Восточный Кавказ в позднем эоплейстоцене: палеогеография и археология

Изучение раннего палеолита в Кавказском регионе берет отсчет с 1934 г., когда С. Н. За-мятниным были обнаружены первые ашельские памятники на черноморском побережье и в северной зоне Кавказа (Яштух, Фортепьянка и др.). В послевоенные сороковые годы были открыты два новых района сосредоточения раннепалеолитических объектов: Армения и Южная Осетия (Сатани-дар, Лаше-Балта и др.). В 1950–1960-е гг. исследовались многослойные пещерные стоянки (Кударо I, Цона, Азых, Треугольная и др.), а также большое количество открытых местонахождений в основном с подъемными материалами в Центральном и Западном Кавказе [Любин, 1989]. После открытия в Дманиси (Грузия) остатков гоминидов возрастом около 1,8 млн л., залегающих вместе с каменными орудиями, территория Кавказа стала рассматриваться как один из основных миграционных коридоров уже с начального заселения Евразийского материка [Lumley et al., 2006]. При этом территория западного побережья Каспийского моря была до недавнего времени одной из наименее изученных в палеолитическом отношении областей Кавказа, а единственной стратифицированной стоянкой раннего палеолита здесь долгое время оставалась пещера Азых. Ситуация в регионе изменилась в XXI в., когда за два десятилетия на Кавказе и в Предкавказье было открыто свыше десятка новых памятников, относящихся к эоплейстоцену. Результаты этих работ показали, что Кавказ в целом и его каспийское побережье в частности активно осваивались человеком с самых ранних этапов антропогена. С какими природными обстановками связана колонизация древними популяциями Homo этих территорий, какова специфика их материальной культуры – эти вопросы являются крайне важными и актуальными для реконструкции ранней истории Кавказа и начальных этапов антропогенеза в целом. Целью данной работы является попытка определить современное состояние наших знаний по названной проблематике применительно к территории Восточного Кавказа, относительно нового района в плане изучения раннего палеолита для Кавказского региона. Основными задачами исследования являются проведение комплексного анализа природных обстановок на рассматриваемой территории в позднем эоплейстоцене, характеристика археологических индустрий апшеронского времени, известных на Восточном Кавказе и их сравнение с материалами синхронных памятников других регионов Кавказа.

Результаты исследований и обсуждение

В четвертичный период на Восточном Кавказе одним из основных палеогеографических факторов, формирующих текущие ландшафтно-климатические обстановки, была трансгрессивно-регрессивная изменчивость Каспийского моря, которая, в свою очередь, определялась сложным сочетанием климатических, геологических и других природных явлений.

Поздний эоплейстоцен (калабрий) на Восточном Кавказе соответствовал апшеронскому этапу истории Каспийского палеобассейна.

В настоящее время граница между апшеронским и предшествующим позднеакчагыльским этапом четко не определена. Многими исследователями подчеркивается постепенность и неопределенность фациальных изменений в толщах отложений позднего акчагыла и раннего апшерона. Поэтому начало апшеронского времени, по разным оценкам, относится к широкому хронологическому интервалу в диапазоне 1,7–1,4 млн л. н. Верхним рубежом этого периода считается граница палеомагнитных эпох Матуяма-Брюнес (~ 0,8 млн л. н.) [Леонтьев, 1968; Рычагов, 1997; Федоров, 1978; Свиточ, 1991].

На протяжении всего времени уровень Апшеронского моря даже на максимальных отметках был значительно ниже Акчагыльского, соответственно меньше была и его площадь. Отличительной чертой данного палеоморя являлось отсутствие постоянной связи между ним и Мировым океаном, т. е. Каспий впервые стал полностью изолированным [Леонтьев, 1968].

Максимальный уровень поднятия воды в апшеронский цикл большинство исследователей, опираясь на анализ распространения соответствующих отложений на северных и восточных берегах Каспийского моря, менее подверженных тектоническим подвижкам, оценивает в пределах +50 м [Леонтьев, 1968; Рычагов, 1997; Федоров, 1978].

Другим важным фактором, влияющем на климатические обстановки в этой части Кавказа, являлись гляциальные события, наиболее ранние из которых, по мнению ряда исследователей, могли происходить в финале акчагыльского времени. В целом же по вопросу о древних оледенениях на Кавказе, так же как и по проблеме трансгрессий Каспийского палеобассейна, у специалистов не существует единого мнения. Споры вызывают все основные аспекты оценки гляциальных явлений, включая количество периодов наступления ледников, площади их распространения и общую хронологию.

Многие исследователи указывали, что на Кавказе сохранились ясные следы лишь позднечетвертичного оледенения, но допускали наличие и более ранних гляциальных событий, выделяя до трех-четырех оледенений. Считается, что самое раннее оледенение Большого Кавказа относится к апшеронскому времени, а в районе Эльбруса оно, возможно, проявилось еще раньше – в позднем акчагыле. Наличие в эти периоды значительных по площади оледенений обосновывается либо присутствием в периферийных зонах Большого Кавказа отложений соответствующей хронологической позиции, предположительно имеющих моренный характер, либо предполагаемой синхронностью трансгрессивных этапов каспийского палеобассейна и гляциальных стадиалов [Милановский, 1968]. Однако вопрос о возрасте и генезисе упомянутых валунно-галечных отложений остается дискуссионным, а прямая связь криохронов с трансгрессиями Каспия не имеет однозначного фактического подтверждения [Щербакова, 1973].

Трансгрессивно-регрессивная динамика моря оказывала большое влияние на рельеф побережья. Так, площадь приморских низменных равнинных территорий в трансгрессивные этапы резко сокращалась, а в регрессивные, наоборот, увеличивалась. В наиболее крупные регрессивные этапы (например, в тюркянский (финал апшерона), с отметками уровня стояния воды ≈ –150 м) площадь Каспия резко сокращалась, и он мог распадаться на два изолированных палеобассейна в южной и северной котловинах [Леонтьев и др., 1977]. Таким образом создавался обширный меридиональный сухопутный коридор вдоль всей восточной оконечности Кавказа, а также существенно упрощалась связь этих территорий с западным сектором Центральной Азии, что вело к взаимному проникновению флоры и фауны как по северному и южному побережью котловин, так и по разделяющему их апшеронскому порогу (перешейку).

В целом природные условия начальных этапов апшерона, по имеющимся данным, близки к таковым в позднем акчагыле. В первую очередь, это подтверждается отсутствием изме-нений в составе фаунистических комплексов - начальным этапам апшеронского цикла соответствует псекупский териокомплекс, сформировавшийся еще в финале акчагыльского времени.

Позднее, около 1,4-1,2 млн л. н., в западной и центральной частях евразийского материка происходило очередное крупное преобразование природной среды, связанное с новым значительным изменением климатических условий. В это время в результате резкого глобального похолодания на юге России окончательно исчезли ландшафты саванного типа и сформировался новый фаунистический комплекс [Титов, 2008].

Палинологические данные из Азербайджана (Ясамальская долина) и Дагестана (Александрийская скважина) свидетельствуют о произрастании в это время на территории Восточного Кавказа тсуги ( Tsuga ), березы ( Betula ), ольхи ( Alnus ), граба ( Carpinus ), ореха ( Juglans ), лапины ( Pterocarya ), энгельхардии ( Engelhardia ), бука ( Fagus ), вяза ( Ulmus ), дуба ( Quercus ), каркаса ( Celtis ) [Филиппова, 1997]. Таким образом, на одной территории фиксировались растения, характерные как для умеренных влажных условий (береза), так и для субтропических и ксерофитных обстановок (энгельхардия, каркас). Одновременное присутствие растений, которые в настоящее время соответствуют разным природно-климатическим зонам, свидетельствует о том, что в апшероне на Восточном Кавказе уже существовала высотная поясность растительности.

Формирование поясности связано с тектоническим вздыманием Большого Кавказа, которое продолжалось в течение всего раннего плейстоцена. Считается, что наибольшего размаха оно достигло именно в апшеронское время. Кроме Эльбрусско-Ставропольского поперечного поднятия, оживились восходящие движения в области Адыгейского выступа и в Дагестане. Общий подъем Большого Кавказа сопровождался складчатостью в районе Передовых хребтов Восточного Предкавказья и Таманского полуострова. По разломам проявилась активная вулканическая деятельность, а в Чегемском районе - мощные покровные излияния [Сафронов, 1972].

Сформированная территориальная и вертикальная зональность определяла палеоэкологическую ситуацию на данной территории на протяжении всего плейстоцена, сопровождаясь изменением площади распространения определенных биотопов и высотными сдвигами растительных поясов в зависимости от температурного режима и степени увлажненности в палеоклимате каждого периода.

Характер растительных сообществ апшеронского времени свидетельствует о том, что на предгорных равнинах и в предгорьях располагались степи с полынью, злаками, маревыми и другим разнотравьем. Ольха произрастала в низинных болотистых лесах. Приречные леса состояли из лапины и вяза. Нижний горный пояс занимали широколиственные леса из граба, дуба с участием бука, липы, клена, каштана, ореха и хмелеграба. В травянистом покрове присутствовали злаки, разнотравье, папоротники. В среднем поясе гор произрастали хвойно-широколиственные и хвойные (сосновые, еловые, тсугово-пихтово-еловые) леса. Верхний пояс гор занимали хвойные леса с участием березы и сообщества нагорных ксерофитов с астрагалом. В южных приморских областях произрастали субтропические леса с присутствием каштанолистного дуба и иберийского клена [Филиппова, 1997; Деревянко и др., 2012; Амирханов, 2016].

В период около 1,4-1,2 млн л. н. на территории юго-восточной части Восточной Европы происходило формирование нового, таманского, фаунистического комплекса (стратотип расположен на Таманском п-ове, местонахождение Синяя Балка). В Западной Европе этому периоду соответствовали переходные териокомплексы между поздним виллафранком и гале-рием [Титов, 2008].

Согласно стратотипу, основу таманского комплекса составляли Archidiskodon meridionalis tamanensis (таманский слон) и Elasmotherium caucasicum (эласмотерий кавказский). Присутствовали также Canis tamanensis (таманский волк), Canis lycaonoides (плейстоценовый евразийский волк), Pachycrocuta brevirostris (гигантская короткомордая гиена), Panthera sp. (пантера), Homotherium latidens (саблезубая кошка), Lutra simplicidens tamanensis (выдра таманская), Equus major и Equus sussenbornensis (древние лошади), Eucladoceros pliotarandoides (древний олень), Bison tamanensis (таманский бизон). Для этого времени характерно появление большерогих оленей Praemegaceros и Megaloceros , оленей из группы благородных Cervus acoronatus , косуль Capreolus sussenbornensis , широколобых лосей Alces latifrons , короткорогих бизонов Bison schoetensacki (бизон Шетензака), свиней Sus tamanensis ; первое распространение лесных антилоп Tragelaphus и Pontoceros ; присутствие верблюдов Para-camelus kujalnensis и, в южных районах, бегемотов Hippopotamus georgicus [Верещагин, 1959; Алексеева, 1977].

Как можно видеть, в период существования таманского комплекса продолжалась дальнейшая адаптация фауны степного типа к обитанию в условиях нарастающего похолодания и увлажнения. Преобладали крупные формы лошадей, эласмотерии, зубры, олени (сложнорогие, благородные, большерогие), крупные лоси, кабаны, антилопы, южные слоны (высокоразвитая поздняя форма). Судя по общему облику таманской фауны, на территории юга Восточной Европы господствовали те же ландшафты, что и в предшествующее время. Однако обилие оленей, присутствие лосей и кабанов указывают на значительную залесенность, в частности, равнинных районов территории северного Предкавказья.

В целом, по имеющимся естественнонаучным данным, климат западного побережья Каспия на протяжении раннего и среднего плейстоцена не испытывал резких изменений. На фоне постепенного общего континентального похолодания здесь происходили периодические смещения климатических зон в двух направлениях: широтные сдвиги (от влажного умеренно прохладного климата к относительно теплому полупустынному / степному и обратно) и высотные изменения границ ландшафтных поясов в горных и предгорных районах [Каплин, Селиванов, 1999]. Практически все западное побережье Каспия даже в гляциальные эпохи было свободно от вечных снегов и льдов, так как оледенения не имели тут такого распространения, как на Западном и Центральном Кавказе, в силу ряда сдерживающих факторов -экранирующая роль Главного и Бокового хребтов с юга и запада; проникновение сухих и теплых воздушных масс из западных районов Центральной Азии. Более того, в гляциальные периоды в этой части Кавказа происходило и некоторое смягчение аридного континентального климата.

Таким образом, палеоэкологические условия на территории Восточного Кавказа в эоплей-стоцене и на более поздних этапах антропогена были более благоприятными для существования и расселения древних человеческих популяций, чем в других частях Кавказского региона.

В настоящее время в палеолите Кавказа сложилась парадоксальная ситуация, когда в регионе известно больше стратифицированных объектов возрастом около 1,8 млн л. и древнее (Дманиси, Мухкай I и II, Рубас, Кермек и др.), чем относящихся ко второй половине эоплей-стоцена [Щелинский и др., 2010; Деревянко и др., 2012]. Памятники этого возраста зафиксированы пока только в нескольких районах Кавказа и Предкавказья: в Центральном Дагестане (акушинская группа местонахождений), в Куринской впадине в Азербайджане (Гараджа), на Лорийское плато в Армении (Мурадово, Куртан), на Южно-Грузинском нагорье (Амиранис-гора) и на Таманском п-ове (Богатыри, Родники-1, 4). Стоит отметить, что возраст всех этих комплексов определялся на основе естественнонаучных данных, в основном биостратигра-фических, и для них нет ни одной абсолютной датировки.

Акушинская группа стоянок в Центральном Дагестане (Северо-Восточный Кавказ) включает более десяти разновременных раннепалеолитических комплексов, охватывающих интервал от 2,2 млн до 0,8 млн л. н. и насчитывающих несколько тысяч артефактов [Амирха- нов, 2016]. Ко второй половине эоплейстоцена здесь относятся стратифицированные комплексы верхней части разрезов памятников Мухкай I и II, Айникаб I, а также подъемные материалы местонахождений Айникаб II–VI. Хронология стратифицированных комплексов была установлена на основе биостратиграфических данных, палеогеографических реконструкций, а также палеомагнитного анализа отложений. Предполагаемый возраст подъемных комплексов определяется их геоморфологической позицией и обликом каменного инвентаря.

Раннепалеолитические комплексы этого археологического района близки по своим технико-типологическим характеристикам на всех этапах своего существования и относятся к единой индустрии, основанной на утилизации местного желвачного кремня. Нуклеусы немногочисленны и представлены простыми однофронтальными формами или бессистемными ядрищами. В качестве орудийных основ часто использовались кремневые отдельности, реже уплощенные обломки и небольшие отщепы. Основную часть орудийного набора составляли крупные рубящие орудия, такие как разнообразные чопперы и пики. Присутствовали также скребла, мелкие атипичные скребки, выемчатые и шиповидные / остроконечные орудия и ножи; в наиболее поздних комплексах – единичные изделия с бифасиальной обработкой [Деревянко и др., 2012; Амирханов, 2016]. Исследователи относят все раннепалеолитические комплексы акушинской котловины к индустриям олдованского круга, прослеживая их значительное сходство с материалами Дманиси.

В приморской зоне Северо-Восточного Кавказа памятники апшеронского возраста к настоящему времени не обнаружены. При этом на данной территории известно большое количество стоянок более позднего (бакинского) возраста, а также памятники раннеэоплейстоце-нового времени. Такая ситуация может объясняться слабой сохранностью апшеронских отложений в этой части Прикаспия, а также тем, что на этот период приходились наиболее мощные регрессии Каспия, когда береговая линия отступала на десятки километров. Таким образом, наиболее удобные для заселения участки древнего побережья в настоящее время могут быть скрыты водой.

На Юго-Восточном Кавказе известен только один памятник, предположительно датируемый апшеронским временем, – местонахождение Гараджа в Азербайджане. Оно локализовано на Мингечаурском водохранилище, где на береговых размывах было выявлено 6 пунктов локализации археологического и палеонтологического материала. По составу фауны (южный слон) и характеристике вмещающих отложений возраст артефактов был определен финалом апшеронского времени. Общая коллекция каменного инвентаря насчитывает около 200 экз. и включает единичные однофронтальные нуклеусы, крупные сколы и представительный орудийный набор, основу которого составляют чопперы и бифасы (рубила). Присутствуют также пики, кливеры, полиэдры, скребла [Кулаков, Зейналов, 2014]. Исследователи выделяют эти материалы в специфическую «гараджинскую» индустрию, рассматриваемую в рамках ашеля, и находят отдельные сходные c ней элементы в куручайской культуре Азыха.

Наиболее известный раннепалеолитический памятник на территории Юго-Восточного Кавказа – пещера Азых в Нагорном Карабахе, по сравнению с упомянутыми стоянками имеет существенно более молодой возраст ~ 0,8–0,3 млн л. (слои X–VII) [Гусейнов, 2010; Fernández-Jalvo et al., 2016]. Индустрия нижних слоев Азыха немногочисленна (~ 200 экз.) и представлена преимущественно крупными рубящими орудиями (чопперы, чоппинги) и массивными скребловидными формами. Первичное расщепление характеризуется в первую очередь бессистемными кубовидными ядрищами и крупными отщепами. В целом индустрия нижних слоев Азыха, ранее определяемая автором раскопок М. М. Гусейновым как «галечный этап куручайской культуры», с полным правом может быть отнесена к кругу олдован-ских / галечно-отщеповых индустрий Кавказа [Гусейнов, 2010; Деревянко, 2015].

Расположенная в Грузии (Юго-Западный Кавказ) стоянка Амиранис-гора находится в 100 км к северо-западу от Дманиси. Здесь на глубине около 1 м от дневной поверхности был зафиксирован культуросодержащий слой, где наряду с большим количеством остеологического материала был найден 21 каменный артефакт. В коллекции представлены скребла, атипич- ные скребки, рубяще-режущие орудия, простейшие однофронтальные нуклеусы, отщепы, а также небольшие гальки (манупорты) и фрагмент красной охры. Все изделия выполнены на местных андезито-базальтах. Их возраст определялся на основе анализа сопровождающей фауны (трогонтериевый и южный слоны, гиппарионовидная и зюссенборнская лошади, этрусский носорог, гигантский олень, саблезубый тигр, бегемот и др.), а также результатах па-леомагнитного датирования. Последние показали, что формирование слоя с культурными остатками, скорее всего, происходило во время, непосредственно предшествующее палео-магнитному эпизоду Харамильо эпохи Матуяма и соответствует возрасту ~ 1,2-1,0 млн л. [Любин, Беляева, 2006]. На памятнике была получена представительная коллекция подъемных материалов, включающая наряду со сколами и невыразительными ядрищами чопперы, чоппинги и бифасиальные орудия. Культурная принадлежность индустрии авторами исследования не определялась в силу малой представительности коллекции, но в целом она не выходит за пределы индустриальной изменчивости олдованских комплексов, зафиксированных на этой территории (Дманиси).

Материал с территории Армении - Куртан и Мурадово (слой 3), датируются в основном геостратиграфическими методами, исходя из возраста подстилающих вулканических отложений, а также на основе типологии каменных артефактов. В связи с этим определение их возраста как близкого 1 млн л., носит больше предположительный характер. Материалы с обоих памятников достаточно представительны (более 100 экз. изделий с каждого) и включают, наряду с простыми однофронтальными нуклеусами, отщепами, чопперами, пиками, скреблами, атипичными скребками, также и двухсторонне обработанные орудия, в том числе копьевидный бифас [Беляева, Любин, 2013]. В качестве сырья использовались местные вулканические горные породы - дацит, риолит и базальт. Исследователи определяют эти индустрии как относящиеся к раннему и среднему ашелю.

Наиболее удаленной от Восточного Кавказа является таманская группа раннепалеолитических стоянок, включающая памятники Родники-1, 4, Богатыри и Кермек. На основе био-стратиграфических данных их возраст определяется интервалом ~ 1,6-1,2 млн л. (кроме Кер-мека) [Щелинский и др., 2010; Щелинский, 2013]. На всех стоянках представлена единая индустрия (всего более 2 000 артефактов), основанная на местных доломитах. Кроме использования однофронтальных грубопризматических (с круговым фронтом по периметру отдельности) и бессистемных ядрищ, часто применялась техника дробления обломков сырья . Основными орудийными категориями были крупные рубящие формы (чопперы, пики, кливеры), массивные чопперовидные скребла и нуклевидные скребки, а также скребла. Хорошо представлены зубчато-выемчатые и остроконечные (шиповидные, клювовидные) формы. Отмечены единичные экземпляры изделий с признаками бифасиальной обработки. Исходя из особенностей первичного расщепления и состава орудийного набора, ряд исследователей определяют эту индустрию как «пред-ашельскую», отмечая присутствие в ней олдованских и ашельских элементов [Щелинский и др., 2010; Щелинский, 2013]. Другие относят ее непосредственно к олдованской (галечно-отщеповой) традиции [Деревянко, 2015; Амирханов, 2016]. В целом же данные комплексы, при общем сходстве с материалами Дманиси и стоянок акушинской группы, выглядят более развитыми за счет большего разнообразия и типологической выраженности орудийных форм, а также системности приемов вторичной обработки.

Заключение

Таким образом, в позднем эоплейстоцене на Кавказе фиксируется наличие как минимум двух различных индустрий - олдованской / галечно-отщеповой (акушинская и таманская группы стоянок) и комплексов с бифасами, определяемыми рядом специалистов как ранний кавказский ашель - Куртан, Мурадово (слой 3) и др.). При этом не все авторы разделяют уверенность в выделении здесь столь ранних индустрий «ашельского облика» [Деревянко, 2015; Амирханов, 2016], тем более что публикация археологических материалов ашельских памятников Лорийского нагорья носит пока предварительный характер и их сравнительная культурная атрибуция с кавказскими индустриями олдованского круга затруднена. Стоит также отметить, что наиболее выразительные ранние комплексы с ашельскими элементами относятся к финалу апшеронского времени или к более поздней раннебакинской трансгрессии и имеют в своем составе значительное количество олдованских элементов (Гараджа) [Кулаков, Зейналов, 2014]. В настоящее время вопрос о появлении индустрий ашельского облика на Кавказе является остродискуссионным, а хронология этого явления рассматривается разными авторами в интервале от 1,8 млн до 0,6 млн л. н. [Беляева, Любин, 2013; Деревянко, 2015; Амирханов, 2016].

Стоит также отметить, что для территории Восточного Кавказа можно предполагать существование в это время и раннепалеолитических мелкоорудийных комплексов, хорошо изученных на материалах стоянки раннего эоплейстоцена Рубас-1 и индустриях бакинского (ранний неоплейстоцен) возраста Дарвагчайского геоархеологического района (Дарвагчай-1 и др.) [Деревянко и др., 2012]. Данное предположение основывается на преемственности указанных индустрий, имеющих значительное сходство как в приемах первичной обработки каменного сырья, так и в типологии орудийной составляющей. Отсутствие же на территории Западного Прикаспия «промежуточных» мелкоорудийных комплексов ашельского возраста может объясняться геологической историей этой зоны Кавказа (см. выше).

Анализ природных обстановок и колебаний Каспийского палеобассейна показывает, что развитие археологических культур в восточной части Кавказа, происходило в стабильных и благоприятных природных обстановках и носило слабый эволюционный характер. Основные ассамбляжи апшеронского возраста локализованы рядом с комплексами более раннего времени (акушинская и таманская группы) и даже присутствуют в одних стратиграфических разрезах с ними (Мухкай I и II). При этом раннепалеолитические индустрии внутри одного археологического района слабо отличаются друг от друга в технико-типологическом плане, а большинство их показывает развитие олдованской / галечно-отщеповой традиции.

Такой преемственности могла способствовать определенная изолированность региона, связанная с трансгрессивным режимом Каспийского моря. Так, на пике апшеронской трансгрессии воды Манычского пролива с севера и Куринской депрессии с юга сильно ограничивали передвижение населения в меридиональном направлении.

В финале апшерона на Восточном Кавказе фиксируются существенные изменения материальной культуры, связанные с появлениями в каменных индустриях ашельских элементов, в первую очередь бифасиальных орудий. Показательно, что наиболее выразительный комплекс этого времени – Гараджа, находится в пределах Куринской депрессии, определявшей границы древнего апшеронского палеобассейна.

Received

27.04.2020