Жанр повести в творчестве С. А. Толстой

С. А. Толстая вполне заслуженно вошла в историю литературы как верная супруга и помощница великого писателя Л. Н. Толстого, как переписчица и издательница его произведений. Написанные ею дневники, воспоминания, очерки, автобиографические записки «Моя жизнь» представляют несомненный интерес для исследователей жизни и творчества Льва Толстого. Не меньшую ценность имеет и литературное наследие С. А. Толстой, прежде всего ее повести «Чья вина? (По поводу «Крейцеровой сонаты» и «Песня без слов1» . Имея биографическую основу, они раскрывают перед читателем внутренний мир Толстой как писательницы и жены Л. Н. Толсто-

• 1.    С. А. Толстая является также автором детских рассказов, объединенных в сборник «Куколки-скелетцы», и цикла стихотворений в прозе «Стоны».

го, помогают приблизиться к пониманию семейной драмы Толстых.

Свою первую повесть под заглавием «Наташа» С.А. Толстая сочинила в восемнадцать лет, однако сожгла ее перед свадьбой. Толстой все же успел прочесть повесть, и она привлекла его внимание, о чем свидетельствует запись в дневнике: «Что за энергия правды и простоты» [Цит. по: 9, с. 142]. Содержание этого произведения впоследствии изложила сестра Софьи Андреевны, Татьяна Андреевна Кузминская, в своих воспоминаниях «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне» в главе «Повесть Сони». «Эта повесть интересна тем, что сестра Соня описывала в ней состояние души своей в это время и вообще семью нашу. Жалко, что сестра сожгла свою повесть, потому что в ней ярко выступал как бы зародыш семьи Ростовых: матери, Веры и Наташи» [2, с. 104]. По замечанию П. Попова, эта повесть «явилась источником того слоя в развертывании романа «Война и мир», который соответствует одному из ранних планов романа Толстого «Все хорошо, что хорошо кончается» и который наиболее рельефно представлен в описании семьи Ростовых. Поразительно, что Наташа повести Софьи Андреевны, имеющая прототипом ее сестру Татьяну Андреевну, перелилась на страницы романа Толстого с данным именем и с своим прототипом — Татьяной Андреевной, прослеживая судьбу которой в дальнейших шагах ее жизни, Толстой создал самый узел своего романа (так он сам указывал в письме к Бартеневу от 1 ноября 1867 г.) [4].

Т. И. Полнер в книге «Лев Толстой и его жена. История одной любви» так оценил первую пробу пера Софьи Андреевны: «Не все наивно в этой детской повести. И если Софья Андреевна писала ее с тем, чтобы показать Толстому, замысел обличает практичность и предприимчивость, удивительные в восемнадцатилетней девочке: в повести есть и полупризнание, и вызов на откровенность и нелестная характеристика сестры-соперницы, и возбуждение ревности, способной подтолкнуть нерешительное чувство…» [3, с. 148]. Возможно, на создание повести Сонечку Берс, действительно, «вдохновил» не столько творческий порыв, сколько некие практические соображения и интересы. Важно то, что в повести «Наташа» нашли свое отражение те вопросы и проблемы, которые на тот момент занимали мысли Софьи Андреевны и были особо значимы для нее. Эта особенность – склонность выражать с помощью художественного слова свои переживания, ярко выраженная субъективность – найдет свое отражение в остальных художественных произведениях С.А. Толстой.

Спустя тридцать лет после первого литературного опыта С.А. Толстая снова возвращается к жанру повести. И снова предметом повествования служат ее душевные переживания, а объектом изображения она сама и близкие ей люди, прежде всего, конечно, Лев Николаевич.

В конце 1880-х годов отношения между супругами становятся все более напряженными. Причина семейного конфликта – столкновение двух противоположных, несовместимых по своей сути мировоззрений. В этот период для Толстого не представляется возможным жить прежней жизнью, по-барски, Софья Андреевна же не мыслит себя вне той среды, того семейного мира, в котором прошла ее жизнь и частью которого она себя считала. «С начала 80-х годов, по мере мучительных исканий смысла и места в жизни, обогащенный предшествующим человеческим знанием и собственным опытом, осмыслением положений евангельского учения, Лев Николаевич изменил свое мировоззрение <…> Религиозно-философские искания и попытки ухода от им же созданного уклада жизни семьи, называемой теперь в письме к Н. Н. Ге «нелепой жизнью», послужили началом разлада отношений с женой» [14, с. 427].

Сергей Львович Толстой писал: «Очевидно, моя мать, воспитанная им же совершено иначе, имея уже 8 или 9 человек детей, не могла последовать за ним» [16, с. 292]. Так же считала и старшая дочь Татьяна Львовна: «Это было не так легко сделать: у него была жена и девять человек детей, приученных им же к той жизни, в которой жили люди его круга» [8, с. 351].

Разногласия Льва Николаевича с Софьей Андреевной касались главным образом вопросов религии, а также некоторых практических сторон личной жизни человека. Но основы и законы семейной жизни оставались вне этих конфликтов и обсуждению не подлежали. Чистота и святость супружеской любви до сих пор не подвергалась сомнению. Вышедшая в свет в 1891 году повесть Л. Н. Толстого «Крейцерова соната» затронула отношения мужчины и женщины вообще, и мужа и жены в частности.

• В.    И. Порудоминский пишет: «Каждое творческое свершение Толстого становилось событием, вехой в его семейной жизни, по-своему отзываясь в ней, так же, как семейная жизнь разносторонне и опосредованно отзывалась в его творчестве. Но, наверно, ничего из созданного им (и это вполне оправдано) не ворвалось в систему его семейных отношений с такой си-

• лой, как «Крейцерова соната»» [5, с.168]. Софья Андреевна восприняла эту повесть как личное оскорбление: она прочитала в ней намек на их с Львом Николаевичем жизнь. Особенно мучительной для нее была мысль о том, как воспримет «Крейцерова сонату» читающая публика и близкие семье Толстых люди. В своем дневнике С.А. Толстая пишет: «Не знаю, как и почему связали «Крейцерова сонату» с нашей замужней жизнью, но это факт, и всякий, начиная с государя и кончая братом Льва Николаевича и его приятелем лучшим – Дъяковым, все пожалели меня. Да что искать в других – я сама в сердце своем почувствовала, что эта повесть направлена на меня, что она сразу нанесла мне рану, унизила меня в глазах всего мира и разрушила последнюю любовь между нами. И всё это, не быв виноватой перед мужем ни в одном движении, ни в одном взгляде на кого бы то ни было во всю мою замужнюю жизнь» [10, с.153].

• С.    А. Толстая решает выступить с ответным словом и по аналогии с «Крейцеровой сонатой» написать собственную повесть – «Чья вина? (По поводу «Крейцеровой сонаты»). План произведения созрел у нее практически сразу после выхода в свет повести Л.Н. Толстого. 21 сентября 1891 года Софья Андреевна отмечает в своем дневнике: «Вчера написала длинный план повести, которую очень хотелось бы написать, да не сумею» [10, с. 225]. Однако работа по осуществлению задуманного плана все же была начата и, судя по дневникам С.А. Толстой, продолжалась несколько лет: с 1891 по 1895 год.

Так, в записи от 3 января 1895 года читаем: «Послала свою повесть прочесть Раевской. Хочется еще писать, но нет спокойствия, и нервы расстроены, и жаль всегда отнимать свое время у детей, которые так любят быть со мной». Накануне в том же дневнике она писала: «Я пересмотрела ее и вижу, как я люблю свою повесть. Это дурно, но это так приятно» [10, с. 225].

В черновике Толстая несколько раз меняла заглавие: «Давно убита», «Как она убита», «Виновата ли она», с подзаголовком: «Посвящается герою Крейцеровой сонаты». Окончательное заглавие «Чья вина?» и подзаголовок – «По поводу «Крейцеровой сонаты» Льва Толсто-го»,– указывают на то, что перед нами произведение-отклик, направленное прежде всего на заявленное в «Крейцеровой сонате» отношение к женщине. Произведение С.А. Толстой – это попытка разрешить те же проблемы, которые затрагивает в своем произведении Л.Н. Толстой, но под иным углом зрения, а именно - глазами женщины. Софье Андреевне необходимо было доказать не только своему мужу, но и всем поклонникам его творчества, что миро-видение Льва Толстого, его взгляд на женщину, на отношения супругов – это не истина в последней инстанции.

Стремясь подчеркнуть женское начало в своем произведении, Софья Андреевна отмечает на титульном листе рукописи: «Повесть женщины». По замечанию В. И. Порудомин-ского, повесть Софьи Андреевны вполне можно было бы отнести к так называемому «женскому роману». Героиня безупречна во всех отношениях – молода, невинна, хороша собой, наделена пытливым умом и разносторонними талантами – в живописи, музыке, литературе. Но избранник оказывается недостойным её. Он не способен понять её богатый внутренний мир, смотрит на неё как на источник плотских наслаждений. Понимание и поддержку Анна находит в лице Бехметьева, давнего приятеля князя. Обезумевший от ревности князь убивает ни в чем неповинную Анну.

Софья Андреевна, по ее собственным словам, писала «с большим увлечением». Нельзя отрицать, что литературную полемику с Л. Н. Толстым С. А. Толстая вела не беспристрастно, а на эмоциональном уровне. Об этом свидетельствуют ее биографические записки: «Это непонимание возможности чистоты женской, это неуважение и вечная подозрительность в падении, измене, – все это я испытала на себе и хотела выразить в романе… Мне хотелось показать ту разницу любви, которая живет в мужчине и женщине. У мужчин на первом плане – любовь материальная; у женщины на первом плане – идеализация, поэзия любви, ласковость, а потом уже пробуждение половое». Иными словами, в своей повести С.А. Толстая вступила не столько в диалог с писателем Л.Н. Толстым, сколько в спор между мужчиной и женщиной, мужем и женой.

Протест С. А. Толстой вызывает сам факт обобщения Л.Н. Толстым любви мужской и женской: «И везде Позднышев говорит: мы предавались свиной страсти, мы чувствовали пресыщение, мы – везде. Но женщина имеет совсем другие свойства, и нельзя обобщать ощущения, хотя бы половые; слишком разно отношение к ним мужчины и чистой женщины» [10, с. 244].

Полемический характер самого замысла и суть идейных разногласий С. А. Толстой с Л. Н. Толстым определяют структуру повести «Чья вина?», систему персонажей, особенности сюжета и композиции.

«Крейцерова соната» представляет собой рассказ в рассказе: повествование ведется сначала от лица автора, затем от лица героя, голос которого становится в повести основным, едва ли не единственным. Речь Позднышева носит исповедальный характер. Смелым высказываниям героя ничего не противопоставляет- ся. Солидарный с ним автор лишь наблюдает и слушает, вставляя редкие фразы. Героиню «Крейцеровой сонаты» мы не слышим вовсе, не знаем, что она думает. О ее позиции мы можем судить лишь по догадкам Позднышева, в речи которого рефреном звучат оговорки: «так мне представлялось, что она думала или скорее чувствовала, да и нельзя ей было думать или чувствовать иначе», «по крайней мере я так думал про нее» [15; с. 62]. В связи с этим повесть отражает одну точку зрения, один взгляд на проблему взаимоотношений мужа и жены – мужской взгляд.

Толстая стремится к объективному изображению и потому избирает для своего произведения иную форму повествования – от третьего лица. Однако ее ответное слово также оказывается монологичным. В повести «Чья вина?» Анна и князь Прозорский равны в своем праве высказываться. Однако основную оценочную функцию берет на себя автор-повествователь, который выступает в роли судьи, но отнюдь не беспристрастного: героя он обвиняет, героиню оправдывает. Повествование, таким образом, оказывается одноплановым, так как оно не включает в себя сознания и голоса героев. Однозначность и категоричность оценки персонажей определяет и их характеры.

В характеристике князя проскальзывают ирония и обличительный тон. В тексте неоднократно подчеркивается, что Прозорский неискренен, говорит вовсе не то, что думает. Плотская страсть лишает его проницательности, мешает увидеть духовный мир его жены Анны и оценить ее многочисленные таланты и достоинства. Князя Прозорский – это человек средних способностей, огромного самолюбия, эгоизма и совершенной внутренней пустоты. Но принципиально важно, что С. А. Толстая отказывается от всякой попытки изобразить среду, в которой сформировался подобный характер. Читатель практически ничего не знает о прошлом героя. Князь любезен, умеет быть приятен, расположить к себе. Он очаровал мать Анны, ее сестру и саму героиню. Лишь выйдя за Прозорского замуж, Анна начинает узнавать его истинную натуру. Перед ней предстает человек заурядный, занятый только самолюбованием. На протяжении всей повести он выступает как личность, не способная на самокритику и объективную оценку своих поступков, в отличие от Позднышева с его нравственными требованиями не только к другим, но, прежде всего, к самому себе. Кроме того, герой «Крейцеровой сонаты» сам рассказывает о своей жизни до женитьбы, прослеживая и анализируя (в очередной раз) тот путь, который привел его к падению. Наиболее важный и значимый момент расхождения героев

«Крейцеровой сонаты» и повести «Чья вина?» - это их отношение к семье. Позднышев – это человек, «всю жизнь мечтавший о счастье семейной жизни» [15; с. 70]. Прозорский «был человек успеха, ему необходимо было разнообразие ощущений, он так привык к нему! Тихая семейная жизнь в деревне была ему просто скучна…», «жизнь семейная тяготила его» [13, с. 26].

Если у Л. Н. Толстого анализирующим и мыслящим является герой, то у С. А. Толстой – героиня. Так, Анна ведёт дневник, где пытается осмыслить причины не только своего поведения, но и всех людей, постичь «закон природы, движение вселенной…» [13, с.11]. Героиня Л. Н. Толстого типична (как типична и история Позднышева), героиня же С. А. Толстой – глубоко индивидуальна. «И что она за существо? Что-то совсем особенное», «Странная и непонятная женщина» [13, с. 23], – с недоумением думает о ней князь.

Анна высоко религиозна, она чиста и невинна. Героиня выступает в повести как некое неземное существо, как идеал, а не живая, реальная девушка. Образ князя Прозорского скорее служит лишь фоном, на котором отчетливо вырисовываются многочисленные достоинства Анны. Такой герой просто не может быть оправдан читателем. И ответ на вопрос, вынесенный в заглавие, очевиден: в семейной трагедии виноват муж, он погубил чистую, безупречную во всех отношениях женщину.

На обличение героя и защиту героини «работает» и сюжет повести. Остановимся на некоторых, наиболее значительных сюжетных расхождениях повестей «Крейцерова соната» и «Чья вина?». В произведении Л. Н. Толстого отсутствует история знакомства Позднышева с будущей женой. С. А. Толстая включает в свою повесть подробное описание первой встречи князя с Анной. Позднышев честно говорит о том, что в момент уединения ему не о чем было говорить с его невестой. Он подчеркивает изначально лживый характер всех светских разговоров, имеющих единственной своей целью заманивание женихов. В произведении С. А. Толстой ситуация принципиально иная: при первой же встрече между Анной и князем возникает непринужденный разговор о философии и литературе. Нет и тени кокетства или флирта со стороны героини, напротив, подчеркивается ее естественность и простота. Легкости и непосредственности поведения молодой девушки противопоставляется сконфужен-ность и смущение князя, свидетельствующие об испорченности его натуры («князь вспыхнул»).

В «Крейцеровой сонате» представлена эволюция главного героя в ретроспективе. Вы- бранная Л. Н. Толстым композиция позволяет читателю судить о том, какие духовные изменения произошли с Позднышевым с момента убийства жены и до встречи с автором-повествователем в вагоне поезда. Сюжетное развитие повести «Чья вина?» заканчивается гибелью Анны. С. А. Толстую не интересуют те изменения, которые произошли или могли бы произойти с героем после убийства жены. Вероятнее всего, что она не допускает возможности таких изменений. Прозорский оказывается способен лишь на деградацию, как физическую, так и духовную: «Друзья и знакомые князя стали говорить, что князь стал отчаянным спиритом и что боятся за его умственные способности» [13, с. 59].

Принципиально иначе обыгрывает С. А. Толстая финальную роковую сцену, когда муж возвращается домой и видит свою жену в обществе другого мужчины. Если Позднышев вернулся из деловой поездки, то Прозорский из увеселительной. В повести «Чья вина?» беспочвенная ревность князя и убийство жены явились следствием его нежелания ближе узнать и понять свою жену: «Он не знал ее; он никогда не потрудился вникнуть, что за женщина была его жена» [13, с. 42]. В «Крейцеро-вой сонате» трагедия произошла, потому что она была неизбежна, она была подготовлена принятыми в обществе убеждениями по поводу брака и отношений мужчины и женщины.

В повести «Чья вина?» отразился семейный конфликт, вызванный принципиальным различием во взглядах Льва Толстого и Софьи Толстой на проблему интимных отношений в браке. Размышления Л.Н. Толстого о синтезе общественного и личного нашли свое воплощение и разрешение в его творчестве, в частности, в жанре семейного романа, который, конечно, не был его открытием, но под его пером обрел новые возможности. Толстой-художник всегда следовал установленному им самим правилу - придерживаться жизненной логики и психологической правды. Он неукоснительно следует этому принципу и в «Крейцеровой сонате», обнажая основные «болезни» современной ему семьи и общества в целом. Безусловно, достичь жизненной правды Толстой стремился и в изображении характеров и поступков своих героев. Повесть «Чья вина?» как полемический отклик на «Крейцерову сонату» представляет собой попытку выявить, прежде всего, необъективность толстовской повести в выражении женской точки зрения, а значит, и в изображении женского характера, в передаче его внутренней логики. Будучи пристрастна в стремлении доказать свою правоту, Софья Андреевна не учитывает, что «Крейцерова соната» – это попытка писателя философски осмыслить нравственный уровень общества в связи с состоянием семьи, рассмотреть институт брака как результат морального разложения этого общества. Тогда как в центре повести С.А. Толстой – конкретная семья как микрокосм и проблемы этой семьи.

Как и Л. Н. Толстой в «Крейцеровой сонате», Софья Андреевна в повести «Чья вина?» утверждает, что брак, основанный только на плотском влечении без духовного родства мужа и жены, губителен. Однако если у Л.Н. Толстого эта мысль принимает обобщенный характер, (он говорит обо всех семьях, а не об одной супружеской паре) то у С.А. Толстой она конкретизируется. Л. Н. Толстой, пытаясь в «Крейцеровой сонате» выяснить причину трагедии семьи, в конце концов, приходит к выводу, что виноваты все: виноват муж, виновата жена, наконец, виновато общество, частью которого они являются. «Я воображал, - говорит Позднышев, - что я ни в чем не виноват, а что если у нас происходят ссоры, то виновата она, ее характер. Виновата же была, разумеется, не она. Она была такая же, как и все, как большинство » [15; с. 36] (курсив мой. – Ю.Б.). И искоренится это зло, по убеждению Л. Н. Толстого, лишь тогда, когда изменится в корне мировоззрение людей.

За всеми утверждениями Софьи Андреевны стоит стремление «развенчать» своего мужа и доказать ему, что он не прав. В этом, пожалуй, и заключается основной замысел ее повести. Таким образом, у С.А. Толстой женский взгляд на суть проблемы сводится к выявлению виновника конфликта: ответственность за случившееся полностью ложится на мужа, так и не сумевшего до конца узнать и оценить свою жену. В своем восприятии «Крейцеровой сонаты» С. А. Толстая, безусловно, была субъективна, «переносила теоретические положения на личный опыт» [1, с.206]. В результате она пытается оспаривать то, чего в произведении Толстого не было: она защищает героиню, тогда как Л. Н. Толстой в своей повести не выносит обвинительного приговора ни Позднышеву, ни его жене, а лишь пытается «указать человечеству, каковыми должны быть нравственные половые отношения» [7, с. 260].

«Ни одна вещь Толстого не вызывала таких ожесточенных споров, как «Крейцерова соната». Можно составить объемистый том из произведений сомнительной ценности, являющих собой «ответы» на повесть. И одно из первых мест в этом ряду по праву принадлежит повести Софьи Андреевны Толстой «Чья вина?» [6, с. 195] – так жестко и категорично оценивает И. Прусакова повесть С. А. Толстой, написанную в ответ на «Крейцерову сонату». Противоположную точку зрения высказывает немецкая ис- следовательница Элизабет Шорэ: «Этот текст до сих пор в недостаточной степени принят к сведению, несмотря на то, что он действительно является уникальным документом» [17, с. 204].

В повести «Чья вина?» С. А. Толстая снимает вину не только со своей героини, но и с себя. Используя силу художественного слова, Софья Андреевна пыталась отстоять и защитить любовь к мужу, которая, по её мнению, была неприкосновенна хотя бы потому, что прошла испытание более чем сорокалетней совместной жизнью с великим, гениальным писателем. Для нее было важно заявить о себе, высказать свою точку зрения, пусть даже не совпадающую с мнением гениального писателя Льва Николаевича Толстого.

«На то, какую важную роль в тексте Толстой играет осознание и утверждение собственного «я», указывает как сама постановка темы, так и художественное решение центральной женской фигуры, которая изображается не только как преданная мать, но и как женщина, обладающая амбициями (непрофессиональной) писательницы и художницы, то есть претендующая на традиционно мужские формы поиска своего «я» и самовыражения» [6, с. 209].

Другая повесть С. А. Толстой «Песня без слов», хотя и не является полемичной, также была написана в непростой для автора период и становится, по сути, еще одной исповедью одинокой женщины. Работу над повестью Софья Андреевна начинает в 1897 году. В 1895 году умирает горячо любимый всеми младший сын Ваничка, усложняются отношения с Львом Николаевичем, духовное отчуждение становится все очевиднее. Именно в это время она с необычайным увлечением, усердием, близким к отчаянию, занимается музыкой, способности к которой были в ней с юных лет. Музыка становится для Софьи Андреевны единственным утешением и сближает ее с композитором Сергеем Ивановичем Танеевым, часто бывавшим в доме Толстых.

Как видно из дневников С. А. Толстой, особо сильное впечатление оказывали на нее «Песни без слов» Мендельсона, как в исполнении Танеева, так и ее собственном: «Танеев сыграл две «Песни без слов» Мендельсона перевернул всю душу», «Ужасно хочется музыки, хочется самой играть, и все нет времени. Только сыграла сегодня две «Песни без слов» Мендельсона. Ох, эти песни! Особенно одна из них так и врезалась в мое сердце», «Вечером играла «Песни без слов» Мендельсона и, вслушиваясь в звуки, вспоминала, как их играл Сергей Иванович», «Играла, когда никого дома не было, две сонаты Бетховена и «Песнь без слов» Мендельсона; ею я всегда заканчиваю – как молитвой, я очень ее люблю».

Очарованность мелодией и привязанность к композитору, столь искусно ее исполнявшему, переплелись в душе Софьи Андреевны в сложное, порой непонятное даже ей самой чувство: «То, что мне дал этот человек, – такой богатый, радостный вклад в мою жизнь; он мне открыл дверь в музыкальный мир, от которого я только после его игры стала находить радость и утешение. Он своей музыкой разбудил меня к жизни, которая после смерти Ванички совсем ушла от меня» [10, с. 241-271].

Увлечение С. А. Толстой музыкой и композитором С. И. Танеевым и послужили основой для создания новой повести. Для заголовка Софья Андреевна избирает название любимого музыкального произведения. Очевидно, что повесть эта была особенно дорога Софье Андреевне. Возможно, именно поэтому она хотела «совсем секретно и написать, и напечатать ее». Работа над «Песней без слов» тщательно продумывалась: «Обдумывала и записывала материалы к повести», «пописала немного материалы к повести, которую очень хочется написать», «вечером начала первую главу повести. Я чувствую, что напишу ее хорошо» «писала свою повесть, которой очень недовольна», «Третьего дня просидела до трех часов ночи и писала с удовольствием свою повесть «Песня без слов»», «Пишу длинный роман и меня это интересует». Судя по биографическим запискам С.А. Толстой «Моя жизнь», она продолжает писать повесть и вносить в нее поправки вплоть до 1900 года: «усердно писала свой роман и кончила его. Но предстояло еще его поправлять», «В числе занятий, доставлявших мне удовольствие, было писанье повести. Я этим увлекалась, поправляла, переделывала, просиживала за ней ночи» [10, с. 163-456].

«Песня без слов» так и осталась неопубликованной. Машинописный вариант повести хранится в отделе рукописей Государственного Музея Л.Н. Толстого в Москве.

Сюжет достаточно прост. Героиня тяжело переживает смерть матери. Муж Саши – «добрый, хороший муж, безыскусственный, простой и ласковый» [12, с. 3] – совершенно равнодушен к внутренней духовной жизни жены, не способен понять ее горе и утешить ее. Успокоение Саша находит в музыке. Постепенно она увлекается молодым композитором, который покоряет ее прежде всего своим талантом.

В «Автобиографии» Софья Андреевна так объясняет идею «Песни без слов»: «Навело меня на это писание впечатление, полученное мною в концерте от девиц, странно относившихся к известному пианисту. Они целовали его калоши, рвали на клочки его платок и вообще неистовствовали. При чем тут музыка? Мысль, которую я хотела провести, была та, что отношение к искусству, как к природе, должно оставаться девственным, т.е. чистым, без вмешательства низменных людских страстей» [9, с. 156;].

Повесть, действительно, содержит большое количество рассуждений о том, как музыка может влиять на человека, затрагивая самые тонкие струны его души, как одно музыкальное произведение способно в корне изменить человеческую жизнь. В своем дневнике от 25 сентября 1878 года Софья Андреевна писала: «играли Бетховена «Крейцерову сонату»; шло плохо, но соната – чтó должно это быть, хорошо сыгранное!» [10, с. 93].

Однако, как уже отмечалось ранее, поводом к созданию «Песни без слов» послужил не только описанный С.А. Толстой случай, но также ее крепкая дружба с Танеевым, возникшая (как она сама полагала) на основе духовного родства и переросшая в увлечение.

П. Попов в статье «Толстая и ее письма» отмечает сходство повестей «Чья вина?» и «Песни без слов»: «тема их и сюжет искренно продуманы и прочувствованы, поэтому изображаемые коллизии и психологическая ситуация вызывают интерес и внимание читателя, а развертывающиеся события даны, как удачно пригнанные звенья цепи, в общем хорошо слаженной. Повестям однако сильно вредит приподнятость тона, излишняя чувствительность и многословие в описаниях чувств, причем чрезмерная сентиментальность дурно отзывается на стиле повестей, написанных в общем хорошим слогом — в смысле наличия досадных и подчас безвкусных отступлений и характеристик» [4].

Можно говорить о том, что жанр повести в творчестве С.А. Толстой занимает особое место: каждая из повестей так или иначе связана с переломным моментом жизни Софьи Андреевны, отражает ее тревоги и переживания. Кроме того, обе повести имеют общую интенцию - стремление к самоутверждению и потребность в признании себя как личности, как писательницы (со стороны мужа, прежде всего). «А где же моя жизнь? Где я? Та настоящая, которая когда-то стремилась к чему-то высокому, к служению Богу и идеалам? <…> Своей жизни - ни земной, ни духовной нет» [10, с. 27]. Этот вопрос становится лейтмотивом творчества С.А. Толстой.