Восточноевропейское средневековье по данным археологии. Динамика трансформаций и перспективы изучения

Коллективная плановая тема значительной части сотрудников отдела славяно-русской археологии сформулирована как «Материальная и духовная культура городского и сельского населения Восточной Европы по данным археологии. Динамика трансформаций». Значительная часть публикаций, помещенных в этом выпуске, отражает их работу над индивидуальными заданиями, объединяемыми указанной проблематикой. Как руководитель коллективной темы, я счел целесообразным высказать ряд соображений о правомерности постановки подобной проблемы, и о том, насколько реалистичны попытки существенного продвижения в данном направлении.

Заявленная тема может показаться неоправданно широкой и ориентированной на изучение разнородных материалов, имеющих не слишком много точек соприкосновения, необходимых для сравнительного изучения и прослеживания общих закономерностей.

В последние десятилетия изучение городских центров, с одной стороны, и сельских памятников и образуемых ими структур, с другой, обнаруживают явную тенденцию к обособлению. Между тем возникновение междисциплинарных и ведомственных барьеров между этими научными направлениями чревато ощутимыми потерями в плане перспектив изучения масштабных исторических процессов.

Как бы ни было велико военно-политическое, экономическое и этнокультурное значение средневековых городских центров, роль сельских поселений и их обитателей в обществе той эпохи, носившем ярко выраженный аграрный характер, не может и не должна оставаться недооцененной. Вплоть до первых послевоенных десятилетий изучение средневековых городов с их яркой и разнообразной материальной культурой, безусловно, доминировало в археологических исследованиях памятников эпохи. Существование традиционной для многих научных мероприятий рубрики «Город и его округа» лишь отчасти компенсировало существовавшую диспропорцию. Средневековое сельское население изучалось преимущественно по материалам могильников. Недостаточный интерес специалистов к рядовым аграрным поселениям был обусловлен бедностью материалов.

Несмотря на ряд попыток обращения к археологическому изучению аграрной истории Средневековья, связанных с марксистским тезисом о примате экономики, изучение сельских поселений и образуемых ими структур долгое время не имело возможности выходить на уровень сколько-нибудь широких обобщений. Главной причиной этого была недостаточная археологическая обследован-ность территории нашей страны, как в целом, так и в пределах отдельных микрорегионов.

Поселенческая археология древнерусского времени впервые предстала в известной монографии В. В. Седова ( Седов , 1960), посвященной памятникам Смоленщины. Это был удачный опыт системного изучения поселенческих структур в рамках достаточно обширного региона. Дальнейшие успешные попытки продвинуться в данном направлении начали предприниматься лишь спустя четверть столетия.

За последние десятилетия XX в. и первые – XXI-го ситуация значительно изменилась в лучшую сторону. Это улучшение обусловлено как простым накоплением материалов, связанным с обследованием и каталогизацией памятников различных регионов страны, так и с крупными исследовательскими проектами по целенаправленному изучению некоторых из них. Это масштабные работы Н. А. Макарова и возглавляемых им коллективов в Онежско-Сухонском регионе (в настоящее время продолженные С. Д. Захаровым) – (Макаров, 1997; Макаров и др., 2009), а затем в Суздальском ополье; исследования С. З. Чернова (Чернов, 1987) и Н. А. Кренке в Подмосковье. Эти работы, по сравнению с исследованиями В. В. Седова, отмечены более выраженными междисциплинарным характером, широким использованием методик естественных наук, выходом на проблематику палеоэкологии и исторического ландшафтоведения. Ряд фактически смыкающихся между собой детально обследованных микрорегионов центральной части Рязанской земли дают достаточно представительную картину для весьма значительной территории. Подробно изучены поселенческие структуры Поволховья и Приильменья, значительной части Псковской, Тверской и некоторых других областей. За пределами нашей страны сплошному изучению подверглись значительные территории киевского Поднепровья и Черниговщины. Предпринимались попытки обобщения материалов по сельским поселениям Белоруссии (Я. Г. Риер). В общем русле ареальных исследований находят свое место многолетние работы Ю. Ю. Моргунова по изучению цепочки крепостей на русско-половецком пограничье. Совокупность полученных данных открывает перспективы обобщений общедревнерусского масштаба. Вместе с тем, различные цели, ставившиеся перед собой исследователями, и отличия использовавшихся ими методических подходов затрудняет осмысление полученных данных.

Историческое значение сети крупных и малых городских центров средневековой Восточной Европы может быть в полной мере уяснено только в связи с изучением аграрных поселенческих структур. Эта увязка становится возможной и начинает приобретать конкретные очертания только в наше время. Именно комплексное изучение структурированной сети разнотипных населенных пунктов открывает возможность для уяснения динамики процессов этнокультурных и социально-политических трансформаций средневековой Восточной Европы. Для Древней Руси это процессы перехода от образований эпохи родоплеменного строя (так называемых «летописных племен») к крупным землям-княжениям XII–XIII вв., и затем, через период феодальной раздробленности, к формированию крупных государств, народностям, нациям и этно-диалектным группировкам позднего Средневековья – Нового времени. В этих процессах имела место не простая однолинейная преемственность, а перегруппировки и перетасовки значительных масс населения. Именно в этих трансформациях я склонен видеть основное содержание исторического процесса, причем скорее не в его социально-политических, а в этнокультурных составляющих.

Обращаясь к вопросу о динамике трансформаций, включенному в название коллективной темы, мы, на первый взгляд, вступаем в область довольно неопределенную, трудную для изучения и объективной оценки. Необходимо отметить, что эта динамика наиболее наглядно отражена именно в археологическом материале. Каждому археологу хорошо известно, что древности XI – начала XII в., по сравнению с эпохой распада Киевской Руси на ряд крупных земель-княжений, сильно отличаются от последних своими архаикой и относительной бедностью материальной культуры. Если мы обратимся к более раннему периоду – к эпохе становления Древнерусского государства (IX-X вв.), то мы опять-таки столкнемся с весьма значительными различиями. Свою значительную специфику имеют и древности VII-VIII вв.; материальная культура кануна монгольского нашествия сильно меняется после этого драматического события. Вместо плавной эволюции археологи имеют дело со скачкообразным движением исторического процесса. Наряду с изменениями вещного мира материальной культуры менялись и направленность хозяйства, типы поселенческих структур. Если в домонгольское время безраздельно господствовал приречный тип поселений, то в позднейшие эпохи он оттесняется на второй план иным, водораздельным.

В настоящее время перед исследователями стоит задача не столько выявить следы трансформаций, сколько уточнять их датировки, объяснять причины их появления, проследить вызываемые ими последствия.

Нельзя сказать, что специальные разработки в области хронологии имеют значительное распространение в среде современных археологов-славистов. В то же время, как правило, каждый ученый, изучающий отдельный памятник или группу памятников, те или иные категории материальной культуры, исследует их в историческом развитии, динамике. Типологией и хронологией наиболее массового археологического материала – керамики – в нашем отделе постоянно и активно занимаются В. Ю. Коваль и И. Ю. Стрикалов (Стрикалов, 2006), причем к датирующим признакам этого материала постоянно обращаются многие другие сотрудники. Для археологической хронологии очень важна классификация и типология быстро изменявшихся женских украшений. С этими категориями активно работают Н. В. Жилина (Жилина, 2010) и И. Е. Зайцева (Зайцева, Сарачева, 2011). И. Н. Кузина занимается систематизацией одной из наиболее распространенных категорий украшений – стеклянных бус. В принципе любая крупная публикация, любой каталог находок представляет собой важный вклад в археологическую хронологию.

Важнейшим материалом для изучения хронологии средневековых древностей являются многослойные крупные городские центры. Исполнители плановой темы принимают участие в археологическом исследовании Старой Рязани, Ростова Великого, Владимира, Смоленска и других городов. Особенно важным в плане разработки хронологии представляется участие сотрудников Института в археологическом исследовании Новгорода, где, благодаря прекрасной сохранности дерева в культурном слое, стратиграфические наблюдения могут быть соотнесены с абсолютными дендрохронологическими датами. Хронологическая шкала Новгорода широко используется для датировки древностей русского Северо-Запада (работы Ю. М. Лесмана); они имеют важнейшее значение для датировки всех средневековых русских древностей. Наряду с археологическим вещеведением и дендродатами для обоснования датировок новгородских древностей большое значение имеет стратиграфия (в частности, ярусология). Важный вклад в разработку и уточнение новгородской хронологии связан с работами Н. Н. Фараджевой, занимающейся, в частности, идентификацией построек, части которых исследованы на смежных участках, раскапывавшихся в разное время на крупнейшем из новгородских раскопов (Троицком). Ясно, что подобная идентификация обеспечивает надежное распределение сооружений и находок по ярусам.

Систематическое рассмотрение археологических материалов древнерусских городов в контексте окружающих их поселенческих структур может послужить основой для обновленной концептуальной модели истории средневековой Руси. В предварительном виде эта модель была опубликована автором в сборнике «Восточноевропейский средневековый город в контексте этнокультурных, политических и поселенческих структур» ( Чернецов , 2012). Преимущественное внимание, уделенное древнерусским материалам, в частности, связанным с Рязанским княжеством, объясняется многолетним полевым и кабинетным опытом автора, занимавшимся этой проблематикой. Наряду с древнерусскими материалами коллективная тема предполагает также обращение к иным материалам восточноевропейского происхождения. Отражение более специальных сюжетов и разработок читатель может найти в ряде публикаций этого выпуска.