Земледельческая продукция в средневековой Москве (по материалам археологических раскопок на территории Московского кремля в 2016-2018 гг)

В комплексных археологических исследованиях, проводимых в восточной части Московского Кремля Институтом археологии РАН в 2016–2018 гг. (Макаров и др., 2017а; 2017б; 2018), археобиологическое направление занимает значительный по объему сегмент. Уже опубликованы первые результаты изучения природного окружения Москвы (Алешинская и др., 2018а; 2018б), особенностей мясной диеты горожан (Антипина, Яворская, 2018) и их антропологического облика (Добровольская и др., 2017). В настоящей статье мы представляем итоги http://doi.org/10.25681/IARAS.0130-2620.257.374-392

археоботанических исследований растительных макроостатков, полученных в ходе этих археологических работ, с особым акцентом на потреблении в городе земледельческой продукции.

За три года раскопок удалось собрать 36 образцов для археоботанического анализа, представляющих различные категории материалов. Это и заметные невооруженным глазом объемные скопления зерен и семян (2), и единичные визуальные находки, выбранные при просеивании слоя (3), и образцы, полученные флотацией грунта из заполнения различных ям и культурного слоя вне сооружений (31). Пробоотбором были охвачены практически все раскопанные участки на месте демонтированного корпуса № 14 Московского Кремля, достаточно равномерно представлены и хронологические горизонты. Флотация проводилась по принятой в ИА РАН методике, с соблюдением единого стандартного объема почвенных образцов в 10 л культурного слоя ( Лебедева , 2008; 2016). К настоящему времени исследованы все пробы, происходящие из раскопов 1, 2 и 3 (табл. 1); не изученными пока остаются только четыре флотационных образца из шурфа № 4 (2016 г.).

Археоботанические макроостатки в нашей коллекции представлены двумя основными типами сохранения: в карбонизированном и необугленном состоянии; кроме того, преимущественно среди дикорастущих видов встречаются и минерализованные семена1, которые традиционно учитываются в одном списке с карбонизированными. В общей сложности нами учтено 43 547 различных макроостатков во всех категориях образцов.

Наиболее распространенный, характерный для поселений всех эпох и разных климатических зон способ сохранения растений – карбонизация. Более того, в наших условиях зерна злаков и других сельскохозяйственных культур доходят до исследователей почти исключительно благодаря тому, что были случайно или намеренно сожжены. Именно они и служат основным источником для реконструкции потребления земледельческой продукции в средневековых городах. Причем для понимания структуры этого потребления наиболее адекватными являются образцы, полученные флотацией культурного слоя, которые содержат растительные макроостатки длительного накопления, происходящие от разных эпизодов сгорания (Там же). Поэтому обзор археоботанической коллекции Московского Кремля мы начнем именно с них.

Результативность флотации на всех раскопах была 100%-ной, т. е. во всех образцах содержались остатки древних растений, в том числе и культурных. Из 27 образцов было извлечено в общей сложности более 22 тыс. карбонизированных растительных макроостатков (табл. 1). Однако почти половина их сосредоточена всего в двух пробах, что существенным образом влияет на структуру коллекции. Согласно нашей методике, такие пробы должны быть изъяты из выборки и исследоваться отдельно, как небольшие скопления, или же условно к ним отнесенные (Там же). Таким образом, здесь мы будем рассматривать данные по 25 образцам, которые равномерно распределяются по двум хронологическим горизонтам: 12 – относятся к XII – перв. пол. XIII в. (т. е. преимущественно к домонгольскому времени), еще 12 – ко втор. пол. XIII – XV в. и один – датируется XVI–XVII вв. Для группировки материала удобнее оперировать двумя выборками, включив последний образец в состав поздней, тем более что он не сильно насыщен растительными макроостатками и не оказывает заметного воздействия ни на их структуру, ни на спектры культурных растений. В количественном отношении обе выборки сопоставимы (5192 и 6465 макроостатков в ранней и поздней соответственно), что обеспечивает корректность сравнения данных при интерпретации.

В структуре коллекции более 60 % макроостатков принадлежит культурным растениям (табл. 1), причем около половины из них – это неопределимые фрагменты злаков и бобовых. Фрагментация археоботанических материалов на памятнике достаточно высокая, и даже бóльшая часть определимых зерен также представлена фрагментами2. Сохранность макроостатков в среднем составляет 3–3,5 балла (от 2 до 4) по пятибалльной шкале. Всего удалось определить и учесть 3253 экземпляра зерен злаков, семян бобовых растений и т. н. технических культур, которые формируют совокупный археоботанический спектр (АБС) и субспектры по хронологическим выборкам (1542 – в раннем и 1711 – в позднем).

Таблица 1. Структура археоботанических макроостатков в образцах из Московского Кремля

№ ан.	Год	Место отбора пробы	Культурные растения			Лесные и садовые	Сорные	Прочие макроостатки	Всего
			зерна и семена	неопр. фрагм.	мякина
2785	s	Р. 1, уч. 2, кв. 28, я. 81, дно	131	103	4	38	570	56	902
2786		Р. 1, уч.2, кв. 27, 28, я. 78, дно	57	61	1	15	136	99	369
2787		Р. 2, уч.1, кв.2, пл. -170–180, между погр. 4 и 5	154	369	1	1	63	1	589
2788		Р. 2, уч. 2, кв. 7, пл. -160–170	32	67		3	25	2	129
2789		Р. 2, уч. 3, кв. 11, пл. -170–180	39	83		4	43	2	171
2790		Р. 3, уч. 1, кв. 6, пл. -200–210	500	668	4	245	1194	87	2698
2791		Р. 3, уч. 1, я. 50, кв. 5, пл. -405–407	105	153		22	532	35	847
2793		Р. 3, уч. 1, я. 50, кв. 5, пл. -400–410	33	37	7	21	200	29	327
2794		Р. 3, уч. 1, я. 54, кв. 6, пл. -250–260	456	610		16	70	24	1176

Окончание таблицы 1

№ ан.	Год	Место отбора пробы	Культурные растения			Лесные и садовые	Сорные	Прочие макроостатки	Всего
			зерна и семена	неопр. фрагм.	мякина
2795	о	Р. 3, уч. 2, я. 34, кв. 9, пл. -200–240	67	98		18	55	14	252
2796		Р. 3, уч. 2, кв. 10, пл. -170–180	8	11	1	2	102	7	131
2765		Р. 3, уч. 3, я. 107, кв. 16, пл. -170–190	685	850	56	37	139	28	1795
2797		Р. 3, уч. 1, я. 54, кв. 5, пл. -240–250	33	100		15	81	9	238
2893	8	Р. 2, уч. 3, пл. -180–190, слой Б3	14	21	2	17	83	1	138
2894		Р. 2, уч. 3, кв. 34, пл. -170–180	62	55		2	29	2	150
2895		Р. 2, уч. 1, кв. 19 (бровка), пл. -190–200, слой Г (на материке)	40	27		7	32	20	126
2896		Р. 3, уч. 1, я. 34, кв. 21, пл. -170–180	22	8		1	26	1	58
2897		Р. 3, уч. 1, 4, я. 34, кв. 7, 9, 21, 23, пл. -220–230	86	18			4		108
2898		Р. 3, уч. 4, я. 80, кв. 24, пл. -150–160	183	142	1		6		332
2899		Р. 3, уч. 4, я. 80, кв. 25, пл. -180–190	42	24		6	6		78
2901		Р. 3, уч. 1, кв. 3, пл. -280–300, слой В-4	131	64		5	52	4	256
2902		Р. 3, уч. 4, кв. 23, пл. -150–160, слой В-1	78	85		9	9	4	185
2903		Р. 3, уч. 1, кв. 3, 4, пл. -280–300, слой В-4	37	31		2	16	16	102
3008	о	Р. 2, уч. 3.2, кв. 33, пл. -240–250, слой В-2	37	34		10	69		150
3009		Р. 2, уч. 3.2, я. 33, кв. 34, пл. -240–250	221	91	1	7	29	1	350
Всего			3253	3810	78	503	3571	442	11657
%			27,9	32,7	0,7	4,3	30,6	3,8	100,0
Отнесены к скоплениям
2792	о	Р. 3, уч. 1, я. 50, кв. 5, пл. -260–280	2166	3464	6	10	150	15	5811
%			37,3	59,6	0,1	0,2	2,6	0,3	100,0
2900	о	Р. 3, уч. 1, кв. 28, пл. -170–180, слой В	1544	813	19	11	2248	7	4642
%			33,3	17,5	0,4	0,2	48,4	0,2	100,0
Скопление
2766	о	Р. 3, уч. 3, я. 107, кв. 15/6, пл. -197–200	2392	4	1		3	3	2403
%			99,5	0,2	0,1		0,1	0,1	100,0

В археоботанических спектрах, демонстрирующих соотношение зерен и семян культурных растений в коллекции, абсолютно доминирует рожь Secale cereale и ее доля (ок. 70 %) остается неизменной на протяжении столетий (табл. 2, 3; рис. 1). На фоне основной культуры присутствие других видов выглядит невыразительным, хотя именно они и определяют различия на двух хронологических горизонтах. Овес Avena sativa – вторая по значимости зерновая культура – обнаружен, как и рожь, во всех без исключения образцах, но наблюдается нехарактерное для русского средневековья почти двукратное сокращение его представительности в поздней выборке (с 22,4 до 10,1 %). Мягкая пшеница Triticum aestivum также присутствует на всем исследованном хронологическом диапазоне, но в спектре XIII–XV вв. уже занимает существенно бóльший сегмент (10,4 %), чем в домонгольском (1,7 %), равно как возрастает и встречаемость ее зерен в пробах (табл. 2, 3). Фактически пшеница на доли процента даже превосходит овес в это время. Просо (преимущественно это просо обыкновенное Panicum miliaceum и, возможно, итальянское Setaria italica ), напротив, обнаружено в 10 из 12 образцов ранней выборки и только в пяти из 13 – в поздней. И хотя доля его в последней в два раза больше (5,4против 2,5 %), она объясняется концентрацией зерен в образце, где были зафиксированы также остатки сгоревшей пшенной каши (№ ан. 2790), и можно полагать, что значительная часть зерновок тоже происходит из нее, на что указывает, в частности, их плохая сохранность. Минимально участие в обоих АБС ячменя Hordeum vulgare (0,7 и 0,6 %). Единственная зерновка пшеницы двузернянки Triticum turgidum ssp . dicoccum обнаружена в одной из проб XIII– XIV вв. (табл. 3).

Рис. 1. Археоботанические спектры по двум хронологическим выборкам

Таблица 2. Таксономический состав культурных растений в образцах XII – перв. пол. XIII в.

№ лаб. ан. Таксон	2786	2787	2788	2789	2791	2793	2796	2765	2895	2901	2903	3009	Всего
Зерна и семена
Triticum aestivum s.l.	17		1	2	1			2	2	1			26
Hordeum vulgare	1			1	2	1		4	1			1	11
Secale cereale	23	118	29	27	73	14	3	498	30	112	17	145	1089
Avena sativa	10	23	2	6	13	6	3	173	4	13	19	73	345
Panicum miliaceum	5	8		2	1	2	1	3	1	2		2	27
Setaria italica				1	4	3							8
P. mil./ S. italica					1	1	1						3
Pisum sativum		4			5	6		2	2				19
Lens culinaris					4					2	1		7
Linum usitatissimum					1			1					2
Cannabis sativa	1	1						2		1			5
Cerealia, н/о фрагм.	61	368	66	82	142	37	10	849	26	62	29	89	1821
Fabaceae, н/о фрагм.		1	1	1	11		1	1	1	2	2	2	23
Мякина
cf. Triticum turgidum ssp. dicoccum						1							1
Hordeum vulgare	1					1							2
Secale cereale							1	25				1	27
Avena sativa		1				3		28					32
Panicum miliaceum						2							2
Неопределимые								3					3
Плодовые
cf. Malus domestica						1							1
Ficus carica	1												1

Таблица 3. Таксономический состав культурных растений в образцах XIII–XV и XVI–XVII вв.

№ лаб. Таксон    ан. Дата	2790	2794	2795	2797	2893	2896	2897	3008	2785	2898	2899	2902	2894	Всего
	втор. пол. XIII – XIV в.								XV в.				XVI– XVII
Зерна и семена
Triticum turgidum ssp. dicoccum					1									1
Triticum aestivum s.l.	124	4	5	1	1	2	2	1	21	10	2	1	1	175
Triticum sp.									2					2
Hordeum vulgare	4	2			1					2		2		11
Secale cereale	264	406	44	22	9	9	59	25	72	133	35	63	58	1199

Окончание таблицы 3

№ лаб. Таксон    ан. Дата	2790	2794	2795	2797	2893	2896	2897	3008	2785	2898	2899	2902	2894	Всего
	втор. пол. XIII – XIV в.								XV в.				XVI– XVII
Avena sativa	32	29	12	5	1	11	16	7	15	29	5	8	3	173
Panicum miliaceum	63	1	1	4					17					86
Setaria italica	1	1	2											4
P. miliaceum/ S.italica			1					1						2
Pisum sativum	10	7	2	1	1		6	1	1	4		1		34
Lens culinaris	1	5					3	1	3	5		2		20
Linum usitatissimum	1													1
Cannabis sativa		1						1				1		3
Cerealia, н/о фрагм.	667	603	94	99	21	8	17	34	102	129	24	83	55	1936
Fabaceae, н/о фрагм.	1	7	4	1			1		1	13		2		30
Мякина
Secale cereale	3				2				4	1				10
Avena sativa	1													1

Помимо зерна встречены и остатки мякины – отходы от обмолота злаков (78 экз., табл. 1–4). В общей структуре коллекции этой категории макроостатков принадлежит всего 0,7 %, что вполне закономерно для городского контекста, поскольку обмолот зерновых производится на месте их возделывания, а горожане получают продукт, уже прошедший несколько стадий очистки. В некоторых случаях, перед размолом на муку или для приготовления другой пищи в домашних условиях осуществляется более тонкая очистка зерновых запасов, вплоть до ручной переборки. Именно результат финальной домашней обработки и представляют колосовые сегменты ржи, ножки и основания колосков овса и реже встречающиеся фрагменты колоса других видов, сожженные и постепенно рассеявшиеся по культурному слою в качестве мусора. В одном из домонгольских образцов (№ ан. 2765) удалось зафиксировать небольшую концентрацию колосовых фрагментов, маркирующих подобную операцию. Этим, собственно, и объясняется некоторое превосходство мякины в ранней выборке (2,4 против 0,2 %).

Возрастает с течением времени и доля бобовых растений – гороха Pisum sativum и чечевицы Lens culinaris (с 1,7 до 3,2 %). И хотя разница выглядит маловыразительной в отличие, скажем, от пшеницы, но увеличение одновременно с этим и частоты встречаемости в образцах XIII–XV вв. (табл. 2 и 3) свидетельствует об объективности отмеченного тренда. Два десятка семян гороха – помимо учтенных здесь – было обнаружено в образце из визуальной выборки, полученной при просеивании слоя XIII–XV вв.; и еще 12 семян гороха и пять чечевицы – в двух флотационных пробах, отнесенных к категории скоплений (табл. 4). Несмотря на то что бобовые были важной частью рациона питания, их присутствие в АБС всегда бывает незначительным, что объясняется, скорее всего, низкими шансами оказаться сгоревшими в сравнении со злаками. В равной степени это относится и к т. н. техническим культурам, из которых в московской коллекции присутствуют лен Linum usitatissimum и конопля Cannabis sativa; сегмент каждой из них в суммарном АБС минимален – 0,1 и 0,2 % соответственно. Можно предполагать, что в городе такие семена хранились не для изготовления масла, а в кулинарных целях.

Таблица 4. Таксономический состав культурных растений в скоплениях и визуальных находках

№ лаб. ан. Дата Таксон	2766		2792		2900		3129
	Домонгольский слой				XIII–XIV вв.		XIII–XV вв. (визуальная выборка)
	N	%	N	%	N	%
Зерна и семена
Triticum aestivum s.l.			15	0,7	2	0,1	2
Triticum sp.			1	0,05
Hordeum vulgare	2	0,1	6	0,3	2	0,1
Secale cereale	2384	99,6	1831	84,5	1283	83,1	16
Avena sativa	6	0,3	281	13,0	203	13,1	11
Panicum miliaceum			23	1,1	2	0,1
Setaria italica			3	0,1	40	2,6
P. mil./ S. italica					1	0,1
Pisum sativum			4	0,2	8	0,5	22
Lens culinaris			2	0,1	3	0,2
Cerealia, фрагм.	4		3460		813
Мякина
Hordeum vulgare					2
Secale cereale	1		5		15
Avena sativa			1
неопределенные					2

«Витаминной добавкой» к обыденной зерновой диете служили жителям Москвы преимущественно плоды ближайших лесов – малина Rubus idaeus и земляника Fragaria vesca , а белковой – орехи Corylus avellana . Этот набор мы называем «лесной триадой», поскольку его можно обнаружить на всех типах средневековых поселений лесной зоны. В Москве, как и во многих других городах, семена этих растений представлены в двух вариантах сохранения – карбонизированном и необугленном, причем семян ягод существенно больше среди последних, тогда как скорлупки орехов преимущественно сгоревшие (рис. 2). Из плодовых растений обнаружено всего одно минерализированное семя яблони, предположительно – домашней cf. Malus domestica . Остатки плодов так

Рис. 2. Сопоставление находок лесных плодов по двум типам сохранения (количественные данные)

называемых экзотических растений, места произрастания которых не вызывают сомнений в интерпретации их в качестве импорта, в нынешних раскопках на Кремлевском холме представлены только тремя семенами инжира Ficus carica – одно обугленное и два некарбонизированных. Следует особо подчеркнуть, что две из трех находок приурочены к образцам из домонгольского слоя, как и яблоня (табл. 2). Справедливости ради нужно отметить, что при раскопках ИА РАН в Тайницком саду в 2007 г. тот же инжир, а также другие, уже местные плодовые и ягодные растения – лесные и садовые (яблоня, калина, рябина, черемуха, черника и др.) – и даже овощные культуры (огурцы, репа, укроп, петрушка) встречались несколько чаще³ благодаря сильной переувлажненности культурного слоя, анаэробная среда в котором способствовала сохранению семян без сгорания.

Но все же основная масса некарбонизированных макроостатков принадлежит семенам сорных и дикорастущих трав. На 3571 обугленное семя приходится 11 157 некарбонизированных (НК). Формат и тема этой статьи не предусматривают детального рассмотрения данной категории макроостатков, позволим себе лишь коротко остановиться на проблеме самой возможности сохранения семян без участия огня в сухом культурном слое, тем более что Москва предоставляет для этого отличную площадку. Считается, что в зоне умеренного климата высохшие НК семена могут сохраняться на поселениях с обычном сухим слоем лишь в исключительных ситуациях, связанных, как правило, с использованием растительных компонентов в средневековом домостроительстве ( Ernst, Jacomet , 2006).

Обилие таких семян в слоях средневековых памятников – особенно городского типа – убеждает нас в том, что возможны и другие ситуации. Раскопками в Москве на разных объектах города в разные годы были выявлены и сильно увлажненные культурные напластования (вплоть до «мокрого» слоя) и совершенно «сухие», как в нынешние сезоны. Археологам хорошо известно об обилии в «мокрых» напластованиях навоза, заметного невооруженным глазом (раскопы в Зарядье, в Тайницком саду), и это позволяет предполагать, что не меньше его было и на тех участках, где избыточное увлажнение отсутствует, а сам навоз соответственно не сохраняется (или присутствует в виде микроскопических фрагментов в наших пробах). Столь же хорошо археоботаникам известно об обилии НК семян, которые можно обнаружить в переувлажненных отложениях. По опыту работы с материалами 2007 г. мы знаем, что в одном образце из такого слоя может содержаться во много раз больше семян и других диаспор дикорастущей флоры, чем зафиксировано во всей рассматриваемой здесь коллекции; только благодаря сухому слою нам и удалось сейчас произвести их абсолютный подсчет.

Физическое состояние НК семян из сухого слоя позволяет предполагать их древнее, а не интрузивное отложение в культурном слое. По нашему мнению, одной из причин, обусловивших возможность их сохранения в течение нескольких столетий, мог быть навоз; в процессе его разложения создавались условия для минерализации одних семян ( Green , 1979; McCobb et al. , 2001; 2003; Murphy , 2014)⁴, но, возможно, и для консервации других. В первую очередь речь идет о растениях с плотной семенной оболочкой, у которых именно она чаще всего и выживает, реже – сами семена, высохшие или полуминерализованные. Сравнение списков основных семейств, представляющих обугленные и НК семена сорных растений в нашей коллекции (рис. 3), показывает, что почти 88 % последних относятся всего к двум семействам – маревым Chenopodiaceae и осоковым Cyperaceae, которые являются также и наиболее представительными среди карбонизированных (47 %). Исключение составляют мятликовые (или злаки) Poaceae, шансов сохраниться без помощи огня у которых крайне мало в силу особенностей строения. Примечательно, что семена маревых доминируют в большинстве изучавшихся образцов навоза на огромных евразийских пространствах ( Spengler , 2019). В некоторых из наших образцов карбонизированные семена маревых тоже могли происходить из случайно сгоревшего навоза, на что указывает факт их обугливания уже в полуразложившемся состоянии, лишенными перисперма.

О том, какие из сорных семян имеют непосредственное отношение к земледельческой продукции, т. е. были засорителями урожая, лучше всего судить, конечно же, по зерновым скоплениям. Однако в нашем случае к классическому варианту таковых относится лишь одна находка, сделанная в яме 107 домонгольского времени (№ ан. 2766), но она оказалась на редкость «чистой», почти

карбонизированные (3570)

Chenopodiaceae

Cyperaceae

Poaceae

Polygonaceae

Caryophyllaceae

Fabaceae

Lamiaceae

Rosaceae

Другие

] некарбонизированные (11157)

Рис. 3. Представительность семейств сорных и дикорастущих трав по двум типам сохранения (в %)

лишенной каких-либо примесей. Так, в исследованной субпробе объемом 60 мл на 2384 зерновки ржи приходится всего 3 семени сорняков и несколько зерен других культур (табл. 4). Это редкий случай «чистоты» образца в нашей практике, в том числе и по работе с многочисленными скоплениями из раскопок 2007 г. Зерна ржи крупные: средняя длина их – 5,87 (4,1–7,5) мм, ширина – 2,18 (1,5–2,9) мм, высота – 2,03 (1,5–2,7) мм и в основной своей массе однородные (рис. 4: 1 ), т. е. очень мелкие и очень крупные экземпляры встречаются в небольшом числе.

Специфика данного скопления заключается еще и в том, что не менее половины зерна проедена насекомыми (рис. 4: 2 ). Этим, скорее всего, объясняется и высокая фрагментация находки; достаточно сказать, что на 40,5 мл целых зерен приходится 11 мл фрагментов. Более серьезная ситуация фиксируется в двух образцах, условно отнесенных нами к скоплениям, где также проеденные зерна ржи обильно представлены (табл. 4). К примеру, в образце № 2900 на 10 мл целых зерен приходится 10,5 мл фрагментов, а в № 2792 фрагменты более чем вдвое превосходят целые зерновки (17,5 и 8 мл соответственно). Отсюда вытекает заключение, что порча зерна насекомыми-вредителями – основной бич для москвичей при хранении зерна.

Примечательно, что мы почти не находим проросших зерен, что часто случается при хранении запасов в ямах. Следовательно, хранилища для зерна в городе даже в ранний период были наземными или, по меньшей мере, хорошо оборудованными подземными. Скорее всего, именно последний вариант и представляет собой небольшая яма 107 (размерами 93 × 70 см и глубиной 50 см), где в верхней части заполнения фиксировался древесный тлен, а на дне вместе с зерном ржи – куски обугленной древесины ( Макаров и др. , 2017а); это мог

Рис. 4. Зерна ржи Secale cereale из скопления в яме 107

1 – общий вид; 2 – проеденные насекомыми зерновки быть деревянный ларь или короб, впущенный неглубоко в землю. К сожалению, учитывая масштаб строительной активности в последующие столетия, археологически не удалось проследить связь этого объекта с каким-либо синхронным сооружением.

По нашему мнению, запас ржи действительно хранился в этой яме и сгорел здесь же, а не был скинут в заброшенный объект в качестве мусора. Об этом говорит опять же «чистота» зерна – в данном случае уже физическая (а не только таксономическая), т. е. зерна не были обмазаны глиной, не были заизвесткованы, хорошо сохранились, если не считать следов воздействия на них насекомых (рис. 4). Сброс горелого мусора в эту яму маркирует флотационная проба (№ ан. 2765), отобранная на 10–20 см выше скопления. В этом образце зафиксировано довольно большое количество археоботанических остатков (табл. 1), но они отличаются уже худшей сохранностью и представляют смесь зерен различных видов (включая обилие НК семян дикорастущих трав), что свидетельствует о перемешанности материалов либо при пожаре и связанных с ним разрушениях, либо позже – при расчистке участка.

И последнее, на что хотелось бы обратить внимание, завершая обзор архе-оботанических материалов из скоплений. В уже упомянутом образце № 2900, извлеченном из флотационной выборки и условно отнесенном нами к категории скоплений, зафиксировано крайне интересное сочетание культурных и сорных растений. Два основных злака – рожь и овес (табл. 1, 4) сопровождаются в нем огромным числом сорняков (2248 экз.), из которых 2027 относятся к подсемейству просовых Panicoideae, среди последних выделено не менее 782 семян щетинника зеленого Setaria italica ssp. viridis ⁵. Обычно эти сорняки засоряют посевы культурного проса (которого в этой пробе очень мало), а не ржи или овса; но нам никогда не встречались они в таком обилии в лесной зоне: ни в средневековье, ни в более раннее время (дьяковская культура), когда просо было самым важным злаком в составе урожая на этой территории ( Лебедева , 2005; 2013). Образец был отобран в слое XIII–XIV вв. вне сооружений, т. е. материалы не могут характеризоваться как намеренно сброшенный в яму мусор. И хотя по своей природе они таковым и являются, но их археологиза-ция, возможно, была иной: семена были не рассеяны по слою, а сконцентрированы в одном месте. Такое местонахождение подводит к возможной интерпретации всей находки как корма для птицы. Кроме щетинников этот корм включал в себя и сильно фрагментированные зерна ржи и овса (см. выше), которые, вероятно, были отсеяны после обнаружения зараженности зерна насекомыми-вредителями. Только такое искусственное объединение в рамках корма может объяснить сочетание засорителей одного вида культурных злаков с зерном других видов.

* * *

Высокая насыщенность культурного слоя древней Москвы макроостатками культурных растений в сочетании со 100%-ной результативностью флотации говорят о наличии в городе большого количества зерна и высоком уровне его потребления. Такая картина обычна и логична для средневекового города. Но здесь индекс насыщенности очень велик, причем стабильно велик, начиная с XII в. (288 и 284 в каждой из хронологических выборок), даже с учетом того, что самые обильные пробы были исключены нами из расчетов. Это заметно отличает Москву от других городов Руси. Хотя с сожалением следует признать, что число памятников, где проводились аналогичные исследования, еще очень незначительно (Ярославль, Ростиславль Рязанский, Переяславль Рязанский, Торжок, Старая Рязань) и их коллекции неравнозначны, за редким исключением малопредставительны или еще не полностью изучены. Во всяком случае, лишь в слое XVII в. Переяславля Рязанского индекс насыщенности был более высоким (437), но там предполагалось присутствие рассеянных скоплений в культурных напластованиях (Лебедева, 2011), скрывающих истинную концентрацию зерна. Если говорить о других участках Москвы, то на Подоле (раскопки в Тайницком саду 2007 г.) этот показатель уже существенно ниже – 168, что характеризует, судя по всему, потребительский статус населения этих разных участков города в XIII–XVI вв.

Говоря о потреблении аграрной продукции в городе, мы подразумеваем не только диету москвичей, но и кормление животных: и тех, что в малом числе могли содержаться в городских условиях, но главным образом – лошадей, без которых нормальное функционирование городского центра просто невозможно. С их помощью осуществлялось передвижение людей, доставка воды, леса для строительства, продовольствия и других товаров, а также сырья, необходимого для ремесленного производства. Невозможно четко разделить, что в полученных нами спектрах предполагалось для питания людей, а что для животных. Традиционно к фуражным культурам относят овес, ячмень, пленчатые пшеницы, но при почти полном отсутствии в АБС двух последних у нас остается только овес.

В этой связи мы подходим ко второй, не менее важной особенности московской коллекции, объяснить которую пока не в состоянии. Наблюдается совершенно нетипичное для древнерусских памятников – городских и сельских – сокращение доли овса в АБС по хронологическому вектору (с 22,4 до 10,1 %). Казалось бы, по мере развития города вес и значение этого злака должны повышаться. Мы же фиксируем обратное. Для сравнения приведем данные наших исследований крупных археоботанических коллекций двух памятников: города Ярославля – такого же, как и Москва, потребителя сельскохозяйственной продукции, и селища Мякинино 1 – ее производителя; тем более что для них имеется возможность рассмотреть динамику изменения в АБС на протяжении нескольких столетий, начиная с домонгольского времени. На Успенском раскопе в Ярославле ситуация не менее странная – там, в отличие от Москвы, овса очень много и его доля увеличивается с 40 % в XII веке до 77,6 % в среднем для периода XIII–XVII вв. ( Антипина, Лебедева , 2012). В Мякинино наблюдается постепенное возрастание этой культуры с 20 % в раннем спектре до 34,5 % в XV в., что свидетельствует о больших масштабах ее возделывания. В малых городах России отмеченная тенденция роста овса тоже отчетливо выражена: с 20 до 44 % в Ростиславле Рязанском, коллекция которого, правда, изучена еще не с той полнотой, как первые две ( Лебедева , 2005).

Диаграммы археоботанических спектров двух периодов (рис. 1) со всей очевидностью демонстрируют вытеснение овса мягкой пшеницей и лишь в меньшей степени другими культурами. Но два обстоятельства не позволяют считать именно этот факт причиной сокращения овса в «потребительской корзине». Во-первых, пшеница использовалась преимущественно для выпечки хлеба и, соответственно, должна была бы поглотить долю ржаного сегмента АБС, а не овса, который тоже широко использовался в питании, главным образом – в виде каши. Вряд ли замену овсяной каши белым хлебом можно считать убедительной причиной. Во-вторых, мы обсуждаем сокращение доли овса как фуражной культуры, а пшеница в средней полосе России вряд ли могла использоваться с этими целями.

Можно было бы связать отмеченную особенность с постепенным изменением функционального статуса данного участка города: в том смысле, что хранение фуража здесь становится не совсем уместным. Но в материалах XIII– XVII вв. из раскопок 2007 г. на подоле наблюдалась та же, если не худшая, картина: по данным из 10 исследованных нами образцов овсу принадлежит всего 7,1 % в АБС. При делении этой небольшой коллекции на хронологические выборки (по пять образцов в каждой) некий тренд можно усмотреть: с 3,9 % в XIII–XIV вв. до 8,2 % – в XV–XVII вв., но столь непредставительные выборки вызывают мало доверия в статистическом отношении, а максимальный показатель в любом случае удручающе невысок. Проблема, таким образом, все-таки не узко территориальная, а всецело московская. И вопрос о причинах сокращения овса в структуре потребления зерновой продукции пока остается открытым.

Третья специфическая черта археоботанической коллекции с Московского холма – абсолютное превосходство ржи над другими злаковыми культурами (70 %) на всем исследуемом хронологическом диапазоне – возвращает нас к вопросу о питании населения. Столь высоких значений этой культуры мы не встречаем в упоминавшихся средневековых городах; лишь в выборке 2007 г. с подола Москвы ее показатель еще выше и достигает 83 %. Такую ситуацию в рамках города можно рассматривать уже с точки зрения «элитарности» районов проживания. И действительно, сопоставление спектров XIII–XVI вв. с двух участков обнаруживает бóльшее значение в рационе жителей московского холма бобовых растений, но главное – мягкой пшеницы (10,2 против 2 % на подоле). Именно белый хлеб и другая продукция, выпекавшиеся из ее муки, в данном случае следует признать маркером элитного потребления в Москве.

Для европейского археоботаника, наверное, такое утверждение покажется нонсенсом, поскольку еще в железном веке вслед за римскими легионерами в Центральную и Западную Европу начали поступать экзотические растения (фрукты и орехи, овощи и специи), остатки которых, найденные на различных поселениях этого времени, служат основанием для обсуждения элитного питания ( Bakels, Jacomet , 2003; Van der Veen et al. , 2008; Livarda , 2011). В средневековье эти традиции, по сути, не прерывались, а многие растения были интродуцированы на месте. Находки этой категории археоботанических материалов редки не только в Москве, в других исследовавшихся нами древнерусских городах мы не встречали их вовсе. А. Альслебен, проводившая сравнение традиций питания в средневековых городах севера Центральной Европы и Северо-Западной Руси, пришла к выводу, что, несмотря на развитие торговли, европейские традиции питания на Руси не утвердились, имея в виду именно эту, дополнительную его часть ( Альслебен , 2011). С учетом таких наблюдений даже единичные находки семян инжира в Москве (начиная с домонгольского времени) выглядят уже в ином свете и не могут работать на понижение статуса города.