Внутренний лобный гиперостоз на костных останках сарматов нижнего поволжья и нижнего дона(к вопросу о причинах проявления эндокринных нарушений у кочевников раннего железного века)

DOI:

Цитирование. Перерва Е. В., Моисеев В. И. Внутренний лобный гиперостоз на костных останках сарматов Нижнего Поволжья и Нижнего Дона (к вопросу о причинах проявления эндокринных нарушений у кочевников раннего железного века) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2018. – Т. 23, № 6. – С. 18–43. – DOI: 10.15688/jvolsu4.2018.6.2

Введение. Эндокринная система человека состоит из нескольких желез внутренней секреции, основной задачей которых является выработка гормонов. Гормоны – это эндогенные химические соединения, которые образуются в теле человека или в его железах, переносятся по крови и влияют на ростовые и метаболические процессы, синтез белков, половое развитие, а также оказывают воздействие на выполнение других различных функций в организме. Основны- ми причинами практически любых эндокринных заболеваний являются: дефицит гормона, его избыток, продукция аномального гормона, резистентность к действию гормона, нарушение транспорта, метаболизма или ритма секреции гормона, а также одновременное нарушение ряда гормональных систем [19, с. 40].

Эндокринные заболевания очень редко диагностируются при изучении человеческих останков биоархеологами. Палеопа- тологами на антропологических материалах определяются далеко не все заболевания, которые могли быть спровоцированы нарушениями эндокринной системы. В энциклопедических работах приведены случаи развития патологий на костях, которые соотносятся с такими отклонениями, как гиперпи-туитаризм (гиперфункция гипофиза), гипопитуитаризм (недостаточность функции гипофиза), гипертириоз (синдром, обусловленный повышением активности щитовидной железы), тиреотоксикоз, гипотиреоз (снижение активности щитовидной железы), с расстройствами гипофиза связывают гиперостоз эндокранной поверхности лобной кости, болезнь Педжета [102; 105; 111].

На антропологических материалах с территории Нижнего Поволжья и Нижнего Дона наиболее часто встречаемым отклонением, которое можно отождествить с эндокринными нарушениями в организме человека, является внутренний лобный (фронтальный) гиперостоз (далее – ВЛГ). Внутренний лобный гиперостоз определяется как утолщение лобной кости, внутренняя ее поверхность становится бугристой. Обычно фиксируется линия соединения сохранившейся кости и новообразованной [54, с. 106; 103, p. 58; 105, р. 247; 111, p. 419].

Современными врачами ВЛГ связывается с развитием у человека синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля [14; 22; 31, с. 72; 63]. Впервые данный синдром в научной литературе описал итальянский анатом и патолог Джованни Батиста Морганьи в 1761 году. После вскрытия тела 40-летней женщины ученый установил на черепе утолщения лобной кости, а также наличие ожирения и вирилизма [81, p. 45]. Более чем через 150 лет английский невролог Р.М. Стюарт и швейцарский врач Ф. Морель независимо друг от друга, исследовав несколько случаев лобного гиперостоза в клиниках у психически больных людей, предложили считать основными признаками развития синдрома наличие фронтального гиперостоза, эндокринных и нейропсихиатричес-ких нарушений, которые могут сопровождаться ожирением и аменореей [54, с. 106; 110, p. 42; 111, p. 419; 114, p. 78–79].

В настоящее время исследователи указывают, что наряду с ожирением и вирилизмом данное расстройство может сопровож- даться психическими и неврологическими синдромами, депрессией, эпилепсией, аутоиммунными заболеваниями, ревматоидной инфекцией, системной склеродермией, закрытой черепно-мозговой травмой [14; 22]. Некоторые исследователи указывают на следующие основные симптомы данного заболевания у современного человека: ожирение, упорную головную боль, повышение артериального давления [22; 43, с. 27; 75, с. 215]

Этиология лобного гиперостоза до сих пор точно не установлена. Появление данного состояния исследователи связывают с разными причинами: ожирением, расстройствами половой системы и диабетом, гиперпара-тиреоидизмом [92, p. 322–323]. Есть мнение, что ВЛГ является половозрастным феноменом, так как признаки данного отклонения клинические врачи и палеопатологи чаще встречают у зрелых женщин [82, p. 703; 91, p. 172] в постменопаузальный период [85; 94, p. 1078; 96, p. 671; 108, p. 208; 109, p. 17; 116, p. 102]. В то же время синдром отмечается и у мужчин [105, p. 250]. С. Смит, Р. Хемпфил, а также Т. Хокинс и Л. Мартин, исследовав в различных клиниках Англии и США женские группы с внутренним лобным гиперостозом, пришли к выводу, что он может сопровождаться психическими и эндокринными нарушениями [91, c. 171–174; 110, p. 45]. Об эндокринной природе данного синдрома высказывались И. Гершкович и др. [92], Х. Май и др. [97], Ф. Атанасио и др. [80] и многие другие. Д. Ор-тнер и В. Путчар указали, что развитие лобного гиперостоза связано с нарушениями продуцирования гормонов гипофизом [102, p. 294]. Высказано предположение, что недостаток женского полового гормона у женщин и избыток его у мужчин, вероятно, провоцируют проявление данного маркера [10, с. 36–37]. О связи ВЛГ с такими эндокринными расстройствами, как акромегалия, гипотериоз и болезнь Педжета, указывали А. Ауфдерхейде и К. Родригез-Мартин [111, p. 419], Е. Чуда и др. [83], Г.А. Баранова [7] и др. Существует предположение о генетической предрасположенности к развитию ВЛГ [12; 93, p. 59].

Изначально в палеопатологической науке исследование внутреннего лобного гиперостоза затруднялось тем обстоятельством, что патология могла быть обнаружена только в случае рентгенологического исследования целой черепной коробки или в процессе изучения фрагментов мозговой капсулы, где эн-докранная поверхность лобной кости находится в хорошей сохранности. В связи с этим первоначально работ по исследованию данного патологического состояния было сравнительно немного. Также ряд исследователей, ссылаясь на работы И. Гершковича [92] и Х. Май [97], указывают на то, что частота встречаемости признаков синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля у современного населения несколько выше по сравнению древними популяциями [60, p. 455; 108, p. 207]. Было высказано мнение, что повышение частоты встречаемости ВЛГ в новейшее время может быть связано с микроэволюционными гормональными изменениями, вызванными такими достижениями цивилизации, как увеличение продолжительности жизни, свободная и легкая доступность пищи, повышение уровня метаболизма у человека и, как следствие, снижение в организме гормона лептина [104, p. 457]. Сегодня же количество палеоантропологических работ, в которых описываются случаи внутреннего лобного гиперостоза у представителей древних народов, растет с каждым годом, а география таких находок расширяется.

Самый ранний случай внутреннего гиперостоза костей свода черепа был отмечен С. Антон на черепе питекантропов Сангиран 1 (о. Ява), датирующийся 1,66–1,5 млн лет назад. Ей же были описаны аналогичные патологические состояния на черепах неандертальцев Шанидар 5 (Ирак) и Гибралтар 1 (Испания) [78, p. 116–117]. Еще один случай гиперостоза лобной кости зафиксирован на мужском черепе неандертальца Марийяк 3 (Франция), датирующийся 57 600 ± 4 600 лет до н. э. [87]. По мнению С.В. Дробышевского, появление ВЛГ у неандертальцев связано с их особым гормональным статусом, который характеризуется увеличением концентрации андрогенов – мужских гормонов. Повышение андрогенов у женщин неоантропов могло приводить к снижению их женственности и резко повышать риск выкидышей, что негативно сказывалось на размножении [23, с. 282].

Cлучаи лобного гиперостоза неолитического времени с территории Франции были описаны В. Девриент с соавторами. Исследова- телями изучены два женских черепа престарелого возраста, на лобной кости которых определены незначительные образования [84].

С. Флер и С. Витцель выявили ВЛГ на материалах ранней эпохи бронзы (2 700 лет до н. э.) с территории Западной Сирии, местечко Телл Мишриф, в котором располагался королевский дворец Кватна. Признаки синдрома Морганьи были обнаружены учеными на фрагментах 9 черепов. Исследователи в рамках своей работы высказали мнение о возможной корреляции внутреннего лобного гиперостоза с высоким социальным статусом индивидов [86, p. 41].

Случай лобного гиперостоза обнаружен Е.В. Перервой в процессе рентгенологического исследования деформированных черепов эпохи средней бронзы с территории Нижнего Поволжья. Находка происходит из подкурганного захоронения 10 могильника Абганерово III. Следы костных образований были найдены на черепе мужчины 25–30 лет [57, с. 14].

Целый ряд случаев внутреннего лобного гиперостоза выявлен на костных останках, найденных на территории современного Египта [79; 95; 115]. Группой исследователей из Каира описана патология лобной кости у мужчины 25–30 лет из погребения, датирующегося временем царствования второй династии (2890–2650 гг. до н. э.), из местечка Таркхан, находящегося на территории южного Дахшу-ра (Египет) [107, p. 41–45]. Еще один череп со следами синдрома Морганьи, происходящий из храма Хатшепсут, расположенного на территории археологической зоны в окрестностях Луксора под названием Дейр-эль-Бахри, описали А. Бебель и А. Галиевская. Исследователи изучили мозговую капсулу женщины 20–25 лет, жившей в период XXVI династии (664–525 гг. до н. э.) [81, p. 45].

Случаи внутреннего лобного гиперостоза, датирующиеся эпохой раннего железного века скифского времени, описаны А. Козак [36], А.П. Бужиловой и М.В. Козловской [10]. У сарматов признаки ВЛГ обнаружили А.П. Бужилова [12] и М.А. Соколова [68]. Л. Тоасе [112] зафиксировала лобный гиперостоз на 4 черепах из некрополя Апулюм римского времени с территории современной Румынии, а Ф. Рюли, Т. Бёни и М. Хеннеберг [106] на кельтском мужском черепе из погребения 100 г. до н. э. На англосаксонских материалах из Британии ВЛГ был описан Т. Андерсоном [77], а в захоронении викингов из Норвегии патология найдена С. Муром [99].

На материалах эпохи средневековья признаки синдрома Морганьи – Сюарта – Мореля обнаружены в сериях из Венгрии [90; 98], Польши (церковь в городе Расиборз) [89], Нижней Селезии [101], Словакии (церковь Мартина) [83], на Золотоордынских материалах Нижнего Поволжья [58].

Имеется целый пласт научных трудов, демонстрирующих случаи распространения ВЛГ на территории Нового Света. Так, следует отметить работу Дж. Треллеса и М. Мендеса, которая посвящена анализу этиологии и распространению внутреннего лобного гиперостоза на территории Чили [113]. Д. Мюль-хером и др. были описан целый ряд случаев у коренного населения с территории Новой Мексики [100]. Поистине фундаментальным трудом по изучению этиологии и характера распространения внутреннего лобного гиперостоза является работа группы ученых, возглавляемая И. Гершковичем. Исследователями были проанализированы массовые исторические серии Израиля и США, а также выборки белого и черного населения современной Северной Америки [92].

Материал и методика исследования. Материалом для исследования послужили черепа представителей сарматских культур из подкурганных могильников Нижнего Поволжья и Нижнего Дона. Всего было исследовано 469 черепных коробок. Из них 166 черепов относятся к черепам представителей раннесарматского времени, 144 черепа происходят из погребений среднесарматского времени и 159 черепов датируются II–IV вв. н. э. (рис. 1, табл. 1).

Степень развития лобного гиперостоза оценивалась по методике И. Гершковича и др. [92]. В своей работе исследователем были выделены четыре основных степени градации развития патологического состояния. Тип «А» характеризуется случаями развития небольших, узких костных конкреции, обычно меньше 10 мм в диаметре. Тип «B» включает случаи с узловым костным разрастанием без дискретных полей, затрагивающих менее

25 % эндокранной поверхности лобной кости. Тип «C» – более обширные узловатые костные наросты, охватывающие до 50 % эндок-ранной поверхности лобной кости. Тип «D» характеризуется костными разрастаниями, затрагивающими более 50 % внутренней поверхности лобной кости, иногда переходящими на теменные кости [92; 100].

Описание материала. Раннесарматское время. На костных останках представителей раннесарматского времени патологические изменения на внутренней поверхности лобной кости были обнаружены на 13 черепах (7,8 %). В 9 случаях у мужчин и в 3 случаях у женщин (табл. 2). В одном случае следы изменений на лобной кости были зафиксированы у подростка 15 лет из погребения 4 кургана 4 могильника Ковалевка (раскопки 2006 г.) (рис. 2). В ряде наблюдений, когда на черепной коробке имелись следы лобного гиперостоза, определение пола у некоторых индивидов было затрудненно. Поэтому в целях уточнения половой принадлежности производился анализ сопутствующего вещевого инвентаря из погребений, что позволило практически исключить сомнения при определении гендерной принадлежности. Чаще всего внутренний лобный гиперостоз фиксировался у индивидов в возрасте «matures» – 8 наблюдений. По два случая нейроэндокринных нарушений было выявлено у молодых и старых индивидов. На черепах 11 человек степень развития лобного гиперостоза характеризуется типом «A» (см. табл. 1). На двух мозговых капсулах (у подростка из погребения 4 кургана 4 могильника Ковалевка и у женщины из погребения 3 кургана 13 могильника Маляев-ка V) ВЛГ имеет вторую степень развития «B» по И. Гершковичу [92].

Среднесарматское время. Частота встречаемости внутреннего лобного гиперостоза на материалах среднесарматского времени по сравнению с предыдущим сарматским периодом выше. Всего было выявлено также 13 случаев, что составило уже 9,02 % (табл. 2). ВЛГ у средних сарматов был зафиксирован у 6 мужчин и у 7 женщин (см. табл. 1, 2). У кочевников I–II вв. н. э. данное отклонение чаще фиксируется у женщин в отличие от кочевников VI–I вв. до н. э., у которых лобный гиперостоз наблюдается преимуществен- но у мужчин. Картина гендерного распределения патологии лобной кости на материалах среднесарматского времени практически полностью соотносится с палеопатологическими и современными клиническими данными [92, p. 323]. В подавляющем большинстве случа- ев патология лобной кости выявляется у индивидов зрелого и престарелого возраста от 40 до 65 лет (всего 10 наблюдений). На трех черепных коробках образования зафиксированы у людей в возрасте 30–35 лет. В 7 случаях наблюдения нейроэндокриных нарушений

Материал исследования

Таблица 1

№	Могильник	№ кургана/ погребения/ костяк	Пол	Возраст	Степень развития патологии	Источник
Раннесарматское время (IV–I вв. до н. э.)
1	Бахтияровка II, 1986	33/6	м	35–45	A	[39]
2	Большая Ивановка, 1992	1/1	м	60–65	A	[66, с. 58]
3	Ковалевка, 2006	1/10	ж	25–30	A	[52]
4	Ковалевка, 2006	1/12	м	30–40	A	[52]
5	Ковалевка, 2006	3/4	м	60–70	A	[52]
6	Ковалевка, 2016	10/1	ж	40–50	A	[26]
7	Ковалевка, 2006	4/4/2	подр	15	B	[51]
8	Лятошинка, 1990	1/2	м	25–30	A	[27]
9	Маляевка V, 1998	13/3	ж	35–45	B	[65]
10	Моисеево, 2014	3/2	м	35–45	A	[13]
11	Новый	20/5	м	35–40	A	[30]
12	Перегрузное I, 2000	13/15	м	35–45	А	[33]
13	Царев, 1990	83/5	м	35–45	A	[51]
Среднесарматское время (I–II вв. н. э.)
1	Кондраши, 2002	2/1	м	40–45	D	[48]
2	Лебяжье, 1992	13/2	ж	55–60	B	[66]
3	Новый	130/11	ж	40–50	B	[30]
4	Новый	63/1	м	35–40	A	[30]
5	Ольховка I, 2003	1/1	ж	25–30	A	[67]
6	Первомайский VII, 1984	42/4	м	40–45	D	[47]
7	Первомайский I, 1985	13/2	ж	55–60	A	[20, с. 187–188]
8	Перегрузное I, 2001	16/1/2	ж	60–65	D	[34]
9	Перегрузное I, 2010	45/3	ж	25–35	A	[35]
10	Рыбинка, 2014	1/1	м	35–45	A	[13]
11	Сладковка, 1978	14/1	м	30–35	B	[44]
12	Сладковка, 1983	23/1	м	25–30	A	[45]
13	Сохранный, 2015	1/2	ж	60–65	A	[62]
Позднесарматское время (II–IV вв. н. э.)
1	Абганерово II	4/1	м	50–60	A	[24]
2	Аксай-2, 2006	1/1	м	45–50	А	[25]
3	Аксай-2, 2006	5/1	м	50–55	А	[25]
4	Аксай-2, 2006	35/1	м	20–25	A	[25]
5	Аксай-4	3/1	м	40–50	B	[35]
6	Аксай-5	1/2	м	35–40	A	[35]
7	Заря I	1/1	м	30–40	B	[38]
8	Лятошинка, 1990	2/2	м	20–25	A	[27]
9	Новый Рогачик, 1978	10/1	м	25–30	А	[46]

Таблица 2

Характер распространения внутреннего лобного гиперостоза у сарматов

Сарматская серия	Суммарная серия			Мужчины			Женщины
	S	n	%	S	n	%	S	n	%
Ранние сарматы	166	13	7,8	94	9	9,6	71	3	4,2
Средние сарматы	144	13	9,03	81	6	7,4	63	7	11,1
Поздние сарматы	159	9	5,7	119	9	7,6	38	0	0
Всего	469	35	7,5	291	24	8,2	177	10	5,6

на лобной кости степень проявления патологии характеризуется типом «A» (небольшая, изолированная, выделяющаяся область не более 10 мм в диаметре на передней части кости, на одной стороне или по обеим сторонам от лобного синуса). Три случая типа «B» и 3 наблюдения типа «D» [92, p. 307–308].

Позднесарматское время. На материалах II–IV вв. н. э. было зафиксировано 9 случаев внутреннего лобного гиперостоза. Все наблюдения были выявлены на черепах мужчин. В 6 случаях мозговые капсулы носят на себе следы преднамеренной искусственной деформации. Оценка возрастных зависимостей развития лобного гиперостоза на материалах позднесарматской культуры позволила выяснить, что данная патология в одинаковой мере характерна как для молодых (4 случая), так и для возрастных индивидов старше 35 лет (5 случаев) (табл. 3). В процентном соотношении на материалах позднесарматского времени ВЛГ встречается реже, чем в других сарматских сериях (см. табл. 2). В то же время обращает на себя внимание то обстоятельство, что в серии II–IV вв. н. э. случаев лобного гиперостоза на женских черепах не обнаружено. Данное наблюдение не соответствует современным представлениям о распространении внутреннего лобного гиперостоза. Если характеризовать степень развития патологических состояний на лобной кости, то в 7 случаях выявлен тип «A» и только 2 раза тип «B».

Обсуждение. Одним из интереснейших аспектов в палеопатологии носителей сарматских культур является систематичная встречаемость на их мозговых коробках такой патологии, как внутренний лобный гиперостоз.

Чаще всего данная патология наблюдается в среднесарматской выборке (9,02 %). Причем в это время данное отклонение преобладает у женщин (11,1 %), что не противоречит клиническим и палеопатологическим данным. У ранних сарматов частота встречаемости ниже (7,8 %), и признак в два раза чаще встречается у мужчин (9,6 %), чем у женщин (4,2 %). У поздних сарматов данная патология отмечается реже (5,7 %). Зафиксировано 9 случаев, и все у мужчин (7,7 %). В генеральной же выборке частота встречаемости лобного гиперостоза у взрослого населения Нижнего Поволжья и Нижнего Дона

IV в. до н. э. – IV в. н. э. достигает показателя 7,5 % (см. табл. 2), что в целом выше, чем в большинстве исторических серий (рис. 3).

Характер развития ВЛГ у сарматов в подавляющем большинстве случаев ограничивается слабой степенью (так называемый тип «А»). Вариант «B» по И. Гершковичу [92], или тип «Minor» по Х. Май [97], был выявлен во всех разновременных сарматских группах (рис. 4). Самая сильная степень проявления внутреннего лобного гиперостоза «D», или «moderate», зафиксирована исключительно на материалах среднесарматского времени (Кон-драши, 2002, к. 2, п. 1; Первомайский VII, к. 42, п. 4 (рис. 5); Перегрузное I, к. 16, п. 1, к. 2).

В результате анализа частот распространения внутреннего лобного гиперостоза в суммарной сарматской серии представление исследователей о возрастной зависимости данного патологического состояния в целом подтверждается. Из 35 случаев наблюдения синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля 17 (48,6 %) были выявлены у взрослых индивидов в возрасте от 35 до 55 лет, а 8 наблюдений (22,9 %) были сделаны на материалах, принадлежащих людям престарелого возраста старше 55 лет (табл. 3).

Таблица 3 Возрастные показатели встречаемости

ВЛГ

Сарматская серия	Воз		раст
	Uvenis	Adultus	Maturus	Senilis
Ранние сарматы	1	2	8	2
Средние сарматы	0	3	6	4
Поздние сарматы	0	4	3	2

Был выявлен один случай развития патологии лобной кости у индивида в подростковом возрасте. Так, на раннесарматском черепе из погребения 4 кургана 4 могильника Ковалевка были обнаружены симметричные новообразования на внутренней пластине лобной кости, которые по характеру развития могут быть отнесены к типу «B» по И. Гершковичу [92]. Из сопутствующих патологических состояний на черепной коробке индивида зафиксированы следы поротического гиперостоза глазниц и свода черепа, что может указывать на развитие симптомов железодефицитной анемии в детском возрасте. Кроме этого, на костях лицевого отдела черепа и на костях свода черепа обнаружены признаки разреженности костной ткани, указывающие на развитие хронической формы витаминной недостаточности.

На самом деле, случай фиксации внутреннего лобного гиперостоза на черепной коробке подростка достаточно неординарная вещь. Тем не менее в современной клинической практике наблюдения раннего формирования синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля в научной литературе описаны. Так, М.Ф. Исмагилов, Д.Р. Хасанова и др., ссылаясь на работу Б. Бахур, А.М. Бондарь, А.А Чеклед и Г.К. Стародубцева, указывают на случай внутреннего лобного гиперостоза у ребенка 11-летнего возраста [31]. Н.Ф. Докучаева и др. зафиксировали 4 случая заболевания в юношеском возрасте у больных женского и мужского пола [22, с. 22]. М. Яксионг и др. описали случай внутреннего лобного гиперостоза у семилетнего мальчика из Китая. Врачи сделали предположение о возможной корреляции развития патологии лобной кости с травмой черепа и головного мозга, которая была получена в двухлетнем возрасте [117, p. 4].

Теперь постараемся ответить на вопрос о причинах распространения внутреннего лобного гиперостоза у сарматских кочевников Нижнего Поволжья и Нижнего Дона.

О возможной взаимосвязи развития синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля из-за механических повреждений (черепно-мозговые травмы) уже высказывалось мнение в научной литературе. В то же время, несмотря на то, что исследователями указывалось, что сарматы вели достаточно агрессивный образ жизни [4; 8; 55], случаев травм костей свода черепа в исследованной серии кочевников с ВЛГ сравнительно мало, всего лишь три наблюдения.

Дополнительно отметим, что в последний сарматский период на 6 черепах с ВЛГ зафиксированы следы преднамеренной искусственной деформации. Вообще, воздействию деформирующей конструкции, которую применяли древние народы для модификации своей головы, на развитие патологических признаков на черепе исследователи также уделяли особое внимание. Так, М.А. Балабанова и А.В. Сычева описали случай лобного гиперостоза на черепе мужчины пожилого возраста, относящегося к позднесарматскому времени, из кур- ганного могильника Абганерово II [3, с. 159]. Кроме этого, ученые, осуществив рентгенологическое изучение деформированных черепов поздних сарматов Нижнего Поволжья, пришли к заключению, что на некоторых из них имеются изменения в области турецкого седла. По мнению исследователей, данные наблюдения могут указывать на существование высокой степени вероятности развития гормональных нарушений в организме людей с деформаций головы, что могло повлиять на психическое модифицирование полового поведения индивидов [2; 12].

Сходной точки зрения придерживаются и авторы данной работы, так как аналогичные тенденции были выявлены в результате рентгенологического исследования серий деформированных черепов эпохи средней бронзы и позднего средневековья. Так, следы лобного гиперостоза были обнаружены на деформированном черепе мужчины катакомбной культуры из могильника Абганерово III [57]. На материалах золотоордынского времени у мужчины 35– 45 лет с затылочной деформацией черепа из погребения 2 кургана 80 могильника Царев был выявлен гиперостоз внутренней пластины лобной кости [58, с. 110].

Что же касается суммарной серии сарматов, то считать преднамеренную искусственную деформацию черепа и черепно-мозговые травмы основной причиной развития внутреннего лобного гиперостоза неперспективно, так как признаков деформации у носителей ранне- и среднесарматской культуры не зафиксировано, а травмы свода черепа редки, и частота встречаемости патологии лобной кости в ранних сарматских группах выше. В то же время отказываться от идеи, что преднамеренное и непреднамеренное воздействие на черепно-мозговой отдел может быть стимулом к развитию патологических отклонений, преждевременно. Необходимо проведение дальнейших исследований, накопление сравнительных и эмпирических данных.

Еще одной причиной, по которой внутренний лобный гиперостоз достаточно часто фиксируется в сарматских группах, может быть генетическая предрасположенность.

О вероятной наследственной зависимости проявления синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля уже писалось [12; 69; 73].

Так, внутренний лобный гиперостоз был зафиксирован у скифов – народа, близкого сарматам по происхождению и образу жизни. На территории Украины А. Козак выявила случай синдрома Морганьи у зрелой женщины из погребения 2 кургана 19 могильника Переще-пенский [36, с. 60].

А.П. Бужилова и М.В. Козловская зафиксировали 6 случаев лобного гиперостоза среди 32 взрослых индивидов из серии могильника Терновое I и Колбино I, относящихся к скифскому времени. Частота встречаемости патологии внутренней пластины лобной кости в данной выборке достигает 18 %, что значительно выше общемировых показателей даже в настоящее время [10].

М.А. Соколовой и А.П. Бужиловой при исследовании серии сарматов, состоящей из 125 черепных коробок взрослых индивидов, также было выявлено 6 случаев синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля [12, с. 205; 68, с. 189].

Несмотря на то обстоятельство, что у сарматского населения Юга России отмечается широкий диапазон изменчивости, объясняющий сложный и неодинаковый процесс этногенеза различных сарматских групп [56, с. 25–26; 76, с. 38–39], многие исследователи указывали на схожесть в антропологическом плане сарматских серий с различных территорий. Так, Т.С. Кондукторова в результате изучения сарматских серий с Украины высказала мнение, что у них наблюдается антропологический тип, находящий аналогии у сарматов Нижнего Поволжья [37, с. 172–173]. С.И. Круц, приводя сводку накопившего к началу 90-х гг. XX в. костного материала из могильников Таврии, указала на их сходство с остальным сарматским миром [40].

На близость сарматов Западного Казахстана к кочевникам Поволжья и Приуралья указывали В.В. Гинзбург и Б.В. Фирштейн [16, с. 406–407]. В.В. Гинзбург высказал мнение о существовании унифицированного антропологического типа сарматов, с незначительными локальными особенностями [17, с. 575; 88, p. 308–310]. О близости антропологического типа сарматов Маныч-Сальского междуречья говорила Е.Ф. Батиева [8].

О сходстве в морфологическом плане сарматов раннего и среднего этапов в своих работах писали Б.В. Фирштейн и М.А. Бала- банова [1; 72]. На несомненную связь сарматов с предшествующими скифскими и савро-матскими племенами в генетическом плане указывала М.А. Балабанова [1] и А.П. Бужи-лова и др. [12].

Исследование частот встречаемости эпигенетических признаков в сарматской серии показало, что у всех сарматов широко распространены различные аномалии черепа и зубочелюстной системы. Наивысшие частоты из дискретно-варьирующих признаков имеют такие аномалии, как дополнительные косточки в затылочном шве черепа, пальцевидные вдавления, метопический (лобный) шов. Причем одни и те же показатели характерны и для суммарных, и для локальных разновременных сарматских групп. Выявленная картина распространения этих фенов в сарматских группах заставляет обратиться к гипотезе, высказанной отечественными антропологами, о существовании морфологического начала, которое объединяет всех сарматов между собой [56].

В связи со всем выше изложенным вполне вероятно, что появление синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля в разновременных сарматских сериях может быть связано с генетической предрасположенностью, которая запускалась специфическим активаторами.

В случае с сарматскими женщинами и мужчинами такими стимуляторами могли выступить образ жизни и характер питания.

Практически во всех письменных источниках скифов, савроматов и их возможных потомков сарматов определяют как кочевников [6, с. 13; 50, с. 3]. Что же касается образа жизни, то описание его походного и кочевого уклада мы находим у таких авторов античности, как Помпоний Мела [61], Страбона [70], Тацита [71], Эннодия [42, c. 304], Аммиана Марцелина [49].

Достаточно специфично в письменных источниках дается характеристика внешнего облика, поведения и рода занятий скифских и сарматских женщин. Гиппократ пишет следующее о внешнем облике скифов: «…по внешнему виду скифы толсты, мясисты, нерасч-ленены, влажны и слабы. Вследствие тучности и гладкости тела по внешнему виду все похожи друг на друга» [18, с. 299]. Также древний врач отмечает слабую плодовитость скиф- ских мужчин и женщин, связывая это у первых с верховой ездой, а у вторых с «ожирением и влажностью» [18, с. 299].

Геродот указывает «савроматские женщины исстари ведут свой образ жизни: они ездят верхом на охоту с мужьями и без них, выходят на войну и носят одинаковую с мужчинами одежду» [15, кн. IV, 116, c. 200]. Относительно браков соблюдается следующее правило: ни одна девушка не выходит замуж, пока не убьет врага; некоторые из них и умирают в старости безбрачными, потому что не могли выполнить этого требования [15, кн. IV, 117, c. 200]. Помпоний Мела так описывает сарматов: «Даже женщины участвуют в войне наравне с мужчинами» [61, кн. III, IV, 29, c. 225]. Также Помпоний Мела упоминает о том, что сарматские девочки-подростки были «обязаны упражняться в стрельбе из луков, верховой езде и охоте» [61, кн. I, XIX, c. 227]. У Полиена имеются упоминания о сарматской царице Амаге, напавшей с конным отрядом сарматов на царскую ставку скифов [60, с. 284–285]. Флавий Вописк сообщает о 10 сарматских женщинах, взятых в плен императором Аврелианом (70-е гг. III в.), которые в мужской одежде сражались среди готов [73].

Характеристика сарматских женщин в античных письменных источниках, а также подтверждение этих сведений археологическими находками вооружения в женских погребениях позволяют нам сделать предположение, что ведение ими походного образа жизни наравне с мужчинами, возможно, приводило к матуризация сарматок, снижению эстрогенов в организме, нарушению полового поведения и функции воспроизводства. А.П. Бужилова указывает, что сдвиги в соотношении «эстрадиол / тестостерон» происходят при нарушении полового поведения и смене социальной роли, что и происходило в некоторых случаях с женщинами в сарматском обществе [12]. Исследование группы ученых, возглавляемых И. Гершковичем, показало, что женщины, занимающие лидерские позиции, мало или не рождающие детей, а также отказывающиеся от грудного вскармливания, чаще подвержены развитию эндокринных нарушений, нежели женщины, проводящие большую часть репродуктивного возраста вынашивая ребенка [92].

Таким образом, ведение мужского образа жизни, продолжительное времянахождение в походах, участие в военных столкновениях могли приводить к развитию в женском организме эндокринных нарушений.

Теперь необходимо также ответить на вопрос: по какой причине наблюдается гендерный крен в проявлении ВЛГ у сарматов?

Как и в случае с женщинами сарматского времени, на мужчин, вероятнее всего, действовал тот же набор факторов, обусловленных процессами адаптации к образу жизни (генетические, механические, гастрономические).

Так, к развитию гормональных нарушений могло приводить длительное нахождение сарматов в седле. Древнегреческий врач Гиппократ вот так высказывался по поводу скифов: «Постоянные толчки при верховой езде приводят у них к половому бессилию» [18, с. 298–300]. О том, что савроматы и сарматы как истинные номады долгое время проводят на коне, говорится в работах античных авторов. Римский историк Тацит указывает, что сарматы – это народ, «проводящий всю жизнь на повозке и на коне» [71, с. 356]. Плиний Старший дает описание сарматов, находящихся в походе: «Таким образом, они, сидя верхом, продвигаются непрерывно на расстояние сто пятьдесят миль» [59, кн. III, IV, с. 225]. Сидоний Апполинарий указывает: «Дети с раннего возраста приучаются скакать на коне» [69, с. 288]. Аммиан Марцеллин писал об аланах: «Молодежь с раннего детства, сроднившись с верховой ездой, считает позором для мужчины ходить пешком»; «сарматы объезжают обширные пространства… они ведут по одному, а иногда по два коня», что позволяло им проходить на конях до 200 км в день [49, кн. XXXI, 2, 20, с. 493]. А.П. Бужи-лова, ссылаясь на современные исследования, посвященные велосипедистам, высказала предположение, что в результате длительного нахождения в седле у сарматских мужчин могло происходить нарушение кровообращения в области гениталий, что негативно влияло на выработку тестостерона, а также стимулировало развитие половых болезней и возникновение синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля [12, с. 211].

Малоподвижный (сидячий) образ жизни сарматских мужчин и женщин отягощался специфическим пищевым поведением, которое можно назвать традиционным для кочевников раннего железного века и которое практически не менялось на протяжении всей сарматской истории.

Кочевой и скотоводческий уклад сарматов обусловил и их систему питания. Страбон сравнивает сарматов с галактофагами (мле-коедами) [70, с. 296]. Питались сарматы преимущественно продуктами животного происхождения, редко просяной кашей [5, с. 8; 50, c. 8]. Подтверждение того, что сарматы в основном употребляли в пищу мясо, кобылье молоко, кровь животных, сыр, кисломолочные продукты, а также диких животных, мы находим в работах Клавдия Элиана, Плиния Старшего [32; 59]. Марк Аврелий Марциал (I в. н. э.) в своей книге эпиграмм пишет: «…пришел сармат, сытый кровью коня» [41, № 3, с. 219]. Климент Александрийский (III в. н. э.) вот что указывает о скифах: «…скиф несется куда хочет, мучимый голодом, он требует пищи у коня, последний предоставляет ему свои жилы и отдает господину все, что имеет – кровь; таким образом, конь для кочевника является средством передвижения и пищей» [41, № 2, с. 281].

Этнографические исследования особенностей питания кочевников Центральной Азии указывают, что свежее мясо скифы, монголы, тибетцы, казахи употребляли в пищу в основном осенью, а кровь (так называемая живая кровь) животных употребляли достаточно часто, особенно в походах или в голодные периоды [29]. В этнографии кочевых народов описывается, что в периоды голода в пищу шли не только мясо, внутренности и кровь животных, ели также копыта и кости [9, c. 9] . Кроме этого, в голодоморы в пищу употребляли и падаль, то есть животных, издохших от голода или болезней, что отмечали у кочевников в разные исторические периоды: у скифов – в V в. до н. э.; у монголов – в XIII в. н. э.; у крымских татар – в XVI–XVII вв.; у калмыков – даже в XIX в. [28; 53; 64; 74].

Н.Л. Жуковская, описывая особенности питания кочевников Центральной Азии (монголов, уйгуров, тибетцев, казахов, киргизов) конца XIX – начала XX в., указывает, что в летний период кочевники в основном употребляли молочную пищу, а в зимний – мясную [29, с. 65–66].

Археологические исследования указывают на то, что в раннесарматское время в подавляющем большинстве погребений заупокойная пища представлена в виде костных останков туши барана, реже – крупного рогатого скота и лошади. Определения содержания соединений фосфора из придонной части грунта из погребальных сосудов свидетельствуют о наличии в горшках сарматских погребений молока и мясного бульона [21].

Кроме того, что диета кочевников базировалась в основном на мясо-молочной составляющей, то есть была очень далека от сбалансированного рациона, имеются свидетельства в античных источниках и о том, что питались они несистематично. Помня о периодах голодания, савромат-сармат «наедался через каждые три дня до пресыщения» [32].

Таким образом, свидетельства античных источников, данные этнографии и археологии позволяют нам сделать предположение о том, что как для сарматских мужчин, так и для женщин была характерна несбалансированная диета с высоким содержанием жиров и белков, к тому же питание было несистематичным. Длительные периоды голода чередовались с моментами, когда кочевники предавались перееданию. Такой рацион, вполне вероятно, провоцировал у кочевого населения Нижнего Поволжья раннего железного века развитие различных системных нарушений.

Так, например, отсутствие в рационе свежих продуктов могло приводить к различным авитаминозам, которые выявлены у неполовозрелого населения сарматских культур, а также к развитию недостатка йода и, как следствие, нарушению работы щитовидной железы. Голодовки и периоды перенасыщения едой, а также пища обогащенная жирами могли стимулировать нарушения работы поджелудочной железы, которая отвечает за выработку инсулина, приводя к развитию сахарного диабета и, как следствие, ожирению. Так, А.П. Бужилова и И.С. Каменецкий приводят описания изменений на костных останках позднего сармата с признаками приобретенного диабета [11].

Таким образом, специфический образ жизни (походный, кочевой), диета (большое содержание белков и жиров) и несистематичное питание (периоды голода чередовались с перееданием про запас), характерные для кочевников раннего железного века, вероятнее всего, явились определяющими факторами, стимулирующими развития маркеров эндокринных нарушений.

Заключение. Зафиксированные частоты встречаемости внутреннего лобного гиперостоза свидетельствуют о существовании у сарматов системных заболеваний эндокринной системы.

Синдром Морганьи – Стюарта – Мореля на кочевнических материалах IV в. до н. э. – IV в. н. э. не обнаруживает гендерной направленности современного типа.

Существуют возрастные зависимости в проявлении патологии, но обнаруженные случаи встречаемости ВЛГ у подросткового и молодого населения указывают на формирование серьезных эндокринных нарушений уже в раннем возрасте.

Запуск развития внутреннего лобного гиперостоза (синдрома Морганьи – Стюарта – Мореля) у сарматов связан:

– с генетически обусловленными факторами;

– специфической диетой, которая стимулирует нарушение обмена веществ;

– специфическим образом жизни («кочевой, походный»), который был характерен для женщин и для мужчин как наиболее активной части сарматского населения;

– длительным нахождением в конском седле;

– психоэмоциональными нагрузками – следствие агрессивного поведения (длительные войны, походы, защита территорий, кочевий).

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ВОКМ – Волгоградский областной краеведческий музей.

ВОНПЦ – Волгоградский областной научнопроизводственный центр по охране памятников истории и культуры.

ВДИ – Вестник древней истории.

МИА – Материалы и исследования по археологии СССР.

НАВ – Нижневолжский археологический вестник.

СМАЭ – Сборник Музея антопологии и этнографии.

ТИЭ – Труды Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР.