Женщины в зиновьевской оппозиции в Ленинграде: просопографическое исследование

Вопрос о составе оппозиции, в особенности зиновьевской, в историографии обычно не затрагивается. В то же время просопографиче-ский анализ позволяет четче охарактеризовать внутрипартийную борьбу в РКП(б)-ВКП(б) 19201930-х гг., понять причины вхождения в нее тех или иных лиц и выделить характерные черты конкретных оппозиционных групп.

В первую очередь стоит определиться с терминологией и хронологией. Под зиновьевской или новой оппозицией подразумевают обычно группу сторонников Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева, сложившуюся накануне XIV съезда РКП(б). Сами оппозиционеры якобы прекратили свою самостоятельную деятельность весной-летом 1926 г., влившись в объединенную оппозицию. Это не соответствует действительности. Складывание зиновьевской оппозиции началось еще в 1924 г., а сама она просуществовала в форме различных фракционных течений (левые зино-вьевцы, сторонники блока, независимые зино-вьевцы) как минимум до 1928 г. – именно этим годом датируется последнее известное вступление в ряды зиновьевцев1.

Сам термин «зиновьевцы» прошел несколько этапов, когда его смысл менялся. Если изначально это было обозначение студентов, обучавшихся в Комвузе им. Г.Е. Зиновьева в Ленинграде2, то уже в период дискуссии с Л.Д. Троцким термин стал обозначать сторонников «Тройки» («Семерки»), а в период дискуссии на XIV съезде РКП(б) – стал маркировать меньшинство партии или «новую оппозицию». В дальнейшем зиновьевцы и троцкисты стали, по сути, синонимами, мало отличаясь друг от друга, и лишь после убийства

Стефаненко Александр Юрьевич, магистр II курса

С.М. Кирова и начала «Кировского потока» все вновь изменилось. Теперь уже и сапроновцев, и децистов, и троцкистов, и независимые оппозиционные группировки стали обозначать как «зиновьевцев». Даже в отчетах контрольных комиссий стал появляться термин «зиновьев-ско-троцкистская оппозиция». К началу «Московских процессов» разница между зиновьев-цами и троцкистами в очередной раз исчезла, и последний термин стал превалирующим для характеристики всех оппозиционеров.

В связи с вышеизложенным осложняется и анализ женского состава участников зиновьев-ской группы. Так, в число зиновьевцев в 1935 г. была зачислена и А.Л. Соколовская (Бронштейн), первая жена Л.Д. Троцкого3. Однако она никогда не входила непосредственно в число сторонников Г.Е. Зиновьева. Напротив, она возглавляла ленинградский «троцкистско-децистский блок», стоявший, если верить материалам допроса его участников, за ассимиляцию зиновьевцев4.

Другим уже испытанным властями способом искусственного увеличения числа зино-вьевцев было присовокупление к их числу жен, сестер, матерей и других родственников оппозиционеров. Несмотря на то, что И.В. Сталин открыто заявил, что «сын за отца не отвечает»5, практика обвинений родственников во фракционной борьбе была типичным явлением как до декабря 1935 г., так и после. В частности, именно в связи с этим была привлечена к партийной ответственности Ю.И. Клявс-Клявина – жена Ав.Я. Клявс-Клявина. Ей вменялось в вину недоносительство на мужа-оппозиционера, а также на его братьев, тоже фракционеров6. При этом в первый раз комиссия исключила ее из ВКП(б), но позже восстановила, а уже через год вновь была вынуждена лишить партбилета7.

Сестры Г.Е. Зиновьева – Л.А. Закс (Радо-мысльская) и Ф.А. Радомысльская также были включены в число участников зиновьевской оппозиции. Но ни одна из женщин не принимала непосредственного участия в антипартийной работе. Л.А. Закс даже открыто заявила, что ее обвиняют в том, что разрешала брату ночевать у себя на квартире8. При этом обращает на себя внимание, что ей не пытались инкриминировать связь с бывшим мужем – С.М. Закс-Гладневым.

Таким образом, можно наблюдать те сложности, которые возникли в ходе формирования данной женской выборки. В результате анализа личных дел, списков репрессированных и мартирологов в рассматриваемую группу женщин-зиновьевцев вошло 60 человек9. В выборку не были включены К.И. Николаева10, С.Н. Равич11 и еще ряд лиц, в особенности из числа обвиняемых по делу об убийстве С.М. Кирова (родственники Л.В. Николаева), так как факт их участия в оппозиции не находит подтверждения в архивных документах или требует дополнительного уточнения.

В количественном и процентном отношении женщин среди зиновьевцев было сравнительно мало. Число сторонников Г.Е. Зиновьева можно условно определить не менее чем в 800 человек. Таким образом, можно говорить о значительном преобладании мужчин-оппозиционеров.

По этническому составу выборка распределяется следующим образом: 3 польки, 10 евреек, 1 финка (ингерманландка), 40 – русские. Национальность 5 женщин неизвестна, но исходя из фамилий можно предложить, что одна из них – еврейка, а 4 оставшихся – русские. Подобное распределение по этническому составу было в целом характерно и для всей зиновьевской оппозиции. Преобладали русские, белорусы, украинцы. На втором месте шли евреи, а затем этносы Прибалтики, Карелии и Финляндии.

Одним из важных признаков социально-демографической характеристики женщин, причисленных властями к зиновьевской оппозиции, является возраст. Анализ показал, что у 7 женщин дата рождения остается неизвестной. У 6 дата плавающая – от одного года разницы (случаи О.И. Ильиной и А.Д. Коньковой), до 4-5 лет (случаи Ю.Б. Тартаковской и А.С. Булыгиной). Причин этого три: банальные опечатки, смещение даты вследствие перехода с юлианского на григорианский календарь и «покупка» возраста. Последнее было типичной практикой. О ней свидетельствует, например, зиновьевец Г.М. Дрязгов12. Это позволяло раньше пойти на работу, в частности, на завод.

Все они родились уже в пореформенной России и знали о крепостном строе лишь в пересказе представителей старшего поколения. Часть из них застали последствия реформ Александра II, в частности, рост социальной напряженности и зарождение массового революционного движения. Распределение по возрасту выглядит следующим образом: 7 появились на свет в 1880-х гг., 1 – в 1870-х гг., 31 – в 1890-х гг. Оставшиеся 14 родились в 1900-е гг. Таким образом, среди участниц зиновьевской оппозиции преобладали лица, еще помнившие дореволюционную Россию и вставшие на путь борьбы с большинством ЦК РКП(б)-ВКП(б) в возрасте 20-30-ти лет. Самой старой участницей оппозиции была С.Ю. Висневская (1877 г.р.), а самой молодой – Р.М. Лазарсон (1903 г.р.).

В плане партийного стажа ситуация выглядела следующим образом. У 14 женщин данные о партстаже отсутствуют в личном деле. У Л.С. Стефановой указано два партстажа – с 1924 г. и с 1932 г. Либо это описка, либо – новый партстаж, связанный с повторным вступлением в ряды большевиков после исключения. Исходя из данных ее дел, скорее первое.

7 женщин вступили в партию большевиков еще до революции 1917 г. Это С.Ю. Висневская (1905), З.Н. Гайдерова (1905), Б.С. Канатчикова (1914), З.И. Лилина (1902), Е.М. Борьян (1907), А.Д. Конькова (1912) и Я.А. Нетупская (1906). В случае с Ю.Б. Тартаковской в партийном стаже с 1914 г. можно усомниться и, скорее всего, включить ее в число вступивших в 1917 г. Таковых было 8 человек. До ленинского призыва 1924 г. в число сторонников большевиков вошло 18 женщин. 5 человек были приняты в партию в год смерти В.И. Ленина, а 5 – еще позже. Лишь Т.В. Бурцева вступила в ВКП(б) в 1932 г.13

Ранжирование по социальному происхождению представляется одним из самых запутанных. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, классы в марксистском понимании – категории весьма расплывчатые. Это ясно видно из тех споров вокруг этого, которые происходили в партийной печати. Так, в «Рабочей Москве» была опубликована статья, в которой говорилось, что класса «интеллигенция» больше нет и указывать его в своих анкетах неправиль-но14. Во-вторых, в анкетах и воспоминаниях можно встретить и указание на таинственных «полупролетариев»15, а бывшие выходцы из крестьян могли указать свое происхождение как рабочее, ибо когда-то их родители уходили трудиться на завод или сезонные работы. При этом видно желание советских граждан скрывать свое непролетарское происхождение. Лишь немногие позволяли писать о том, что они выходцы из дворян. Так из входящих в выборку женщин поступила только З.Х. Бураго16. Абсолютно никто не писал о принадлежности к духовенству, а в числе бывших мещан оказывались обычно евреи и дети кустарей.

Аналогично предыдущему пункту представляется некорректным разделение женщин-оппозиционеров и по уровню образования. Стоит отметить, что лишь немногие имели высшее образование. Большинство окончили только церковно-приходскую школу или занимались самообразованием.

Исследование показало, что причин, по которым женщины принимали участие в зиновьев-ской оппозиции, было несколько. Во-первых, это крестьянский вопрос. Так как большинство участниц так или иначе были выходцами из крестьян или же имели родственников в деревне, то те решения аграрного вопроса, в особенности борьба с кулаком, которые предлагал Г.Е. Зиновьев и его сторонники, импонировали им. Во-вторых, личность руководителя Ленинграда также играла определенную роль. Наконец, не стоит забывать и о родственных отношениях, о которых речь пойдет дальше. Что касается тезиса о противостоянии Ленинграда и Москвы, то он не являлся основополагающим для участия в зиновьевской оппозиции. Без сомнения, он сыграл определенную роль на начальном этапе конфронтации, но в дальнейшем отошел на задний план.

Участниц зиновьевской оппозиции можно условно разделить на тех, кто поддерживал Г.Е. Зиновьева вместе с другими членами его семьи, и тех, кто действовал самостоятельно, даже находясь в конфликте с родственниками. К числу первых можно отнести в первую очередь Е.М. Бо-рьян, З.И. Лилину, Б.С. Канатчикову. Первая была женой Д.А. Саркиса – руководителя Московско-Нарвского райкома Ленинграда и главного теоретика «орабочения партии». З.И. Лилина была второй супругой Г.Е. Зиновьева, а Б.С. Канатчи-кова была замужем за бывшим ректором ленинградского Комвуза С.И. Канатчиковым.

У других женщин также в оппозиции участвовали мужья и братья. Супруги Р.Р. Васильевой, М.М. Гусевой, М.С. Дорфман, Р.А. Каплан, Н.Л. Макаровой, Е.А. Моникайнен, Л.П. Моториной, М.Я. Натансон, А.Н. Скноповой, брат З.Х. Бураго отстаивали позиции зиновьевской группы. Причем особое положение было у Н.Л. Макаровой. Если муж Л.П. Моториной был секретарем Г.Е. Зиновьева, то П.П. Макаров был связным оппозиции (группа сторонников блока с Л.Д. Троцким) и занимался вербовкой и координацией действий зиновьевцев17.

Бывали случаи включения в группу оппозиционеров через семью и других лиц. Так, из личного дела А.А. Сметаниной видно, что ее вхождение в оппозицию стало возможным благодаря проживанию в одной квартире с Р.А. Каплан и Г.В. Жигаревым18. При этом последний участвовал в оппозиции очень короткое время – как представитель ленинградской делегации на XIV съезде РКП(б). В дальнейшем, как и жена, он отошел от зиновьевцев.

Известен и эпизод проявления «семейственности» у рядовых зиновьевцев. Так, одной из оп- позиционерок вменялось в вину не только «антипартийное поведение» и «фракционность», но и факт помощи другому оппозиционеру. Последний якобы был ее мужем, хотя официально состоял в браке с другой женщиной и имел там детей. Причем жена знала об этом и даже получала материальную помощь от «любовницы» после ареста супруга19.

Но были и определенные конфликты между близкими друг другу людьми, возникавшие на почве участия в оппозиции. Например, В.А. Трушкину было в 1935 г. вменено в вину то, что он не донес на свою жену, которая участвовала в зиновьевской фракционной группировке20. При этом в дальнейшем он всячески отрицал какую-то связь с ней и даже требовал развода21.

Собственно первым актом участия женщин в зиновьевской оппозиции можно считать действия ленинградской делегации на XIV съезде РКП(б). В ее состав вошли 7 женщин22, включая Н.К. Крупскую. Под требованием содоклада подписались 43 человека, в том числе М.А. Королева, Б.Л. Садовская, Д.Л. Козлова-Пассек23. Одна подпись неразборчива, но анализ личных дел членов делегации от Ленинграда заставляет предположить, что она принадлежит мужчине. Также вполне вероятно, что подписалась и А.С. Булыгина, что и предопределило ее включение в список, так как фамилия Булычева в тексте стенограммы – скорее всего, одна из множества опечаток.

Другое дело, что после съезда мало кто из делегаток продолжил оппозиционную борьбу. Лишь Б.Л. Садовская и М.В. Поздеева продолжили «антипартийную» деятельность.

Непосредственное противостояние между зиновьевцами и большинством ЦК, начавшееся в конце декабря 1925 г. и продолжавшееся до февраля 1926 г., тоже не прошло без участия женщин. Так, до определенного момента активно выступала З.И. Лилина, однако в Выборгском районе, вставшем на позицию большинства съезда, ее чуть ли не освистала молодежь24. В дальнейшем, если верить дневнику К.И. Чуковского, она больше была занята спасением «Мухи-Цокотухи», нежели помощью своему супругу25.

В этот же период наиболее активно себя проявила Ю.Б. Тартаковская, которая даже была удостоена именной статьи за оппозиционность в «Ленинградской правде»26. Кроме нее такая честь была оказана лишь А.И. Александрову и Б.С. Блинкову27.

Г.Е. Зиновьев после своего смещения пытался оказать поддержку некоторым оппозиционерам. Так, им была отправлена вместе со своим посланием копия письма и выписки из Биржи труда делегатки XIV съезда РКП(б) А.А. Петерсон в ЦКК ВКП(б). В этих документах28 была прямая апелляция к В.И. Ленину, к тому, как он поступал с запутавшимися. Указывалось, что ЦК партии большевиков доходит до того, что не дает бывшим оппозиционерам устроиться даже на завод рабочим. К сожалению, чем закончилось дело в отношении А.А. Петерсон, остается неизвестно, так как ответа ЦКК ВКП(б) в личном деле не сохранилось.

Деятельность оппозиционерок была различной. В большинстве случаев они занимались классической, с точки зрения ЦК ВКП(б), фракционной работой: ходили на тайные собрания, организовывали таковые, знакомились с запрещенной литературой, распространяли ее, вербовали новых оппозиционеров.

Так, во время вскрытия первых подпольных собраний оппозиционеров в 1927 г. была выявлена группа лиц, занимавшаяся печатанием и распространением запрещенных ЦК ВКП(б) текстов. Входившая в эту группку Н.П. Кочулаева получила строгий выговор с предупреждением за то, что была машинисткой и перепечатывала «Завещание Ленина»29.

Попытки вербовать сторонников предпринимала и М.В. Поздеева, переведенная на работу в Сызрань30. Однако она не встречала сочувствия, так как сама оппозиция начала раскалываться. Г.Е. Зиновьев решил идти на союз с Л.Д. Троцким, что вызвало недовольство части его сторонников и привело к первому расколу зиновьевской оппозиции.

1926-1927 гг. прошли в Ленинграде и по стране в целом под флагом активизации оппозиционеров. В то же время отношение к зиновьевцам изменилось. Так, одна из участниц Буферной группы31, историк С.А. Лотте, скептически отзывалась о З.И. Лилиной, считая ее не всегда пра-вой32. Троцкисты также не считали позицию своих «конкурентов» сильной33. Сами зиновьевцы хоть и обещали собрать 500-600 своих сторонников к демонстрации 7 ноября 1927 г.34, но по факту лично Г.Е. Зиновьев контролировал только 150 человек35, а все остальные или отошли от оппозиции, или переметнулись в другие группы, или же создали самостоятельные фракции.

З.Н. Гайдеровой в это время проводились подпольные собрания на ее квартире, за которые она была исключена из партии36. О.Д. Радченко провела на подобное собрание в Ленинграде З.И. Лилину и за это в 1930-е гг. была внесена И.В. Сталиным в списки по II категории, получив 10 лет заключения37.

После XV съезда ВКП(б), исключившего активных оппозиционеров, деятельность зино-вьевцев пошла на спад. Другое дело, что репрессии против них начали набирать обороты. Так, в 1928 г. к борьбе против оппозиции подключилось ОГПУ, которое уже не просто контролировало деятельность «антипартийных» групп, но и начало их арестовывать. В декабре того же года были арестованы и высланы из Ленинграда на 3 года 33 человека, включая 6 женщин38. Лишь три из них когда-то имели отношение к зиновьев-цам, в то время как другая половина тяготела к украинским троцкистам. Только Р.Р. Васильева вместе с мужем В.Г. Лукиным были освобождены в мае 1929 г.39, остальных держали в ссылке или в заключении дольше.

В апреле 1933 г. ОГПУ в Ленинграде было арестовано 50 человек, включая как реальных фракционеров, так и людей, никакого отношения к таковым не имеющих40. Среди них – коллега Б.С. Канатчиковой по Губоно и соратник по оппозиции С.Б. Раскина41. Это дело также ударило и по М.Я. Натансон. Она была арестована и исключена из партии, а в вину ей вменялось то, что она входила в организационный центр ленинградской оппозиции. За нее попытался вступиться ее муж, А.И. Анишев, но его также исключили из партии42. Сама М.Я. Натансон вначале считала, что все это ошибка следствия, пока не ознакомилась с данными Ленинградской ГубКК. После этого она написала письмо в ЦКК ВКП(б) на имя М.Ф. Шкирятова43, в котором указала, что следствие ведется небрежно или же априори неправильно. Она утверждала, что обвинения строятся на данных ее бывших однокурсников, с которыми она с августа 1930 г. не имеет никаких контактов и даже не знает о том, что они находятся в Ленинграде. Письмо заканчивалось тем, что если центр оппозиции и есть, то ОГПУ и ЦКК ВКП(б) его еще не нашли, а арестовали ни в чем неповинного человека.

Зачастую попытки использовать женский фактор доходили до абсурда. Так, П.Н. Сурова пытались обвинить в том, что он устроил у себя на квартире вечеринку с алкоголем и женщинами. При этом обвинение было сформулировано так, чтобы перевести нарушение партийной этики в преступление против партии (тайное собрание фракционеров). Однако в ходе разбора этого дела коллеги по работе доказали, что ничего антипартийного тут нет и не было44.

Ситуация резко меняется после убийства С.М. Кирова. Женщины активно использовались для того, чтобы сформировывать вокруг них и с их участием группы оппозиционеров-террористов. Так, была задержана Е.С. Куклина – сестра одного из лидеров зиновьевцев А.С. Куклина. В ходе допроса она написала заявление, в котором признавала факт связи ее брата, приехавшего несколько месяцев назад в Ленинград по работе, с членами «Ленинградского центра»45. Документ, как и многое созданное в период репрессий 1935-1936 гг., вызывает сомнения в том, что он написан не под давлением сотрудников госбезопасности.

В ходе выявления бывших оппозиционеров ЦК ВКП(б) и органы НКВД делали все возможное, чтобы найти зиновьевцев. Однако не всегда это удавалось сделать. Так, попытки найти Д.Л. Коз-лову-Пассек, видимо, не увенчались успехом46.

Тем не менее многих старых «фракционеров» найти удалось. В частности, об этом свидетельствует дело «Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, За-луцкого и других». В состав этого «центра», по версии УГБ НКВД по ЛО, вошли не только бывшие оппозиционеры, но и родственники Л.В. Николаева и случайные люди, нужные следствию для формирования связей. Среди женщин были арестованы З.Н. Гайдерова – одна из виднейших практиков зиновьевской оппозиции, уже неоднократно упоминавшаяся Р.Р. Васильева (опять вместе с мужем), Ю.Б. Тарта-ковская, М.В. Поздеева и А.П. Костина. Последняя не была оппозиционером, но имела важное значение для разгрома разного рода контрреволюционных объединений. Будучи женой И.П. Бакаева, она идеально подходила на роль того недостающего элемента, который бы связывал «Ленинградский центр» с «Московским».

Во время «кировского потока» оппозиционеры активно шельмовались в печати и на партийных собраниях коллективов. Так, А.Ф. Никишиной было предъявлено не только обвинение в неправильной позиции во время дискуссии, но и факт ее замужества с бывшим колчаковским офицером47. При этом никого не волновало то, что брак продлился всего три года и женщина была замужем уже за другим мужчиной.

Нападая на мужей, ликвидаторы оппозиции не забывали и их жен. Так, в «Ленинградской правде» появилась статья о Н.М. Моторине с обвинением его в участии в зиновьевской группировке48. Несмотря на покаянное письмо в Академию наук СССР он все же был арестован. Была арестована и выслана его супруга, Л.П. Моторина, которой вменили в вину также факт ее членства в партии левых эсеров в 1917 г.49

Единственный случай, когда женщине удалось отстоять бездоказательность обвинения в свой адрес, был связан с О.И. Ильиной. Ее восстановили в партии, и в дальнейшем никаких вопросов к ней не было50. По воспоминаниям А.Э. Краснова-Левитина, везло тем, кто болел или просто отсутствовал в период голосования за ленинградскую делегацию, ибо практически все считали, что Ленинград в 1925 г. атакуют со всех сторон и что оппозиционеры правы51.

В определенной степени повезло и тем женщинам, чьи мужья умерли до начала «кировского потока». В частности, М.С. Вилесов попал в 1933 г. под трамвай52, а его супруга стала получать персональную пенсию вследствие гибели мужа и репрессирована не была. Аналогичный случай произошел и с вдовами К.И. Шелавина и Г.В. Цыперовича. Хотя последний и не являлся активным зиновьевцем, в период дискуссии он четко не определился, на чью сторону встать и не солидаризировался с Г.Д. Вейнбергом и другими сторонниками ЦК ВКП(б).

Но подобные эпизоды были единичны. Напротив, партийные инстанции всячески стремились избавить коллективы от реальных и мнимых оппозиционеров. В частности, одну из девушек обвинили в участии в зиновьевской оппозиции и исключили из членов ВКП(б), несмотря на то, что, по некоторым данным, она отсутствовала на работе в период дискуссии, так как была беременна53.

Исследование подтвердило, что после декабря 1934 г. в порядке вещей было массовое исключение оппозиционеров не только из партии, но и из учебных заведений. Так, были удалены из вузов жена К.В. Нотмана54 и сестра М.М. Цви-бака55. П.Л. Хорькова, учившаяся на III курсе аспирантуры и писавшая диссертацию по Степенной книге, была исключена из ЛИФЛИ. При этом вначале ее научным руководителем указывался Б.Д. Греков56, однако администрация решила возложить всю вину на другого специалиста, бывшего троцкиста С.Г. Томсинского57, который задним числом сделался руководителем ее научной работы.

Как же сложилась судьба женщин, участвовавших в зиновьевской оппозиции? Из анализируемых документов стало видно, что лишь одна из них достоверно умерла еще до начала массовых репрессий. Это была З.И. Лилина, скончавшаяся от рака легких в мае 1929 г. Однако ее смерть освещалась в прессе довольно слабо, несмотря на то, что хоронили ее с почестями58. Это особенно заметно стало при сопоставлении с тем, как отреагировали периодические издания на смерть И.Е. Котлякова, умершего меньше чем через месяц после З.И. Лилиной.

Судьба 29 женщин, то есть, почти половины выборки, неизвестна. Их имена не фигурируют в мартирологах и сталинских списках. 9 оппозиционерок были арестованы и расстреляны в 1936-1938 гг. Показательна в этом судьба Б.Л. Садовской, которая вначале была реабилитиро-вана59, а потом вновь арестована и приговорена к высшей мере наказания60.

До Великой Отечественной войны умерло еще две женщины. С.Б. Раскина, по данным реабилитационной комиссии, умерла в заключении в 1937 г.61 З.Х. Бураго, по данным одного из генеалогических сайтов, скончалась в 1939 г.62 В заключении также, но уже во время войны, умерла Т.В. Бурцева, находившаяся в Соль-Илецкой тюрьме63.

Во время войны нацистской Германии и Советского Союза две женщины (А.И. Богданова и О.И. Ильина) умерли от истощения в блокадном Ленинграде64. В.П. Заварыкина пропала без вести на фронте65. Возможно, в это же время ушли из жизни еще четыре зиновьевки, сведения о которых прерываются в 1937-1940 гг.

В 1940-е гг. многие выжившие оппозиционеры были повторно репрессированы. В 1946 г. фик- сируется последнее упоминание о А.Б. Зеловой66. В 1949 г. вновь, на основании обвинений 1930-х гг., были осуждены О.Н. Короткова, Н.П. Кочула-ева, О.Д. Радченко и Л.С. Стефанова. Известно лишь, что только О.Д. Радченко сумела вернуться в 1956 г. в Ленинград и, видимо, прожила там еще несколько лет67. В 1963 г. в Ленинграде умерла другая оппозиционерка – А.С. Азарова68.

Нахождение в заключении подорвало психическое и физическое здоровье женщин-оппозиционерок. Так, Н.А. Оцуп, по воспоминаниям ее приемного сына, живя в ссылке в Средней Азии, проявляла себя, как и раньше, как ярая сторонница советской власти и И.В. Сталина69. Она была арестована, как и остальные фракционеры, в 1935 г. Очевидно, наводкой послужило признание лидера зиновьевцев Ленинградского Горного института Г.П. Сафронова, упомянувшего в автобиографии о ее связи с оппозицио-нерами70. Н.И. Берберова, одноклассница Н.А. Оцуп, считала, что она погибла в 1930-е гг.71, но на самом деле бывшая зиновьевка прожила до 1958 г., пока не умерла в Ленинграде в очереди за обувью72.

В 1968 г. умирает Л.П. Моторина. Она пережила мужа на 32 года. Н.М. Моторин был арестован в 1936 г., и НКВД запросил еще дополнительное время на то, чтобы «доследовать» его дело73. В конечном итоге этнолог признался в связях с И.П. Бакаевым и «Московским центром», а также в убийстве С.М. Кирова. В 1936 г. его расстреля-ли74. Жена же, проведя много лет в заключении, скончалась на Кавказе от сердечного приступа75.

В период «оттепели» выжившие жены оппозиционеров всячески пытались содействовать реабилитации своих супругов. Так, жена Г.Ф. Федорова вела активную переписку с ЦК КПСС и советскими историками. Ей удалось добиться реабилитации мужа по всем делам. Помимо этого она стремилась создать положительный образ Г.Ф. Федорова как члена Петербургского комитета РСДРП(б), имевшего членский билет за №1. В частности, она критиковала работы историков Л.М. Карамышевой и М.П. Ирошникова за фактические неточности и отсутствие упоминаний о реабилитации ее супруга76.

Сами же женщины зачастую испытывали сложности в реабилитации. Аресты и наказания производились довольно быстро и не всегда сопровождались необходимыми документами. Так, В.Д. Пичурина была выслана в 1935 г. на 5 лет из Ленинграда, хотя никакого обвинительного заключения не было. Высылали ее в связи с фактом участия ее мужа, Ф.Д. Пичурина, как делегата в XIV съезде РКП(б) от Ленинграда и активного зиновьевца. Благодаря сообразительности следователя, она изложила на бумаге весь процесс ее высылки. Этот документ и послужил для Ленинградского областного суда основанием для реабилитации77.

Посмертно были переизданы автобиографические произведения Р.Р. Васильевой78. Имя З.И. Лилиной также было частично реабилитировано, в отличие от ее мужа и сына. Л. Пантелеев, всегда с теплотой относившийся к ней79, получил возможность переиздать «Республику ШКИД», в которой З.И. Лилина была эпизодическим персонажем.

Последней женщиной из числа зиновьев-ской оппозиции ушла из жизни жена Д.А. Саркиса – Е.М. Борьян. Перенеся повторный арест в 1940-х гг., она все же пережила супруга и умерла в сентябре 1970 г.80

Подводя итоги судеб участниц зиновьевской оппозиции, следует сказать о еще одном важном факте. Никто из женщин не стал идейным теоретиком оппозиции. Все они были или рядовыми «фракционерами», или же лидерами-практиками. Никто из них не создал программного документа или некоего «кредо». Да, З.И. Лилина, З.Н. Гайдерова и Б.С. Канатчикова опубликовали свои брошюры и труды. Однако ни одна из их работ не затрагивала напрямую те партийные вопросы, по которым существовали разногласия между оппозицией и большинством партии (сталинцами). Так, З.Н. Гайдерова писала лишь про Парижскую коммуну, а две другие зиновьев-ки – про женский вопрос. Жена Г.Е. Зиновьева хотя и писала о В.И. Ленине и проблемах детства, также не шла в этих вопросах в отрыве от «генеральной линии».

Участие женщин в зиновьевской оппозиции кажется минимальным, так как их было меньше, нежели мужчин. Однако определенную роль в борьбе этой группы они сыграли. Наравне с мужчинами они отстаивали идеи демократии и реформ в том виде, в каком они их понимали. Вместе с другими оппозиционерами они также несли наказания: их исключали из партии, высылали за пределы Ленинграда, а также физически уничтожали во время сталинского террора. Лишь некоторые из них пережили это время и были реабилитированы.