Выявление уровня депрессивного состояния и оценка риска суицидального поведения у больных шизофренией с коморбидной каннабиноидной зависимостью, сформировавшейся до манифестации шизофрении
Автор: Климова Ирина Юрьевна, Овчинников Анатолий Александрович, Карпушкин Александр Михайлович
Журнал: Сибирский вестник психиатрии и наркологии @svpin
Рубрика: Суицидология
Статья в выпуске: 4 (105), 2019 года.
Бесплатный доступ
Цель: оценить степень выраженности депрессивного расстройства и возможный риск совершения суицида среди пациентов с установленным диагнозом «параноидная шизофрения», начавших употребление каннабиноидов до манифестации шизофрении, со стажем заболевания 3 года. Материал и методы. В данное исследование были включены 96 пациентов. Из них были сформированы две группы (по 48 человек в каждой группе). В основную (первую) группу вошли пациенты с установленным диагнозом «параноидная шизофрения», имеющие коморбидную каннабиноидную зависимость, с началом употребления каннабиноидов до манифестации шизофрении, срок длительности заболевания составлял не менее 3 лет. Контрольную (вторую) группу составили пациенты с установленным диагнозом «параноидная шизофрения», без зависимости от каннабиноидов, срок длительности заболевания у которых был не менее 3 лет. Средний возраст респондентов составил 23,19±1,74 года. В работе использовались стуктурированное психиатрическое интервью для оценки психического статуса, социально-демографические сведения и клинико-катамнестический метод. Для оценки суицидального риска применялись шкала оценки суицидального риска TASR и опросник депрессии Бека. Результаты. Проведенное исследование показало, что лица, страдающие шизофренией, отягощенной коморбидной каннабиноидной зависимостью, более склонны к проявлению тяжелой депрессивной симптоматики и к суицидальному риску.
Шизофрения, каннабиноидная зависимость, коморбидность, депрессивная симптоматика, суицидальный риск
Короткий адрес: https://sciup.org/142222106
IDR: 142222106 | DOI: 10.26617/1810-3111-2019-4(105)-67-73
Текст научной статьи Выявление уровня депрессивного состояния и оценка риска суицидального поведения у больных шизофренией с коморбидной каннабиноидной зависимостью, сформировавшейся до манифестации шизофрении
Начиная с последних десятилетий прошлого века особую тревогу специалистов вызывает проблема омоложения суицидов [1‒10]. У 30% лиц в возрасте от 14 до 24 лет бывают суицидальные мысли, 6% юношей и 10% девушек ранее совершали суицидальные действия [11]. В европейских странах уровень подростковых суицидов масштабно варьировал ‒ от 5 на 100 тыс. в Южной Европе до 25‒40 на 100 тыс. в Северной и Восточной Европе [12]. По мнению американских исследователей, наиболее вероятной причиной, определяющей возраст манифестации суицидальных проявлений, является возраст манифестации начала депрессии, а также употребления алкоголя и наркотических веществ [13].
В России суицидальная ситуация среди подростков остается неблагополучной. В 2018 г. частота завершенных подростковых суицидов в Российской Федерации составила 7,9 на 100
тысяч лиц этого возраста. При этом соответствующий показатель в сельской местности в 2,9 раза превысил таковой у подростков, проживающих в городах.
Россия характеризуется высоким разбросом показателей частоты подростковых суицидов в зависимости от региона их проживания. Б.С. Положий (2016) отмечает, что несоответствие по частоте суицидов между различными регионами нашей страны среди подростков составляет 24 раза [12]. Так, в 2018 г. максимальный уровень подростковых суицидов был зарегистрирован в восточных регионах страны – Чукотском АО (67,1 на 100 тыс. населения), Республиках Алтай (61,2 на 100 тыс. населения) и Саха-Якутия (32,4 на 100 тыс. населения), Забайкальском крае (28,2 на 100 тыс. населения) при их отсутствии в Республиках Ингушетия, Карачаево-Черкесская, Карелия, Северная Осетия, а также в Магаданской, Орловской и Сахалинской областях [14].
ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ
Изучение распространенности завершенных подростковых суицидов в Иркутской области за 1991‒2018 гг.
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
Проанализированы материалы информационных систем о частоте суицидальных действий лиц подросткового возраста (использованы данные Территориального органа Федеральной службы государственной статистики по Иркутской области (Иркутскстат), Медицинского информационно-аналитического центра (МИАЦ) Министерства здравоохранения Иркутской области. Банк данных о числе завершенных самоубийств в Территориальном органе Федеральной службы государственной статистики по Иркутской области формировался из представленных следственными органами постановлений о том, что смерть лица наступила в результате самоубийства.
Полученные результаты проверялись стандартной статистической обработкой при помощи пакетов программы «Statistica 10.0 for Windows».
Для оценки близости двух распределений (где явления представлены в виде динамических рядов) применялся критерий соответствия, обозначаемый χ2 (хи-квадрат) (Михалевич И.М. и др., 2004).
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
За 28-летний период (1991‒2018 гг.) на территории Иркутской области зарегистрировано 2 448 случаев самоубийств детей и подростков, преобладающее большинство из них (1 961 ‒ 80,1%) были совершены лицами мужского пола, что превышало показатель у лиц женского пола в 4 раза (487 ‒ 19,9%). Число подростков 15‒19 лет, совершивших самоубийство, значительно превосходило аналогичные показатели у детей и составило 2 106 чел. (86,1%) (р≤0,001). При изучении динамики завершенных суицидов среди подростков Иркутской области за период с 1991 г. по 2018 г. нами условно было принято следующее временное деление: 1991‒2000 гг., 2001‒2010 гг., 2011‒2018 гг. Каждый из этих периодов имеет специфические особенности (рис. 1).

91 92 93 94 95 96 97 98 99 00 01 02 03 04 05 06 07 OS 09 10 И 12 13 14 15 16 17 IS
—♦—подростки(15-19 лет)
Р и с у н о к 1. Динамика частоты законченных суицидов среди подростков Иркутской области (на 100 тысяч населения)
Анализ периода 1991‒2000 гг. показал, что начиная с 1992 г. (24,3 на 100 тыс. населения) отмечается выраженный рост частоты подростковых суицидов, достигающий максимального пика в 1994 г. – 47,6 случая на 100 тыс. населения (р≤0,01). Следующее десятилетие характеризуется наиболее высокими за весь анализи- руемый период значениями подростковых суицидов. Показатели колебались в диапазоне от минимальных знпвчений, составляя 41,9 на 100 тыс. населения в 2002 г. и 41,2 на 100 тыс. населения в 2010 г., до максимальных ‒ 51,4 на 100 тыс. населения (2006 г.) и 50,0 на 100 тыс. населения (2008 г.).
За последующие 8 лет (2011‒2018 гг.) частота подростковых суицидов уменьшилась в 2,3 раза: с 41,2 на 100 тыс. населения в 2011 г. до 17,7 на 100 тыс. населения в 2018 г. (р≤0,01). Данная эпидемиологическая картина соответствует тенденциям динамики суицидов подростков 15‒19 лет в Российской Федерации в целом; за этот период уровень подростковых суицидов снизился в 2,1 раза ‒ с 16,3 на 100 тыс. населения в 2011 г. до 7,9 на 100 тыс. населения в 2018 г. (р≤0,01).
За весь анализируемый период (1991‒2018 гг.) количество завершенных подростковых суицидов в Иркутской области снизилось в 1,5
раза ‒ с 25,8 на 100 тыс. до 17,7 на 100 тыс. населения (р=0,05). Вместе с тем уровень подростковых суицидов в Иркутской области так же, как и прежде, остается высоким, в частности в 2018 г. превышая аналогичный российский показатель в 2,2 раза (РФ – 7,9 на 100 тыс. населения).
При анализе гендерных отличий обнаружено, что соотношение завершенных суицидов среди подросткового контингента юношей и девушек колебалось от 2,4:1 в 2016 г. до 5,9:1 в 2004 г., т.е. менялось преимущественно за счет повышения уровня суицидов в 2,45 раза среди юношей (рис. 2).

Р и с у н о к 2. Динамика законченных суицидов среди подростков Иркутской области в зависимости от пола (на 100 тысяч населения)
У подростков мужского пола в 1991‒2000 гг. число завершенных суицидов выросло в 2 раза ‒ с 43,2 на 100 тыс. населения (1991) до 82,5 на 100 тыс. населения (2000) (р≤0,01). Последующий период 2001‒2010 гг. характеризовался стабильно высокими показателями юношеских суицидов, достигающими максимальных значений в 2000 г. и 2006 г. (соответственно 82,5 и 85,9 на 100 тыс. населения). Период 2011‒2018 гг., напротив, характеризовался резким снижением уровня юношеских суицидов в 2,6 раза ‒ с 69,0 на 100 тыс. населения в 2011 г. до 26,8 на 100 тыс. населения в 2018 г. (р≤0,01), отличаясь наименьшим значением в 2016 г. ‒ 8,0 на 100 тыс. населения. Однако число законченных суицидов среди подростков мужского пола всё ещё остается высоким (26,8 на 100 тыс. населения) и превышает аналогичный показатель по РФ за 2018 г. в 2,4 раза (11,0 на 100 тыс. населения). За 28-летний анализируемый период завершенные суициды юношей снизились в 1,6 раза ‒ с 43,2 на 100 тыс. населения до 26,8 на 100 тыс. населения) (р≤0,05). В то время как у девушек за период 1991‒2000 гг. уровень завершенных суицидов увеличился в 2,4 раза – с 8,2 на 100 тыс. населения в 1991 г. до 19,4 на 100 тыс. населения в 2000 г. (р≤0,01).
В следующее десятилетие (2001‒2010 гг.) показатели оставались высокими, колеблясь от 20,8 на 100 тыс. населения (2008 г.) до 12,5 на 100 тыс. населения (2010 г.). Период 2011‒2018 гг. характеризовался наличием как самых высоких значений (22,7 на 100 тыс. населения в 2011 г.), так и самых низких значений (3,3 на 100 тыс. населения в 2017 г.) показателей завершенных суицидов среди девушек за весь анализируемый 28-летний период. Частота завершенных суицидов лиц женского пола 15‒19 лет снизилась с 22,7 на 100 тыс. населения в 2011 г. до 8,2 на 100 тыс. населения в 2018 г. (р≤0,05), достигнув уровня 1991 г. Данный показатель (8,2 на 100 тыс. населения) превысил аналогичный показатель в РФ в 1,8 раза, так как число суицидов в контингенте девушек в РФ с 1991 г. по 2018 г. снизилось в 1,4 раза – с 6,5 на 100 тыс. населения (1991) до 4,5 на 100 тыс. населения (2018).
Проведенный анализ подростковой суицидальности в городской и сельской местности Иркутской области показал, что за весь анализируемый период (1991‒2018 гг.) лишь дважды (в 1991 г. и 1996 г.) городские подростки чаще совершали суициды, чем их сельские сверстники. Во все другие годы наблюдалась противоположная картина: сельские подростки стабильно чаще совершали завершенные суициды. Соотношение городских и сельских суицидов подростков за анализируемый период (1991‒2018 гг.) значительно возросло ‒ от 1:1,1 в 1992 г. до 1:9 в 2014 г. (рис. 3).

Р и с у н о к 3. Распространенность городских и сельских суицидов среди подростков Иркутской области (на 100 тысяч населения)
Суициды сельских подростков за 1991‒2000 гг. увеличились в 4,3 раза – с 18,8 на 100 тыс. населения в 1991 г. до 81,5 на 100 тыс. населения в 2000 г. (р≤0,001). Следующее десятилетие характеризовалось стабильно высокими показателями сельских подростковых суицидов ‒ от 53,7 на 100 тыс. населения в 2011 г. до 96,5 на 100 тыс. населения в 2002 г. В период 2011–
2018 гг. сельские суициды среди подростков уменьшились в 2,6 раза, характеризуясь как самыми высокими (118,5 на 100 тыс. населения в 2011 г.), так и самыми низкими (13,4 на 100 тыс. населения в 2016 г.) показателями за 28летний период (р≤0,01). Количество завершенных суицидов сельских подростков за 28летний анализируемый период возросло в 2,5
раза – с 18,8 в 1991 г. на 100 тыс. населения до 46,3 на 100 тыс. населения в 2018 г. (р≤0,001). Показатель сельских подростковых суицидов в Иркутской области в 2018 г. (46,3 на 100 тыс. населения) в 2,9 раза превысил аналогичный показатель в РФ (15,9 на 100 тыс. населения) (р≤0,001).
Уровень суицидов городских подростков за 1991‒2000 гг. увеличился в 1,5 раза – с 27,5 на 100 тыс. населения в 1991 г. до 42,1 на 100 тыс. населения в 2000 г. (р≤0,05). В последующее десятилетие (2001‒2010 гг.) уровень городских подростковых суицидов оставался высоким, колеблясь от 28,2 на 100 тыс. населения в 2002 г. до 43,8 на 100 тыс. населения в 2008 г. За период 2011–2018 гг. уровень городских подростковых суицидов неуклонно снижался и уменьшился в 3,7 раза – с 30,7 на 100 тыс. населения в 2011 г. до 8,3 на 100 тыс. населения в 2018 г. (р≤0,001). Количество завершенных суицидов городских подростков за 28-летний анализируемый период уменьшилось в 3,3 раза – с 27,5 до 8,3 на 100 тыс. населения. Показатель городских подростковых суицидов в Иркутской области в 2018 г. (8,3 на 100 тыс. населения) в 1,5 раза превысил аналогичный показатель в РФ (5,5 на 100 тыс. населения).
Таким образом, проведенное исследование позволило выявить следующее. Показатели завершенных суицидов среди подростков Иркутской области остаются стабильно высокими и превышают как показатели подростковых суицидов в Сибирском ФО (12,5 на 100 тыс. населения в 2018 г.), так и общероссийские показатели (частота суицидов несовершеннолетних в РФ составила в 2018 г. 7,9 на 100 тыс. населения). Динамика показателей законченных подростковых суицидов в Иркутской области за 1991‒2018 гг. отражает снижение в 1,5 раза ‒ с 25,8 до 17,7 на 100 тыс. населения. Число юношей, совершивших самоубийство, превышало количество девушек за анализируемый период в 2,4‒5,9 раза. Число завершенных юношеских суицидов за 28 лет снизилось в 1,6 раза ‒ с 43,2 до 26,8 на 100 тыс. населения. Вариабельность показателей завершенных суицидов среди девушек 15‒19 лет отображает тенденцию к снижению ‒ с 22,7 на 100 тыс. населения в 2011 г. до 8,2 на 100 тыс. населения в 2018 г., достигнув уровня 1991 г. Анализ подростковой суицидальности в городской и сельской местности показал превалирование сельских подростковых суицидов в 1,1–9 раз. Показатели самоубийств сельских подростков за 28 лет увели- чились в 2,5 раза – с 18,8 до 46,3 на 100 тыс. населения. Показатели самоубийств городских подростков за 28-летний период уменьшились в 3,3 раза – с 27,5 до 8,3 на 100 тыс. населения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Суицидальная активность подросткового населения Иркутской области остается высокой, в основном за счет лиц мужского пола. Несмотря на снижение распространенности суицидов в подростковом контингенте за 28летний период в Иркутской области в 1,5 раза, тем не менее показатели завершенных подростковых суицидов превышают аналогичные показатели как в Сибирском федеральном округе, так и в Российской Федерации. Полученные данные следует учитывать при создании дифференцированных подходов к суицидологической помощи подростковому населению.
Список литературы Выявление уровня депрессивного состояния и оценка риска суицидального поведения у больных шизофренией с коморбидной каннабиноидной зависимостью, сформировавшейся до манифестации шизофрении
- Carvalho A.F., Stubbs B., Vancampfort D., Kloiber S., Maes M., Firth J., Koyanagi A. Cannabis use and suicide attempts among 86,254 adolescents aged 12-15 years from 21 low- and middle-income countries. European Psychiatry. 2019 Feb; 56: 8-13. DOI: 10.1016/j.eurpsy.2018.10.006
- Bartoli F., Crocamo C., Carra G. Cannabis use disorder and suicide attempts in bipolar disorder: A meta-analysis. Neuroscience & Biobehavioral Reviews. 2019 Aug; 103: 14-20. DOI: 10.1016/j.neubiorev.2019.05.017
- Lynskey M.T., Glowinski A.L., Todorov A.A., Bucholz K.K., Madden P.A., Nelson E.C., Statham D.J., Martin N.G., Heath A.C. Major depressive disorder, suicidal ideation, and suicide attempt in twins discordant for cannabis dependence and early-onset cannabis use. Arch Gen Psychiatry. 2004 Oct; 61(10): 1026-32. DOI: 10.1001/archpsyc.61.10.1026
- Delforterie M.J., Lynskey M.T., Huizink A.C., Creemers H.E., Grant J.D., Few L.R., Glowinski A.L., Statham D.J., Trull T.J., Bucholz K.K., Madden P.A., Martin N.G., Heath A.C., Agrawal A. The relationship between cannabis involvement and suicidal thoughts and behaviors. Drug Alcohol Depend. 2015 May 1; 150: 98-104. DOI: 10.1016/j.drugalcdep.2015.02.019
- Fergusson D.M., Woodward L.J., Horwood L.J. Risk factors and life processes associated with the onset of suicidal behavior during adolescence and early adulthood. Psychol Med. 2000 Jan; 30(1): 2339. DOI: 10.1017/s003329179900135x
- Pedersen W. Does cannabis use lead to depression and suicidal behaviours? A population-based longitudinal study. Acta Psychiatr Scand. 2008 Nov; 118(5): 395-403. 10.1111/j.1600 0447.2008.01259.x
- DOI: 10.1111/j.16000447.2008.01259.x
- Говорин Н.В., Сахаров А.В. Суицидальное поведение: типология и факторная обусловленность. Чита: Изд-во "Иван Федоров", 2008: 178.
- Солохин Е.В., Каниболоцкий А.А., Чернолихова И.А., Лаптева М.И., Потемкин А.М. Отравление опиатами (анализ секционного материала). Судебно-медицинская экспертиза. 2002; 2: 32-35.
- Сливко К.Ю. Клиническая классификация нефатальных суицидентов: дис.. к.м.н. Владивосток, 2003: 160.
- Шигеев С.В. Медико-социальные аспекты смертельных отравлений наркотическими веществами. Вопросы наркологии. 2006; 2: 68-72.
- Корнетова Е.Г., Дмитриева Е.Г., Дубровская В.В., Меднова И.А., Гончарова А.А., Корнетов А.Н., Семке А.В., Иванова С.А., Бохан Н.А. Суицидальное поведение больных шизофренией с метаболическим синдромом. Суицидология. 2019; 10(2): 92-98.