Военное строительство в Арктике в условиях конфронтации России и Запада

В 2015–2017 гг. в большинстве арктических стран проводился обзор оборонной политики и политики в области безопасности, в ходе которого обсуждались в том числе вопросы военного строительства в Арктике. Обзор проводился как в плановом порядке (в Канаде — в связи со сменой правительства после выборов 2015 г., в Дании — в связи с истечением в 2017 г. срока межпартийного соглашения по вопросам оборонной политики), так и в связи с изменениями в военно-политической обстановке (Норвегия). В США обнародованные в 2013 и 2014 гг. арктические стратегии министерства обороны и военно-морских сил (ВМС) пока не пересматривались. В декабре 2016 г. министерство обороны представило Конгрессу доклад с оценкой потребностей в обеспечении интересов национальной безопасности в Арктике, однако какие-либо решения о корректировке политики страны в регионе будет принимать уже нынешняя администрация США.

По времени обзор оборонной политики арктических стран совпал с обострением отношений между Россией и Западом на фоне украинского кризиса и начавшейся на Западе дискуссией об угрозе милитаризации Арктики [1, Regehr E., p. 1], новая фаза которой развернулась на фоне реализации российской программы военного строительства, по словам министра обороны С. Шойгу, самой масштабной в регионе1. Анализ результатов последнего цикла обзора оборонной политики арктических стран позволяет сделать выводы относительно того, в какой мере современное обострение отношений России с Западом повлияло на военно-политическую обстановку в регионе и как может сказаться на ней в обозримом будущем.

С этой целью в статье сначала рассматривается общий политический контекст, на фоне которого проходил обзор оборонной политики арктических стран, а также его изменение под влиянием современного кризиса. Затем последовательно анализируются принятые в 2015–2017 гг. документы стратегического планирования прибрежных в отношении Северного Ледовитого океана (СЛО) стран-членов НАТО (Канада, Дания, Норвегия, США). Принятые в этот период решения сопоставляются с более ранними планами военного строительства прибрежных стран в регионе. В заключении обобщаются результаты проведённого анализа, делаются выводы относительно влияния кризиса в отношениях России и Запада на военно-политическую обстановку в Арктике в краткосрочной и среднесрочной перспективе.

В статье рассматриваются только планы нестратегического (конвенционального) военного строительства в Арктике. Осуществляемая в регионе военно-стратегическая деятель- ность России и США является частью более широкого уравнения стратегической стабильности и взаимного ядерного сдерживания. Размещённые ими в Арктике стратегические системы не имеют отношения к гипотетическим сценариям ограниченного вооружённого конфликта в регионе. Они охвачены действующим российско-американским договором о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений или учтены в нём и являются предметом самостоятельного анализа [2, Арбатов А.Г., Дворкин В.З.; 3, Арбатов А.Г., Дворкин В.З.; 4, Загорский А.В., с. 9; 5, Depledge D., pp. 61–62].

Политический контекст

В конце прошлого десятилетия большинство прибрежных стран утвердили программы модернизации своих нестратегических сил. В Канаде, Дании и Норвегии арктическому направлению было уделено особое внимание. Их планы военного строительства исходили не из возможности межгосударственного конфликта в регионе, а из необходимости решения невоенных задач в области безопасности, таких как охрана границ, обеспечение безопасности судоходства, оперативное реагирование на чрезвычайные ситуации, проведение поисково-спасательных операций и др. [6, Le Mière Ch., Mazo J., pp. 94, 110–116; 7, Byers M., pp. 269–279].

С учётом прогнозов активизации экономической деятельности в морской Арктике в прибрежных странах сформировалось понимание того, что насыщение региона соответствующими силами и средствами в обозримой перспективе будет возрастать. Хотя решением большинства перечисленных выше задач призваны заниматься прежде всего невоенные структуры — береговая охрана (БОХР), правоохранительные органы, — на вооружённые силы здесь также возлагаются функции по реагированию на невоенные риски: мониторинг воздушной и надводной обстановки, авиационный и морской поиск и спасание, обеспечение безопасности судоходства, оказание содействия гражданским властям в ликвидации последствий разливов нефти и иных чрезвычайных ситуаций и др.

Оценивая свои потребности в морской Арктике (основным критерием для таких оценок стали прогнозы интенсификации судоходства2), прибрежные страны сделали выбор в пользу различного сочетания военных и невоенных сил и средств. Так, в Дании, у которой нет БОХР3, решение соответствующих задач в Арктике возложено на вооружённые силы (ВС). В Канаде выбор был сделан в пользу расширения присутствия военно-морских сил (ВМС) в арктических водах. В США, наоборот, обеспечение присутствия в Арктике было возложено на БОХР.

Планы прибрежных стран по строительству арктических сил были скромными. И дело не только в том, что здесь нет серьёзных поводов для вооружённого конфликта [8, Дынкин А.А., с. 407–408]. Суровые природно-климатические условия, удалённость региона, большие расстояния существенно затрудняют и удорожают конвенциональную военную деятельность, строительство и поддержание береговой инфраструктуры, обеспечение оперативной устойчивости сил армии и флота [9, Храмчихин А.А., c. 327; 10, Bowes M.D., pp. 30–39; 11, Christensen K.D.]. Эти условия, по оценкам военных ведомств, в обозримой перспективе вряд ли станут более благоприятными4.

Всё это, как и другие обстоятельства, предопределяет низкую оперативную ёмкость региона и его периферийный характер для конвенциональной военной деятельности прибрежных стран. По этой причине даже скромные программы строительства вооружённых сил в Арктике зачастую проигрывают конкуренцию другим, более приоритетным, но не арктическим направлениям военного строительства. Эти программы недофинансировались, а их реализация не раз откладывалась. Утверждая планы военного строительства, в прибрежных странах отдавали себе отчёт в том, что одностороннее размещение в регионе даже незначительных военных сил может спровоцировать гонку вооружений. По этой причине большинство стран отказалось от инвестирования значительных средств в военную инфраструктуру, а основной акцент был сделан на развитии двустороннего и регионального сотрудничества.

Ввиду особых обстоятельств, в частности, ограниченности возможностей для свободного выхода в Мировой океан, базирования на Кольском полуострове морских стратегических ядерных сил сдерживания и прикрывающих их сил Северного флота, Россия — единственная страна, имеющая в Арктике постоянно размещённые существенные боевые силы. У Дании, Канады, Норвегии и США есть более благоприятные возможности для выхода в Мировой океан и, соответственно, нет необходимости базировать свой флот на севере. Этим во многом объясняются несопоставимые масштабы военной деятельности России и других стран в Арктике, объективное превосходство размещённых здесь на постоянной основе нестратегических сил России [4, Загорский А.В., с. 29; 12, Храмчихин А.А., с. 98].

До украинского кризиса это превосходство и российское военное строительство в регионе воспринимались как вполне объяснимые меры, призванные обеспечить охрану протяжённой береговой линии, освещение воздушной, надводной и подводной обстановки, оперативную устойчивость стратегических сил сдерживания, реагирование на природные и техногенные катастрофы. В арктических странах высказывались и другие точки зрения, но общественно-политической резонанс они вызывали в редких случаях, таких как установка российского флага на дне СЛО в районе Северного полюса в 2007 г. или доклад геологической службы США о неразведанных запасах углеводородов на арктическом шельфе в 2008 г. До начала украинского кризиса отечественные и зарубежные исследования независимо друг от друга свидетельствовали об отсутствии признаков гонки вооружений в Арктике [13, Загорский А.В., с. 106–108); 14, Ознобищев С.К.; 15, Haftendorn H.; 16, Melvin N., Bergh K., p. 1; 6, Le Mière Ch., Mazo J., p. 94; 17, Wezeman S.T.].

Об установлении баланса военных сил России и стран Запада в Арктике речь не шла. Более того, российские нестратегические силы и средства, превосходящие соответствующий потенциал остальных прибрежных стран вместе взятых, воспринимались как потенциальный вклад в решение общих задач обеспечения безопасности в Арктике, что придавало России соответствующий её вкладу вес в региональном сотрудничестве. На фоне украинского кризиса отношение к российским военным программам изменилось. За Россией закрепился имидж государства, политика которого труднопредсказуема, готового ради достижения стратегических целей пренебречь возможными политическими и экономическими издержками односторонних, в том числе силовых действий [18, Загорский А.В., с. 45; 19, Käpylä J., Mikkola H., pp. 12–13].

Это изменение общего политического контекста, с которым совпал обзор оборонной политики прибрежных стран, придало данному процессу особую интригу. Хотя в результате обзора оценки российского военного строительства в Арктике принципиально не изменились: оно по-прежнему оценивается прибрежными странами как не угрожающее в краткосрочной перспективе5, тональность принятых в последние годы документов арктических стран отражает их усиливающуюся озабоченность перспективами развития обстановки в регионе, а анализ программ российского военного строительства всё больше смещается с оценки намерений в сторону оценки фактических возможностей России.

Канада

Сформировавшиеся в Канаде в 2006–2008 гг. планы военного строительства в Арктике многими были восприняты как программа радикальной модернизации вооружённых сил и военной инфраструктуры страны в регионе [20, Конышев В.Н., Сергунин А.А., с. 288]. Возможно, это объясняется риторикой консервативного правительства С. Харпера, которая предшествовала и сопровождала принятие соответствующих решений [21, Lackenbauer P.W., Dean R., pp. 8–36]. На деле эта программа была более чем скромной на фоне как более широких задач ВС страны, так и программы невоенной деятельности в Арктике (устойчивое развитие северных территорий, адаптация к последствиям изменения климата, научные ис- следования, гидрография и картография, безопасность судоходства и предотвращение загрязнения морской среды и другие).

Канадская программа предусматривала строительство для ВМС страны 6–8 сторожевых фрегатов с ледовыми усилениями6, строительство глубоководного порта материальнотехнического обеспечения кораблей ВМС, создание на севере учебного центра армии и увеличение численности канадских рейнджеров — местных добровольцев, патрулирующих малообжитые сухопутные территории канадского Севера [22, Dean R., Lackenbauer P.W., Lajeu-nesse A., pp. 46–47; 17, Wezeman S.T., p. 5]. Больше всего споров в стране вызвало решение о строительстве сторожевых фрегатов. Следствием его принятия стало сокращение принятых ранее планов замены стареющих ледоколов БОХР с трёх до одного, тогда как использование сторожевых кораблей, способных осуществлять патрулирование в арктических водах не более трёх месяцев в году, считается менее эффективным, чем использование ледоколов БОХР, которые проводят здесь до девяти месяцев [4, Загорский А.В., с. 87].

Ещё при правительстве Харпера реализация намеченных планов отставала от графика и испытывала хроническое недофинансирование. Программа закупки военной техники была реализована в незначительном объёме. Сами планы пересматривались в сторону сокращения. Так, в целях бюджетной экономии количество сторожевых фрегатов для Арктики было сокращено до пяти–шести. Первый фрегат был заложен в 2016 г., хотя должен был поступить в боевой состав ВМФ годом ранее. Сроки завершения реализации программы сдвинулись на 2018–2022 гг. Пересмотрены планы строительства на севере глубоководного порта. Теперь речь идёт не о центре материально-технического обеспечения кораблей ВМС, а о пункте заправки топливом, который будет доступен только в сезон навигации. Завершение его строительства перенесено с 2015 на 2018 г. Откладывается строительство нового ледокола для БОХР Канады. Его разработка была приостановлена в 2013 г., а соответствующие средства были направлены на строительство «неарктических» судов обеспечения для ВМС страны. Судя по последним сообщениям, новый ледокол БОХР Канады появится не раньше 2022– 2023 гг. [23, Forget P., p. 20; 1, Regehr Е., pp. 6, 27–28; 24, Wezeman S.T., p. 3, 7].

Пришедшее к власти в конце 2015 г. либеральное правительство во главе с Дж. Трюдо в 2016 г. начало обзор оборонной политики Канады, в ходе которого был поставлен вопрос об определении оптимальных масштабов и форм присутствия ВС страны на Севере с учётом суровых природно-климатических условий и высокой стоимости военного строительства7. Результаты обзора были обнародованы в 2017 г. В итоговом документе были подтверждены сокращённые предыдущим правительством планы строительства арктических сил. Акцент же был сделан на модернизации систем предупреждения о воздушном нападении, мониторинге воздушной и надводной обстановки во взаимодействии с США, Данией и Норвегией, модернизации сети радаров Командования воздушно-космической обороны Северной Америки (НОРАД) [25, Regehr E.] и расширении зоны ответственности системы противовоздушной обороны страны8.

Нынешнее правительство Канады приняло решение о закупке в следующем десятилетии пятнадцати сторожевых кораблей для ВМС страны. Однако они не предназначены для использования в Арктике. Как и весь канадский флот, они будут базироваться на юге страны, не имея ледовых усилений.

Прежнее правительство страны утвердило также программу замены старых истребителей F-18 (с сокращением их общего количества). Первоначальный выбор в пользу истребителя пятого поколения F-35 был поставлен под вопрос ещё до формирования нового кабинета, который окончательно отказался от данного варианта и склоняется в пользу более «бюджетного» F-18/Е. Дальность истребителей, базирующихся на юге страны, позволяет им эпизодически патрулировать воздушное пространство севера Канады при условии дозаправки в воздухе. Их главная задача — перехват российских стратегических бомбардировщиков, возобновивших свои полёты в Арктике в последние десять лет. В целях же настоящего исследования важно констатировать, что и в этом вопросе по итогам последнего обзора оборонной политики Канады не принимались (и не обсуждались) решения, выходящие за рамки давно намеченной плановой модернизации парка многоцелевых истребителей.

Хотя в документах обзора оборонной политики Канады появились тезисы о возрождении соперничества великих держав и возвращении к политике сдерживания, соответствующие пассажи не относятся к арктическому региону. Основную озабоченность у нового правительства вызывает необходимость защиты морских коммуникаций НАТО Северной Ат-лантике9. Это делает арктический регион ещё более периферийным для Оттавы с военной точки зрения. Несмотря на то, что в общественно-политической дискуссии и, в частности, в Сенате, всё более остро ставится вопрос о необходимости отреагировать на российское военное строительство в Арктике, в новой военной доктрине Канады задачи ВС в регионе сформулированы не в контексте гипотетических военных угроз, а в плане необходимости оказания содействия гражданским властям в реагировании на невоенные риски в области безопасности [26, Regehr].

Дания

Арктическое направление военной деятельности Дании вряд ли заслуживает того внимания, которое ему уделяли средства массовой информации некоторое время назад. Межпартийным соглашением по вопросам обороны Дании на 2010–2014 гг. было предусмотрено объединение командований для Гренландии и Фарерских островов в общую ко- мандную структуру10. В результате в 2012 г. в Нууке (Гренландия) было создано компактное объединённое арктическое командование, в задачи которого входит координация деятельности вооружённых сил страны в зоне его ответственности. В случае необходимости ему могут быть приданы силы и средства из состава вооружённых сил Дании. В самой же Гренландии нет размещённых на постоянной основе существенных военных сил, если не считать немногочисленный «санный патруль» и отряд аквалангистов.

Арктическая деятельность ВС Дании ограничивается патрулированием вод и воздушного пространства Гренландии и Фарерских островов. В их задачи входят мониторинг обстановки, авиационный и морской поиск и спасание, ликвидация последствий загрязнения морской среды, рыбоохранная деятельность, содействие в ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций. Патрулирование вод Гренландии и Фарерских островов на основе ротации осуществляют по одному сторожевому фрегату класса «Тетис» постройки конца 1980 — начала 1990-х гг. Модернизация же арктических сил страны по существу свелась к замене построенных для Гренландии в 1970-е гг. трёх сторожевых кораблей класса «Агдлек» новыми кораблями класса «Кнуд Расмуссен»11 [24, Wezeman S.T., p. 9] и семи вертолётов морской авиации «Линкс» девятью вертолётами «Сихок»12. Воздушное патрулирование в морской зоне Дании, включая Балтику, осуществляется тремя самолётами морской авиации CL-604 «Челенджер» [17, Wezeman S.T., p. 6].

В межпартийном соглашении по вопросам обороны на 2010–2014 гг. предусматривалось также формирование разнородных арктических сил реагирования13. Но имелось в виду не формирование новых подразделений и их размещение на севере, а подготовка военнослужащих регулярных подразделений для возможного применения в Арктике в случае необходимости увеличения сил и средств объединённого арктического командования [24, Wezeman S.T., p. 8].

Межпартийным соглашением на 2013–2017 гг. предусматривалось проведение к 2017 г. анализа перспективных задач и потребностей ВС страны в Арктике. Соответствующий доклад министерства обороны был представлен в июне 2016 г. уже в условиях обострения отношений между Россией и Западом. Основной вывод, сделанный в докладе исходя из прогнозов развития судоходства в водах Гренландии и Фарерских островов, сводился к тому, что существующие силы и средства, а также меры по их модернизации, намеченные в 2012 г., достаточны для решения задач ВС в Арктике в предстоящий период14.

В докладе предлагалось незначительное увеличение расходов на усиление мониторинга оперативной обстановки из космоса и с воздуха, на развитие систем связи и управле-

ния силами и средствами ВС. Единственная мера, предполагавшая частичное усиление военно-морского присутствия Дании в арктическом регионе — периодическое развёртывание в летний период в водах Гренландии одного из трёх не имеющих ледовых укреплений фрегатов «Ивер Хютфельдт»15. В декабре 2016 г. эти предложения были одобрены в специальном межпартийном соглашении о задачах обороны в Арктике16.

Подготовка более широкого межпартийного соглашения на 2018–2023 гг. потребовала больше времени. Его согласование завершилось в январе 2018 г.17 Соглашением предусматривается увеличение оборонных расходов на 20% в течение шести лет — с 1,2 до 1,3% валового внутреннего продукта страны. Дополнительные средства предназначены главным образом для обеспечения участия Дании в ротации сил НАТО, размещённых с 2017 г. в странах Балтии и Польше; формирования батальона лёгкой пехоты в качестве вклада страны в созданную в альянсе в 2015 г. объединённую оперативную группу повышенной готовности; формирования новой бригады для участия в более крупных оборонительных операциях НАТО. Приоритетными направлениями военного строительства становятся оснащение фрегатов средствами противолодочной обороны, модернизация средств противовоздушной обороны, а в перспективе — создание системы обороны территории Дании от баллистических ракет малой дальности. Подтверждены давние планы замены многоцелевых истребителей F-16 на современные F-35. Всё это должно обеспечить участие ВС Дании в деятельности НАТО не только на Балтике. Усиление противолодочной обороны — вклад страны в возрождение противолодочного рубежа Гренландия — Исландия — Великобритания, призванного обеспечить безопасность трансатлантических морских коммуникаций [27, Lorenz W., p. 1].

В 2018 г. было также принято решение об увеличении финансирования деятельности ВС в Арктике в дополнение к тому, которое было согласовано в конце 2016 г. Предполагается привлечение дополнительных средств, в частности, на рекультивацию территории бывших военных объектов США в Гренландии; закупку оборудования для предотвращения загрязнения морской среды; обучение населения действиям в условиях чрезвычайной ситуации; расширение ориентированных на службу в ВС Дании программ профессиональной ориентации в средних школах; картографические работы18. Последние изменения в строительстве вооружённых сил Дании отражают новую оценку меняющейся военно-политической обстановки на восточном фланге НАТО (на Балтике) и в Северной Атлантике, но никак не в Арктике. С учётом ограниченности ресурсов, эти изменения скорее исключают расширение военной деятельности страны в этом регионе.

Норвегия

В последние два десятилетия ВС Норвегии проходят плановую модернизацию. Страна имеет современные ВМС. В 2011 г. завершилась замена старых фрегатов пятью новыми класса «Фритьоф Нансен». Правда, норвежские военные корабли не имеют ледовых усилений, поскольку основные районы их оперативного развёртывания, если не считать дальние походы, находятся в незамерзающих акваториях Норвежского и Баренцева морей. В 2014 г. было принято решение о замене, начиная с середины следующего десятилетия, шести подводных лодок класса «Ула» постройки начала 1990-х гг. [14, Ознобищев С.К., c. 143; 7, Byers М., p. 250, 273; 6, Le Mière Ch., Mazo J., p. 88; 17, Wezeman S.T., pp. 7–8; 24, Wezeman S.T., pp. 12–13].

После реорганизации сухопутных сил Норвегии в 2009 г. их основу составляет механизированная бригада «Север», имеющая в своём составе два механизированных батальона (один из них размещён на севере страны, другой — на юге) и батальон лёгкой пехоты. Бригада выполняет в основном учебные задачи. Только батальон лёгкой пехоты находится в состоянии боевой готовности. В 2011 г. Генеральный штаб ВС страны рекомендовал сократить количество механизированных батальонов до одного, но годом позже было принято решение сохранить прежнюю структуру бригады19 [24, Wezeman S.T., рр. 12–13].

В 2015 г. началась плановая замена 60 истребителей F-16 на 52 современных F-35, рассчитанная на период до 2024 г. [7, Byers M., p. 250; 6, Le Mière Ch., Mazo J., p. 88; 17, Wezeman S.T., pp. 6–7; 24, Wezeman S.T., p. 11]. Основу авиапарка ВВС, который может быть использован в Арктике, составляют шесть противолодочных самолётов Р-3 «Орион» постройки конца 1970-х гг. и 12 противолодочных вертолётов «Си Кинг». К 2024 г. планировалось заменить Р-3 спутниковыми системами обнаружения подводных лодок, беспилотными летательными аппаратами и новыми противолодочными самолётами [24, Wezeman S.T., p. 11].

С началом украинского кризиса в Норвегии острее, чем в других арктических странах, реагировали на возможные изменения военно-политической обстановки в Арктике. Норвегия — единственная арктическая страна НАТО, имеющая сухопутную границу с Россией, хотя и не протяжённую. В Осло подчёркивают, что в настоящее время военная деятельность России в Арктике не направлена против Норвегии20, но и не исключают возможность втягивания стран в конфликт с Россией в случае эскалации противостояния на Балтике21.

В связи с этим в последние годы в Норвегии обсуждались различные варианты строительства вооружённых сил на среднесрочную и долгосрочную перспективу. В 2015 г. Генеральный штаб страны обнародовал предложения по развитию ВС страны. Предпочтение он отдавал варианту существенного наращивания их боевой мощи и укрепления обороны на севере страны. Предлагалось, в частности, нарастить возможности противолодочной обороны, в том числе путём закупки современных противолодочных самолётов; начиная с 2025 г. увеличить количество подводных лодок; повысить уровень боеготовности сухопутных сил, сосредоточить их на севере страны и сформировать вторую бригаду; приобрести новые вертолёты для армии и нарастить возможности для применения высокоточного оружия22.

В 2016 г. после острых дискуссий был утверждён новый долгосрочный план строительства вооружённых сил страны, в котором не были поддержаны амбициозные предложения Генерального штаба. Вместо увеличения подводного флота планом предусмотрена замена шести старых подводных лодок четырьмя новыми в конце следующего десятилетия. Вместо расширения парка противолодочных самолётов — замена старых Р-3 «Орион» по мере их вывода из боевого состава. Планом предусмотрены наращивание возможностей противовоздушной обороны, инвестиции в системы раннего предупреждения о нападении, формирование в составе сухопутных сил роты рейнджеров. Вопрос о формировании второй бригады сухопутных сил отправлен на дальнейшее изучение. Финансирование утверждённой программы должно быть обеспечено экономией ресурсов (предусмотрено закрытие 11 военных баз и объектов)23, а также за счёт увеличения оборонного бюджета24.

Долгосрочный план строительства вооружённых сил Норвегии 2016 г. не содержит положений, которые не были бы предусмотрены прежними программами замены исчерпывающих свой ресурс подводных лодок и противолодочных самолётов. В чём-то он даже скромнее прежних. В то же время правительство Норвегии сделало ставку, с одной стороны, на наращивание средств раннего предупреждения о возможном нападении, а с другой — на развитие инфраструктуры усиления для переброски в страну сил НАТО в угрожающий пери-од25. В ближайшие годы отработка навыков оперативного усиления будет в центре проводимых в стране военных учений. В то же время, понимая риски взаимной неверной интерпретации неплановой военной деятельности, Осло придаёт особое значение сохранению и поддержанию постоянной коммуникации между норвежским Генеральным штабом с одной стороны и командованием российского Северного флота и российского Генерального штаба — с другой, развитию сотрудничества с Россией в Арктике26.

США

В США Арктика рассматривается как периферийный регион конвенциональной военной деятельности27. Здесь нет американских военных баз, на которых на постоянной основе были бы развёрнуты нестратегические силы. Размещённые на Аляске в субарктических широтах силы входят в состав Тихоокеанского командования. Хотя многоцелевые атомные подводные лодки США регулярно патрулируют в арктических водах с баз на западном побережье страны, в боевом составе ВМС нет надводных кораблей с ледовыми усилениями и ледоколов, которые могли бы быть развёрнуты в морской Арктике28.

В 2009 г. перед ВС США была поставлена задача изучить потребности своего присутствия в морской Арктике с учётом оценки военных угроз и последствий климатических изменений. В принятых в США в 2013–2014 гг. арктических стратегиях Министерства обороны и ВМС страны военные угрозы в регионе оценивались как относительно низкие29. С учётом этой оценки проведённые ВМС исследования [10, Bowes M.D.] показали нецелесообразность размещения в регионе надводных сил ВМС, что потребовало бы значительных инвестиций в строительство специальных кораблей с ледовыми усилениями, ледоколов и береговой инфраструктуры и отвлекало бы ресурсы от более важных направлений военно-морской деятельности. Общий вывод заключался в том, что необходимый уровень присутствия в морской Арктике может быть обеспечен силами БОХР и не потребует дополнительного развёртывания сил и средств ВМС30.

Это ещё одно свидетельство того, что арктическое направление важно для США лишь настолько, насколько оно имеет значение для решения более важных для Вашингтона задач поддержания стратегической стабильности в отношениях с Россией, нераспространения оружия массового уничтожения, пресечения международной террористической деятельности, а также для решения задач вооружённых сил США в Северо-Восточной Азии и Северной Атлантике, но не как самостоятельное направление нестратегической военной деятельности. Неудивительно, что нестратегические арктические программы США финансировались по «остаточному» принципу и что единственным результатом проведённой оценки стало принятое после многолетних обсуждений решение о строительстве для БОХР США нового ледо- кола31, который в середине следующего десятилетия сменит работающий сегодня в Арктике ледокол «Хили»32.

На фоне украинского кризиса и обсуждения мер по «сдерживанию» России в США разгорелась дискуссия в том числе по вопросам арктической политики. Заметная роль в этой дискуссии принадлежит Конгрессу33. В 2015 г. Конгресс отклонил предложение Министерства обороны сократить численность личного состава размещённой на Аляске воздушнодесантной бригады в четыре раза, потребовав сначала провести оценку сил и средств, необходимых для защиты интересов США в Арктике с учётом укрепления военных возможностей России в регионе [24, Wezeman S.T., p. 19].

В декабре 2016 г. Министерство обороны представило Конгрессу доклад с оценкой потребностей в обеспечении интересов национальной безопасности в Арктике34. Хотя тональность доклада несколько изменилась, он не содержал принципиальных изменений в оценке потребностей ВС в регионе. Несмотря на необходимость инвестиций в береговую инфраструктуру (вопрос о строительстве в американской Арктике глубоководного порта обсуждается давно) и возможность в перспективе экспедиционной военно-морской деятельности (но не постоянного размещения сил ВМС в регионе), в докладе не раз повторяется тезис о том, что любые решения по военному строительству в Арктике должны приниматься с учётом ограниченных ресурсов, необходимых на других направлениях военно-морской деятельности. Дискуссии о расширении морского присутствия в Арктике, как правило, не идут дальше констатации необходимости строительства новых ледоколов для БОХР США [28, Arctic Imperatives, p. 4].

Отсутствие значимых конвенциональных военных угроз в Арктике всё же не отменяет некоторой озабоченности США, вызванной, прежде всего, опасностью оказаться втянутыми в конфликт с Россией в случае эскалации конфликта между Россией и Норвегией35. Предметом же действительно серьёзного беспокойства является возможность противостояния с Россией в Северной Атлантике. Об этом говорят принятые решения о базировании противолодочных самолётов на базе в Кефлавике (Исландия), которой США не пользовались с 2006 г., и о модернизации взлётно-посадочной полосы на базе в Туле (Гренландия), на которой до настоящего времени оставался только радар американской системы предупреждения о ра- кетном нападении36. Целесообразность этих решений обосновывается возобновлением походов российских подводных лодок в Северную Атлантику.

Доклад 2016 г. стал своего рода «промежуточным» документом. В нём не ставилась цель пересмотра арктических стратегий Министерства обороны и ВМС США 2013 и 2014 гг. Какие-либо решения относительно возможных изменений в стратегическом планировании в регионе будет принимать нынешняя администрация США. В её первых документах военного планирования арктическому региону, как и раньше, не уделяется внимание. Так, в утверждённой в 2017 г. стратегии национальной безопасности США Арктика упоминается всего один раз в самом общем контексте37, а в принятой в 2018 г. национальной оборонной стратегии (аналог проводимого раз в четыре года обзора оборонной политики) не упоминается ни разу38.

Заключение

Анализ решений, принятых прибрежными государствами в ходе последнего обзора их оборонной политики, позволяет с высокой степенью определённости сделать вывод о том, что в краткосрочной перспективе военно-политическая обстановка в Арктике останется стабильной и предсказуемой . Высказывавшиеся ранее спокойные оценки военных угроз в Арктике и констатация малой вероятности вооружённого конфликта не изменились. Несмотря на остроту дискуссии вокруг российского военного строительства в Арктике и призывы к ответным действиям, западные государства на данном этапе не драматизируют обстановку в регионе. В решениях 2015–2017 гг. они констатировали достаточность имеющихся у них сил и средств для реагирования на преимущественно невоенные угрозы для безопасности в регионе и не стали пересматривать принятые ранее планы военного строительства в сторону повышения.

Принятые же в последние годы решения в области военного строительства свидетельствуют о другом. Основное внимание арктических стран-членов НАТО сосредоточено не столько на арктическом направлении, сколько на регионе Балтийского моря . Об этом свидетельствует и обновлённая в 2015 г. военная доктрина не входящей в НАТО Швеции, которой предусмотрено постоянное военное присутствие на острове Готланд, занимающем стратегическое положение в Балтийском море³⁹.

Помимо выполнения принятых альянсом в 2014–2016 гг. решений об обеспечении безопасности его восточного фланга речь идёт также о восстановлении противолодочного рубежа Гренландия — Исландия — Великобритания в интересах обеспечения безопасности трансатлантических морских коммуникаций в условиях возобновившихся походов россий- ских подводных лодок в Северную Атлантику. Об этом свидетельствует и обсуждаемое сейчас восстановление Североатлантического командования НАТО, расформированного в 2002 г. [29, Regehr E.].

В краткосрочном плане эти решения не столько привлекают внимание к вопросам военного строительства в Арктике, сколько отвлекают его от региона. США и другие страны НАТО демонстративно проявляют здесь военную сдержанность. Но чем дольше затягивается современный кризис в отношениях России с Западом, тем больше вероятность того, что в среднесрочной и долгосрочной перспективе военно-политическая обстановка в регионе может измениться в худшую сторону. В арктических странах НАТО сформировалась широкая оппозиция политике военной сдержанности в Арктике. Она существует и в американском Конгрессе, и в канадском Сенате [26, Regehr E., p. 2]. Решения же о сдерживании России на Балтике или о возрождении противолодочного рубежа в Северной Атлантике очень напоминают решения времён «холодной войны». Как, строго говоря, и принятые несколько лет назад решения о возобновлении патрулирования российских подводных лодок в Северной Атлантике. Судьба Арктики в годы «холодной войны» была незавидной. Даже если здесь в обозримой перспективе не начнётся гонка вооружений, регион вполне может опять оказаться закрытым для широкого международного сотрудничества.