"Внутренний" другой в творчестве Джона Фаулза

дарстве. Такой формат сосуществования этносов определяется термином «внутренней другости» или «внутренней инаковости» (“ internal other ”). Географ Д. Янссон называет это «внутренним орентализмом» ( internal orientalism ), используя термин, введенный литературоведом и культурологом Эдвардом Вади Саидом [Jansson 2003]. Исследователи К. Джонсон и А. Коулман так определяют идею внутреннего другого: «Намеренное позиционирование отличающегося от остальных региона, противостоящего национальным нормам и ценностям» [Джонсон, Коулман 2012: 108]. В ситуации полиэтничных государств «внутренними» другими становятся представители других этносов, которые фактически являются согражданами, но чьи ценности, традиции, язык и т. д. отличаются. В случае с англичанами «внутренними» другими становятся валлийцы, шотландцы и ирландцы. Исследователи Л. Ф. Хабибуллина, Т. Н. Бреева выделяют два этапа взаимоотношения англичан с «внутренними» другими: «Этот процесс разворачивается как минимум в два этапа. Для первого характерно осмысление этнических различий и определения национальных черт “другого”. Для второго – преодоление противоречий и выработка идеологической основы для существования в рамках единого государственного пространства» [Хабибуллина, Бреева 2020: 71].

Для Джона Фаулза, в чьем творчестве проблема национального является одной из главных, взаимоотношения с этническими и национальными другими становятся важной составляющей национальной самоидентификации. Еще в своем эссе «Быть англичанином, а не британцем» (1964) писатель разрабатывает важное для его концепции понятие «английскость» [Baker 1981; Hurwitz 2015; Kumar 2003]. Здесь Джон Фаулз выделяет два концептуальных образа: Зеленая Англия и Красно-сине-белая Британия. Для Дж. Фаулза истинный англичанин – это Справедливый Разбойник, чье лицо и мысли можно увидеть только в лесу, среди деревьев, при выходе из своего укрытия надевающий маску ханжи или безучастного зрителя. Если Англия – Справедливый Разбойник, то Британия – Ноттингемский Шериф. Девизом этой страны, по мнению писателя, стало: «Британия есть и должна быть сильнее любой другой страны мира» [Фаулз 2004: 144]. Она умело использует чисто английские черты, прикрывая свое применение силы идеей справедливости, и «получает отличную возможность очиститься изнутри, благодаря добродетельности английских целей» [Фаулз 2004:145]. Согласно Дж. Фаулзу, появление Британской империи сильно повлияло на формирование английского национального характера: оно заставило англичан строить какие-либо взаимоотношения с представителями других этносов, хотя это не всегда соответствовало островной психологии первых [Conradi 1982; Wilson 2006; Hurwitz 2015]. Как отмечает исследователь Т. Л. Селитрина: «По мнению писателя, все другие народы тратят уйму времени, чтобы идентифицировать себя, а англичанам напротив нужна не идентификация, а реконструкция» [Селитрина 2015: 219]. В результате, в своих произведениях Джон Фаулз часто апеллирует к образу другого для акцентирования «английскости». Так, в романе «Женщина французского лейтенанта» (1969) писатель обращается к викторианскому противопоставлению английской нации и нации-соперника – французов. В другом его произведении – «Даниэле Мартине» (1977) – «амери-канскость» выступает в качестве своеобразного фона для «английскости» главного героя.

В такой ситуации интересным является то, что «внутренние» другие рассматриваются Джоном Фаулзом как «истинные» другие и также противопоставляются англичанам. В своем эссе «Быть англичанином, а не британцем» Дж Фаулз пишет: «Шотландцы, уэльсцы и ирландцы не более (но и не менее) англичане, чем австралийцы или американцы» [Фаулз 2004: 148]. Таким образом, писатель подчеркивает различие между кельтами и англо-саксами, хотя сам же и замечает, что географическая близость все-таки заставила представителей трех наций позаимствовать у англичан определенные качества: «Вдобавок он может столь же щедро вкусить от английских идеалов и ими заразиться, но создается впечатление, что на такой риск каждый идет весьма охотно» [Фаулз 2004: 147]. Анализируя отношения этих четырех наций, писатель констатирует, что они остаются взаимосвязанными и в какой-то степени необходимыми друг другу. Тем не менее для Фаулза очевидна ведущая роль англичан: «Веками англичанам приходилось мириться с агрессивным национализмом трех остальных четвертей, составляющих вместе с ними Соединенное Королевство. Эти три страны так никогда и не простили Англию за то, что она когда-то их “завоевала”; не простили по той, разумеется, причине, что в тот самый миг, как они это сделают, им придется отказаться от отмщения. Они чувствуют себя счастливее всего, когда работают кулаками, а англичане, как хорошо известно любому исследователю феномена самобичевания, в свою очередь чувствуют себя счастливее всего, когда их молотят кулаками» [Фаулз 2004: 147].

Такая тесная взаимосвязь отражается и в произведениях Дж. Фаулза. Чаще его герои не являются истинными представителями исключительно одной нации.

В частности, в герое повести «Башня из черного дерева» (1974) Генри Бресли течет валлийская кровь: «Дэвид знал, что по матери Бресли – валлиец, что в годы войны он жил в графстве Брекнокшир; но он не знал, что старик бережно хранит память об этом крае и тоскует по его холмам» [Фаулз]. Интерес писателя к валллий-цам можно объяснить тем, что в 1960-е гг. на фоне активизации борьбы за свободу Каталонии и Страны Басков, а также снижения влияния тори, усиливаются валлийские и шотландские национальные движения [Colley 1992: 313]. Cам Бресли – довольно сложный образ и не является носителем черт только валлийского национального характера. Автор акцентирует его наднациональное начало (место жительства, взгляды на искусство и его собственное творчество), противопоставляя его жителям Британских островов: «Родился в 1896 году; студент Слейда в славный период господства там школы Стиров и Тонкса, рьяный пацифист, когда пришло время – это было в 1916 году – призыва в армию; год 1920-й застал его в Париже (с Англией он духовно порвал навсегда)» [Фаулз]. Это позволяет указать на определенную автобиографичность данного образа, так как сам писатель позиционировал себя как «мега-европейца». В то же время с Англией у него неоднозначные отношения: «Не спорьте с ним об Англии и англичанах, избегайте разговоров о его пожизненном изгнании. Он не выносит, когда ему напоминают о том, что он, возможно, упустил» [Фаулз]. С одной стороны, Генри не принимает ее отказ от новых тенденций, замкнутость в себе, но, с другой стороны, именно находясь на расстоянии, художник приходит к пониманию, что своим поведением он всего лишь пытался казаться не тем, кто есть на самом деле, он играл роль, т. е. проявил себя как англичанин. Это подчеркивается и фразой: «Хитрый старый изгой, прячущийся за яркой ширмой озорника и космополита, так же, наверное, неотделим от своей родины, как Робин Гуд» [Фаулз], которая сразу отсылает нас к эссе Дж. Фаулза «Быть англичанином, а не британцем», где Робин Гуд, прячущийся в лесу, становится символом «английскости». Несмотря на такое наслоение, в этом образе можно выделить и валлийское начало. Во-первых, внешность Генри – довольно типичная для валлийцев: «Голова совершенно седая, но в бровях еще сохранились темные волоски; нос луковицей, губы сложены в обманчиво капризную гримасу, на загорелом лице – серо-голубые, с мешками, глаза. Движения преувеличенно энергичные, точно он сознавал, что силы у него уже на исходе; меньше ростом и стройнее, чем Дэвид представлял его себе по фотографиям» [Фаулз]. Светлые глаза, темные волосы, коренастость – типичный портрет валлийца.

Любовь Генри к алкоголю также может быть рассмотрена как отсылка к его национальной принадлежности, так как это является одной из черт, приписываемых валлийцам: «Англичане нередко смеются над тягой валлийцев к выпивке, пусть и не в таких огромных объемах, как у безудержных шотландцев» [Рыхтик, Жерновая 2011: 157].

Для валлийцев также характерны такие черты, как национальная гордость, стремление к свободе и независимости. Часто это проявляется в трепетном отношении валлийцев к родному языку и культуре (например, Акт о валлийском языке, принятый в 1993 г., согласно которому валлийский приравнивается английскому на территории Уэльса; фестиваль песни Айстеддвод). В образе Генри это трансформируется в умение сохранять свою индивидуальность: «Можно лишь удивляться, сколько национального духа сохранилось в нем за долгие годы эмиграции, как стойко он сопротивлялся вторжению французской культуры» [Фаулз]. Даже на протяжении многих лет живя в другой стране, художник не потерял своего лица, сумел создать «свое» пространство, которое отражает его индивидуальность. Уединенность Котминэ, наличие таблички с запретом и замок, висящий на воротах, своеобразный интерьер – все это отражает внутренний мир героя, его уникальность.

Таким образом, можно говорить о том, что на становление личности Генри Бресли в определенной степени повлияло и его валлийское происхождение.

Следующим произведением Дж. Фаулза, где присутствует образ валлийца, является роман «Червь» (“A Maggot”, 1985). Важно отметить, что действие в произведении разворачивается в XVIII в., так как эта эпоха – время начала формирования понятия «мы» (чему во многом способствовало принятие Акта об Унии в 1707 г. и возникновение Великобритании). Как отмечает исследователь Дж. Тост, процесс создания нации является важным аспектом общества, который следует учитывать в начале 1700-х гг., когда Великобритания только начинала формироваться и объединяться. В этот момент было много угроз британскому единству. Внутренняя проблема заключалась в том, как успешно объединить четыре разных региона – Англию, Уэльс, Шотландию и Ирландию [Toste 2011: 13]. В данный исторический период отношения между англичанами и валлийцами являются довольно неоднозначными. С одной стороны, после заключения парламентами Англии и Шотландии Акта об Унии в 1707 г. в стране началась масштабная пропаганда положительных сторон объединения в одно государство. В этом плане официальная власть обращается к тем явлениям, которые изначально представляют предмет гордости валлийцев: древность их рода, язык и религия. С другой стороны, у англичан все же сохраняется определенное чувство превосходства, что отражается в некоторой степени пренебрежительном отношении к валлийцам. Дэвид Джонс из романа Дж. Фаулза – актер театра, который в компании путников сопровождает мистера Бартоломью в его поездке. В отличие от Генри Бресли, этот образ более концептуальный. Апелляция к национальности этого персонажа в романе начинается на уровне имени. Во-первых, Джонс – одно из самых распространенных валлийских имен. Во-вторых, почти как у всех главных персонажей, у Джонса есть второе имя – Фартинг, что значит название английской монеты. А одной из основных черт, приписываемых валлийцам, является их любовь к деньгам, что в определенной степени характерна и для Джонса. Интересным авторским приемом является то, что в романе данный образ дается через восприятие других персонажей: мистера Пуддикумба и мистера Аскью. Оба они являются англичанами, и каждый из них так или иначе находится под влиянием определенных предрассудков. Это позволяет писателю обыгрывать в романе основные стереотипы, фигурирующие среди англичан относительно валлийцев.

До поездки в компании с мистером Бартоломью Джонс служил привратником, но страдал традиционным валлийским «недостатком»: «Слабость у него была: любил выпить» [Фаулз 2007: 166]. Речь его также отличается от манеры говорить остальных персонажей, что стало и одной из причин его присутствия в этой компании: «Он большой охотник выхваляться в дружеской компании. Да и рассказчик лихой, сто историй в кармане носит!» [Фаулз 2007: 169].

Самым жестким «критиком» Джонса является мистер Пуддикумб, хозяин постоялого двора. Это, в свою очередь, может быть связано с тем, что, во-первых, он был знаком именно с Фартингом, то есть тем, кого должен был изображать Джонс. Во-вторых, он жил в Бидефорде, провинциальном городе на юго-западе Англии, который находится недалеко от Уэльса, и мистер Пуддикумб, как типичный представитель своей среды, транслирует так называемые «стереотипы инаковости», которые, согласно исследователю К. Бохата, часто использовались англичанами для характеристики своих соседей [Bohata 2004].

С самой первой встречи мистер Пуддикумб определяет национальность Джонса, и у него формируется предвзятое отношение к нему: «Фартинг – он ведь валлиец, а валлийцы известно какой народ: им ни на волос верить нельзя» [Фаулз 2007: 91]. Именно он озвучивает самые негативные черты характера, приписываемые англичанами валлийцам. К ним можно отнести любовь к самохвальству («Выхвалялся изо всех сил, чтобы перед служанками покрасоваться» [Фаулз 2007: 91].), к еде и выпивке («Так налегал на еду и выпивку, что повариха пошучивала: сержанта нашего-де к Рождеству заколют» [Фаулз 2007: 92].), склонность ко лжи («Все больше про сражения да про свое геройство. И все-то норовит пустить пыль в глаза» [Фаулз 2007: 91].). Учитывая, что главной целью Джонса во время поездки было именно создание такого впечатления, можно сказать, что он добился желаемого результата.

Свою роль он продолжает исполнять и при общении с мистером Аскью, который также придерживается не слишком хорошего мнения о валлийцах, хотя его можно отнести к просвещенным слоям населения: «Смотри мне, Джонс. От твоих слов разит ложью, как от твоих едино-земцев луком» [Фаулз 2007: 261]. Но именно мистер Аскью выясняет, что склонность ко лжи и мошенничеству являются истинными качествами Джонса. Во время допроса выясняется, что он изначально был в сговоре с отцом мистера Бартоломью.

Таким образом, для того чтобы получить двойную выгоду, Джонс не гнушается мошенничеством и ложью, подтверждая представления Пуддикумба и Аскью о валлийцах.

Таким образом, в обоих произведениях Дж. Фаулза валлийцы представлены через восприятие англичан, что позволяет автору показать их именно как «других». Если в «Башне из черного дерева» валлийскость является лишь одной составляющей образа Генри и только подчеркивает сложность данного персонажа, в романе «Червь» писатель играет со стереотипами, приписываемыми представителям этой национальности. Он показывает, что в XVIII в., в период становления нации, среди англичан происходит некоторая демонизация валлийцев.

В романе «Женщина французского лейтенанта» представителем «внутреннего» другого становится ирландец доктор Гроган. С первого его появления автор делает акцент на его национальной принадлежности: «Этот ирландец в полной мере обладал присущей его племени (и скопцам) удивительной способностью порхать, распускать хвост и расточать комплименты женщинам, не позволяя ни одной из них завладеть его сердцем» [Фаулз 2003: 161]. Не только слабость к женскому полу объясняется его «ирландскостью», но и любовь к еде и выпивке, которые традиционно также считаются частью ирландской сущности: Since us Irish have become synonymous with a culture of heavy drinkers it appears we have lived up to the name and taken it upon ourselves to honour the title bestowed upon us [Ronan].

На первый взгляд, Гроган обладает типичными ирландскими ветреностью и расслабленностью («It`s also right to say that the Irish are generally more easy-going and relaxed about life than others and they `regard an attachment to punctuality as a personality disorder» [Sharapova 2010: 134]), однако в дальнейшем он показывает себя не только как хороший доктор, но и очень образованный и эрудированный человек. Он отлично разбирается и в естественных науках, и в экономике, и в философии. К тому же он оказывается дарвинистом, что определенно вызывает симпатию у Чарльза: «Он более добродушно посмот- рел на Чарльза. – Вы дарвинист? – Страстный. Гроган схватил его руку и крепко пожал ее, словно он был Робинзоном Крузо, а Чарльз – Пятницей» [Фаулз 2003: 177]. Важно отметить, что Ирландия еще со Средних веков была одним из центров образования: «В 6 веке Ирландия начала возвращать свои долги. Ее монастырские школы стали интеллектуальными центрами всей христианской Европы. Снова и снова мы слышим о том, что тот или иной знаменитый человек жил в Ирландии из любви к богу и учению» [Мак-Кензи 2008]. Таким образом, Гроган является своеобразным наследником ирландских ученых мужей. Как нам кажется, именно из-за его научного склада ума Дж. Фаулз делает его автором фрейдистской трактовки поведения Сары. При этом с его стороны мы не видим категоричного осуждения героини. В целом Гроган довольно терпим к различным «прегрешениям» людей: «Другие благовоспитанные молодые люди тоже приходили к нему незадолго до своей женитьбы. Иногда речь шла о гонорее, реже о сифилисе, иногда это был просто страх, но по большей части невежество» [Фаулз 2003: 237]. Несмотря на дружеские и доверительные отношения между доктором и Смитсоном, в поведении Чарльза заметен типично английский снобизм: «Ему показалось, что в глазах ирландца промелькнула злорадная искорка, – он как бы суммировал невзгоды этого незадачливого лондонского господина, о которых вскоре будет шептаться и сплетничать весь Лайм. Ведь всем известно, то соплеменники Грогана не умеют держать язык за зубами» [Фаулз 2003: 255]. По мере расхождения их взглядов на Сару, Чарльз все чаще сомневается в честности и профессионализме Грогана, пытаясь найти в нем такие стереотипные черты, как жестокость, глупость, коварство, которые в XIX в. были широко распространены среди англичан: «Англичане наделяли ирландца нелепыми чертами, давали ему оскорбительные прозвища, порой даже сравнивая его с животным» [Жерновая 2011: 289]. Таким образом, несмотря на свою свободу от «британскости», Чарльз все же остается носителем стереотипного сознания относительно «других». Однако именно доктор становится своеобразным арбитром Чарльза Смитсона, давая оценку его поступков с точки зрения логики, но не осуждая его при этом.

В «самом же английском» романе Джона Фаулза «Даниел Мартин» (1977) мы встречаем героиню Дженни – молодую актрису, переехавшую в Америку из Британии. Она часто упоминает о своих шотландских корнях («А может, это моя прабабка из Шотландии» [Фаулз 2012]), но не относится к этому серьезно. Для нее этот факт, скорее, дает возможность показать себя более сложной, чем есть на самом деле: «Все, что есть во мне шотландского, просто на дыбы от возмущения встает. Все это пришло мне в голову в тот странный последний вечер (разумеется, провидческий дар от бабки – сплошная чепуха, но знаешь, Дэн, поразительно, только я и вправду чувствовала: что-то должно с нами случиться)» [Фаулз 2012].

Этим же пользуется и главный герой, проецируя на Дженни стереотипы, связанные с шотландским характером: «И за исключением ожерелья, купленного для матери, во всех остальных случаях она отвергала вещицы, которые ей нравились, из-за их цены.

– Слышу голос истинного шотландца» [Фаулз 2012].

На протяжении романа Дженни все больше и больше отдаляется от своих шотландских корней, в конце романа полностью принимая свою американскую сущность, которая для Дж. Фаулза несостоятельнее даже «шотландскости». Здесь она противопоставляется самому Дэниелу, который в итоге отказывается от карьеры в США: «“Дэниел Мартин” – это роман о возвращении к собственным истокам» [Conversations 1999: 65]. Эта несостоятельность реализуется писателем на социальном уровне, в частности в области актерства: «Она никогда не станет выдающейся актрисой, какой, видимо, была когда-то та пожилая женщина, с которой я вчера разговаривал; и я видел – к этому Дженни еще не готова, не готова примириться с грядущими компромиссами, с тем, что выбор будет становиться все уже» [Фаулз 2012]. На личном уровне Дженни также терпит крах: Дэниел выбирает Джейн, которая приходит к своей «английскости», а не Дженни, которая в итоге теряет свою идентичность, пытаясь соединить в себе разные английскость, амери-канскость и шотландскость. Такая «потеря национальной целостности» [Романова 2001: 55] часто приписывалась шотландцам и, в частности, объяснялась их попыткой соединить в себе шотландское и британское начала: «Для шотландцев же британскость (британская идентичность) дает преимущества существования в рамках более крупного государственного образования, но, при этом, позволяет им сохранять свою собственную национальную идентичность» [Тюрин 2017: 119]. Англичанину Дэниелу в данном случае не понять эту особенность Дженни, так как для него, как и для Дж. Фаулза, английскость и британскость противопоставлены и не могут сочетаться.

Таким образом, мы видим, что в творчестве Джона Фаулза и его концепции национального «внутренним» другим уделено не очень большое внимание. С одной стороны, писатель приравни- вает их к «внешним» другим, с другой – все же выстраивает отдельную парадигму взаимодействия с англичанами. Едва ли не во всех произведениях «внутренние» другие стоят ниже по социальной лестнице, чем англичане (Гроган, Фартинг и т. д.). Практически везде существует различия во взглядах героев-англичан и «внутренних» других. Так, если у Дэвида и Генри из «Башни из черного дерева» это почти противоположные концепции, а у Грогана и Чарльза в «Женщине французского лейтенанта» – разные трактовки мотивов поведения Сары, то у Дженни и Даниела из «Даниела Мартина» это проявляется в невозможности Дженни понять душу героя. Кроме этого, Джон Фаулз апеллирует к стереотипам, наделяя своих героев наиболее клишированными чертами национальных характеров. Это позволяет писателю акцентировать внимание на английских персонажах, делая внутренних «других» своеобразным фоном для них.