Установление личной заинтересованности у лица, совершающего должностное преступление

Омск, Россия, ,

Наиболее сложная задача при квалификации преступлений – установление точного соответствия между оценочными признаками уголовно-правовых норм и индивидуально определенными обстоятельствами общественно опасных посягательств. Небесспорно представление о процессе квалификации как о движении от выяснения обстоятельств конкретного события к норме. Квалификация начинается с выдвижения гипотезы о наличии в содеянном признаков одного из преступлений, предусмотренных уголовным законом, которая затем проверяется путем сопоставления признаков квалифицируемого посягательства и признаков предполагаемого состава. Установленное по делу индивидуальное обстоятельство, соответствующее описанному в уго- ловном законе признаку состава преступления, наполняет его реальным содержанием.

Оценочные признаки, содержание которых необходимо раскрыть в процессе квалификации, могут быть таковыми по определению, например, «существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций» при злоупотреблении должностными полномочиями (ч. 1 ст. 285 УК РФ) или их превышении (ч. 1 ст. 286 УК РФ). Отдельные признаки проявляют свой оценочный характер при более пристальном взгляде на них. К ним можно отнести личную заинтересованность, которая является криминообора-зующей для злоупотребления должностными полномочиями (ч. 1 ст. 285 УК РФ) и дифференцирующей ответственность за их превышение (п. «е» ч. 3 ст. 286 УК РФ).

Личная заинтересованность как криминообразующий признак и обстоятельство, повышающее общественную опасность деяния

Содержание оценочного признака «личная заинтересованность» уточняется в п. 16 постановления Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. № 19 (далее – постановление № 19) путем указания на его типичные проявления. Под личной заинтересованностью предлагается понимать «…стремление должностного лица извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленное такими побуждениями, как карьеризм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т. п.»1. Например, карьеристские побуждения может образовывать стремление угодить руководству для обеспечения дальнейшего служебного роста. Негативную коннотацию карьеризм приобретает при использовании незаконных средств и методов. Так, указанным мотивом руководствовался военный комиссар одного из субъектов Российской Федерации, когда принуждал подчиненных районных комиссаров принять участие в создании «подарочного фонда» для поздравления вышестоящих должностных лиц. Комиссары были вынуждены выполнять незаконное требование начальника, осознавая при этом, что тот явно выходит за пределы своих полномочий2.

Иной личной заинтересованностью, по мнению суда, выраженной в «…желании приукрасить истинное положение дел во временно возглавляемой им исправительной колонии, показать свою состоятельность как руководителя и обеспечить себе преимущество среди других кандидатов на должность начальника…», руководствовался, превышая свои должностные полномочия, исполняющий обязанности начальника учреждения ФСИН, «…который, в целях безусловного выполнения годового плана по объему выпуска… товарной продукции… осознавая противоправность и общественную опасность своих действий… решил организовать заведомо для него незаконное привлечение осужденных, находящихся от него в зависимости… к сверхурочным работам, грубо нарушая при этом установленную законом их продолжительность»3. Данный пример иллюстрирует взаимосвязанность примеров, имеющих «личную» окраску «криминальных» мотивов, приведенных в постановлении № 19. Часто карьерные амбиции реализуются в числе прочего путем приукрашивания действительного положения дел. Повышает общественную опасность подобных деяний способ их совершения, состоящий в нарушении правоохраняемых интересов других лиц.

Стремление скрыть недостатки в работе, связанные с некомпетентностью, может быть удовлетворено за счет причинения вреда безопасности государства. Например, превышение должностных полномочий начальником отдела тыла Вооруженных Сил РФ выразилось в следующем: «…желая продемонстрировать командованию свою исполнительность» и якобы «не допустить срыва государственного заказа» скрыл от руководителя управления информацию о существенном расхождении технических характеристик закупаемого вооружения с требуемыми, дал указание подчиненным подготовить заявку на закупку ненадлежащих изделий, которую затем согласовал4.

При рассмотрении уголовных дел суды обращают внимание на то, что перечень видов личной заинтересованности, приведенный в постановлении № 19, не исчерпывающий и открытый, а сам этот признак имеет оценочный характер. Следуя такому подходу, суд, признавая виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 285 УК РФ, участкового уполномоченного, злоупотребление которого состояло в незаконном задержании двух граждан и необоснованном привлечении их к административной ответственности, усмотрел личную заинтересованность в намерении

«…создания индивидуальных комфортных условий для осуществления служебной деятельности, минимизации затрат сил и времени на выполнение должностных обязанностей по сравнению с тем, если бы виновным соблюдались требования законодательства…»5.

Б.В. Волженкин к личной заинтересованности относил и «…такие мотивы, как месть, зависть, тщеславие, стремление уйти от ответственности за допущенные ошибки и недостатки в работе» [1, с. 108]. Так, глава муниципального образования, «…желая создать видимость служебного благополучия и скрыть упущения в работе, выразившиеся в нарушении условия исполнения требований муниципальной программы, неисполнении требования о возвращении бюджету неосвоенных средств…»6 злоупотребил должностными полномочиями, осуществив приемку недостроенной сцены и не выполнив требования пожарной безопасности в части сооружения защитных противопожарных полос вокруг территории поселка.

Личная заинтересованность в повышении результатов служебной деятельности незаконными средствами

Злоупотребление должностными полномочиями главой муниципального образования выразилось в нарушении порядка оплаты по муниципальным контрактам. Сам он утверждал, что причиной нарушения «…по-служила не личная выгода, а необходимость улучшения инфраструктуры… и качества жизни горожан, поскольку в случае неосвоения денежных средств, выделенных на улучшение дорог, данные средства в последующем бы не выделялись». Между тем суд, описывая личную заинтересованность подсудимого, фактически подменил ее совершенным виновным деянием, указав, что мотив был реализован «путем исполнения принятых на себя служебных полномочий не в порядке, предусмотренном действующим законодательством, локальными нормативными актами, определяющими полномочия, порядок деятельности главы городского поселения, а в ином, вопреки интересам службы, самостоятельно определенном порядке, в результате чего в отсутствие на то каких-либо правовых оснований из бюджета муниципального образования были перечислены денежные средства в сумме 586 715 рублей в пользу ООО…»7.

С.А. Яшков приводит ряд примеров непризнания судами личной заинтересованности, а именно стремления приукрасить действительное положение дел, «освоения бюджетных средств в текущем финансовом году» с нарушением процедуры закупок, и характеризует эту проблему как одну из наиболее сложных [2, с. 70]. В каждом конкретном случае необходимо выяснять, существовали ли объективные причины для нарушения условий и сроков выполнения государственных и муниципальных контрактов или это следствие нераспорядительности должностного лица. Также следует устанавливать, являются ли нарушения финансовой и иной дисциплины, допущенные в контрактной сфере, формальными, подразумевающими выполнение подрядчиками и поставщиками своих обязательств, или нарушением долга службы причинен реальный существенный ущерб. Перечисленные объективные обстоятельства могут оказаться решающими при отграничении незаконно проявленной «в интересах дела» личной инициативы от явно антиобщественной мотивации субъекта.

Небесспорна личная заинтересованность должностного лица, которое получает денежные средства хотя и незаконно, но для использования в интересах организации. Так, командир части, зная о совершении подчиненным грубого дисциплинарного проступка, решил использовать данный факт для получения денежных средств от последнего, намереваясь потратить их на ремонт помещений части. Виновный дал подчиненному указание о передаче ему 200 тыс. рублей, пояснив, что в противном случае тот будет уволен с военной службы. Через некоторое время размер требуемой суммы был снижен до 100 тыс. рублей.

Суд первой инстанции изменил данную следствием квалификацию действий командира части с получения взятки на злоупотребление должностными полномочиями, совершенное «…из иной личной заинтересованности, имевшей целью создание более благоприятных бытовых условий во вверенной воинской части…»8. Обе нормы (ст. 290 и 285 УК РФ) не точно отражают юридическое содержание содеянного военным руководителем. Взяточничество исключает отсутствие у субъекта корыстной заинтересованности, цели незаконного обогащения себя или иных лиц. Должностным злоупотреблением требование и последующее незаконное получение денежных средств от подчиненного не может быть признано по причине отсутствия как у данного конкретного, так и у любого другого командира части соответствующих полномочий. Виновный, явно выходя за пределы своей компетенции, предъявил к подчиненному очевидно незаконные требования, используя при этом свое должностное положение, то есть совершил преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 286 УК РФ.

Командир артиллерийской батареи был признан виновным в превышении должностных полномочий (ч. 1 ст. 286 УК РФ). Являясь «…должностным лицом и прямым начальником для личного состава указанной батареи, действуя из ложно понятых интересов службы, с целью получить денежные средства для приобретения строительных материалов для нужд данного подразделения, явно выходя за пределы предоставленных должностных полномочий, за денежное вознаграждение на шесть месяцев незаконно освободил подчиненного военнослужащего от исполнения обязанностей военной службы, за что получил от последнего денежные средства на сумму 90 000 и 40 000 рублей, которые израсходовал на приобретение строительных материалов для благоустройства казарменного помещения батареи»9.

Следует отличать иную личную заинтересованность, которая противопоставляется общественному интересу и стоит в одном ряду с корыстью [3, с. 278], от ложно понимаемых интересов службы. По мнению Б.В. Волжен- кина, «весьма распространенная в свое время ссылка на узковедомственные или ложно понимаемые государственные или общественные интересы как на достаточный мотив для обвинения в должностном злоупотреблении – противоречит закону» [4, с. 146]. П.С. Яни применительно к укрытию преступлений сотрудниками внутренних дел делает оговорку о возможности использования в обвинении ссылки на ложно понимаемые интересы службы, если неукрытие преступлений влекло для виновных какие-то неблагоприятные последствия по службе, то есть когда к противоправной деятельности должностных лиц фактически принуждало руководство [5, с. 42]. Вряд ли правильно исходить из того, что сотрудники органов внутренних дел действительно считали, что интересы службы состоят не в защите интересов личности и общества, а в формировании высоких показателей раскрываемости преступлений. Возможно, в подобных ситуациях низменные, повышающие опасность должностного злоупотребления мотивы исключаются в силу вынужденного поведения субъектов, которые обоснованно ни карьерного роста, ни материального вознаграждения за укрытые преступления не ждали.

Вряд ли обстоятельством, исключающим личную заинтересованность как мотив, предусмотренный основными или квалифицированными составами должностных преступлений, должно выступать отсутствие у субъекта осознания несоответствия его деяния интересам службы и организации. «В большинстве случаев, ‒ пишет В.В. Хилюта, ‒ посягательства, в основе которых лежит мотив "ложно понятые интересах службы", совершаются в силу влияния… побуждений корпоративно-ведомственного характера, формирование которых является следствием несовершенства существующей оценки работы государственных органов…» [6, с. 134‒135]. Следует согласиться с А.А. Сосновским в том, что связанные с ложно понятыми интересами службы «…жалость, сострадание, способность воспринимать трудности других людей и оказывать содействие в их решении, желание сохранить доброе отношение людей... не могут рассматриваться в качестве иной личной заинтересованности, поскольку такого рода личные побуждения не носят низменного характера» [7, с. 129].

Спорной является аргументация судом личной заинтересованности главы муниципального образования как стремление получить уважение жителей района и одобрение руководителей10, который незаконно привлек к подготовке Дня пожилых людей лицо, отбывающее наказание в виде обязательных работ. Сложно усмотреть антиобщественный мотив в деянии начальника отдела миграции, которая в обмен на обеспечение вверенного ей подразделения бумагой, расходными материалами для множительной техники дала указание подчиненным не привлекать к ответственности «спонсоров» за нарушение миграционного законодательства11. Незаконное служебное поведение указанных должностных лиц в первую очередь мотивировано желанием провести праздник для жителей муниципального образования, стремлением создать необходимые условия для функционирования отдела. В подобных случаях допустимо усматривать конкуренцию общественно значимых и личных мотивов, в том числе перечисленных в постановлении № 19, повышающих общественную опасность содеянного. Сложно абсолютно исключить из мотивации субъектов комментируемых посягательств желание главы администрации занять более высокую, возможно, выборную должность, а также стремление начальника отдела миграции к карьерному росту. Между тем предлагаем конкуренцию поощряемых обществом и личных антиобщественных мотивов разрешать в пользу первых. Хотя вряд ли здоровый карьеризм и стремление заручиться поддержкой руководства при решении какого-либо вопроса – это однозначно порицаемая мотивация деятельности должностного лица.

У комментируемой проблемы квалификации есть еще один важный аспект. Представление о составе преступления как о системе признаков позволяет заключить, что и в законодательном описании любого посягательства, и в реально совершенном деянии субъективные признаки соответствуют объ- ективным, и наоборот. Например, о направленности умысла виновного мы судим по его действиям и иным объективным обстоятельствам посягательства. Подобным образом исследуемые мотивы находят свое объективное выражение не только в поведении субъекта, но и в предполагаемых им самим и фактически наступивших последствиях, а также иных результатах. Причем эти результаты могут быть как общественно полезными – хотя вряд ли так можно говорить об итогах незаконных действий, поэтому скорее общественно нейтральными, – так и общественно вредными и опасными. Например, при рассмотрении дела о превышении должностных полномочий командиром части, который незаконно передал фермеру четыре коровы, полученные в «счет оплаты оказанных услуг», но при этом заключил с фермером договор о поставке части строительных материалов, судом было установлено, что стоимость поставленных материалов превысила стоимость коров и понесенных транспортных расходов. Суд сделал вывод, что «…в результате действий осужденного материального ущерба части причинено не было и существенного нарушения прав и законных интересов ее, общества и государства не произошло…»12.

Очевидно, что мотивом обеспечения справедливости, а не личной заинтересованностью, с чем согласился и кассационный суд, руководствовался ректор Саратовского технического университета, должностное превышение которого выразилось в передаче без согласования с Министерством образования и науки РФ жилых помещений сотрудникам университета, не относящимся к категории «молодой ученый». Впрочем, отсутствие повышающего опасность мотива не исключила ответственность ректора за превышение должностных полномочий, повлекшее тяжкие последствия, которые выразились в расходовании 25 миллионов бюджетных средств без учета их целевого назначения и в нарушении прав не менее 25 сотрудников, соответствующих критерию «молодой ученый»13.

Приведенные примеры судебной практики иллюстрируют процесс наполнения оценочного признака «иная личная заинтересованность» реальным содержанием. Причем вряд ли продуктивными являются предложения об установлении «…на законодательном уровне перечня… низменных побуждений, составляющих суть иной личной заинтересованности…» [8, с. 240], поскольку это ограничит возможность справедливого учета всех обстоятельств квалифицируемого события. В свою очередь, определенности уголовного закона не будет способствовать признание того, что «…противоправные действия должностных лиц по мотиву иной личной заинтересованности вытекают в материальную составляющую, что относится к корыстной цели» [9, с. 201]. Не любые незаконные выгоды, имеющие в своей основе эгоцентрическое попрание виновным общественного и государственного интереса, могут получить количественную материальную оценку.

Высказывалось предложение об исключении корыстной или иной личной заинтересованности из числа обязательных признаков должностных преступлений, так как «…иные мотивы порождали бы противоречие между общественно одобряемыми внутренними побуждениями субъекта и вызванным ими служебным поведением, заведомо существенно нарушающим интересы личности, общества и государства» [10, с. 144]. Данный подход безоговорочно принять сложно, так как практике известны случаи, когда должностное лицо причиняет существенный вред одним интересам, защищая при этом другие, являющиеся, как ему представляется, более важными и ценными. И при этом субъекта сложно упрекнуть в эгоизме и низменных побудительных причинах незаконного служебного поведения. Вместе с тем нельзя отрицать связь между внутренними побудительными мотивами и реально причиняемым вредом. Признание заинтересованности личной в уголовно-правовом значении предполагает ее оценку в контексте других обстоятельств содеянного. В качестве методологической основы здесь выступает представление о составе преступления как о системе, где объективные при- знаки соответствуют субъективным, и наоборот, о внутренних побуждениях субъекта мы судим по действиям, их последствиям и иным объективным обстоятельствам.

Заключение

Мотив личной заинтересованности должностного лица следует отличать от личной заинтересованности любого преступника. Отличие определяется лежащей на должностном лице обязанностью в своей служебной деятельности руководствоваться не личным, а публичным интересом. О личной заинтересованности у лица, совершающего должностное преступление, свидетельствует явное противопоставление низменного, порицаемого обществом личного мотива интересу публичному и правоохраняемому. Вместе с тем мотивы нарушения должностным лицом долга службы могут конкурировать, когда незаконные методы субъекта направлены на достижение одобряемого обществом результата. В подобных случаях значительно снижается негативное проявление таких видов личной заинтересованности, как карьеризм, желание добиться расположения руководителя, так как их реализация сопряжена с повышением, хотя и незаконным путем, эффективности служебной деятельности. Желание приукрасить действительное положение дел не является преступным личным побуждением, если субъект намерен путем совершения незаконных действий фактически улучшить положение дел, а не скрыть недостатки и нарушения. Отсутствует личная заинтересованность в виде стремления заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, если должностное лицо нарушает нормативный акт, регулирующий его деятельность, в общественных, как он считает, интересах или для восстановления справедливости. Возвращаясь к системному представлению о составе преступления и обстоятельствах конкретных посягательств, заметим, что и вредные последствия правонарушений должностных лиц при отсутствии личной заинтересованности, как правило, не являются существенными.