Восприятие России в Казахстане: политическое измерение

Нуртай Мустафаев, эксперт Казахстанского института социально-экономической информации и прогнозирования, Алматы (Республика Казахстан).

было закономерным следствием расширения взаимодействия нового независимого государства, находящегося на стадии социально-экономического транзита, с быстро растущим соседним Китаем, с США — ведущей экономикой мира, с Великобританией, Германией и другими развитыми странами. Ибо, исходя из приоритета суверенитета и собственных национальных интересов, Казахстан к середине 1990-х годов сумел сформировать адекватную геополитическим и геоэкономическим реалиям «многовекторную» внешнеполитическую доктрину, предполагающую сбалансированное выстраивание внешних связей. Тем не менее, за исключением кризисного этапа структурных реформ первой половины 1990-х годов, абсолютные показатели казахстанско-российского взаимодействия постоянно возрастали.

Позитивное восприятие России было одновременно стабильным её восприятием в течение всего постсоветского периода. Можно сказать и так: все годы, последовавшие за распадом СССР, Россия определялась как союзник и дружественная страна и на государственном уровне — казахстанской правящей элитой, и на уровне обыденного сознания — большей, неполитизированной частью казахстанского общества.

Российский вектор — особый приоритет, «константа» внешней политики Казахстана. Обусловлено это рядом факторов, из которых самый очевидный — геополитический. Достаточно напомнить, что два соседних государства — Казахстан и Россия, — входящие в число крупнейших государств мира (по размерам территории занимают первое и девятое места), имеют самую длинную в мире границу протяжённостью в 6 467 км. Важно и то, что население двух стран — самое полиэтническое в рамках СНГ, и при этом количественно весомые в составе всего населения этнические группы в обеих странах — примерно одни и те же2. В отличие от людей, заполняющих ключевые государственные (администрацию президента, правительство, МИД) и негосударственные (финансово-промышленные группы, крупные компании) структуры и руководствующихся преимущественно властными и экономическими интересами, основная масса населения, помимо стремления к материальному благосостоянию, мотивирована в своих ориентациях ещё и этничностью. И сходство этнической композиции двух стран не может не рождать в их населении взаимной симпатии. Соответственно, стабильно позитивное восприятие России в Казахстане определяется и интересами весьма немногочисленной прагматичной политической и бизнес-элиты, и настроениями подавляющего большинства населения.

Раз утвердившись, это восприятие устойчиво проявляется в курсе власти и в отношении населения на протяжении всего периода независимости. Такая стабильность резко контрастирует с перепадами восприятия России во время обострения её противоречий с другими странами СНГ, например с Беларусью и Украиной в ходе «газовых конфликтов» 2006—2007 годов или с Грузией из-за «шпионского инцидента» и последующих санкций. Для Казахстана — как для элит, так и для населения — не характерны ни кардинальные изменения в восприятии России (как в Грузии), ни раскол элит и населения по вопросу о внешнеполитической ориентации (как на Украине). И в отличие от Туркменистана и Узбекистана, в Казахстане Россия по-прежнему воспринимается как «ближнее зарубежье».

Сложность восприятия. Восприятие России в Казахстане даже не полярное (когда на одном полюсе мнений выставляются только «плюсы», на другом — только «минусы»), тем более не одномерное; его отличают многообразие, нюансы и переходы, значительный разброс оценочных суждений, выносимых тремя политически значимыми сегментами казахстанского общества: правящей элитой, контр-элитой (вкупе с ассоциируемыми с той и другой партиями и движениями) и экспертным сообществом. При этом в ряду факторов, ощутимо влияющих на восприятие России, следует особо выделить: 1) уровень образования (школьное, вузовское, послевузовское), на каком языке (на казахском, русском, английском и т. д.) и где (в Казахстане, России, в США, Китае и т. д.) оно было получено³; 2) приверженность этнонационализму или его неприятие; 3) внеэтнические личные и групповые интересы.

Многие представители всех трёх сегментов вузовское и/или послевузовское образование получили в России, что в значительной мере предопределило их позитивное восприятие этой страны в целом и русской культуры в особенности. Также более позитивное, сравнительно с контр-элитой, восприятие России правящей элитой, бизнес-элитой и экспертами отчасти объясняется их относительно большей приверженностью ценностям прагматизма, индивидуализму, корпоративной внеэтнической солидарности. В то же время при взаимодействии с контрагентами из России их личные и групповые интересы (в первую очередь экономические, но не только) могут диктовать выбор в пользу как партнёрской, так и конкурентной модели поведения, что отражается и на восприятии России.

Дальнейшее содержание статьи составляют наброски образов России, конструируемых правящей элитой, контр-элитой и экспертным сообществом.

Правящая элита

До провозглашения суверенитета Казахстана в 1990 году у неё преобладало видение России в образах Центр и Старший брат. В 1990— 1991 годах усиливаются и становятся открытыми, задающими тон в политике республиканских властей попытки уйти из-под опеки и контроля Москвы. Ещё будучи в составе СССР, Казахстан предпринимает шаги, направленные на утверждение КазССР, затем РК, в качестве субъекта международной политики: заключает двусторонние договоры с рядом союзных республик, а также с Турцией и КНР об упрощённом визовом режиме. В этот же период создаются первые совместные предприятия с компаниями стран дальнего зарубежья и с транснациональными компаниями. Наиболее значительным и показательным примером здесь может служить СП «Тенгиз-Шевройл». Всё же центробежные тенденции проявились в Казахстане не с такой силой, как в большинстве других субъектов Союза: Казахстан оказался последней из союзных республик, провозгласивших независимость (16 декабря 1991 года). С распадом СССР образы Центра и Старшего брата вообще уходят в прошлое.

В постсоветский период в восприятии России в Казахстане прослеживаются два этапа: 1991—1995 и 1995—2007 годы. Их выделение обусловлено особенностями развития государственности Казахстана и России, формирования новых межгосударственных отношений между ними на каждом из этапов. Но на обоих этапах доминирующий образ России, принятый правящей элитой, — это образ Равноправный партнёр.

Однако на начальном этапе становления государственности, с 1991 по 1995 год, у элиты на неофициальном уровне были и иные образы России. Россия наделялась тогда ещё и образом Угрозы, хотя и выраженным относительно слабо. Опасения, что она будет угрожать суверенитету Казахстана, были, в свою очередь, следствием восприятия её наследницей «Советской империи». Повод к таким опасениям давали заявления некоторых национал-патриотов в России, а в Казахстане эти опасения раздували различные этноориентированные движения, активизация которых в республике пришлась как раз на первую половину 1990-х годов⁴. Другим фактором, подпитывавшим подобное восприятие, было стремление правящей элиты к овладению всеми ресурсами, что расширило бы «поле маневра», необходимого для привлечения в Казахстан в качестве инвесторов партнёров из развитых стран мира. В контексте этого устремления Россия представлялась страной, исторически ответственной за Казахстан, но «бросившей»

его на произвол судьбы в условиях системного экономического кризиса. В доказательство обычно ссылались на вытеснение Россией Казахстана в 1991—1993 годах из рублевой зоны. Так, 28 мая 2003 года в программе Виталия Третьякова «Что делать? (Будет ли создан Евразийский союз?)» Президент Казахстана Н.Назарбаев вспоминал5:

«Выступая на последнем экономическом форуме ЕвразЭС, я сказал о том, что к 2011 году мы должны прийти к единой валюте, если мы хотим сотрудничать по нормальному. Но, всё же, хочу чуть-чуть вернуть вас к 1993 году, когда я вовсю бился с руководством России за то, чтобы Россия не выталкивала бывшие республики СССР из единой рублёвой зоны. Тогда, в 1993 годуя сделал три заявления о том, что Казахстан желает остаться в рублёвой зоне. После этого, в августе, приезжает ко мне Александр Шохин и говорит: "Нурсултан Абишевич, зачем тебе с болтающейся, неизвестно куда катящейся Россией, находиться в одном вагоне?". Тогда я его спрашиваю: "Подожди, ты в каком правительстве работаешь заместителем премьер-министра?"

Тогда, в 1993 году, в ноябре, вместе с Узбекистаном мы договорились и решили ввести общую национальную валюту. Тайно мы отпечатали её и думали, что, может быть, удастся всё же сохранить... Не удалось».

В целом восприятие России было в тот период двойственным, и двойственность эта была в значительной степени производной от неопределенности позиции самой России, её элит в отношении Казахстана и новых государств Средней (или, по терминологии местных правящих элит, Центральной) Азии. В Москве довольно сильной была тенденция к отчуждению от региона, государства которого представлялись тогда слабыми и внутриполитически нестабильными из-за угрозы масштабных социальных и межэтнических конфликтов. Кроме того, несмотря на сохранение цивилизованных двусторонних межгосударственных отношений, восприятие России в качестве потенциальной угрозы суверенитету периодически оживало из-за заявлений некоторых россиян — лиц не официальных, но авторитетных. В Казахстане наибольший негативный резонанс имела публикация Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию», содержавшая территориальные претензии к Казахстану6:

«0 Казахстане. Сегодняшняя огромная его территория нарезана была коммунистами без разума, как попадя: если где кочевые стада раз в год проходят — то и Казахстан... Да до 1936 года Казахстан ещё считался автономной республикой в РСФСР, потом возвели его в союзную. А составлен-то он — из южной Сибири, южного Приуралья, да пустынных центральных просторов, с тех пор преображенных и восстроенных — русскими, зэками да ссыльными народами. И сегодня во всем раздутом Казахстане казахов — заметно меньше половины. Их сплотка, их устойчивая отечественная часть — это большая южная дуга областей, охватывающая с крайнего востока на запад почти до Каспия, действительно населенная преимущественно казахами. И коли в этом охвате они захотят отделиться — то и с Богом».

Многочисленные критические статьи в казахстанских СМИ, включая официальные, появившиеся в ответ на публикацию Солженицына, были непосредственным отражением негативной реакции на позицию писателя, на предложенный им вариант обустройства своей страны в ущерб соседней7. И поскольку Солженицын был фигурой публичной, писателем с всемирной известностью, эта реакция влияла и на образ России.

С укреплением к середине 1990-х годов государственности Республики Казахстан восприятие России как угрозы становится неактуальным.

Ещё менее устойчивым и распространённым в тот период был образ России как Евразийского государства. Он носил позитивный характер, транслировался не только на Россию, но и на Казахстан и фигурировал преимущественно в публицистике — в жанре политических эссе. Исходным импульсом в данном случае послужил интеграционный проект президента Казахстана Нурсултана Назарбаева «Евразийский союз», выдвинутый им 29 марта 1994 года в выступлении в МГУ. Ключевыми для понимания «нового евразийства» России и Казахстана, были, на наш взгляд, следующие положения этой речи⁸:

«...Республики бывшего Союза, историей и судьбой подготовлены к единому сообществу. Нам присущи одни формы и механизмы связей и управления, общий менталитет, многое другое... важнейшее значение мы придаем всё-таки сотрудничеству с Россией. Я всегда считал и считаю сейчас, что в Содружестве стержнем может и должна стать именно Россия».

Однако проект «Евразийского союза государств» не был принят другими партнёрами по СНГ. Препятствием к поддержке нового объединения стало не столько предложение о создании наднациональных структур, сколько требование об обязательном соблюдении каждым членом проектируемого союза совместно принятых решений. Критика проекта включала также трактовку инициативы Президента Казахстана как политической игры в рамках казахстанско-российских двусторонних отношений9. Дескать, то была своего рода превентивная мера по нейтрализации неких предполагаемых сторонников жёсткого курса в отношении Казахстана в российском политическом классе. А также демонстрация стремления РК сохранить связи с Россией, адресованная, однако, не столько её руководству, сколько русскому и русскоязычному населению Казахстана. Но и подобные критические трактовки проекта не отменяют его позитивного эффекта. Несмотря на то, что инициатива не была принята к реализации, она сыграла положительную роль, поскольку актуализировала в общественном мнении России и Казахстана установку на сохранение и развитие российско-казахстанских межгосударственных связей, на беспрепятственное экономическое, культурное и иное взаимодействие граждан двух стран.

Второй этап, хотя и более длительный, охватывающий не пять, а двенадцать лет (1995—2007), беднее оттенками восприятия и потому может быть охарактеризован в пределах одного-двух абзацев. В это время восприятие России стоящими у власти и лояльными им фракциями политической и интеллектуальной элиты Казахстана заметно упрощается. Как на официальном, так и на неофициальном уровнях оно получает «монопольное» выражение в почти что синонимичных, если не вовсе сливающихся воедино, образах Союзник и Равноправный партнёр. Различие между ними не столько смысловое (союзные отношения представляются несколько более тесными, чем партнёрские), сколько ситуационное, то есть выбор образа Союзник или образа Партнёр диктуется конкретными обстоятельствами их употребления. Так, роль России как Союзника остаётся неизменной в рамках утвердившейся к 1995 году и сохраняющей все последующие годы своё значение «многовекторной» внешнеполитической доктрины Казахстана, в которой «российский вектор» предполагает в первую очередь военное «союзничество» по ДКБ, позднее ОДКБ. Впрочем, тот же вектор подразумевает и партнёрство в крупнейших нефтегазовых проектах на Каспии, в реализации транспортных и иных проектов... Пожалуй, можно сказать, что образ Равноправный партнёр, подчёркивающий обретённую субъектность Казахстана и совмещающий в себе одновременно пропагандистскую декларацию и реальную цель, — наиболее распространённый сейчас образ России в официальных кругах, в близкой власти части политической и интеллектуальной элиты современного Казахстана и в его бизнес-сообществе.

Стабильность восприятия России как Союзника, Равноправного партнёра и (вариант) Стратегического партнёра чётко прослеживается в ежегодных Посланиях президента Н. Назарбаева народу Ка- захстана в 1997—2007 годах. Например, в Послании 2007 года место России во внешней политике РК определено следующим образом10:

«...Мы будем и далее укреплять свою роль и авторитет как ответственного члена регионального сотрудничества и международного сообщества.

Это выражается в наших добрососедских взаимоотношениях с Россией и Китаем, которые являются приоритетными, а также в нашей заинтересованности и практических шагах по развитию стратегического партнерства с США и многостороннего сотрудничества со странами Европейского Союза».

Вполне естественно, что эта позиция воспроизводится функционерами Народно-демократической партии «Нур Отан», лидером которой Назарбаев является.

Контр-элита

Её восприятие России менее определённое, чем у правящей элиты, часто противоречиво и колеблется в зависимости от изменений внутри- и внешнеполитической ситуации. У её организованной в оппозиционные партии и движения части нет единого отношения к России; в своих оценках России, её политики, важности отношений Казахстана с нею эти партии и движения использовали и используют когда совпадающие, когда разнящиеся критерии. Это, во-первых, политический критерий — сопоставление степени свободы / несвободы, процессов укрепления демократии / усиления авторитаризма в России и Казахстане; во-вторых, социально-экономический критерий — аналогичное сравнение уровней жизни, глубины рыночных реформ, развития институтов социальной защиты; в-третьих, этнополитический критерий, при котором содержание сравнения коренным образом меняется и единственно значимым становится ответ на вопрос, препятствует или не препятствует политика России становлению в Казахстане нации на этнической основе. Первый и второй критерии могут использоваться всеми фракциями контр-элиты и всеми оппозиционными организациями, тогда как третий служил и служит своеобразным водоразделом внутри контр-элиты между «либералами» и «националистами». Восприятие России в среде контр-элиты, политических партий и движений, с одной стороны, соотносится и коррелируется с ситуацией в России, с изменениями в её внутренней и внешней политике, с другой — с принадлежностью самих фракций контр-элиты, оппозиционных партий и движений в РК к силам, нацеленным на гражданскую идентичность либо замкнутым на этническую идентичность. И если при использовании двух первых критериев возможна альтернативная оценка России («демократическая» или «авторитарная», «рыночная» или «нерыночная» и т. д.), то при применении критерия третьего практически всегда получается один и тот же образ России-империи.

В начале 1990-х годов, в период видимой неустойчивости государственности РК широкий резонанс и острые дебаты вызвала идея образования Конфедерации Казахстана и России, выдвинутая лидером Партии «Народный Конгресс Казахстана» известным поэтом Ол-жасом Сулейменовым. Данный проект отражал настроения наиболее пророссийской части интеллектуальной элиты Казахстана. Но к середине 1990-х годов он утратил актуальность сразу по двум причинам: Казахстан далеко продвинулся по пути превращения в государство — полноценного субъекта международных отношений; проект растерял многих первоначальных сторонников. Сам бывший лидер НКК отстаивал в дальнейшем идею не конфедерации, а союза трёх государств — Казахстана, России и Беларуси11:

«Когда распался Советский Союз, я сказал: случившееся может быть оправдано только тогда, если это — этап на пути создания Евразийского союза. Эта интеграционная структура должна быть создана на основе равноправия и с учетом тех недостатков, которыми страдал СССР.

Основой Евразийского союза должны стать Россия, Белоруссия и Казахстан. Кстати, Россия и Казахстан представляли собой 90 % общесоюзного ресурсного потенциала».

Мнение о целесообразности самой высокой степени интеграции с Россией при сохранении суверенитета страны наиболее последовательное выражение получило в статьях Н. Масанова (в соавторстве с Н. Амрекуловым) и П. Своика12. Стоит отметить, что Масанов и Своик со второй половины 1990-х годов входили в состав руководства различных оппозиционных партий демократической ориентации. Однако эти партии так и не сумели обрести массовую поддержку.

С 2006 года часть контр-элиты в её противостоянии президенту Назарбаеву и правящей элите начинает делать ставку на казахский национализм, что, на наш взгляд, неизбежно ведёт к переходу данной группы на антироссийские позиции. Вероятно, по примеру оппозиции на Украине и в Грузии, делается расчёт на поддержку Запада в обмен на антироссийские заявления сегодня и на последователь- но антироссийский курс — после прихода к власти. Соответственно, «водоразделом» этого крыла оппозиции, с одной стороны, президентской партии «Нур Отан» и сохранившей гражданскую ориентацию части оппозиции, с другой, является вопрос о нации. «Нур Отан», Назарбаев, не изменившие себе либералы-оппозиционеры — все они сторонники политического / гражданского понимания нации. В частности, Назарбаев приверженность формированию казахстанской нации как политической, а не этнической общности в очередной раз подтвердил на последней сессии Ассамблеи народа Казахстана 20 августа 2007 года13:

«За эти 16 лет мы реализовали собственную модель сохранения и укрепления межнационального согласия и формирования казахстанской идентичности... С самых первых дней независимости в основу казахстанской идентичности был заложен принцип не этничности, а гражданственности...

Наша стратегическая задача — дальнейшая консолидация общества и формирование единой казахстанской, конкурентоспособной нации» (все выделения в цитате сделаны в тексте официальной публикации. — Н. М.).

Напротив, «демократическая оппозиция» в лице наиболее влиятельных партий «Ак жол», «Настоящий Ак жол» и Общенациональной социал-демократической партии, выражающих интересы контрэлиты, разыгрывает карту «казахского национализма»: в её понимании в Казахстане «созидается казахская нация»14.

Восприятие России как Метрополии Советской империи в прошлом, Новой империи в настоящем довольно широко распространено среди казахской интеллигенции, печатающейся в казахоязычной прессе, безусловно доминирует среди казахских национал-патриотов, отстаивающих этническое понимание нации. Интересно, что в отличие от всё-таки «умеренных» в подавляющем большинстве публицистов казахских СМИ, наиболее активная и радикальная по высказываемым взглядам часть казахских национал-патриотов предпочитает — вразрез с их собственным требованием о скорейшем тотальном внедрении казахского языка и с критикой выступающих большей частью по-русски политиков-казахов (включая президента) — излагать свои взгляды на русском языке¹⁵. Поэтому они публикуются преимущественно в русскоязычных СМИ Казахстана. Характерные примеры — издание в 1993—2006 годах проф. Алданом Аимбетовым на русском языке радикальной казахской национал-патриотической газеты «Казахская правда», а также русскоязычная публицистика А. Гали, Е. Нарымбаева, А. Мурзабулатова.

Трактуя русских Казахстана как часть «русской нации России», казахские национал-патриоты и на Россию экстраполируют этнический подход к нации, упорно игнорируя широко распространенный в мировой правовой практике принцип «одно государство — одна нация» (в России — россияне, в Казахстане — казахстанцы). Так, А. Гали, следуя логике собственного проекта, пышно именуемого его сторонниками теорией «Большой казахской нации», видит Россию государством не всех её граждан россиян, а исключительно в этническом измерении — государством русских. Этот подход используется им и в ретроспективе, и при оценке современной ситуации, и при выстраивании перспективы, в которой Казахстан предстаёт этнической, а не гражданской нацией-государством. Что касается восприятия России, то тут ключевое значение имеет предлагаемый Гали очерк этнического характера русских Казахстана16.

«Русский человек знает себе цену, он уверен, что Казахстан не сможет долго удержать свой суверенитет и тогда всё вернется "на круги своя". Трепетное ожидание реставрации прежнего режима — другая черта русскости. Третья черта русского человека: активная идеологическая позиция. В Казахстане русский человек стремится доказать своё политическое "первородство", и он работает, часто сам того не осознавая, на идею русского и Российского патронажа. Четвертая черта — всё русское непременно было, есть и будет лучшим в сравнении не только с казахским, но и китайским, и американским. Пятая черта русского человека — отсутствие у него желания инкорпорироваться в казахское общество. Напротив, навязать свой язык, свою культуру, свои идеологические парадигмы, свои геополитические интересы. Более того, он против усиления американо-английской, китайской и арабо-мусульманской культуры и их какого-либо чужестранного присутствия в Казахстане... Шестая черта — русский человек принимает казахскую интеллигентность за слабость по причине полного незнания ментальности казахов».

Со своей стороны, лидер Партии национальной независимости «Алаш» Арон Атабек декларирует тезис: «В Казахстане есть только один народ и одна нация — казахи, все остальные — диаспоры»17. Такой же этнический, а не гражданский подход к нации в Казахстане и в России характерен для значительной, если не подавляющей части казахских национал-патриотических публицистов — для упоминавшегося уже Мурзабулатова, Е. Нарымбаева и других. И все они оценивают Россию сквозь призму описанного выше восприятия русских Казахстана. Когда же речь у них заходит собственно о России, квинтэссенцией их восприятия является, вероятно, следующее суждение

Гали, высказанное им в броско озаглавленной главке («Россия — оплот мировой реакции») одной из его программных статей18:

«Распад СССР в начале 1990-х годов привел к временному ослаблению России, уступлена гегемония в Европе, прежние союзники по Варшавскому договору с удовольствием дрейфовали в сторону НАТО, союзные республики стали суверенными республиками и построили национальные государства. Новая Россия, называя себя либеральной империей, хочет вернуть своё военное и экономическое присутствие, ей уже многое удалось. Чтобы оформить политическое присутствие России, она опирается на реакционные и консервативные силы внутри каждой страны, пытается заручиться поддержкой политических русофилов, дождаться благоприятной международной обстановки — молчаливого согласия США и Старой Европы на аннексию. Наша внешняя политика становится всё более неравновекторной, склоняясь в сторону прежней метрополии. Оно-то понятно, было бы странно, чтобы оставили в покое такую богатую сырьевую республику. Россия будет действовать либеральными и жесткоимперскими средствами, от действий интеллигентных агентов влияния до импульсивно-агрессивных казаков, от рутинной дипломатической политики уговоров до перекупки высшего и среднего элит и истеблишмента».

Полемизируя с русскими национал-патриотами в России и в самом Казахстане, Е. Нарымбаев резюмирует уже прямо в заголовке своей статьи: «Я питаю холодную ненависть к Русской империи и имею глубокую душевную обиду на русского человека»19. А враждебное восприятие России как прежней метрополии, потенциально грозящей независимому Казахстану, превалирующее в среде казахских национал-патриотов, получает почти зеркальное соответствие в са-моутешительных рассуждениях того же Нарымбаева о потенциальной угрозе Казахстана России20:

«Положение Казахстана вполне позволяет говорить о его способности грозить жизненным центрам Русской империи. Вспомним, что "коридорное" строение Русской империи (толстенная "стенка" Крайнего Севера со стороны Северного полюса, из тундры и вечной мерзлоты, — не в счёт) превратило её в длиннющего (10 000 километров) и, соответственно, худущего, с закупоренными примерно в пяти местах тромбами (шириной по 25—60 километров) червя, которому Казахстан может, как волк кролику, очень легко перекусить горло. Почему Русская империя могла достаточно уверенно вести себя на Марсовом поле? Да потому, что карандаш (нашего северного соседа) бесполезно пытаться отгрызать с концов, легче переломить его, желательно в центре, особенно в узком месте. Одним из таких узких мест ("тромбом") является Оренбургский коридор, поставленный как преграда Поволжской «семёрке» достаточно самодостаточных национальных республик от внешней границы Русской империи, то бишь от "опасных связей" с Казахстаном (сейчас уже независимым государством). Ширина этой стеночки, одновременно являющейся шириной самой Русской империи (вспомним "русские коридоры") между Казахским государством и Башкирской и Татарской колониями Русской империи составляет... всего лишь 30 км — расстояние, которое самый тяжёлый танк может пройти за час. Тем более что целая ракетная дивизия бывшей Казахско-Уральской ракетной армии РВСН Русской империи (в Троицке Челябинской области) находится... всего лишь в нескольких метрах от границы с "дружественным" Казахстаном» (выделения Нарымбаева. — Н. М.).

Несколько слов об экспертном сообществе

Для этого сообщества, образуемого аналитиками государственных и негосударственных структур, характерен наиболее взвешенный взгляд на Россию. Доминирующим в оценках казахстанскими экспертами России является представление о ней как о факторе развития Казахстана; его с определённой степенью условности можно назвать неявно формирующим наименее идеологизированый и наиболее эмоционально нейтральный образ Россия-фактор. В самом деле, эксперты признают Россию постоянно действующим фактором развития Республики Казахстан и сходятся в том, что на разных этапах истории Казахстана, включая её постсоветский отрезок, роль этого фактора менялась. Равным образом они чётко выделяют значительное влияние России на внешнюю политику Казахстана и прослеживают определённое её влияние на политику внутреннюю.

Ещё 7—8 декабря 1995 года РЦИОМ (Республиканский центр изучения общественного мнения, Казахстан) провёл экспертный опрос, посвящённый актуальным проблемам безопасности в Центральной Азии. От экспертов требовалось дать оценки характера и меры влияния на уровень национальной безопасности государств региона пятнадцати государств мира, оказывающих в той или иной степени позитивное или негативное влияние на ситуацию в центрально-азиатском регионе. Согласно полученным оценкам, позитивное влияние на безопасность оказывали всего четыре страны: Россия, США, Турция и Германия, влияние остальных одиннадцати было признано экспертами негативным либо лишённым значимости. При этом свыше 44 % опрошенных экспертов высказали мнение, что наибольшее позитивное влияние на ситуацию с национальной безопасностью в регионе исходило от России21.

Спустя 11 лет, в 2006 году, опрос экспертов, осуществлённый Институтом мировой экономики и политики (Алматы) совместно с Евразийским рейтинговым агентством, показал следующее распределение ответов на вопрос «Можно ли сегодня однозначно сказать, что Россия является главным стратегическим партнером Казахстана?»22:

«Ровно половина экспертов... предпочла вариант "да, безусловно" и ещё 20,0 % опрошенных — вариант "да, но с оговорками", что достаточно очевидно показывает мнение казахстанского экспертного сообщества. Чуть менее трети опрошенных (30,0 %) считают, что [Россия] является лишь одним из нескольких стратегических партнеров Казахстана, наряду с США, Китаем и ЕС. Примечательно, что никто из экспертов не выбрал вариант "Россия утратила свои позиции в качестве стратегического партнера Казахстана"».

Думается, что комментарии в данном случае не требуются.

* * *

Очень кратко подытожим сказанное выше. Наш беглый анализ показал три основных варианта восприятия России в Казахстане. Первый, самый распространённый — это относительно позитивное и стабильное восприятие России правящей элитой и неполитизированой частью казахстанского общества. Ему соответствует двуединый образ Партнёра и Союзника. Второй вариант — это позиция контр-элиты: одна её часть давно подвержена антироссийским и антирусским настроениям, другая «дрейфует» в ту же сторону в последние годы, но обе видят Россию в образе Империи (что однозначно понимается как нечто подлежащее осуждению). Что касается экспертного сообщества, то его отличает взвешенная рациональная оценка, получающая соответствие в образе Россия-фактор.

Если же укрупнить наше обобщение, то можно говорить о позитивном в целом восприятии России властью и большинством населения и о резко негативном её восприятии в среде казахских национал -патриотов.