Забытые страницы истории науки в СССР

Данная работа пытается восстановить историческую справедливость. Мы анализируем исследовательскую программу Н. А. Морозова и его единомышленников в области истории науки и показываем, что многие её положения предвосхищают разработки западных учёных 50—80-х годов ХХ века. В отечественной науке была уникальная ситуация — целый ряд учёных первой величины (В. И. Вернадский, А. Ф. Иоффе, А. Н. Крылов, В. В. Бартольд, В. М. Истрин, А. П. Карпинский, П. П. Лазарев, Н. Я. Марр, С. Ф. Ольденбург, В. А. Стеклов, Ф. И. Успенский) последовательно интересовались историей науки и работали над её популяризацией. Проект Н. А. Морозова был одним из проявлений убеждения отечественной естественно-научной интеллигенции в том, что прогресс общества возможен только через развитие науки и пропаганду её достижений.

• Н.    А. МОРОЗОВ И ЕГО ПРОЕКТ ПЕРОСМЫСЛЕНИЯ ИСТОРИИ

  Николай Александрович Морозов (1854— 1946) в молодые годы был членом исполкома и

  главным идеологом «Народной воли», а в зрелые годы — учёным и писателем. Не окончив гимназии, он стал «чайковцем» и вместе с С. М. Степняком-Кравчинским «ходил в народ» для социалистической пропаганды. В 1874 году он эмигрировал в Швейцарию для издания революционного журнала. Здесь Морозов стал членом I Интернационала. В 1875 году, по возвращении в Россию, он был арестован и во время трехлетнего предварительного заключения по «процессу 193-х народников» самостоятельно прошёл университетский курс истории, выучил несколько иностранных языков. После освобождения Морозов стал одним из организаторов «Народной воли», идеологом её террористического крыла. В 1880 году он эмигрировал в Швейцарию для издания революционной литературы, где познакомился с П. А. Кропоткиным и К. Марксом. При нелегальном возвращении в Россию в 1881 году Морозов был арестован под именем студента Женевского университета Лакьера (этот псевдоним он взял в честь английского астрофизика Дж. Н. Локьера, открывшего гелий).

Морозова осудили на «Процессе 20-ти народовольцев» к пожизненному заключению в Алексеевском равелине Петропавловской крепости — бывшей тюрьме декабристов. С 1884 года он отбывал одиночное заключение в камере № 4 Шлиссельбургской крепости до своего освобождения по амнистии 1905 года. Н. А. Морозов покинул крепость с черновиками 26 томов сочинений по математике, физике, химии и истории [ 1 ] .

В 1909 году вышла книга Н. А. Морозова «В поисках философского камня», где рассматривалась история познания вещества и новейшие открытия в свете идеи единства и эволюции природы. Книга пользовалась большой популярностью, как и его публичные лекции, по материалам которых и была написана книга. Но за десять лет до этого его идеи, изложенные в работе «Периодические системы строения вещества», были раскритикованы известным русским химиком, учеником Д. И. Менделеева, профессором Петербургского университета Д. П. Коноваловым. Идея Морозова об эволюции элементов основывалась на аналогии гомологических рядов углеводородов с таблицей Менделеева и на спектральном анализе небесных светил. Морозов долго занимался химией и был знаком с открытиями Рамзая, Рэлея и Локьера, сообщения о которых получал из научно-популярных журналов, поначалу нелегально проносимых арестантам тюремным врачом. Эти открытия происходили параллельно с теоретическими рассуждениями Морозова и в значительной мере их подтверждали. Научная интуиция Морозова направляла его по правильному пути. Открытия в физике и химии в 20—30-е годы ХХ века подтвердили правильность высказанных Н. А. Морозовым идей о сложном строении атомов, о превращаемости элементов, об искусственном получении радиоактивных элементов и огромном запасе внутриатомной энергии.

Менделеев встретился с Морозовым 20 декабря 1906 года, с одобрением отозвался о его «Периодических системах строения вещества» и представил к учёной степени доктора наук Петербургского университета без защиты диссертации. В 1907 году по приглашению П. Ф. Лесгафта Морозов стал профессором Высшей вольной школы, читая курсы органической и общей химии и проводя лабораторную практику по аналитической химии. На Высших курсах Лесгафта и в Психоневрологическом институте он читал курс «Мировой химии», где излагал химическую эволюцию звёзд и планет, а химические процессы, протекающие на Земле, рассматривал как часть общего процесса эволюции Вселенной.

В 1911 году на II Менделеевском съезде Морозов доложил работу «Прошедшее и будущее миров с современной геофизической и астрофизической точки зрения», где озвучил гипотезу о возникновении новых звёзд в результате взрыва старых светил, происходящего вследствие разложения радиоактивных атомов вещества.

Морозов Н. А. состоял в Русском, Французском и Британском астрономических обществах. В 1911 году его вновь осудили как «призывающего к учинению бунтовщического деяния и к ниспровержению существующего в России государственного и общественного строя» на год заключения в Двинской крепости за переиздание сборника стихов «Звёздные песни», впервые нелегально опубликованного в конце 1870-х. В Двинском заключении он написал воспоминания «Повести моей жизни», выучил для занятий историей древнееврейский язык и написал книгу «Пророки». В тюрьмах он провёл в общей сложности около 29 лет. В 1908—1910 годах по приглашению князя Д. О. Бебутова Морозов состоял в Санкт-Петербургской масонской ложе «Полярная звезда», в это время его интересовали масонские исторические документы революционно-политического содержания. Накануне революции 1917 года Морозов вступил в партию кадетов, но политической деятельностью почти не занимался, отдав все силы науке. В конце 1917 года из-за всеобщей хозяйственной разрухи почти совсем остановилась деятельность лаборатории, основанной П. Ф. Лесгафтом в 1894 году. Н. А. Морозов вместе с несколькими учёными обратился к руководителям Советского государства с просьбой о создании научного института на базе лаборатории. Эту инициативу поддержал нарком просвещения А. В. Луначарский. 26 апреля 1918 года Н. А. Морозов был назначен директором биологической лаборатории и приступил к преобразованию её в научный институт. Существовавшие в Биологической лаборатории отделения были расширены: анатомическое, ботаническое, зоологическое с музеем зоологии и сравнительной анатомии, физиологическое, физическое и химическое. Были созданы новые отделения: микробиологии, экспериментальной патологии (физиологической химии), астрофизики (вместо физического) и астрономии (с обсерваторией), физиологии животных и физиологии растений, морфологии человека и сравнительной морфологии животных. Административная идея была следующей — отделения института должны представлять такой круг дисциплин, который даёт физико-математическую и химическую базу для решения био- логических проблем. В ноябре 1918 года по плану Н. А. Морозова было создано астрономическое отделение, в 1933 году переименованное в лабораторию прикладной астрономии. Научная деятельность лаборатории состояла в приложении астрономических методов к проблемам истории, постепенном развитии историологии и исторической критики, а также наблюдениях за космосом на принадлежащей институту обсерватории в сотрудничестве с другими соответствующими учреждениями. «Главной специальностью моего Отделения будет то, чего ещё нет на земном шаре: исследование древних документов астрономическими способами, выработанными мною еще в Шлиссельбургской крепости». Суть этого метода ему виделась так: «По нескольким планетам путём просеивания сроков одного светила через сроки другого, а потом третьего даёт часто не более одного решения на целое тысячелетие назад и вперед, т. е. решает дело». Н. А. Морозов хотел с помощью молодых астрономов и математиков «начать всеобщую обработку египетских, ассиро-вавилонских, еврейских, латинских, китайских и японских древних документов с астрологическими и астрономическими указаниями, чтобы дать строгую научную хронологию» [2, с. 257].

С 1919 по 1946 годы Н. А. Морозов был ответственным редактором журнала «Известия Научного института им . П . Ф. Лесгафта». Он сумел организовать регулярное издание научного журнала в очень трудный как в материальном, так и идеологическом отношении период. Институт Лесгафта стал центром подготовки стажировавшихся в нём учёных. Морозов имел редкое качество — с интересом входил в научные исследования всех отделений и умел увлечь сотрудников, ставя и решая вместе с ними научные проблемы . Отметим, что учёных разных специальностей, работавших в институте Лесгафта под руководством Морозова, объединяла общность мировоззрения — наука едина в своём многообразии.

В 1924—1932 годах Н. А. Морозов опубликовал семь томов междисциплинарного исследования «История человеческой культуры в естественно-научном освещении», известного под коротким названием «Христос»; продолжение этой работы осталось в рукописях и было опубликовано в XXI веке. Многотомное исследование Морозова представляет собой изложение истории не только человеческой культуры, но и эволюции Земли. Оно насыщено интуитивными озарениями и рассуждениями, которые нашли подтверждение и были приняты в среде естествоиспытателей через несколько десятилетий.

Так, подтвердилось мнение Морозова о том, что океаны и континенты — относительно первичные формы, которые переходят друг в друга за счет химизма внутренних процессов. Периодические оледенения Земли связаны с прецессионным движением земной оси, изменением наклона эклиптики к земному экватору и галактическими воздействиями — изменением ориентации земной оси по отношению к плоскости вращения Млечного Пути. По расчетам на основании этих факторов Морозов заключил, что последнее оледенение было около 14 тысяч лет назад (11—12 тысяч лет назад — так считают сегодня). Морозов полагал, что для объяснения геологических процессов необходимо считаться с космическими факторами. Он организовал проверку своих предположений по анализу 115 алтайских и 110 приохотских землетрясений.

В «Истории человеческой культуры в естественно-научном освещении» Морозов обосновал «теорию непрерывной преемственности человеческой культуры», построив новую реконструкцию мировой истории, противоречащую традиционным историческим представлениям. Морозов доказывал, что существует связь геолого-географических и социальных явлений, которая отразилась в документах древней истории, мифах и религиозных легендах. Он изучал совместимость геолого-географической и астрономической обстановки с условиями предполагаемых исторических событий, использовал данные динамической геологии для проверки сложившейся хронологии. С географо-геологической позиции (наличия полезных ископаемых, характера береговой линии) Н. А. Морозов усомнился в существовании процветающих городов Тира и Сидона, в возможности существования Спарты и Афин как крупных государств классической древности, контролирующих бассейн Средиземного моря. Морозов указал, что ряд памятников древности после их обнаружения учёными стал чрезвычайно быстро разрушаться, хотя до их первого описания развалины по официальной хронологии существовали уже несколько тысячелетий. От древних городов — Иерусалима, Тира и Сидона фактически ничего не осталось, притом что в Палестине сохраняются мегалитические памятники. Морозов высчитал возраст Карнакских колоссов исходя из скорости отложений нильского ила (1 дм за 20 лет). В 1862 году погружение составляло 72 дм. Следовательно, по Морозову, возраст их всего 1500 лет, а не 3500—4000 лет, как было принято считать. Геологи полагают, что скорость геологических процессов сохраняется неизменной последние 3000 лет [ 3, с. 127 ] .

В реконструкции истории науки и культуры Морозов сочетал астрономические, геофизические, лингвистические, материально-культурные, психологические, статистические и этнопсихологические методы. Особенно важным он считал психологическое проникновение в мировоззрение эпохи. Исследование истории науки до-печатного периода представляет серьёзные трудности. Морозов напоминал о целенаправленных искажениях средневековой патристической литературы и отсутствии оригинальных текстов древних классических авторов. Он доказывал легендарность многих авторов «герметического искусства» (алхимии) до нашей эры и первых веков христианства (Гермеса Трисмегиста, Демокрита, Зосимы из Панополиса). Опираясь на исследование по истории химии П. Э. М. Бертло, Морозов утверждал, что достоверными историческими документами могут быть только химические трактаты не ранее XIII века. Морозов исходил из того предположения, что только с появлением книгопечатания начинается время достоверной истории. Эти же методы Морозов применил для рассмотрения истории астрономии, сочетая их с методом исторической критики. Он анализировал описанные в Ветхом Завете астрологические указания и астрономические феномены: «Я подверг прежде всего экономическому исследованию библейские пророчества, специально изучив для их понимания еврейский и халдейский языки… Я начал эту книгу с исторической характеристики умственной и религиозной жизни мессианцев в Вавилонии в V веке до н. э.» [ 4, с. 7—8 ] . Широкое и эффективное применение этих методов способствовало популярности его исторических трудов и критике его выводов. Историология Морозова делит всех знакомых с его идеями на два непримиримых лагеря — сторонников и противников.

У Морозова было особое отношение к истории науки [ 5, с. 154—167 ] , которую он считал ключом к тайнам научного миропонимания прошлого, тесно связанного с настоящим. В качестве эпиграфа к своей книге «В поисках философского камня» он использовал слова С. Пуассона: «Нельзя знать науки, не зная её истории… Мы беззаботно пользуемся работами наших предшественников, не думая об огромном количестве физического труда, потраченного ими, чтобы расчистить нам дорогу».

ИСТОРИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО

Морозов Н. А. организовал несколько научных обществ разного характера, в которые входили от нескольких десятков до нескольких ты- сяч членов. Деятельность Русского общества любителей мироведения (РОЛМ), созданного в 1909 году, описана достаточно хорошо. РОЛМ объединило любителей естественных наук и направляло исследовательскую активность студентов и интеллигенции под руководством профессиональных учёных. Общество содействовало открытию обсерваторий, лабораторий, метеорологических и биологических станций. Издавался журнал «Мироведение», за 20 лет было проведено 210 собраний, прочитано 800 научных докладов и сообщений, членами общества числилось 2400 человек.

Но мало известно об Историко-методологическом обществе [ 7 ] , созданном в 1928 году по инициативе Морозова, которое первоначально предполагалось назвать «Обществом истории и методологии точных наук и техники». Его членами-учредителями были профессор В. В. Белоусов (специализировавшийся на проблемах физиологии труда, истории труда и рефлексологии); доцент, инженер А. Ф. Боровинский (занимался проблемами физики, техники и педагогики); профессор, инженер В. Ю. Гиттис (работал по направлению «Теплотехника и автомобили»); профессор, инженер Н. В. Копьёв (изучал историю технологий); инженер А. М. Лазарев (интересовался темами физической химии); инженер и преподаватель М. А. Леонтьев (разрабатывал вопросы строительного дела и графики); инженер и преподаватель Л. Д. Лоссавский (исследовал проблемы электротехники и механики); инженер и преподаватель Л. Л. Мищенко (по направлению военной техники); профессор В. Р. Мрочек (исследовал историю математики и педагогики); директор института Лесгафта Н. А. Морозов (работал по проблемам астрономии и истории). Боровинский, Гиттис, Копьёв, Леонтьев, Лоссавский и Мрочек читали лекции по истории науки и техники.

Задачами Историко-методологического общества были: изучение проблем истории, методологии и педагогики точных наук и техники; популяризация перечисленных проблем путём лекционной и литературной деятельности; объединение всех лиц, могущих и желающих активно осуществлять поставленные задачи; установление связи с учреждениями, разрабатывающими вопросы марксистской методологии. В архиве сохранились планы общества по исследованию истории науки и разработанная методология анализа. Предполагалось провести систематический анализ исторического развития цивилизации, связав воедино тип хозяйства, тип техники, способ организации государства, взаи- модействие науки и техники. Планировалось выявить цель, объём и содержание научной деятельности, социальный тип учёных и качество их подготовки, т. е. организацию научной традиции и её трансляцию; выявить способы организации учёных и эволюцию научных учреждений; рассмотреть изменение научных методов и аппаратуры; определить уровень и качество междисциплинарных и научных связей; проследить развитие образовательной системы: изменения в объёме школьного и университетского курсов, способах преподавания и типах учителей, рассмотреть их профессиональную подготовку.

По существу, мы видим формирование экс-терналистского подхода на 20 лет раньше, чем принято считать. В этой концепции присутствует направленное стремление реконструировать влияние социального запроса, культурноисторического контекста на тематику научных исследований, на выдвижение научных проблем и динамику развития науки. Намеченный способ изучения науки — «персонализированный», то есть направленный на исследование деятельности учёного по производству знания, погруженного в контекст социальных, политических и религиозных отношений. Кроме того, в исследовательском проекте Историко-методологического общества присутствует тенденция к формированию подхода, названного позднее «историей идей». Предполагалось изучить, как формировались научные понятия, в каком смысле их употребляли авторы и как изменялось содержание научного понятия в истории его применения. Исследования эволюции научных методов и приборов позволяли представить исследовательский потенциал науки определённого периода.

СОТРУДНИКИ И ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ Н. А. МОРОЗОВА

Среди ныне забытых сотрудников института и сторонников программы Морозова были математик и педагог В. Р. Мрочек и историк М. С. Дмитревский.

Вацлав Ромуальдович Мрочек (1879— 1937) — один из «забытых» историков науки, чья судьба при всей уникальности типична для первой половины ХХ века. Сведений о его биографии в распространённых справочниках нет, их удалось обнаружить только в архиве Н. А. Морозова [6].

Мрочек В. Р. родился в декабре 1879 года в Житомире в дворянской семье отставного поручика. С 1897 по 1904 годы он учился в Санкт-Петербургском университете на физико-матема- тическом факультете. В 1901 и 1903 годах его арестовывали за участие в студенческих забастовках. В 1904—1917 годах он состоял в партии эсеров, затем с 1918 по 1924 годы — в партии большевиков (вышел из партии добровольно с правом вступления обратно). В 1905—1912 годах Мрочек преподавал математику и физику в реальном училище и гимназии, в 1912—1918 годах вёл высшую математику на политехнических курсах, в 1918—1923 годах преподавал на Высших кавалерийских курсах. В 1920—1930 годах Мрочек был профессором на кафедре технической математики Высших педагогических курсов, а с 1930 года — старшим научным сотрудником научно-исследовательского института им. П. Ф. Лесгафта.

С 1920 года Мрочек в течение ряда лет вёл курсы «История школ и педагогических систем», «История и методология точного знания». В 30-е годы он читал лекции по истории техники, по методике математики и технической математике в разных втузах Ленинграда и в Педагогическом институте им. А. И. Герцена.

С 1930 по 1937 годы Мрочек состоял в штате отделения прикладной астрономии Научного института им. П. Ф. Лесгафта, выполняя там ряд исторических исследований по заданию Н. А. Морозова. С 1925 по 1930 годы Мрочек возглавлял «Кружок по истории и методологии точного знания», позднее влившийся в Общество математиков-материалистов при Комакаде-мии. С 1930 по 1931 годы он входил в президиум этого общества. В 1931 году Мрочек организовал и возглавил в Доме ИТР им. В. М. Молотова секцию марксистской истории техники (СМИТ). В 1934 году его назначили заместителем директора по учебной части организованного в это время Университета истории науки и техники (при Доме техпропаганды НКТП). В 1933—1934 годах Мрочек был заместителем председателя комиссии по технической математике в Академии наук.

Мрочек В. Р. опубликовал ряд научно-педагогических работ: «Прямолинейная тригонометрия и начала теории гониометрических функций» (1908, 1913), «Педагогика математики» (1910), «Арифметика в прошлом и настоящем» (1912), «Три периода школьной физики» (1913), «Школьные математические кабинеты» (1913), «Панамский канал» (1914), «Мосты прежде и ныне» (1915), «Болезни металлов» (1915), «Материалы по реформе профессиональной школы» (1924), «Подготовка технико-педагогических кадров», «Техническая математика» (1931), «Возникновение и развитие теории вероятностей»

(1934). Он написал свыше 50 статей в трудах съездов и научных журналах, перевёл и отредактировал следующие учебники: Вентворт Г. и Рид Е. «Начальная арифметика» (1912), Лезан Ш. «Введение в математику» (1913), Гильом Ш. «Введение в механику» (1913), Филипс Э. и Фишер И. «Элементы геометрии» (1913, 1918).

В области истории науки и техники Мрочека интересовали проблемы истории счисления и измерения, создания технических таблиц и справочников, взаимоотношения истории и техники в XVI—XVIII веках, зарождения исследований электрических и магнитных явлений, истории электрического телеграфирования.

В архиве Н. А. Морозова мы обнаружили программу, написанную В. Р. Мрочеком в 1928 году, которая показывает направление исследования истории научного знания. Эту программу мы приводим в авторском варианте, с сохранением способа написания и пунктуации.

«ИСТОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ТОЧНОГО ЗНАНИЯ

• I.    ДОНАУЧНЫЙ ПЕРИОД

• 1.    Развитие числовых представлений. 2. Числовые системы. 3. Измерение и масштаб. 4. График и письмо. 5. История цифр. Измерение времени.

• II.    МЕТОДЫ И ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИИ НАУК

• 1.    Хронологизация истории. 2. Ошибки и заблуждения: а) экстраполирование; б) доку-ментализм; в) теория катастроф. 3 Астрономический метод определения событий и эпох: труды Н. А. Морозова. 4. Проблемы истории науки и техники.

• III.    ЗАРОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ТОЧНЫХ НАУК

1. Экономика средневековья. 2. Борьба классов и школа в эпоху натурального хозяйства и торгового капитализма. 3. Университеты. 4. Подготовка коммерсантов; вычисления и «правила». 5. Решение задач в равенствах; начала алгебры. 6. Землемерие и геометрия. 7. Уравнения 2, 3 и 4-й степеней. 8. Астрология и астрономия. 9. Инженерное искусство и механика.

• IV.    ИСТОРИЯ МЕТОДОВ ИНТЕГРИРОВАНИЯ И ДИФФЕРЕНЦИРОВАНИЯ

• 1.    Общий фон научной жизни XVII столетия. 2. Вычисление объемов: Кеплер, Кавалие-ри. 3. Лейбниц и Ньютон. 4. Бесконечно малые и дифференциалы. 5. Гюйгенс, Бернулли, Вольф, Тейлор, Мак-Лорин и др. 6. Изучение процессов и функций.

• V.    КЛАССИФИКАЦИЯ И ОТБОР

1. Классификация наук, её история и принципы. 2. Взгляды на математику в историческом аспекте. 3. Математика и логика. 4. Школьная классификация материала в математике; признаки необходимости, общедоступности, элементарности, педагогичности. 5. Пример: классификация учебников геометрии по Миленскому съезду 1911 года. 6. Отбор материала; принципы и примеры. 7. Разработка учебных программ в рамках типа школы.

• VI.    ПОНЯТИЯ И ОПРЕДЕЛЕНИЯ

1. Гносеология понятия: анимизм, идеализм, материализм. 2. Понятия постоянные и переменные, первичные и производные. 3. Определение, его происхождение и логическая конструкция. 4. Типы определений в науке и их значение в учебном предмете. 5. Ошибка в определении; примеры. 6. Основные понятия в учении о числе, форме, положении, процессе. 7. Отбор понятий в отдельных учпредметах. 8. Терминология. 9. Формулировка законов, правил, выводов. 10. Разбор литературы.

• VII.    ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

• 1.    Гносеология доказуемости и доказательства. 2. Диалектическая эволюция доказательств: примеры. 3. Логика и интуиция, их взаимоотношения. 4. Аксиомы, постулаты, теоремы. 5. Ошибки в доказательствах; примеры. 7. Метод «наложения» и его критика. 8. Что значит «доказать». 9. Роль доказательств в школьном курсе, примеры. 10. Обзор литературы.

• VIII.    МОДЕЛИ

«1. «Исторический материализм конечную причину и движущую силу всех важных исторических событий видит: 1. в экономическом развитии общества, 2. в изменениях способа производства и обмена, 3. в возникающем из этого распадении общества на различные классы, в борьбе этих классов между собой» (Энгельс).

• 1)    От эпохи книгопечатания, т. е. с XVI ст. вверх, идёт история достоверная .

• 2)    от XV ст. вниз до XII ст. — история полудостоверная .

• 3)    от XI ст. до VIII ст. — история вероятная .

• 4)    от VIII ст. вниз — история легендарная, на основе преданий и памятников речи, фольклора и материальной культуры. Это эпоха исторического домысла .

• 5)    Рубеж VIII ст. устанавливается на основе историологических заключений; методы: историко-технический, астрономический, лингвистический и др.» [ 8 ] .

Очевидно, что использование цитат из классиков марксизма было не только данью риторике своего времени, но и имело реальное концептуальное значение. Сформулированные и осознанные принципы исторического материа- лизма задавали направление исследований в области истории науки. Считалось необходимым выявлять практическую полезность и историкокультурные, экономические условия научных открытий, исследовать корреляцию между закономерностями развития общества и науки. Наука рассматривалась как общественный институт, как организация людей, связанных между собой отношениями для выполнения определенных общественных задач. В. Р. Мрочек органично соединил свои определившиеся ещё в первое десятилетие ХХ века научные интересы к истории математики с историологией Н. А. Морозова и историческим материализмом. У него были обширные планы по исследованию этнографии Европы и Средиземноморья, по истории миграции в Европе, по исследованию истории ремёсел, техники и технологий.

Некоторые из поставленных задач Мрочек успел выполнить. Он выступал с докладами на темы «Проблема возраста Земли и жизни», «Наука и религия в их исторической борьбе», «Эпоха ремесла и мануфактуры», «Постулаты всемирной истории», опубликовал в трудах Института науки и техники Академии наук статью «Возникновение и развитие теории вероятностей». Но он не успел сделать большего. Его размолола мельница ежовских репрессий, а труды его были забыты.

Среди сторонников историологии Н. А. Морозова много представителей естественных наук — физиков, математиков и химиков, а также инженеров и техников. Значительно реже встречались профессиональные историки, так как, в отличие от естественников, для них принятие концепции Морозова означало разрыв со сложившейся традицией и с сообществом историков-профессионалов, не принимающих радикального изменения представлений об исторической хронологии и существенно новую интерпретацию многих исторических событий. Очевидно, что такое решение требовало немалого научного мужества. Это также означало выход за пределы сложившейся дисциплинарной матрицы с целью формирования своей исследовательской программы и нового профессионального сообщества. Возможно, революционная эпоха и слом социальной традиции стимулировали некоторых профессиональных историков решиться на такую смену исторического мировоззрения и методологического сознания. Одним из активных сотрудников Н. А. Морозова стал историк средневековой культуры М. С. Дмитревский (1887—1937).

Михаил Семёнович Дмитревский родился 14 апреля 1887 года в Петербурге в семье над- ворного советника и потомственного дворянина. По окончании гимназии он поступил в училище правоведения, но за участие в организации революционного кружка был арестован и в 1907 году приговорен к ссылке в Архангельскую губернию с последующей заменой ссылки отъездом за границу. Дмитревский уехал в Германию, где поступил в Фрейбургский университет. В 1913 году он закончил философский факультет по специальности «История культуры», став доктором истории. С 1912 по 1919 годы работал как «частный учёный», специализируясь в области средневековой истории Западной Европы. Опубликованные им в Берлине, Броцци, Тулузе работы были посвящены проблемам инквизиции и народным восстаниям против неё в ХIII—XIV веках. Кроме того, Дмитревский занимался сравнительной историей культуры Запада и Востока, участвовал в археологических раскопках в Пиренеях. Он легко изучал новые языки и владел многими романскими, германскими и славянскими языками. Эти знания помогли ему выжить в трудные периоды революции и гражданской войны. Зимой 1918—1919 годов Дмитревский работал в Совете рабочих депутатов Фрейбурга. Летом и осенью 1919 года был продавцом и переводчиком в страсбургском отделении предприятия автомобильных и грузовых резиновых шин Бергуньяна. До середины 20-х годов его деятельность была организована в двух направлениях. Он преподавал французский язык и французское народоведение эльзасским рабочим на народных курсах в Страсбурге, потом преподавал русский язык в Институте языков Борнемана, состоял в качестве доцента русской литературы и языка в Фрейбург-ском университете. Одновременно он служил в ряде государственных торговых предприятий Советского государства и в частных коммерческих предприятиях, сотрудничавших с Советами. Дмитревский работал в Наркомфине в Страсбурге и бухгалтером в лесопромышленном обществе братьев Гиммельбах. С 1924 по 1925 годы он служил в Берлинском правлении «Молог-леса», где выполнял обязанности секретаря в отделах кадров — лесном и контрольном. В 1925 году он переехал в Ленинград, где вначале работал инструктором калькуляционно-статического отделения Ленинградского правления «Мологлеса», затем техником-калькулятором в «Севзаплесе», а с 1928 года — смотрителем территории завода германской концессии в СССР «Шток и Ко».

Наконец, в январе 1929 года Дмитревский нашёл работу по своей специальности — он по- лучил должность помощника библиотекаря и с марта того же года служил в Рукописном отделе Публичной библиотеки в качестве палеографа. По приглашению учёного секретаря Академии наук С. Ф. Ольденбурга он поступает на должность старшего учёного хранителя библиотеки Академии наук в октябре 1929 года. Кроме того, он занимался иностранной корреспонденцией по Секретариату Академии наук. С 1932 года Дмитревский по совместительству работал старшим научным сотрудником Института им. П. Ф. Лесгафта. В связи с разного рода реорганизациями штатов в 30-е годы он состоял в Академии наук на должности библиотекаря и заместителя заведующего отделом комплектования. 17 октября 1937 года Дмитревский был арестован НКВД по подозрению в шпионаже. 19 октября он был исключен из списков сотрудников библиотеки Академии наук, а 24 ноября 1937 года расстрелян. Его реабилитировали посмертно в 1989 году.

В архиве Н. А. Морозова обнаружен интересный документ от 1929 года — рецензия М. С. Дмитревского на 5 том «Истории человеческой культуры в естественно-научном освещении. Христос» Н. А. Морозова, подготовленная для дискуссии по книге. Фактически это зафиксированный момент личного знакомства с Морозовым. В рецензии отмечается то положительное, что Дмитревский увидел в исследовательской программе Морозова и почему стал его сторонником [9, л. 1—6]. Статья называлась «Волшебная сказка о Древней Греции и Риме (астрономизм Н. Морозова и древняя история)». Рассмотрим аргументацию Дмитревского. Он начинает с перечисления великих открытий, встретивших яростное сопротивление со стороны учёных-современников. Так, преследовали Галилея, насмехались над Гальвани, травили Майера. Обструкция со стороны профессионального сообщества новых идей, заставляющих принципиально изменить сложившееся мнение, не такая уж редкость в истории науки. Поэтому не стоит удивляться, что новаторские идеи Н. А. Морозова встретили недоверие и насмешку со стороны «ортодоксальных историков». Дмитревский приводит идеологически удачную аналогию для усиления своего мнения: «Тогда как осмеянный катедер-социалистами Маркс поставил систему Гегеля вверх ногами, заменив его спиритуализм экономическим материализмом, а развитие путём логических противоречий — развитием путём классовых противоречий, Морозов, осмеиваемый ортодоксальными историками, поставил вверх ногами современное понимание древней и средней исто- рии, утверждая, что никакой классической Греции и никакого античного Рима не существовало в их обычном понимании, что человеческая культура вообще вряд ли уходит далеко за начало нашей эры, что вся классическая литература — продукт эпохи гуманизма, что древняя история списана гуманистами с событий средневековья и что более или менее достоверные материалы истории появляются в 4-ом веке и окончательно закрепляются от дальнейших искажений изобретением книгопечатания» [9, л. 1].

Дмитревский М. С. перечисляет основные идеи пятого тома и называет их новыми и оригинальными: «Греция выступает на реальную историческую сцену лишь в 8-ом веке нашей эры. Население её к этому времени — полусла-вянское (стр. 157). В 9-ом веке начинает там зарождаться эллинская культура, и славянский элемент идёт на убыль (стр. 160). 11 век приносит духовное сближение Греции с Византией (стр. 168). Афины того времени — провинциальное захолустье, служащее местом ссылки провинившихся византийцев (стр. 170). 12—14 века — есть время возникновения искусств и пышных сооружений в Греции, известных нам под именем классических (стр. 210), есть время возникновения классического греческого языка, классической образованности (стр. 216)… По мнению Морозова, вся военная история итальянского Рима вплоть до Константина I — одна волшебная сказка. Мировое значение этого центра — в его религиозном влиянии (стр. 370). Древний языческий Рим списан со средневекового Рима и с Византии (стр. 656). Нероновы костры имеют своим прообразом костры инквизиции (стр. 669), а классические схватки гладиаторов списаны со средневековых турниров (стр. 730, 766)...» [ 9, л. 2 ] .

Несомненно, эти положения выглядят шокирующими и вызывают отторжение для человека, с детства получившего представление об иной исторической шкале, тем более для учёного, чей научный габитус сформирован в период профессиональной социализации. Как смог историк культуры, получивший прекрасное образование в одном из ведущих европейских университетов, увидеть в них зерно истины? Дмитревского убедила аргументация Морозова: «Он исследует различные всем историкам известные источники, которые зачастую противоречат друг другу, после их критической оценки, те из них, которые можно считать наиболее правдоподобными, и даёт затем соответствующую общую картину, не считаясь с общепризнанным толкованием» [9, л. 4]. Дмитревский указывает, что устои общепринятых исторических воззрений вовсе не так непоколебимы, как полагают ортодоксальные историки. Он цитирует работы ряда европейских историков, которые выражают сомнение в возможности объективной датировки археологических находок, и подчеркивает волюнтаристский произвол первооткрывателей, чьё мнение без критики затем принимается научным сообществом. Его убеждает мнение О. Пиппера, что орудия, которые считаются произведенными в каменном веке, могли быть изготовлены и позднее, так же как не доказана разделяемая большинством археологов позиция, что для изготовления орудий труда вначале была использована бронза, а лишь позднее железо. М. С. Дмитревский приводит следующее соображение: «Если наша современная культура и цивилизация погибнут, то несведующие археологи будущего легко смогут наделать ряд крупных ошибок, нисколько не меньше тех, которые делаются их современными собратьями. Найдя современный плуг с трактором и современную же крестьянскую соху, они, очевидно, отнесут оба этих орудия к двум совершенно разным эпохам, разделённым значительным промежутком времени. Во время боксерского восстания 1900 г. в Китае повстанцы употребляли самодельное огнестрельное оружие, даже в мелочах напоминающее первые времена возникновения этого оружия в Европе. Праисторики будущего, при незнании современных нам условий, по необходимости заключат о средневековом происхождении этих предметов» [9, л. 5].

Дмитревский М. С. формулирует проблему исторической объективности как интерсубъективности, что звучит очень свежо, в духе современной эпистемологии исторического знания. Он подчеркивает субъективность интерпретаций исторических фактов, ориентированность результатов исследований историков на горизонт ожидания со стороны коллег. Интерсубъективность в историческом знании достигается за счет добровольного соглашения группы авторитетных лидеров исторического сообщества, диктующих определенный взгляд на историческую реальность. Научный конфликт возникает, если появляется соперничающая исследовательская стратегия. Дмитревский пишет: «Историческое понимание пропитано этим субъективизмом и покоится на нём… Историзм, пропитанный религиозной тенденцией или какой-либо другой нездоровой идеологией, ведёт к тому, что всё его хитросплетённое здание надо разрушить и начать выводить всё заново, если желательно достичь реально-научного результата.

Подобный субъективизм наблюдается и тогда, когда историк, воспитанный в подчинении к научному авторитету предшественников, начинает слепо верить всем фактам, сообщенным летописцами и санкционированным указанными предшественниками. Сколько гонений и насмешек претерпел хотя бы Масарик из-за своего новаторского утверждения, что рукописи «Кра-ледворская» и «Зеленогорская» являются подделками. Как известно, эти романтические подделки были изготовлены людьми, желавшими спекулировать на шовинизме и возбудить в чешском народе ложную гордость обладания национальными и весьма совершенными поэтическими произведениями. Открытие подделки вызвало страшную полемику, и против Масарика выступили все люди старой школы, люди с идеологическими шорами. Они называли открытие Масарика чудовищной нелепостью. Время показало правоту этого ученого» [ 9, л. 6 ] . Дмитревский подчеркивает, что субъективизм историков проявляется и в том, что они верят в такие исторические мнения, которых в летописях не было и нет. Например, очень непросто пришлось тем швейцарским учёным, которые доказали, что не существовало Вильгельма Телля и его борьбы против Гесслера.

Дмитревский М. С. отмечает, что концепция древней истории возникла благодаря усилиям гуманистов, которые якобы сделали копии древних рукописей, переписав их с оригиналов, утраченных странным образом сразу после переписки. Он сомневается в том, что версия гуманистов заслуживает слепой веры, которую демонстрируют ортодоксальные историки. У Дмитревского есть статьи «Гуманисты как создатели античных философских доктрин» и «Инвективы гуманистов, их литературная критика и подделки античной литературы», в которых он подробно анализирует механизм создания гума- нистических текстов и обстоятельства бурной, не вполне честной жизни некоторых известных гуманистов.

Исследование деятельности историко-методологического общества, на наш взгляд, является интересным и важным, поскольку его представители, видимо, одними из первых в мире разрабатывали экстерналистский подход к науке и практиковали историю идей в качестве способа исследования интеллектуальной истории цивилизации. Кроме того, историология Н. А. Морозова является альтернативной исследовательской стратегией, породившей конфликт на научном поле исторической науки. Изучение механизма и истоков этого противостояния позволяет открыть новые особенности развития исторического знания и функционирования исторического сообщества.

• 1.    Валянский С. И., Недосекина И. С. Отгадчик тайн, поэт и звездочёт. М. : Крафт+, 2004; Николай Александрович Морозов — учёный-энциклопедист. М. : Наука, 1982.

• 2.    Организация науки в первые годы советской власти (1917—1925) : сб. докл. Л. : Наука, 1968.

• 3.    Серебровская К. Б. Представления Н. А. Морозова о происхождении жизни // Николай Александрович Морозов — учёный-энциклопедист. М. : Наука, 1982.

• 4.    Морозов Н. А. Пророки: История возникновения библейских пророчеств, их литературное изложение и характеристика. М. : Товарищество И. Д. Сытина, 1914.

• 5.    Шептунова З. И. Историко-химические взгляды Н. А. Морозова // Николай Александрович Морозов — учёный-энциклопедист. М. : Наука, 1982.

• 6. Архив АН СССР. Ф. 543. Оп. 5. №139.

• 7. Архив АН СССР. Ф. 543. Оп. 3. №56.

• 8. Архив АН СССР. Ф. 543. Оп. 5. № 233. Л. 1—2.

• 9. Архив АН СССР. Ф. 543. Оп. 1. №701.