Византизм и российская власть: уроки и смыслы

П осле того как неудачный для старомосковской знати государственный переворот 1730 г. был подавлен, Россия еще крепче оказалась привязанной к Западу. Столица страны надолго переместилась в Санкт-Петербург. Этим актом императрица Анна Иоанновна уничтожила Москву как центр славяно-православной цивилизации, опирающейся на теорию и практику византийской государственности. Появление нового престольного града на берегах Невы, сотканного из идей и практики романо-германской цивилизации, фактически ставило крест и на теории «Москва – Третий Рим».

При этом не было выработано другой политической теории, способной отразить историческое место и значение новой российской столицы как преемницы Третьего Рима. Санкт-Петербург стал классическим образцом «догоняющей модернизации», заставляя российскую власть смотреть на Запад как на центр мира. Тем самым были созданы идеологические условия для новых социально-политических перестроек в России, способных еще больше подавить ее значение как наследницы Византии.

Когда утвердилась мировая гегемония США, а Советский Союз прекратил существование, стало ясно, что возрождение России как Третьего Рима, способного вновь занять место Византии в качестве лидера славяно-православной цивилизации, не устраивает Запад. Среди западных аналитиков стало общим правилом причислять Византию и российскую власть, ориентированную на ее стандарты, к восточным деспотиям или связывать их природу с архаикой традиционных, как считал Леви-Стросс, «холодных» обществ, не способных к прогрессу. Упор делался на то, что в современных условиях «основная идеологическая борьба будет идти … между демократией ХХI в. и мракобесием темного ХI в.»1.

АСОНОВ

Николай

Васильевич – д. полит.н., доцент кафедры социологии и политологии

Московского университета МВД России

Невольно возникает вопрос о причине столь враждебного отношения к России со стороны Запада. Дело в том, что, по мнению З. Бжезинского и некоторых американских идеологов, Россия все еще тесно связана с главным наследием византизма – православи-ем2, и именно оно представляет сегодня одну из величайших угроз для безопасности США.

В чем же состоит эта угроза? Она состоит в том, что православие как основа византийской государственности никогда не существовало в отрыве от политической жизни. Его ключевые нормы и пра- вила формировались и постулировались совместно духовной и светской властью, благодаря чему православный человек стал политизированным человеком. Он не может равнодушно относиться к тому, какая форма правления установлена в государстве и куда ведет его власть. Как выразился в свое время патриарх Кирилл, «нельзя быть христианином дома, в тишине своего кабинета, и перестать им быть на профессорской кафедре или на трибуне парламента. … Христианская мотивация должна присутствовать везде, где трудится верующий человек... не говоря уже о политической и общественной деятельности»1.

В этих условиях с особой актуальностью встает вопрос о византизме как социально-политическом явлении и о том, какие уроки и смыслы несет он для российской власти. Сторонники и противники византизма, ориентированные на разные политические идеалы, по-разному трактуют его содержание и значение для России. Данный спор ведется уже более ста двадцати лет, но сейчас, в условиях затянувшегося для нас системного кризиса, приобрел «второе дыхание».

Расхождения в толкованиях термина «византизм», отсутствие серьезной исследовательской базы привели к тому, что почти во всех энциклопедиях и словарях он обойден молчанием. Это касается таких фундаментальных изданий, как многотомный Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, Большая советская энциклопедия, Советская историческая энциклопедия, Новая российская энциклопедия и Большая российская энциклопедия. Нет определения византизма в Православной и Католической энциклопедиях, в Большом академическом словаре русского языка, в Социологической и Политологической энциклопедиях.

А там, где можно встретить развернутое объяснение того, что представляет собой византизм, видно, насколько однобоко и в то же время противоречиво его понимание. Одни описывают византизм как проявление русской политической мысли, ориентированное на приоритет духовно-нравственных начал, выработанных Византией, считают его «консервативной и реакционной» силой, «противостоящей “упрощени ю и смешению”, идущему с

Запада»2. Другие трактуют византизм как «совокупность темных сторон византийского государственного и частного быта: придворную лесть, деспотизм, тонкий ум при свободе от нравственных правил, пышность и разврат»3.

Нетрудно заметить, что подобные формулировки, идущие от В.С. Соловьева и некоторых представителей немецкой политической мысли конца XIX в., наносят удар не только по Византии, но и по России, ставшей ее преемницей. Поэтому, прежде чем говорить о значении византизма для российской власти, важно разобраться в том, что он представляет собой как явление социально-политической жизни. По мысли К.Н. Леонтьева, который в 80-х гг. XIX в. ввел этот термин в научно-политический оборот, византизм есть, прежде всего, православная церковь и царь4. Признаки византизма состоят в единстве «религиозных, государственных, нравственных, философских и художественных» идей, выработанных Византией.

В отличие от славизма, в основе которого лежит «идея общей крови и сходных языков», но отсутствует объединяющая религиозно-политическая основа, византизм является крепким дисциплинирующим началом у славян. Следовательно, именно он, а не славизм способен противостоять «эгалитарно-либеральному процессу», представляющему собой «вторичное смесительное упрощение». Идя к нему, Запад стремится через сложную административную, судебную и потребительскую систему при активном участии СМИ «привести всех и все к одному знаменателю» – создать «среднего человека». Тем самым будет уничтожена «цветущая сложность» мировых цивилизаций, а человечество окажется на краю гибели. Византизм, считал К.Н. Леонтьев, стоит на пути этого опасного процесса. Поэтому, когда идет подавление славянских культур, следует знать, что «для существования славян необходима мощь России, а для силы России необходим византизм. Следовательно, тот, кто потрясает авторитет византизма, под- капывается… под основы русского государства. Тот, кто воюет против византизма, воюет… против всего славянства»1.

Но почему византизм для К.Н. Леонтьева является положительной альтернативой всем новациям Запада? Дело в том, что православная система ценностей предлагает совершенно иную заботу о человеке.

Попробуем рассмотреть основные положения византизма как сугубо православного явления мировой истории. Византизм исходит из того, что «мир во зле лежит» и говорить о поступательном движении мировой цивилизации не приходится. Прогресс – это ускоренное движение к царству Антихриста, ибо будущее, по словам пророка Амоса, есть тьма, а не свет. На этом основано равнодушие византизма к земным радостям, заставляющее в первую очередь думать не о том, как жить лучше, а о том, как быть лучше. Спасение «зарабатывается» католиком путем добродетельного труда, и тем самым искупается собственный грех. Протестантизм вообще снимает вопрос о необходимости добрых дел для спасения, нацеливает на внешнюю практическую деятельность как на основное содержание бытия. И только в православии спасение осмысляется как внутреннее перерождение человека, его преображение духовное2. В византизме три главных уровня любви: к Богу, к монархии и нации составили известную триаду, которая была принята российской властью в первой трети XIX в. в качестве «теории официальной народности». Согласно православному учению, каждому народу от Бога дан свой удел, своя национальная «квартира», и переезжать в другую «квартиру» он не должен. Предпоследний уровень занимала любовь к семье, а последний – любовь к личности. Все остальные виды любви, как, например, любовь к самому себе, однополая любовь, любовь к деньгам или к животным, считались злом.

Защищая право человека быть лучше, византизм не признавал абстрактной свободы, а видел в ней двойственную природу, вытекающую из двойственной природы всего сущего на земле. Считая, что есть свобода «для греха», разрешающая порочную жизнь, и свобода «от греха», создающая условия для нравственного совершенства граждан, византизм показывал, что «в православии подлинная свобода обретается в освобождении от власти греха, от… злого начала. Эта свобода подразумевает нашу способность подчинять свою волю воле Господа. Либеральная же идея не призывает к освобождению от греха, ибо само понятие греха в либерализме отсутствует. Она требует полной свободы для падшего человека»3.

С опорой на эти положения строилась политическая теория византизма. В ней «справедливость» стала важной политической категорией. Главной целью византийской власти выступало создание такой политической системы, которая могла помочь человеку не только спасти душу, но и отдалить грядущий конец света. Власть, способная задержать движение к царству Антихриста, воспринималась как угодная Богу и, принимая консервативный характер, никогда не обольщала подданных мифом о светлом будущем. Это и было, собственно, характерной чертой российской власти с 988 г. по февраль 1917 г.

Идеальным типом организации государства для византизма было ветхозаветное судейство, когда власть действует не путем принуждения, а силой своего авторитета, сообщаемого ей «Божественной санкцией». Исполнение властью своих функций было возможно только благодаря тому, что вера в Бога была весьма сильна и носила массовый характер. Ослабление нравственности и переход к монархии заставляли ужесточить закон и заменить «Царя Незримого» царем зримым (земным), наделив его власть карательной функцией и методами силового принуждения, резко ограничив круг социальных свобод граждан. Но такие ограничения считались благом, поскольку подавляли в людях свободу «для греха».

Демократия с ее ставкой на безличную абстрактную свободу подобные ограничения снимает и раскрепощает негативные устремления граждан. Вот почему демократия рассматривалась византизмом как политический инструмент, с помощью которого должно утвердиться царство Антихриста.

Поскольку «эпоха судейства» считалась пройденным этапом, идеальное государство, к которому следует стремиться, по- нималось как союз общества, духовной и светской власти во главе с монархом1.

Не стала здесь исключением и правовая сфера. Она была подчинена тем же задачам и служила тем же целям, что и сфера политическая.

В экономической сфере византизм также стремился следовать церковным предписаниям. Кроме того, в новеллах императоров Византии, начиная с Юстиниана, звучит постоянная идея «общей благотворительности», и даже в ряде случаев высказывается мысль о том, что «слишком большое богатство такое же зло, как и крайняя бедность». В этом же духе была построена речь Юстина II, объявившего, что власть не должна быть орудием в руках высших сословий, ибо на ней лежит важная социальная задача – содействовать равномерному распределению материальных благ.

Предполагая «осмысленный аскетизм» как форму «ограничения телесных потребностей с целью очищения души от страстных привязанностей»2, византизм был против банковской системы как греховного явления. В этом вопросе он придерживался известной заповеди Иисуса Христа: «…трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Не случайно в Византии, как и на Руси, не сложились купеческие династии, которые бы существовали более четырех поколений. Понимание греховности рыночных отношений, где нет места любви к Богу и человеку, заставляло представителей этой социальной группы переходить в другие сословия и активно участвовать в благотворительности.

Православной власти надлежало в первую очередь думать о духовных приоритетах, а не о материальных ценностях. Как писал Филофей, составивший на основе эсхатологических представлений византизма теорию «Москва – Третий Рим», православным государям нельзя «надеять- ся на золото и на преходящее богатство». «Прельщение» богатством заставляет власть ум свой и волю свою ставить выше требований Бога, что ведет государство к гибели. Эта гибель может носить как духовный характер (распространение безбожия и характерного для него типа поведения граждан), так и физический (потеря суверенности)3.

Таким образом, можно констатировать, что византизм как социально-политическое проявление славяно-православной цивилизации нельзя отождествлять с «мракобесием». Он содержит большой гуманистический потенциал, работающий на укрепление национальной духовности и суверенитета нашей страны. Вся сущность византизма направлена на то, чтобы помочь человеку стать лучше, приблизить его к Богу. В этом заключен его главный смысл. Главный урок состоит в том, чтобы российская власть помнила – она отвечает перед Богом в первую очередь за тех граждан, кто выбрал путь свободы «для греха».

Важно не забывать, что в современных условиях, когда основное содержание социально-политической жизни сводится к борьбе цивилизаций за выживание, приоритетной должна стать задача спасения той цивилизации, центром которой почти шестьсот лет является Россия и с которой связана в той или иной степени история и культура подавляющего числа ее коренных народов. Для этого полезно в рамках борьбы за выживание православной культуры противодействовать процессу глобализации, уничтожающему цивилизационное многообразие, установленное свыше.

В этой связи стоит прислушаться к тем, кто видит дальнейший путь развития России в объединении духовности, державности и соборности4 как реальной альтернативе западным проектам разложения России.