиной. К ним, как правило, она применяет иные средства языковой выразительности, в частности эпитеты и сравнения, о чем будет сказано в следующем параграфе. Остановимся здесь лишь на наиболее ярких особенностях использования «скрытого сравнения».

Город у писательницы оживает, он намного величественнее, чем самый обычный человек. Здесь меньше негативной окраски, все более возвышенная лексика, показывающая его величие: «Смотре- ла на шлейф Венеции за плечом, на вздымающиеся в небо фанфары печных труб» (Высокая вода венецианцев); «Вечерами по нему все время ходят гондолы. Иногда целыми флотилиями — по четыре, пять.» (Высокая вода венецианцев). Писательница замечает порой незначительные для обывателя детали: «... одного из зданий — всего в краснокирпичных язвах...» (По субботам), что свидетельствует о художественной зоркости автора в изображении незначительных, казалось бы, элементов. Порой сравнения предметов приобретают в тексте неожиданные формы: «...мерцающего из тьмы глубоких лавок зеленоватой медью блошиного рынка, расползшегося разлапистым крабом по дюжине окрестных переулков.» (Мастер-тарабука).

При этом стоит отметить, что для описания транспорта автор зачастую использует наряду с метафорой и метонимию: «Потом она долго стояла на остановке троллейбуса. Здесь ходили только восьмой и одиннадцатый [троллейбус].» (По субботам); «Подвалил мой шестнадцатый [троллейбус].» («Все тот же сон!..»).

• III.    Описание различных состояний (25 единиц). Во многих своих рассказах Д. И. Рубина наряду с описанием портрета отдельного человека рисует и его внутреннее состояние, либо же описывает взаимоотношения героев друг с другом.

Проанализировав список примеров, мы обнаружили, что состояние героев описывается не столько физическое, а сколько душевное: «При этом моя душа, замершая в состоянии полуотлета приблизительно на том уровне, на котором живописцы рисуют нимбы у святых, рухнула вниз, как мне показалось, с сокрушительным грохотом .» (Астральный полет души на уроке физики); «... тишину души. » (Высокая вода венецианцев); «... ощущение неостановимого падения в пропасть» (Такая долгая жизнь).

Большое количество метафорического словоупотребления мы обнаружили по отношению к такой абстрактной категории, как счастье: «... веселье захлестывало их пестрой лентой .» (Терновник); «здесь то и дело кажется, что сердце разорвется от счастья . Просто сердечная мышца не вынесет этого пламенеющего груза. » (Высокая вода венецианцев); «... сквознячок счастья дунул по сердцу.» (Высокая вода венецианцев).

Но тут же наряду с данной категорией часто писательница пишет и о душевных муках своих героев, состояниях отчаяния, тоски, смятения: «И что делать с невыносимой этой болью, когда рвутся жилы застарелой любви ?» (Такая долгая жизнь); «...у обоих за плечами было уже по одному крушению в жизни .» (Заклятье); «...от страшной волны отчаяния ...» (Высокая вода венецианцев). Герои при этом нередко находятся на пограничном состоянии между жизнью и смертью, а жизнь некоторых и вовсе заканчивается смертью: «И вывел уравнение с единственно верным решением .» (Такая долгая жизнь).

• IV.    Пейзаж (25 единиц). Пейзаж у Д. И. Рубиной охватывает только два времени года, как правило, это осень или зима. Осень (11 единиц): «Пошел дождь , и, не обращая внимания на этот драгоценный дар неба , по улицам сновали люди.» (Когда же пой-

• дет снег?); «С каждым днем все яснее виделась гибель лета, и осень торжествовала победу над умирающим противником в упоительной желтизне и оранже.» (Когда же пойдет снег?); «...как бы раздумывая — перейти ему в снежок или еще потянуть эту осеннюю волынку.» (День уборки). Непосредственным атрибутом осени у Д. Рубиной выступает дождь, при этом благодаря различному словоупотреблению глаголов создается эффект разгула природы, например: «...грызню дождя...», «...тарахтение дождя превратилось в сонное бормотание...», «Дождь грянул оглушительную свою песню.» (Терновник); «...стояла у окна, наблюдая рабочую грузовую жизнь в сеточке дождя.» (День уборки).

Зима и это, как правило, снег (3 единицы): «Евка время от времени смотрела в окно на падающих с неба бесшумных паучков ...» (По субботам); «...упрашивала снег начать представление. Чтобы с неба грянули миллионы слепых белых акробатов .» (Когда же пойдет снег?); «Сухие белые крошки снега бились о стекло...» (Высокая вода венецианцев).

Конечно, есть и описание конкретных элементов природного мира, к примеру, солнца (3 единицы): «... залито желтком солнца ...»; «...кипящее золото утра ...» (Высокая вода венецианцев); « Солнечные лучи , проникая сквозь тент, полыхали на юркиной и алтуховской физиономии алым пламенем .» (Этот чудной Алтухов).

Природа в произведениях Д. И. Рубиной оживает. Описания приобретают, как правило, положительную оценку. Интересны описания растений (4 единицы): «По противоположной стене метались, прося пощады, ошалелые тени деревьев . Все это было похоже на позор разгромленной армии .» (Когда же пойдет снег?); «...виноградные лозы забирались даже на крышу и там продолжали свое греховное пиршество ...» (Дом за зеленой калиткой).

• V.    Предметы (7 единиц). Предметы у автора в одних случаях непосредственно связаны с главной героиней и являлись атрибутом ее жизни, с ними связаны воспоминания прошлого, например: «Вид гобелена, спутника ее детства и юности ...»; «...повесила гобелен, села под его раскидистой кроной ...» (Гобелен). В других случаях, будучи также связаны с глав-

• ной героиней являются залогом счастья, и желание обладать этим предметом становится выше всяческих запретов, к примеру «брусочек губной помады», он же «блестящий патрон», доставшийся благодаря невольному воровству у соседей (Дом за зеленой калиткой). В третьем случае предметы выступают в качестве деталей бытовой жизни: «И у многих в руках были зонтики — милые и добрые механизмы. Самое невинное, что изобрели люди.» (Когда же пойдет снег?); «На табурете в тазу лежали тяжелые жгуты выжатого белья.» (День уборки).

• VI.    Перемещения (3 единицы). Группа метафори-зации относящиеся к категории перемещения оказывается незначительной, но она также имеет свое место в структуре всего произведения, например: «...и мы от нечего делать пошли мотаться по магазинам. Это было очень увлекательное путешествие .» (Этот чудной Алтухов); «...в начале июня сделали глубокий рейд по магазинам ...» (Терновник); «... не вламываться беспардонно в чужую личную жизнь! (Гобелен).

Анализ метафорического словоупотребления вышеприведенных примеров в ранних рассказах Д. И. Рубиной показал, что именно метафора является одним из наиболее частотных средств для создания того или иного образа (будь это человек, дом, транспорт и тому подобное). При этом она индивидуальная, яркая и самобытная, придаёт каждому отдельно взятому тексту писательницы выразительность, особую эмоциональность. Метафоризация при этом нисколько не мешает истинному осмыслению всего происходящего в произведениях. Наоборот, она способствует более глубокому проникновению в мир художественных образов, созданных автором.