Анализ дискурса профессиональной идентичности в советской прессе 20-30-х гг. XX в

В современном российском обществе, с одной стороны, наблюдается стремительный процесс размывания идентичности, а с другой, все более актуальным становится запрос на формирование более устойчивых и отвечающих современным реалиям видов идентичности. Кроме того, зачастую на периферии исследовательского внимания оказывается профессиональная идентичность, которая уступает в научной разработанности идентичности гражданской, этнической, национальной. Однако размытие профессиональной идентичности интенсифицирует процесс прекариатизации в обществе, приводит в конечном счете к экономическому кризису и стагнации. Все это обусловливает необходимость научного осмысления механизмов формирования профессиональной идентичности.

Под «идентификацией» в научной мысли принято понимать совокупность практик и механизмов взаимодействия индивидов и социума. Другими словами, идентичность обеспечивает овладение и усвоение норм и правил социального взаимодействия, способствует интериориза-ции и репродукции ценностей и ролевых установок. Социологическое понимание сущности идентичности оформилось в рамках символического интеракционизма Дж.Г. Мида [2] и теории социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана [3]. Данный подход определяет профессиональную идентичность как социальный конструкт, дифференцирующий пространство трудовой деятельности.

Включенный в социальное взаимодействие и трудовую деятельность, человек усваивает и воспроизводит профессиональную идентичность. При этом как социальные процессы определяют процесс формирования идентичности, так и сами идентичности влияют на характер и сущность осуществляемой профессиональной деятельности, а также ценностную и нормативную матрицу, ассоциирующуюся с той или иной профессией.

Идентичность неразрывно связана с ее языковым воплощением. Индивиды создают и проецируют собственную идентичность, используя семиотические ресурсы дискурсивных самообъ-яснений, конструирования проектов собственного воображаемого «я». Сформированные в результате «я»-образы являются неотъемлемой частью социального существования. При этом сами «я»-образы, как и сама возможность кристаллизации понятия «я» (идентичности), немыслимы вне нарративно-дискурсивных практик, которые составляют ткань повседневных интеракций и способствуют наделению смыслом своих и чужих действий и поступков [4].

Конкретно-исторические общества формируют специфический дискурс идентичности, в том числе профессиональной. Здесь срабатывает также принцип аутопойесиса, так как дискурс детерминирует восприятие и мышление индивидов, «программируя» шаблоны мышления и конструируя идентификационную матрицу. Индивиды, ставшие носителями специфической профессиональной идентичности, ретранслируют ее и репродуцируют дискурс, связанный с ней, в межличностном, профессиональном общении, а также непосредственно и опосредованно через средства массовой коммуникации. Таким образом получается самовоспроизводящаяся и развивающаяся система формирования профессиональной идентичности.

В связи с этим представляется актуальным исследование практики конструирования профессиональной идентичности для формирования системного понимания возможностей целенаправленного и синергетического влияния на идентичность. В этом плане наиболее эффективными институтами являются средства массовой информации и журналистика [5]. При этом под журналистикой имеется в виду систематическая и профессиональная работа по конструированию фреймов восприятия и мышления посредством публикации, трансляции, организации интеракции в форме публицистических материалов (так как публицистический жанр предоставляет широкий инструментарий для формирования мнения), создающих повестку дня и расставляющих акценты во внимании аудитории. Медиа создают пространство массовой коммуникации, в котором интегрируется общественное сознание, и идеальные образы идентичности (к примеру, образцово «положительного» врача, строителя, коммуниста) практически без рефлексии внедряются в сознание индивида, встраиваются и/или трансформируют его ценностную и идентификационную матрицы. При этом СМИ порождают пространство гипертекста, дискурсивное измерение социума. Нарратив является единственно возможной формой массовой коммуникации.

Итак, единственно возможными средствами конструирования идентичности являются языковые. Дискурс-анализ предполагает нахождение системы слов-маркеров, обладающих явными оценочными коннотациями – положительными и отрицательными. Также выявляют профессионально окрашенную терминологию (к примеру, выражение «мастер своего дела», под которым подразумевают носителя вполне определенного набора качеств и профессиональных навыков) [6, с. 41].

Одним из ключевых аспектов, на которые следует обращать внимание в ходе дискурс-ана-лиза текста, является наличие в нем семантических макроутверждений, макроправил. К таковым относят, к примеру, селекцию, абстракцию и операционализацию, которые призваны облегчить информацию для восприятия. В этих целях печатные СМИ используют заголовки и лид. Макроутверждения выстраивают иерархию и тематическую структуру текста.

Основной пласт смыслов находится в пространстве подразумеваемого. Значительная часть информации выражена не полностью в расчете на то, что аудитория воспримет ее из контекста и интерпретирует на основе уже имеющихся шаблонов, с опорой на культурную матрицу общества. Дискурс предполагает, что в сообщении есть интрига. Как раз таки некоторая недосказанность текста создает эту интригу, необходимость поиска и смыслообразования. Проходя «самостоятельный» (но на самом деле заранее детерминированный) путь интерпретации, индивид интериоризирует полученное знание, воспринимает его как собственное.

В данном исследовании мы будем рассматривать именно дискурс, формировавшийся в прессе 20–30-х гг. XX в. в Советском Союзе. В качестве объекта анализа выступили около 30 номеров газет «Труд», «Полярная звезда», «Правда», «Комсомольская правда» за выбранный период.

В целом характеризуя дискурс прессы изучаемого периода, следует сказать, что он пропитан духом борьбы, революционности, единения пролетариата всех стран. Это находит отражение и в заголовках, и в повестке дня, основных акцентах в материалах: «Английские горняки держатся стойко» [7], «Голодовка Ваги и товарищей» [8] – о забастовке в Вене.

В середине 1920-х гг. в советской прессе большое внимание уделяется процессам, происходящим среди пролетариата западных стран, в частности Англии, публикации на данную тематику становятся центральными в номере: «Первоначальные требования горняков остаются в силе. Буржуазная пресса подняла кампанию с целью поссорить Куку и Смита» [9].

Довольно часто на страницах прессы можно встретить статьи, выявляющие негативные тенденции в профессиональной деятельности отдельных людей или коллективов.

В заметке «В поисках рабкоров» [10] рассказывается об отлынивании от исполнения должностных обязанностей избранных трудовыми коллективами рабкоров. При этом констатация факта о неявке рабкоров на собрания сопровождается нравоучительными высказываниями о их роли и обязанностях: «Рабкоры не для звания избирались коллективами служащих, а для того, чтобы на страницах местной газеты освещалась жизнь того или иного коллектива, говорилось об их нуждах и недостатках и т. п.».

В статье «Елизовский кооператив» [11] вскрываются нарушения, выявленные в ходе ревизии кооператива Рабоче-крестьянской инспекцией. «По данным ревизии, Елизовский кооператив страдал болезнями общими для всей Камчатской кооперации, как то: раздачей в долг товаров, чрезмерными расходами на содержание излишнего платного штата, использованием кооперативного имущества для личных интересов правления и их родственников». В характеристике ситуации с кооперативом используется метафора болезни, что однозначно настраивает читателя к данному явлению как к анормальному, нездоровому, требующему незамедлительного исправления.

В 1930-е гг. набирает обороты дискурс соревновательности, газетные страницы пестрят сообщениями о выполнении и перевыполнении планов: «Сталинградские водники досрочно закончили ремонт 22 пароходов. Соревнование портовых грузчиков», «Кузбасс полностью выполняет план», «Соревнование теребильщиков льна» [12]. Труд представляется долгом, личным обязательством: «Братья ответили на эту телеграмму новым обязательством – выкосить за сезон по 180 гектаров» [13].

Дискурс борьбы также остается на повестке дня: «Пролетарская солидарность крепит фронт бастующих горняков Чехословакии» [14]. При этом ключевыми элементами дискурса выступают солидарность, единство, сплочение в борьбе.

Дискурс профессиональной, а точнее в этот период пока только пролетарской, трудовой идентичности конструируется как бы от первого лица, в виде обращений и призывов самих трудящихся. При этом он пропитан тем же пафосом героизма, рвения и долга: «Мы, рабочие, работницы, инженеры, техники и служащие завода “Красный пролетарий”, обращаемся к трудящимся Москвы и Московской области с предложением объявить социалистическое соревнование имени XVIII съезда ВКП(б). Давайте широко развернем предсъездовское соревнование фабрик, заводов, колхозов, учреждений, институтов на право рапортовать съезду о своих достижениях» [15]. Дискурс пропитан духом соревнования, но соревнования бескорыстного, честного и самоценного, наградой за которое будет «честь» доложить о результатах перед другими трудящимися, само осознание выполненной работы.

При этом ценности труда занимают в дискурсе ключевое место. Дисциплина, ответственность, профессионализм – это черты, которые должны быть привиты всему трудовому населению. «Сотни людей переходили с места на место, какую-то работу начинали и не кончали, оставляли оголенными десятки станков, превращали цехи в проходные дворы. Такова цена текучести. Нарушения трудовой дисциплины вызывали возмущение среди добросовестных рабочих и служащих» [16]. При этом случаи нарушения трудовой дисциплины представляются в прессе как вызывающие всеобщее порицание и осуждение.

«Сами рабочие следят за тем, чтобы лодыри, прогульщики не избегали ответственности. Как-то молотобоец Жохов опоздал на полчаса, но пытался доказывать, что он пришел вовремя и лишь забыл повесить табельную марку. Товарищи по работе тут же разоблачили Жохова, и начальник цеха его уволил» [17]. Обеспечение трудовой дисциплины становится делом и долгом самих трудящихся, всего коллектива. И достигается это не только за счет контроля за другими, но и за счет самоконтроля и самокритики: «До опубликования постановления СНК СССР, ЦК ВКП(б) и ВЦСПС начальники цехов нередко восстанавливали на работе нарушителей дисциплины вопреки воле начальников агрегатов, которые являются у нас по сути мастерами. Такие факты имели место и в цехе, которым руковожу я. …Имеет место у нас и переброска рабочих с одного агрегата на другой без согласования с начальником агрегата. Все это свидетельствует о том, что мы, начальники цехов, еще в известной мере недооцениваем роли мастера» [18].

Можно сказать, что в данный период в советской прессе активно конструируется общетрудовая, пролетарская идентичность. Однако уже к концу 1930-х гг. постепенно начинает выкристаллизовываться осознание важности идентичности профессиональной, поднимается вопрос о месте и роли мастеров на производстве, о том, что должность их должна быть не номинальной. Она должна отражать их реальные полномочия, вклад, уровень ответственности: «…Опыт показывает, что там, где мастер является настоящим хозяином на участке, там производственный план выполняется. Из этого следует, что мы обязаны повышать авторитет мастера и расширять его права» [19].

Подводя итог, можно сказать, что именно в 1930-е гг. оформляется основная направленность дискурса, хотя в полной мере о профессиональной идентичности еще говорить нельзя. Она только начинает выкристаллизовываться в дискурсивном пространстве советской прессы, на страницах которой есть материалы, посвященные различным профессиям, связанным с ними обязанностям, трудностям. Однако главным мотивом остается идентичность пролетарская по принципу отношения к труду как таковому.

Ссылки и примечания:

• 1.    Статья подготовлена при поддержке Российского научного фонда, проект № 16-18-10306.

• 2.    Мид Дж.Г. Избранное : сб. пер. / сост. и пер. В.Г. Николаев ; отв. ред. Д.В. Ефременко. М., 2009. 290 с. (Теория и история социологии).

• 3.    Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995.

• 4.    Агафонова Е.В. Социальное конструирование идентичности и формирование нарративной модели поведения [Электронный ресурс] // Дискурс-Пи : альманах. Вып. 5. Тропы метода. URL: http://discourse-pm.ur.ru/avtor5/agafonova.php (дата обращения: 24.11.2016).

• 5.    Ваньке А.В., Кулаев М.А. Рабочие в дискурсе российских телеканалов и печатной прессы // Социологические исследования. 2015. № 7. С. 126–132.

• 6.    Майофис М.Л., Кукулин И.В. Советская система образования и производство социальных идентичностей в 1920-е – начале 1940-х годов [Электронный ресурс] // Шаги. 2015. № 1, т. 1. С. 40–45.

• 7.    Английские горняки держатся стойко // Комсомольская правда. 1926. № 134 (317). 13 июня.

• 8.    Голодовка Ваги и товарищей // Там же.

• 9.   Первоначальные требования горняков остаются в силе // Там же.

• 10.  В поисках рабкоров // Полярная звезда. 1924. № 64 (206). 28 сент.

• 11.    Елизовский кооператив // Там же.

• 12.    Сталинградские водники досрочно закончили ремонт 22 пароходов // Труд. 1932. № 80 (3426) ; Кузбасс полностью выполняет план // Там же ; Соревнование теребильщиков льна // Правда. 1937. № 211 (7177).

• 13.    Стахановская работа косцов – братьев Горбачевых // Правда. 1937. № 211 (7177).

• 14. Пролетарская солидарность крепит фронт бастующих горняков Чехословакии // Труд. 1932. № 78 (3424).

• 15. Организуем социалистическое соревнование имени XVIII съезда ВКП(б) // Правда. 1939. № 28 (7713).

• 16.    Малышев В. О трудовой дисциплине, мастерах и наших задачах // Там же.

• 17.    Там же.

• 18.    Глидер М. Надо повысить авторитет мастера // Правда. 1939. № 20 (7705).

• 19.    Там же.