Трансформация государственной экономической политики в условиях пандемии новой коронавирусной инфекции covid-19

В течение последнего года мировая и российская экономика развиваются (точнее – испытывают сложности в развитии) под мощным влиянием медико-эпидемиологического фактора: пандемии новой коронавирусной инфекции Covid-19, анализу которого посвящено значительное число недавних публикаций [2, 3, 4, 7, 9, 11, 13 и др.]. Этот фактор в ранее проводившихся исследованиях

ГРНТИ 06.39.41

Андрей Викторович Пролубников – кандидат экономических наук, доцент Высшей школы сервиса и торговли Института промышленного менеджмента, экономики и торговли Санкт-Петербургского политехнического университета Петра Великого.

Контактные данные для связи с автором: 196000, Санкт-Петербург, Новороссийская ул., 50 (Russia, St. Petersburg, Novorossiyskaya str., 50). Тел.: +7 915 431 63 45.

вызовов и угроз развитию, конечно же, рассматривался, но как малозначительный в силу априорно низкой вероятности его вредоносного масштабного влияния. Но жизнь, как это бывало уже неоднократно, опровергла оценки экспертов.

Начавшаяся с первых случаев заболевания в китайском городе Ухань в декабре 2019 года, вспышка нового, ранее не изучавшегося, инфекционного заболевания, вызванного неизвестным науке коронавирусом, очень быстро распространилась по миру, в результате чего уже к исходу первого квартала 2020 года Всемирная организация здравоохранения объявила о начале пандемии. А сама новая коронавирусная инфекция Covid-19 была причислена к категории особо опасных. В конце марта 2020 года в России также стали регистрироваться многочисленные (сначала – завозные) случаи нового заболевания.

В условиях значительной неопределенности, связанной со слабой изученностью как возбудителя заболевания, так и механизма его распространения и воздействия на человеческий организм, правительства многих стран мира (и Россия здесь не стала исключением) в качестве одной из основных мер пресечения распространения инфекционного заболевания избрали объявление локдау-нов различной степени жесткости. Сам термин «локдаун», до этого не имевший широкого хождения, благодаря действиям властей очень быстро обрел популярность. Этим термином стали обозначать введение правового запрета на осуществление экономической и социальной активности, в той или иной мере связанной с возможными контактами людей.

Режим «нерабочих оплачиваемых дней» (российский вариант названия локдауна) был введен в конце марта 2020 года на федеральном уровне решением Президента Российской Федерации, после чего несколько раз продлевался. Кроме того, полномочия по введению такого рода чрезвычайного по своей сути режима функционирования социально-экономической системы были переданы на региональный уровень. И главы субъектов федерации, в зависимости от объективно складывающейся эпидемиологической ситуации и ее субъективной интерпретации должностными лицами органов государственного управления, стали активно вводить ограничения в своих регионах. Эти меры трансформировали сложившуюся систему государственной политики.

Помимо очевидной децентрализации властных полномочий, которая обусловлена значительно дифференциацией российских регионов [5, 12, 14 и др.], наблюдался и еще один важный эффект, связанный с представлениями об устройстве национальной экономики. Одна из активно ведущихся теоретических дискуссий в отечественной экономической теории касается соотношения плана и рынка в современной экономике. Введенный фактически локдаун явился мощным плановоадминистративным рычагом воздействия на российскую экономику и социум в целом. То есть, мы на практике увидели подтверждение высказывавшемуся ранее многими специалистами тезису о том, что в кризисных условиях (в данном случае – в условиях коронакризиса) рыночная саморегуляция экономических процессов несостоятельна, она не только не способствует стабилизации экономики, приведению ее в «точку равновесия», о чем ошибочно утверждают апологеты «рыночного фундаментализма», она – напротив – усиливает разбалансированность экономической системы [1, 6, 8, 10 и др.].

Ярким примером, подтверждающим этот вывод, явились цены на наиболее востребованное в условиях пандемии средство индивидуальной защиты органов дыхания – медицинскую одноразовую маску. По данным мониторинга, проведенного компанией IQ Technology, средняя цена на это изделие медицинского назначения в 2018 году составляла 7.3 руб., в 2019 году – 8.7 руб. (прирост на 19%, что существенно выше инфляции. В то же время, такой рост цены объясним, т.к. инфляция отличается структурной неоднородностью в разрезе различных товаров и товарных групп). Но уже в марте 2020 года, в условиях нагнетания ажиотажных пандемических настроений, средняя цена медицинской маски в России возросла до 77.81 руб. за единицу, т.е. прирост цены за год составил 794.4%, что не может быть объяснено никакими объективными причинами, помимо субъективного фактора – спекулятивного повышения цены на рынке продавцами. В суммовом выражении спекулятивное предложение одноразовых медицинских масок на внутрироссийском рынке в марте 2020 года аналитиками IQ Technology оценивалось более чем в 400 млн рублей.

Расчет на то, что после колебаний цен (как это изображают в учебниках микроэкономики при анализе рыночного равновесия и механизма его установления), они неизбежно должны вернуться к равновесному уровню, с позиций сугубо теоретических, возможно, и оправдался бы. Но с позиций практических, такое ожидание являлось совершенно неприемлемым для общества и для государства, как выразителя общественных интересов. Экономическая доступность масок должны была быть обеспечена «здесь и сейчас», для решения важнейших социальных задач, связанных со сбережением здоровья и жизни россиян. И вполне резонным в этой ситуации было развертывание массового производства медицинских масок на промышленных предприятиях, находящихся под государственным контролем или же в полной государственной собственности.

Так, по сообщению деловой газеты «Ведомости» от 14 мая 2020 года, Правительство Москвы осуществило приобретение ООО «Компания инновационных технологий» - крупнейшего в России на тот момент производителя одноразовых медицинских масок, занимавшего около 1/3 внутреннего рынка. Это позволило контролировать отпускные цены предприятия и организовать бесперебойные плановые поставки этих изделий по фиксированным (плановым) ценам, лишь ненамного превышающим себестоимость их изготовления, в медицинские организации города, метрополитену, организациям жилищно-коммунального хозяйства столицы и т.д. То есть, плановоадминистративные механизмы экономического управления на практике оказались более действенными, чем рыночные.

Следовательно, тезис о необходимости сочетания в рамках модели смешанной экономики рыночного и планового начал в государственной экономической политике получил в период пандемии убедительное практическое подтверждение. В то же время это сочетание, пропорции плана и рынка, по мнению автора, должны быть ситуативными, они должны существенно зависеть от тех факторов, под влиянием которых происходит социально-экономическое развитие. Например, приобретение в государственную собственность завода-производителя медицинских масок в допанде-мический период не рассматривалось, т.к. в этом не было необходимости. Мало того, если бы такое приобретение состоялось бы, то оно, скорее всего, было бы признано нерациональным.

Отметим эту идею, как ключевую в нашем анализе: соотношение плана и рынка в регулировании экономики должно ситуативно меняться. Но само это изменение не должно быть спонтанным, оно должно быть (насколько это возможно) планомерным. В противном случае оно может оказаться неэффективным, т.к. перестройка системы государственного управления будет носить реактивный характер, постоянно запаздывать в «погоне» за изменяющимися обстоятельствами. Используемый инструментарий государственной экономической политики будет «не успевать» подстраиваться под изменившуюся ситуацию.

Чтобы пояснить эти рассуждения, вернемся к приведенным нами выше примерам. Спекулятивный «взлет» цен на медицинские маски начался в двадцатых числах марта 2020 года, контроль над заводом-производителем этих медицинских изделий правительство Москвы получило к середине мая 2020 года. То есть, 1.5 месяца закупки масок осуществлялись на открытом рынке. При потребности города Москвы, составлявшей в тот период около 4 млн масок в сутки, сумма потерь для бюджета могла измеряться миллиардами рублей. Это - «цена» реактивного управления, когда управленческие решения принимаются как реакция на неблагоприятные изменения. Более перспективной является модель проактивного (опережающего) управления, когда управленческие решения принимаются планомерно, на основе прогнозов развития ситуации.

Но в настоящее время для внедрения такого рода модели опережающего управления в экономическую политику в России нет достаточных ни нормативно-правовых, ни теоретикометодических оснований. Очевидно, что эта проблема требует решения, в частности в рамках реализации федерального закона о стратегическом планировании в Российской Федерации. Ведь в данном случае речь идет о формировании набора вариантов реализации стратегии развития, которые учитывают различные комбинации влияющих факторов, в зависимости от сочетания которых изменяется не только вариант реализации стратегии, но и набор обеспечивающих ее инструментов и мер экономической политики.

Следовательно, не только министерства и ведомства «силового» блока (МЧС России, Минобороны России и др.) должны иметь планы реагирования на те или иные угрожающие нормальному развитию и функционированию социально-экономической системы события - паводки, лесные пожары, террористические акты, вооруженные конфликты и проч. Подобного рода планы директивного характера должны быть разработаны (хотя бы на уровне «дорожных карт», обозначающих общий замысел и направленность действий) и для кризисных ситуаций в экономике и социуме: с определением целей и задач предстоящих действий, источников и объемов их ресурсного обеспечения, закреплением ответственности органов управления и должностных лиц и т.д. Такой подход позволит, по мнению автора, повысить эффективность реализуемой в стране политики в социальной и экономической сферах.