Ухтинский доманик - назад в будущее российской нефти

Первые упоминания об ухтинской нефти — « горячей воде густой » — даются еще в рукописях Двинской лето-пиcи XV века, где упоминается о местном племени чудь, собиравшем жидкость c поверхности реки и широко иc-пользовавшем ее, в том числе для лечения некоторых болезней [11]. К концу 17-го века о нефти «из доманика» стало известно не только в Москве, но уже и в Западной Eвропе. Сотрудник голландского посольства в Москве Николас Вит-cон, в своей книге «Северная и Восточная Татария», изданной в Амстердаме в 1692 г. [15], отмечал, что на р. Ухте, « отстоящей от Печоры », из воды выделяется нефть, «.. там же находят и некий камень доманик, который горит наподобие свечи, издавая от себя черный свет ». Известно, что Петр I был весьма заинтересован ухтинской нефтью и залежами доманика. По некоторым источникам, в 1697 г. он переправил несколько образцов в Голландию, « для опытов » [3, 7].

Общепринятое, формально первое документальное упоминание о нефтяном месторождении в Poccии было напечатано в газете «Ведомости» от 2 января 1703 г.: «Из Казани пишут, на реке Соку1 нашли много нефти...» [13]. Новости для газеты выбирал caм учредитель печатного издания — император Петр I. В 1721 г. рудознатец из Мезени Григорий Черепанов сообщил в Берг-коллегию, ведавшую развитием российской промышленности, о находке «не-втяного ключа» на р. Ухте в Пустозерс-ком уезде Архангелогородской губернии и об идее построить там завод. Император горячо поддержал стремления рудознатца, приказал вручить ему «денег шесть рублев2», «чтоб он также и прочие впредь к сысканию руд лучше имел охоту» и велел отправить c ним аптекаря3, дабы «…освидетельство-вать …и учинить пробу» [11]. В результате в Москву было доставлено десять ведер ухтинской нефти. Однако далее дело Черепанова не заладилось — император-реформатор в 1725 г. скончал-cя, a про Ухту в Берг-коллегии позабыли.

Спустя двадцать пять лет замысел о строительстве завода возродил другой архангелогородский «рудообыскатель» Федор Савельевич Прядунов (1694— 1753). Ответ на его прошение из гocy-дарственной Берг-коллегии, полученный в конце 1745 г., был удовлетворительным и отражен в документе под названием «Экстракт»: «1745 г. ноября 18 день по определению Берг-коллегии, а по доношению бывшей архангелогородской Берг-конторы по прошению архангелогородца Федора Прядунова велено в Архангелогородской губернии в Пустоозерском уезде в пустом мес-тe при малой реке Ухте завесть нефтяной завод и, распространяя, содержать ему тот завод довольным капи-талом4 без остановок и ту нефть продавать…» [11]. В августе 1746 г. Федор Прядунов c женой Федосьей и вологжанином Андреем Нагавиковым «запустили» на реке Ухте первый в России нефтедобывающий промысел5. Само сооружение представляло собой четырехугольный сруб6, установленный над нефтяным ключом, бьющим по средине реки, «…в 13 рядов, из коих шесть были загружены на дно, а прочие находились на поверхности... Внутри сруба поставлен узкодонный чан, который истекающую из воды нефть впускал в себя отверстием дна, от бы- стротекущей воды защищал его поставленный с одной стороны водорез». Нефть из колодца черпали ковшом. Кроме колодца были и другие строения: сарай для хранения нефти, баня и дом. На промысле также работали сын Пря-дунова Степан и вольнонаемные «работные люди». Первый колодец простоял до первого паводка — в мае 1747 г. «..вешнею водою колодец и крепость каменную разломало» [4]. В начале марта 1748 г. Федор Прядунов привез сорок пудов собранной нефти в Москву. Следует упомянуть, что во многих и даже последних научно-популярных изданиях и статьях, посвященных развитию нефтяной промышленности, промысел Прядунова значится как «первый в мире нефтеперерабатывающий (или нефтеперегонный) завод» [5, 6]. По мнению же большинства историков, это культивирующийся еще c советских времен миф, переходящий из учебника в учебник. А. Матвейчук в одной из cвоих статей [4] обращает внимание на то, что в 1949 г. «…по указанию партийных органов в стране началась широкомасштабная кампания, получившая в народе меткое определение: «Россия — родина слонов». Именно тогда в отечественной научной и популярной ли-тeратуре отчетливо проявилась тенденция приписывать русским ученым и изобретателям чуть ли не все важнейшие открытия и изобретения современной цивилизации». Но вернем-cя к нашему рудознатцу, для которого c «вешнею водою» началась пoлoca несчастий. О том, что нефть можно «передвоить», получив более чистый, co-ответственно более дорогостоящий продукт, Федор Прядунов знал, и была у него идея использовать c этой целью

убыточный медеплавильный завод в Архангельске, предложенный Берг-коллегией «в приват» как раз перед началом ухтинского предприятия⁷ [11, с. 18]. Осенью 1748 г., в лаборатории Берг-коллегии обер-пробирером Лейманом в присутствии Прядунова была осуществлена перегонка нефти — «… по пе-редвойке явилось чистой нефти две трети весом 26 пудов 26 фунтов с половиною… ». Перегнанную нефть в Москве, как оказалось, не так просто было сбыть. Два пуда за 60 рублей он продал конюшенной концелярии, остальное разносил по дворам, предлагая в качестве лекарства. По донесению Медицинской коллегии [10], за « неискусное лечение » не только «подлого народа, но и знатных персон» врачебная практика Прядунову была запрещена. Он еще раз ездил за нефтью, но, не получив поддержки от государства, так и разорился, закончив свою жизнь в 1753 г. в долговой тюрьме. Позже нефтяное дело Прядунова переходило от одного владельца к другому, среди которых были купцы А. Нагавиков, М. Баженов и даже крестьяне Мингалев и Набатов.

Последним хозяином завода был Степан Прядунов, стоявший вместе с отцом у истоков предприятия8. Пройдет еще сто лет до того, как на берег р. Ухты высадится новое поколение нефтепромышленников.

В 1843 г. на Печору для геологических исследований и составления первой точной карты на основе астрономических наблюдений прибыла экспедиция, возглавляемая геологом Александром Андреевичем Кейзерлингом и капитан-лейтенантом Павлом Ивановичем Крузенштерном (сыном известнейшего мореплавателя Ивана Федоровича Крузенштерна). Граф А. Кейзерлинг не только первым закартировал Тиманский кряж, но и сделал первое научное описание Ухтинского района [14]. Он установил, что свиты здесь сложены в пологую антиклинальную складку, а нефтесодержащей породой является битуминозный доманик — глинистый сланец пропитанный нефтью. Им были произведены сбор уникальной доманиковой фауны и ее первое определение. С домаником граф был знаком еще до поездки, по статье члена-корреспондента Санкт-Петер- бургской академии наук Тертия Степановича Борноволокова (1764—1813) «Записка о доманике, горном масле и каменном угле», опубликованной в «Трудах Вольного экономического общества» в 1809 г. Но внимание Кейзер-линга привлек не только сам горючий камень, но и его название — «дома-ник». В очерке «Об одной поездке в Печорский край» [14], он упомянул, что интересовался происхождением слова у местного населения и у языковедов. По их мнению, это слово явно незырянского происхождения. По сообщению главного лесничего Усть-Сысольского уезда Греве, в начале сопровождавшего экспедицию, но затем сбежавшего9, слово ДОМАНИК произошло от русского слова «дом» (жилище) и «аника» (имя известнейшего из династии Строгановых помещика, организовавшего солеваренный промысел в Соли Вычегодской в 1515 г.10). В данной версии языковеды сомневались, а Кейзерлинг предположил, что доманик происходит не от слова «дом», а от слова «дым», то есть — дыманик [14, с. 396]. И вправду, дома-никовый сланец, если его поджечь, изрядно коптит, но то, что сланец, как он пишет, «.. использовали охотники в качестве топлива», при обилии дров в тайге все же вызывает сомнения.

Местные крестьяне продолжали собирать и употреблять нефть для личных нужд и на продажу. Использовали «деготь» по-прежнему, в качестве лекарства и для смазывания колесных осей телег. В год общее количество счерпанной нефти не превышало двадцати пяти пудов, стоимость же пуда составляла около одного рубля [9, с. 5]. Крестьяне кроме нефти активно использовали и сам доманик: в малую воду из русла рек вытаскивали плиты, сушили их и раскалывали деревянными кольями на тонкие пластины. Далее пластины вымачивали в воде, а после обработки обычными столярными инструментами шлифовали брусками и полировали смоченной в воде суконкой [12]. Изделия из камня-доманика были хорошо известны и в центральной России. В 1888 г. Владимир Иванович Даль так напишет о доманике в своем словаре [1]: «...пропитанный нефтью глинистый сланец, плита… из которой делают столешницы, подоконники и пр.», а далее: «…доманиковое масло, нефть, всплывающая на воду в ломнях дома-ника». И действительно, из доманико-вых пластин изготавливались крышки столов, подносы, линейки, покрывались полы в церквах.

Но вернемся к нашим «рудообыс-кателям». Помимо ученых-географов одновременно с экспедицией А. Кей-зерлинга и П. Крузенштерна в Печорский край отправился купец и промышленник Василий Николаевич Латкин «..с целью — исследовать и описать его и, если возможно, учредить компанию, чтоб с помощью ее капиталов развить там промышленность, пользоваться природными богатствами края, до сих пор как будто забытыми и не приносящими никакой пользы » [8]. Вместе с П. Крузенштерном и со своим родственником М. Сидоровым Василий Латкин организовал «Печорскую компанию», активно изучал водные пути, главным образом морской выход в устье Печоры и начал работы по заготовке и вывозке лиственничного мачтового леса в Россию и за границу. Но компанию заинтересовал не только лес.

В 1865—1866 гг. Михаил Сидоров провел изыскания на р. Ухте с ее притоками и подал первую за последние сто лет заявку на отвод земель под нефтепромысел государь-императору [9]11. Прежде, в феврале 1864 г., лесничий 2-го Мезенского уезда12 П. Ф. Гладышев, получил распоряжение от Архангельской палаты государственных имуществ обратить особое внимание на те пространства, которые «..при дурном качестве леса изобилуют камнем, песком, гравием, глиной и другими подобными сему материалами, могущими приносить в казну постоянный доход», при этом «приискать желающих добывать камень» [9, с. 2]. Следует отметить, что Министерство государь-импе- ратора ежегодно, начиная с 1844 г., т. е. в течение двадцати лет, предписывало вышеупомянутой палате найти желающих заниматься поисками и разработкой нефти и каменного угля в Архангельской губернии. В июне 1864 г. Гладышев сообщил в палату сведения об источниках нефти и залежах доманика и письмом попросил М. Сидорова принять участие в разведке и разработке «означенных минералов». Лесничий писал: «…этим Вы, кроме дохода казны, доставили бы бедным крестьянам, живущим на р. Ижма, заработки, могущие улучшить незавидный их быт...» [9, с. 4]. Положение местных жителей — туземцев или аборигенов, как их часто называли люди от государства, кроме занятых оленеводством, было чрезвычайно плачевным. При суровом климате, отсутствии дорог и пашенных земель доставка муки из Чердыни через Усть-Цильму, далее вверх по Печоре и Ижме обходилась дорого. К середине зимы хлеб обычно заканчивался, и его заменяли лепешки из пихтовой коры13. Неудивительно, что о невозможности заселения Печорского края политическими преступниками писала, как отметил М. Сидоров, государственная комиссия от министра внутренних дел П. А. Валуева. Но все же, прекрасно осознавая все трудности и будущие личные финансовые издержки, промышленник верил, что «…развитие нефтяной промышленности на севере и постройка нефтяных заводов несомненно принесут громадную пользу как отечественной промышленности вообще, так и Печорскому краю в особенности; …бу-дут содействовать удешевлению и распространению употребления нефти в северных губерниях России и заселению пустынных окраин Севера».

Но не суровый климат и отсутствие дорог препятствовали М. Сидорову и другим промышленникам, подавшим заявки на отвод земель под нефтяной и доманиковый промысел. Основной причиной было отсутствие в России соответствующих законов, а те распоряжения, что были, оказались совершен- но неприменимы к условиям Севера. Например, пошлина с пуда добытой нефти на севере была приравнена к пошлине, уплачиваемой с нефти кавказских месторождений. Притом что с пуда ухтинской нефти «осветительных веществ» (керосина) можно было получить в десятки раз меньше, чем с апшеронской, да и добыча и переработка нефти на Кавказе была давно налажена. Многолетняя переписка с властями и бесчисленными палатами, то запрещающими отводы, то разрешающими их, стоила огромного терпения и денежных средств Сидорову и еще двенадцати предпринимателям, последовавшим его примеру. Вот цитата из очередного эмоционального письма: «…Заявители, потратив капиталы на «отыскания», заявки и принятия отводов разочаровались. Некоторые, за неимением денег на уплату долгов, передали права свои на участки в другие руки; а сами от неудачи, не по их вине, в задуманном предприятии, отправились в небесный мир молить Бога об умилостивлении новых администраторов на пользу тех, кто избавил от земных страданий и кто заплатил за них долги, сделанные ими в твердом уповании на тщетное правосудие в земном мире. Впрочем, все, как видно, скорее дойдут до могилы, чем при всех их усилии при жизни, достигнут развития нефтяного и доманико-вого дела на севере» [9, с. 15].

На деле государство ни материально, ни на уровне принятия дееспособных законов не содействовало развитию края, никак не желало отдавать земли в руки промышленников. С помощью частного капитала впервые проводились буровые работы на севере. Закладка первой скважины была произведена в 1868 г. поверенным Сидорова чиновником Лопатиным на правом берегу Ухты, напротив устья речки Нефть-Йоль14. В 1875 г., вследствие поломки английского инструмента, бурение было завершено на глубине 52 метра15. На средства «Печорской компании» прокладывались новые дороги и очищались фарватеры рек от завалов. Впервые был открыт вход в Печорский залив, определен с точностью фарватер, а напротив мелей по берегам залива поставлены башни и знаки. До начала деятельности Сидорова не было даже карты морского пути на Печору [2]. Здесь зародились судостроительство и пароход-ство16 — десятки тысяч пудов доманика и нефти сплавлялись к ее устью и на зафрахтованных иностранных судах отправлялись во Францию «для опытов и освещения Парижа17». Образцы нефти и горючего сланца в составе предметов Севера были представлены на международных выставках в Париже, Вене, С.-Петербурге, Москве и Филадельфии, и на четырех первых были получены награды первой категории [9, с. 109].

Россия стояла на пороге нефтяного бума.