Анализ структуры и источников главы «Гуай шэнь» из энциклопедического сочинения «Фэн су тун и»

,

,

«Фэн су тун и» (風俗通義 «Проникновение в смысл веяний и обычаев», далее – ФСТИ) 1 – сочинение государственного деятеля и конфуцианского мыслителя Поздней Хань (後漢, 25– 220 гг. н. э.) Ин Шао (應劭, ум. до 204 г. н. э.) 2, написанный в последнее десятилетие его жизни 3. В дошедшем до нас виде он состоит из 10 уцелевших глав и значительного количества фрагментов, относящихся к 21 утраченной главе 4. Сохранившиеся 10 глав с точки зрения содержания могут быть поделены на критические и энциклопедические 5. В энциклопедических главах Ин Шао представил краткий компендиум знаний в определенной сфере (например, музыка, ритуал, география, политическая история). По своей структуре они близки к лэйшу (類書 «книги [с разбиением содержания по] категориям») 6, которые стали актив- но создаваться в эпоху Лючао (六朝 «Шесть династий», 220–589 гг.). В критических главах Ин Шао главным образом порицал либо восхвалял различные исторические фигуры и современников, обращая внимание на их поведение на службе и семейные отношения. Структурно они делятся на не связанные общим нарративом анекдотические сюжеты, часто с дидактическим посылом, сопровождаемые авторскими оценками событий и персонажей. Обращение Ин Шао к анекдотам в критических главах продолжает традицию, заложенную еще в текстах «Чуньцю Цзо чжуань» (春秋左傳 «Комментарий Цзо [Цюмина] к [летописи] Весен и Осеней», V–III вв. до н. э.) и «Го юй» (國語 «Речи царств», V–III вв. до н. э.), где они служили базовой единицей повествования [Schaberg, 2001, p. 163–221].

С точки зрения предложенного деления глава «Гуай шэнь» 7 относится к критическим. Ее текст разделен на небольшое введение и пятнадцать разделов, озаглавленных по разным принципам 8. Суммарно в этих разделах содержится двадцать один анекдотический сюжет о встречах людей со сверхъестественным, настоящим или мнимым ими. Основное внимание автора здесь сосредоточено не на том, что представлял собой сверхъестественный мир, а на том, как человек должен относиться к нему или вести себя при столкновении с ним. Авторские замечания по поводу персонажей анекдотов лаконичны: в основном Ин Шао вкладывает дидактический посыл в саму сюжетную линию. Собственные идеи автор вводит постепенно: первое обобщающее рассуждение на тему наличия сознания у духов, которое он ставит под большое сомнение, разворачивается лишь спустя треть главы 9.

Приводимые автором анекдоты, как правило, состоят из трех частей: 1) вводное предложение, где называется действующее лицо и его должность (при наличии); 2) основной сюжет, иногда содержащий диалоги; 3) выражение автором своей точки зрения по поводу сюжета и приглашение читателя к тому, чтобы сделать оценочный вывод. Слова автора в третьей части обычно начинаются с фразы « цзинь ань » ( 謹按 «осторожно замечу, что…»), после которой он иногда добавляет от себя новый сюжет, коррелирующий с предшествующей историей. На первый взгляд, количество таких формулировок в тексте кажется избыточным (16 раз в тексте главы и 118 раз суммарно в 10 главах), поскольку автор не ведет диалог или полемику, а представляет лишь свое мнение. Их частое использование, вероятно, объясняется тем, что таким путем в тексте автор четко отделяет распространенную молву и суеверия, иногда называемые им « су шо » ( 俗說 «[вошло в] обычай говорить, [что]»), от своей взвешенной оценки событий и явлений. Данный способ представления содержания сближает ФСТИ с трактатом «Лунь хэн» 論衡 («Взвешивание суждений», I – начало II в.) ¹⁰.

Отдавая дань древности, автор начинает главу с сюжетов, взятых из официальных историй, летописей, трактатов, расположенных в хронологическом порядке, и продолжает в основном историями, взятыми из личного опыта. Тематически все сюжеты можно распределить на следующие группы.

• 1.    Сюжеты 1–8 ¹¹ посвящены рассказам о чиновниках, которые при помощи правильного совета правителю или сослуживцу либо собственных активных административных мер остановили суеверия и «чрезмерные жертвоприношения» ¹².

• 2.    Сюжеты 9–11 описывают стихийные народные верования, возникшие из-за нелепого, даже комичного стечения обстоятельств и разросшиеся «на пустом месте». В итоге они были развеяны или прекратились сами, но происходило это без вмешательства чиновников. Все три текста имеют одинаковые сюжетные ходы и отличаются по стилистике от других историй, о чем будет сказано ниже.

• 3.    В конце 8-го сюжета, а также в 12–14-х сюжетах содержатся рассуждения Ин Шао на тему наличия сознания у духов после смерти. Хотя и небольшие по объему, они содержат ключевые для главы авторские взгляды.

• 4.    Первый сюжет из 12-го раздела, а также последние два сюжета главы представляют собой примеры того, как выход из затруднительной для персонажа ситуации помогали найти гадатели по гексаграммам: они правильно истолковывали знамения либо узнавали, как избавиться от нечисти в доме. Ин Шао оставлял эти истории без оценки, хотя имплицитно одобрял такой способ разрешения сложившегося положения.

• 5.    В четырех оставшихся сюжетах (15 и 17–19) Ин Шао раскрыл тему моральных достоинств, таких как смелость и невозмутимость, помогавших людям безболезненно пережить встречу со сверхъестественным либо успешно сразить нечисть. Большинство из них не встречается в других дошедших до нас более ранних текстах. Исключение составляет предпоследний сюжет 14-го раздела про цзиньского Вэнь-гуна и чудище в виде змеи [Фэн су тун и цзяоши, 1980, с. 350], который также включен в «Синь шу» ( 新書 «Новые сочинения», II в. до н. э.) [Синь шу, 2012, с. 210–211] и «Синь сюй» ( 新序 «Заново упорядоченные [истории]», I в. до н. э.) [Синь сюй цзяоши, 2001, т. 1, с. 215–219].

Два сюжета в составе этой группы, про чиновников Чжэн Ци ( 鄭奇 ) [Фэн су тун и цзяоши, 1980, с. 353–354] и Лай Цзидэ ( 來季德 ) [Фэн су тун и цзяоши, 1980, с. 348–349], один из которых будет рассмотрен ниже, не содержат авторской оценки либо дидактического посыла внутри самой истории, откуда можно предположить, что авторские замечания к ним просто не сохранились.

В главе «Гуай шэнь» цитируется тринадцать разнообразных источников, включая прямые и непрямые цитаты, выявленные комментаторами. Чаще всего для подкрепления своих идей автор приводил фрагменты из «Лунь юя» ( 論語 «Обсуждённые речи», V–I вв. до н. э.), «Ли цзи» ( 禮記 «Записи о ритуале», I–II вв.), «Го юя» и «Цзо чжуани», т. е. конфуцианской классики и важнейших исторических сочинений.

Наибольшее количество цитат содержится во введении к главе и в первой группе сюжетов. В каждой из глав ФСТИ введение короткое по объему, всегда четко отделено от основного текста главы и состоит из постулирования автором своих главных тезисов по теме, после чего он тут же подтверждает эти тезисы несколькими цитатами из канонических текстов. Основной текст критических глав состоит из анекдотов, которые вновь подтверждают данные тезисы, причем на один тезис может приводиться по нескольку примеров.

Например, во введении к главе «Гуай шэнь» говорится: 蓋非其鬼而祭之，諂也。又曰： 「淫祀無福。」 «Ведь “совершать жертвоприношения не своим духам [значит] заискивать [перед ними]”¹³. Также [в “Записях о ритуале”] сказано: “Чрезмерные жертвоприношения не [принесут] счастья” ¹⁴» [Фэн су тун и цзяоши, 1980, с. 325].

Первый тезис иллюстрировали все сюжеты второй группы, в которых люди начинали спонтанно приносить жертвы неодушевленным предметам, уверовав в их сверхъестественную силу. Второй тезис иллюстрировала часть сюжетов первой группы: «Чэнъян Цзин-ван цы» ( 城陽景王祠 «Храм [в честь] Цзин-вана ¹⁵ в [удельном царстве] Чэнъян ¹⁶»); сюжет про губернатора Сун Цзюня ( 宋均 ) ¹⁷, который приказал убить медиумов, и сюжет про губернатора и управителя общественных работ Диу Луня ( 第五倫 ) ¹⁸, ограничившего жертвоприношения на месте новой службы [Фэн су тун и цзяоши, 1980, с. 333–341]. Эта особенность текста главы сближает его с трактатами эпохи Чжаньго ( 戰國 «Борющиеся царства», V–III вв. до н. э.), например «Хань Фэй-цзы» ( 韓非子 «Мудрец Хань Фэй», III в. до н. э.), где одной из задач было подобрать яркие и убедительные примеры для того или иного утверждения.

В первой группе сюжетов автор прибегает к анекдотам из исторических сочинений – «Янь-цзы Чуньцю» ( 晏子春秋 «Весны и осени Янь-цзы», V–III вв. до н. э.) и «Хань шу» ( 漢書 «Книга [эпохи Ранняя] Хань», I – начало II в.), а также из богатого притчами трактата «Гуань-цзы» ( 管子 «Мудрец Гуань», V–I вв. до н. э.). Истории из первых двух источников приводятся автором в пересказанном виде, но без сюжетных изменений. История из «Гуань-цзы» отсутствует в дошедшем до нас тексте этого трактата, однако Ван Лици отметил [Фэн су тун и цзяочжу, 2010, т. 2, с. 388], что похожий сюжет (с другим главным героем) есть в «Чжуан-цзы» ( 莊子 «Мудрец Чжуан», IV–I вв. до н. э.) [Чжуан-цзы цзи цзе, 2012, с. 161– 162].

Помещенные в начале главы отсылки к историям, зафиксированным в более ранних текстах, использовались Ин Шао для того, чтобы актуализировать прошлое и показать, что заблуждения относительно сверхъестественных явлений, отраженные в древних памятниках, повторяются и в настоящем. Остальные пять сюжетов первой группы не были зафиксированы в более ранних источниках, и, судя по тому, что в них приводятся рассказы о людях, живших во время Поздней Хань, автор стремился усилить свою аргументацию личным служебным опытом и знаниями.

Остановимся теперь на характеристике сюжетов второй группы. Ниже приведен перечень особенностей, объединяющих их.

• 1.    События всех трех сюжетов происходят в различных уездах Жунани ( 汝南 ) ¹⁹, округа, откуда был родом Ин Шао ²⁰.

• 2.    Главные герои сюжетов были не чиновниками, а выходцами из простого народа – это торговец рыбой, пожилая крестьянка и крестьянин. Эта особенность и отсутствие других временных маркеров не дают возможности датировать сюжет каким-то определенным периодом.

• 3.    Помимо главных героев, имена которых известны, имена и характеристики остальных упоминаемых персонажей отсутствуют, а в сюжете «Ши сянь ши шэнь» ( 石賢士神 «Божество каменная [статуя] Достойного Мужа») не дается никаких имен.

• 4.    Сюжеты имеют общие повороты фабулы: вначале стечение обстоятельств заставляет людей верить в сверхъестественные способности не имеющего души объекта (соленой рыбы, сливы или статуи); в дальнейшем люди начинают передавать друг другу слухи о новом божестве, и его культ разрастается. В конце в одном случае он прекращается сам собой, а в двух других оказывается разоблачен героем, знавшим, что у объекта нет необычных свойств ²¹.

• 5.    По сравнению с другими сюжетами, здесь есть явная комичная сторона, которая достигается за счет преувеличенного описания размаха культа: акцент поставлен не на вред, нанесенный имущественному положению людей, поверивших в новое божество, а на невежество людей, не способных к рациональному осмыслению случившихся с ними событий.

• 6.    Все три сюжета не упоминаются в других дошедших до нас древнекитайских текстах и позднее вошли подряд в состав трактата «Баопу-цзы» [Баопу-цзы нэй пянь, 1996, с. 175– 176; Гэ Хун, 1999, с. 146–148], а один – в собрание «Соу шэнь цзи» ( 搜神記 «Записи о поисках духов», IV в.) [Соу шэнь цзи, 1985, с. 65–66; Гань Бао, 1994, с. 144–145] ²².

Выделенные черты говорят о том, что стилистика этих сюжетов отличается от остальной главы. Возможно, изначально существовала устная традиция передачи подобных историй о необычных явлениях, но потом они были подвергнуты литературной обработке и зафиксированы в собраниях рассказов определенной местности. В таком виде Ин Шао мог позаимствовать их для своей работы. В пользу этой версии говорит и тот факт, что на следующую за Хань эпоху Лючао приходится яркое развитие жанра чжигуай сяошо ( 志怪小説 «рассказы, [содержащие] записи [об] удивительном»), а первые собрания сяошо в целом известны с эпохи Хань [Алимов, Кравцова, 2014, т. 1, с. 306–362].

Опустим анализ взглядов Ин Шао, раскрывающихся в следующих группах сюжетов, отметив лишь, что автор отстаивает в них конфуцианские воззрения: вместо того, чтобы исследовать потусторонний мир, он призывает к тому, чтобы человек в любой ситуации продумывал свои поступки с точки зрения морали и ритуальной уместности. Другой общей чертой последних трех групп является то, что Ин Шао часто приводит истории про персонажей, не упоминавшихся в других дошедших до нас более ранних источниках. Из них три персонажа были связаны с Жунанью, а другие четыре, упоминания о которых есть в ХХШ, жили во II в. н. э., т. е. были близкими современниками автора. Это еще раз говорит о том, что в данной главе Ин Шао активно апеллировал к личному опыту.

Остановимся на одном любопытном случае с параллельным сюжетом, содержащимся в последней сюжетной группе. Он озаглавлен «Ши цзянь ван чжэ, до ю цзянь шэнь, юй янь инь ши, ци цзя синь и вэй ши, и юн бэй шан» ( 世間亡者，多有見神，語言飲食，其家信以

為是，益用悲傷 «В мире [есть истории о том, как] умершие во множестве появлялись [в виде] духов, [которые] разговаривали, пили и ели, их семья верила [в то, что это] является правдой, [это] причиняло [им] еще больше горести и печали»). Ван Лици отметил [Фэн су тун и цзяочжу, 2010, т. 2, с. 417], что аналогичная по содержанию история есть в дошедших до нас фрагментах сочинения «Синь лунь» ( 新論 «Новые рассуждения», далее – СЛ) Хуань Таня ( 桓譚 , 23 г. до н. э. – 56 г. н. э.) ²³ в составе «Тайпин юйлань» ( 太平御覽 «Высочайше одобренное обозрение [эпохи] Тайпин», X в., далее – ТПЮЛ). В ТПЮЛ данный сюжет приводится дважды, оба раза с отсылкой к СЛ: первый раз он цитируется, по-видимому, в полном виде [Тайпин юйлань, 1995, т. 4, с. 3933], а второй раз, спустя 10 цзюаней, в сокращенном пересказе [Тайпин юйлань, 1995, т. 4, с. 4012]. Для наглядности приведем перевод сюжетов из ФСТИ и ТПЮЛ, взяв из последнего полный вариант истории.

Из СЛ в составе ТПЮЛ:

桓譚《新論》曰：呂仲子婢死，有女四歲，數來為沐頭浣濯。道士云其家青狗為之，殺之則止。楊仲 亦言所知家嫗死，忽起飲食，后醉而坐祭床氏。如是三四，家益厭苦。其後醉，形壞，狄老狗，便打 殺之。推問乃里頭沽家狗。

В «Новых рассуждениях» Хуань Таня говорится: «В [доме] Люй Чжун-цзы умерла служанка, [у нее] была дочка четырех лет, [служанка после смерти] несколько раз приходила, [чтобы] помыть ей голову, постирать и прополоскать [ее одежду]. Даосский маг сказал, [что] в их семье [демоническое существо в облике] черной собаки делает это; если убить ее, то [все] прекратится. Ян Чжун также рассказывал о том, что знает, [как однажды] в семье старушка скончалась, [а потом] вдруг поднялась, [начала] пить и есть, после [чего] напилась допьяна и села на ритуальное ложе их рода. Так [продолжалось] три-четыре [раза], семью еще больше сдавило страданиями. После этого [она еще раз] напилась допьяна, оболочка разложилась, [на ее месте] оказалась лишь старая собака, [члены семьи] тут же забили ее до смерти. Стали расспрашивать в их селении, [выяснилось, что это] собака из семьи торговца вином».

Из ФСТИ:

謹按：司空南陽來季德停喪在殯，忽然坐祭床上，顏色服飾，聲氣熟是也，孫兒婦女，以次教誡， 事有條貫，鞭撻奴婢，皆得其過，飲食飽滿，辭訣而去，家人大哀剝斷絕，如是三四，家益厭苦。其後 飲醉形壞，但得老狗，便朴殺之，推問里頭沽酒家狗。

Скромно замечу, что управитель общественных работ [родом из] Наньяна 24 Лай Цзидэ 25, [когда умер, но] еще не был захоронен и находился в гробу, вдруг сел на ритуальное ложе, [его] внешность, одежда, голос и интонация были, как раньше. Внуков, сыновей, жену и дочерей по порядку стал наставлять и выговаривать, навел порядок в делах, побил кнутом слуг и рабов, все получили от него обвинения, напился и наелся сполна и, распрощавшись, ушел. Домашние были убиты горем, так [продолжалось] три-четыре [раза], семью еще больше сдавило страданиями. После этого [Лай Цзидэ] напился допьяна, [его] оболочка разложилась, [на ее месте] оказалась лишь старая собака, [члены семьи] тут же забили ее до смерти. [Когда] расспросили в деревне, [выяснилось, что это] собака из семьи торговца вином [Фэн су тун и цзяоши, 1980, с. 348–349].

Любопытным здесь является то, что при одинаковом сюжете в приведенных историях участвуют разные главные герои – с одной стороны, известный сановник, живший почти одновременно с Ин Шао, с другой стороны, безымянная старушка.

Маловероятной причиной совпадения сюжетов является пересказ с ошибками в ФСТИ истории из более раннего источника, т. е. СЛ. Во-первых, местами в двух фрагментах есть почти дословное текстуальное совпадение, чего обычно нет при пересказе, а во-вторых, если бы Ин Шао воспроизводил сюжет по памяти, то вряд ли сделал бы главным героем персонажа, жившего значительно позже самого Хуань Таня. Видимых причин к тому, чтобы Ин Шао сознательно стремился модифицировать оригинал истории, заменив главного героя, также нет: в своем сочинении он нередко обращался к сюжетам, относящимся к разным эпохам, начиная с Чжаньго, т. е. не стремился описывать исключительно современников.

Более вероятной является версия о том, что в эпоху Хань могли иметь устное хождение сюжеты, похожие на рассказы в жанре чжигуай , которые имели вариации в зависимости от региона, в котором они передавались. Одним из таких повторяющихся сюжетов могла быть история про встающего из гроба человека, оказавшегося затем чудищем в виде собаки, которая была знакома и для Ин Шао, и для Хуань Таня.

Эту версию усиливает еще одно совпадение: в приведенном фрагменте из СЛ истории про старушку предшествует рассказ о служанке, в которую вселился дух черной собаки. В главе «Гуай шэнь» ФСТИ есть похожий сюжет без дословных параллелей, где дух черной собаки вселяется в служанку и через нее вредит семье. Когда обеспокоенная семья призвала гадателя, он сказал следующее:

ж^^»?ш,йфш«#^#я^о^шй,шьжй^#жшЖо

«В доме, должно быть, есть [демоническое] существо [в облике] старой черной собаки, молодая служанка И Си из внутренних покоев вместе с духом совершала все это. [Если] по-настоящему хотите избавиться [от этого], убейте эту собаку и отправьте И Си обратно в [ее родную] волость-деревню» [Фэн су тун и цзяоши, 1980, с. 353].

Здесь вновь видно совпадение сюжетов в СЛ и ФСТИ при различии главных героев и обстоятельств истории. Это говорит о том, что в эпоху Хань также мог изустно передаваться повторяющийся сюжет про дух черной собаки, который способен вселяться в людей.

Предложенной версии противоречит лишь наличие дословных текстуальных совпадений в сюжетах про встающего из гроба человека. Во втором случае упоминания сюжета из СЛ в ТПЮЛ сразу за ним следует несколько цитат из ФСТИ, взятых из разных глав [Тайпин юйлань, 1995, т. 4, с. 4013]. Поскольку эти источники цитируются друг за другом, вероятно, редакторы ТПЮЛ могли заметить и наличие похожих сюжетов в двух текстах. По этой причине они также могли переписать более полный вариант сюжета из СЛ, опираясь не на текст СЛ, а на текст ФСТИ. Отсюда у аналогичных историй появился дословно совпадающий текст, хотя изначально он мог таким и не являться.

Таким образом, остается возможность, что в СЛ и ФСТИ содержались истории, имевшие одну и ту же сюжетную основу про встающего из гроба человека и дух черной собаки, которые циркулировали в устной форме в эпоху Хань, при этом их изначальное происхождение установить сложно.

На примере главы «Гуай шэнь» видно, как Ин Шао использовал анекдотические сюжеты для раскрытия своей точки зрения на отношение людей к сверхъестественным явлениям. Подобные анекдоты он, вероятно, предлагал использовать как риторический прием в аргументации для дебатов при дворе. Исходя из состава источников, на которые опирался автор, можно говорить о том, что в главе доминируют конфуцианские представления об отношении к сверхъестественному. Автор лаконичен, когда речь заходила о посмертном бытии души, и подробен, когда писал о том, что следует рационально и критически подходить к событиям, которые кажутся сверхъестественными, а также строго следить на местах за размахом и содержанием локальных культов. Из содержания сюжетов видно, что автор, подбирая их, опирался как на фонд исторических знаний, известных всем образованным людям его времени, так и на личный опыт, т. е. часть главы представляет собой цитируемый по более ранним источникам материал, а часть содержит оригинальные сюжеты.

Проведенное исследование позволяет сделать вывод, что рассмотренная глава складывалась из (1) сюжетов, взятых из нормативных историй, исторических сочинений и трактатов; (2) сюжетов, зачастую тесно связанных с Жунанью и заимствованных из собственного опыта автора, - истории о местных чиновниках и гадателях либо о локальных культах; (3) сюжетов о сверхъестественном, свободно циркулировавших при Хань в устной форме. Местами сложно установить первоначальный источник историй главы: неизвестно точно, мог ли Ин Шао брать их из не дошедшего до нас письменного текста или опирался на устную традицию передачи таких историй. Однако, судя по тому, что оригинальные сюжеты частично вошли в собрания «Соу шэнь цзи» и «Баопу-цзы», глава «Гуай шэнь» стала предшественником собраний историй о сверхъестественном в эпоху Лючао.