Власть как объект политического лидерства

И звестный французский политолог Ж. Блондель, характеризуя сущность политического лидерства, констатировал, что по сути и по форме политическое лидерство есть феномен власти. «Лидерство – это власть, потому что оно состоит в способности одного лица (или нескольких лиц), находящегося на вершине, заставлять других делать то позитивное или негативное, что они не делали бы... Власть – это главная составляющая часть лидерства», а политическая власть осуществляется, «чтобы побудить членов нации к действиям»¹. М. Вебер выразил суть политической деятельности следующим образом: «Кто занимается политикой, тот стремится к власти»². В интерпретации Р. Такера политическое лидерство является носителем желаний и мотивов тех людей, которые приобретают политическую власть или влияние в качестве лидеров³. Таким образом, сущностная характеристика политического лидерства во многом предопределена спецификой политической власти.

Политическое лидерство понимается как специфическая форма взаимодействия признанных в обществе субъектов с участниками политической жизни при их добровольном подчинении властной воле субъекта. При этом субъект олицетворяет собой институт политического лидерства, имеющий социальное назначение. Иными словами, политическое лидерство – это социально значимая специализированная деятельность, осуществляемая в политике признанными обществом субъектами в соответствии с их статусноролевыми позициями и властными полномочиями.

Властное воздействие лидера позволяет найти новые решения, несколько выправить баланс отношений, смягчить возможные отрицательные последствия самоорганизации участников политического процесса. Например, властный потенциал и реальный авторитет лидера корректируют процесс взаимодействия конфликтующих сторон. Лидер активно влияет на региональные события, смягчает внешнее давление на регион. Вмешательство лидера в политические конфликты – это не только участие в переговорных процессах или воздействие на поведение экспансивных участников событий, но и поиск внутрирегиональных ресурсов для решения исходных проблем, порождающих или усиливающих конфликты. Лидер выступает координатором усилий по изменению обстановки к лучшему, его властное воздействие является инструментальным, оно значимо для населения и отражает степень авторитетности лидера в регионе.

Смысл выявления лидерских мотивов состоит, очевидно, не в том, чтобы классифицировать в соответствии с ними реальных лидеров, но в выявлении в лидерской психологии относительно силы различных мотивационных тенденций, их иерархии. Иерархию мотивов, определяющих поведение политического лидера, можно выстроить лишь на основе анализа ситуаций выбора, когда одни мотивы приходят в конфликт с другими. В этих случаях «победивший» мотив характеризует психологию лидера в большей мере, чем «побежденный» или отброшенный им, и можно утверждать, что первый занимает более высокое иерархическое место в мотивации данного деятеля.

Важно также учитывать, что сама возможность конфликта мотивов обусловлена объективной ситуацией, в которой находится лидер, особенно его местом в отношениях власти. Политик, который еще не имеет реальной власти, но стремится заполучить ее, подвержен во многом иным мотивационным импульсам, чем уже обладающий властью и удерживающий ее.

Ученые специально занимались изучением игрового поведения людей с различными сочетаниями мотивов. Одна из таких игр носит название «Международные отношения». В ней участвуют команды из нескольких испытуемых с одинаковой констелляцией мотивов. Каждая такая команда – нация – может вооружаться или развивать экономику, объявлять войну или заключать мирные договоры, вести вводящую в заблуждение пропаганду или же раскрывать свои истинные намерения и т.д. О сотрудничестве более всего заботились испытуемые с высоким мотивом аффилиации (потому, вероятно, они активно самоизолировались и старались ни во что не вмешиваться, в частности, они направляли наименьшее количество посланий). Испытуемые с высоким мотивом власти тратили больше усилий, чем остальные, на вооружение, в то время как те, у кого доминировал мотив достижения, отпускали на вооружение наименьшее количество средств. Кроме того, ориентированные на власть испытуемые осуществляли максимальное количество манипулятивных воздействий, вводя своих партнеров в заблуждение посредством официальной пропаганды и конфиденциальных посланий1.

Понятно, что различные комбинации потребностей во власти и в аффилиации по-разному влияют на политическое поведение. Американский политический психолог М. Херманн выделяет три типа таких комбинаций.

Когда у политического лидера обе эти потребности одинаково или почти одинаково сильны, лидер обладает моделью мотивации создания личных анклавов . Он заинтересован в установлении контроля над происходящим и в то же время культивирует дружественные отношения с теми, над кем имеет власть. Такие лидеры имеют тенденцию строить тесный круг интимных отношений с теми, от кого они зависят в плане поддержки и кого они, в свою очередь, защищают от внешнего мира. Этот анклав может включать членов правительства, семьи, этнической группы, региона. М. Херманн сравнивает таких лидеров с пионерами освоения Америки, которые, защищаясь от индейцев, для спасения своих жизней прятались внутри круга, который они выстраивали из повозок. Они воспринимают мир снаружи круга как враждебный, жаждущий захватить их. И только внутри анклава существует мир и безопасность, вне анклава они одиноки и подвергаются угрозам. Политические лидеры с такой комбинацией потребностей часто также обладают потребностями в безопасности и самозащите. Они понимают, что самоутверждение может иметь опасные последствия. Но если эти политики, находясь под защитой анклава, убеждены, что ему существует угроза, они могут прибегнуть к насилию, чтобы вышвырнуть того, кто кажется им врагом, в очень агрессивной форме. Лояльность анклаву и его лидеру является необходимым условием членства в нем.

Когда у политического лидера потребность во власти несколько выше, чем в аффилиации, то у него существует модель имперской мотивации. Такие лидеры приобретают власть, подчиняя свою волю воле группы (государства, этнической группы, религиозной, идеологии). В свою очередь, власть группы становится их властью. Группа становится для них важнее всего: обретение большей власти для группы увеличивает личную власть лидера. Эти лидеры готовы пожертвовать своими собственными интересами ради интересов группы, поскольку то, что хорошо для группы, хорошо и для них. Политические лидеры с моделью имперской мотивации любят работать, они чувствуют обязательства перед группой, которые делают их активными и продуктивными. Они помогают своим последователям чувствовать себя сильными, ответственными, развивая в них преданность группе и наделяя их властью действовать в качестве эмиссаров, расширяя, таким образом, владения. Посредством этого процесса политические лидеры внедряют среди своих последователей высокую мораль, чувство командного духа и ясность целей. Они также обладают чувством справедливости, взаимодействуют с другими членами, основываясь на нормах группы, не заводя себе фаворитов и давая людям понять, что последует за нарушением норм. Поскольку такие лидеры строят отношения доверия со своими последователями, в случае угрозы для группы они могут мобилизовать их на действия, включающие насильственное поведение. Ради взятия ситуации под контроль последователи будут делать все, что скажет им лидер.

Когда у политического лидера потребность во власти высока, а потребность в аффилиации низка, он проявляет в поведении модель мотивации конквистадора. Политические лидеры такого типа подобны феодальным господам. Они контролируют ситуацию в целом и устанавливают свою власть с помощью грубой силы. Они знают, что хорошо для группы (государства, правительства, этнической группы, религиозной группы). Эти лидеры в целом смелы и очаровательны – «лихие герои». Они очень мало заботятся о своих окружающих и людях в целом, которые всего лишь должны быть использованы. Политики такого типа устанавливают правила для создания согласия со своими идеями – правила, которые могут меняться в зависимости от изменения их интересов и целей. Поначалу последователи идут за таким лидером, потому что он обладает харизмой и добивается определенных результатов. Позднее, когда он прибегает к излишне жестокой эксплуатации или когда они начинают чувствовать, что цели политика слишком далеки от их нужд, – отворачиваются от него1.

В свое время Донли и Винтер2 с помощью анализа содержания речей, произнесенных при вступлении в должность, измерили силу мотива власти двенадцати живших в XX в. американских президентов и соотнесли ее с политической эффективностью их деятельности по оценкам историков, со вступлением в войну и с масштабами преобразований кабинета. Несмотря на имевшийся в распоряжении президентов огромный аппарат власти, те из них, кто обладал, судя по применявшимся показателям, слабым мотивом власти (Тафт, Гардинг, Кулидж, Гувер и Эйзенхауэр), пускали этот аппарат в ход менее активно, чем президенты с сильным мотивом власти (Ф.Д. Рузвельт, Трумен, Кеннеди и Джонсон).

Иными словами, наиболее властолюбивые лидеры, имеющие в то же время сильный мотив достижения, как правило, проводят более активную политику, проявляют способность к принятию крупных решений, но меньшую гибкость по сравнению с лидерами, ориентированными на дружеские межличностные отношения. В то же время лидеры, ориентированные на такого рода отношения, склонны подбирать соратников больше по принципу личных симпатий, чем компетентности. В целом наиболее властолюбивые лидеры признаются более эффективными и более опасными для страны, чем лидеры с иной мотивационной иерархией.

Таким образом, подводя итог нашим рассуждениям, следует подчеркнуть: деятельность, подразумевающая под собой власть, захватывает всю организацию человека – от характеристик субъекта до категорий личности и индивидуальности. Ее основу составляет асимметрия отношений между людьми и существующая в связи с этим возможность политического лидера влиять или воздействовать на других – власть всегда выступает некой силой, вызывающей поведение, которое невозможно в ее отсутствие.