Традиционные подходы к анализу модернизации

Эволюционные теории социальных изменений XIX в. были всеобъемлющими, полагались на дихотомические концепции, в которых общества характеризовались как состоящие из традиционных и современных атрибутов, и социальные изменения рассматривались как процесс структурных изменений, приводящих к доминированию атрибутов современности [1].

С этих позиций, возникающие индустриальные общества и современные национальные государства на Западе, представляли собой наиболее «продвинутый» этап социальных преобразований. В модернизационных теориях социального развития было предсказано будущее «слаборазвитых» обществ, большинство из которых в конце XIX в. были фактически колонизированными европейскими государствами.

Аккумулируя знания социально-гуманитарных наук, теоретики модернизации определяли эту концепцию как универсальный, исторический процесс, посредством которого традиционные общества стали современными. При таком подходе модернизация предлагала карту глобального, эволюционного шаблона, в котором культурные ценности, экономические системы, и политические институты двигались по нарастающему, линейному пути к рациональной экономике, либеральному обществу и демократическому порядку. Следовательно, традиционность и современность были отмечены как конечные точки в общем историческом масштабе [2]. Все общества, рассматривались как интегрированные, органически целые, перемещенные из одной точки исторического равновесия в другую. Результатом этого «перемещения» стал переход от общества, где преобладали институты, формировавшие фатализм, семейную власть, родственные связи и религиозные ограничения к обществу действенных ориентаций, рыночной экономки и либеральных политических институтов [3]. Теоретики полагали, что естественный процесс развития общества можно было бы ускорить. Через тщательное изучение традиционного мира сторонники модернизации надеялись определить основные рычаги социальных и политических изменений. Они также стремились содействовать распространению передовых форм знания, технологии и финансовой помощи, необходимой для содействия перехода к демократической, капиталистической, как им казалось, конечной точки развития.

В своей классической форме теории модернизации связаны с исследованиями М. Леви, Т. Парсонса, Н. Смелзера, Ш. Эйзейштадта и приходились на послевоенный период 50-60 гг. ХХ в. Так, Т. Парсонс и Э. Шилз разработали целостное представление о социальных системах. Как они утверждали, ценности и культурные нормы, передаваемые через социальные институты, играли жизненно важную роль в регуляции поведения человека и обеспечения индивидуального действия в соответствии с социальным порядком [4].

Разные исторические точки равновесия, кроме того, могут быть определены в виде «образца переменных», которые определяли дихотомию между «примитивными» (традиционными) и «передовыми» (модернизированными) обществами. «Примитивные» общества функционировали для удовлетворения индивидуальных потребностей, но они осуществили переход через институты, которые характеризовались уважением к приписанному статусу, партикуляризму, смешению ролей и ориентации на коллектив. «Развитые» общества, однако, отражали значение достигнутого статуса, универсализма, конкретных социальных ролей и самоориентации. Т. Парсонс утверждал, что если бы общества находились под достаточным напряжением, то произошел бы существенный сдвиг от одного исторического полюса к другому [5]. Социологи настаивали, что модернизация является глобальной силой, превосходящей все достижения культуры или истории. Как отмечал Д. Лернер: «та же базовая модель появляется на всех континентах мира независимо от различий в расовой принадлежности, цвета кожи или вероисповедания»[6].

Концепт модернизации также оказался привлекательным для политологов, которые пытались обосновать всеобъемлющую теорию для анализа изменения послевоенного мира. Такие ученые, как Г. Алмонд, М. Вайнер и Л. Пай адаптировали в своих исследованиях элементы функционализма Т. Парсонса. По их мнению, специалисты, изучающие различные регионы, способствовали созданию комплексного подхода, предполагающего выявление универсальных функций политических систем, необходимых для их функционирования [7]. Сопоставляя функции с определенными политическими структурами, они могли сопоставить общие, универсальные закономерности модернизации. Применяя эту модель, как Л. Пай, политологи стремились проанализировать путь, по которому современные рынки, ценности и технологии пробудили новые стремления среди традиционных народов и стимулировали их на создание новых политических форм.

В теории модернизации отчетливо прослеживалось повышенное внимание к сравнительному анализу различного уровня развития государств (страны «первого» «второго» и «третьего» мира), а понятие модернизация использовалось, в первую очередь, в контексте исследования перехода традиционных (постколониальных) обществ к той экономической и политической модели рационализма и экономикоцентризма, которая была принята на Западе.

Традиционные подходы к анализу модернизации понимали под данным процессом вестернизацию, т.е. экспансию западных производственных практик и социальных отношений страны, находящейся за пределами западного мира. Основными институциональными основами, на которых строилось современное общество, согласно теории модернизации, были индустриализм и национальное государство.

Исходным посылом выступала убежденность большинства западных социологов в относительной монолинейности общественного прогресса, ведущего от аграрно-добывающих к индустриальным и далее к постиндустриальным обществам [8]. Индустриализация и прогресс рассматривались как синонимичные понятия: «в экономическом и социальном плане на всех широтах все страны всех рас претендуют на то, чтобы видеть одну и ту же цель под именем сходных в своей основе ценностей…. индустриализация неизбежна, она стремится к всеобщности» – отмечал Р. Арон [9].

Приняв в качестве своей основной единицы анализа национальное государство, теория модернизации определяла развитие как эндогенный процесс и утверждала, что модернизация была достижимой целью для всех обществ. Сохраняя дихотомические концепции более ранних эволюционных теорий, модернизация мыслилась как развитие «слаборазвитых» обществ, включающих традиционные и современные секторы.

Традиционным сектором был сельский и аграрный, его социальнополитическая организация определялась религией, суевериями, исконными лояльностями, и подобными силами. В противоположность этому, современный сектор был городской, в его экономике доминировала промышленность; социальное положение определялось экономическим положением (социальный класс) и, следовательно, результат личных достижений и секуляризм определил организацию общественных отношений и публичной жизни. По сути, теория модернизации приравнивала развитие и рост вестернизации слаборазвитых обществ путем внедрения элементов рыночной экономики и либеральных, плюралистических политических систем.

В 1980-х теория модернизации и ее радикальные альтернативы были подвергнуты сомнению, что было вызвано во многом влиянием постмодернистским культурным и социальным анализом. Для этой новой группы критиков, называющими себя по-разному – постмодернистами, постструктуралистами или теоретиками пост-развития, у теоретиков модернизации и их радикальных критиков было намного больше общего, чем они осмелились признать: в их понимании развития коренится в догмате линейного прогресса. Следовательно, они были в равной степени виновны в защите политиков, которые способствовали репрессии и бесправию маргинальных групп в обществах третьего мира, чье право определять свое будущее они отрицали [10]. Общий вес критических замечаний, высказанных против теории модернизации, лишили ее своей привлекательности. Однако важный вклад данных теорий состоял в том, что они обусловили естественный характер экономического развития, связав его с социальными, политическими и социопсихическими сторонами жизни общества. Модернизация рассматривалась создателями и сторонниками данных теорий как линейный стадиальный процесс, который проходят в своем развитии все государства. Однако, выделяя основополагающее направление в рамках общей модели глобального процесса, теория модернизации не учитывала специфику его проявления в различных социально-политических условиях.