Английский и русский дендизм (на примере П.Я. Чаадаева) как социально-культурный феномен

Дендизм представляет собой сложное социально-культурное явление, которому мало внимания уделяется в отечественной историографии. Большинство работ, посвященных этой тематике, выполнено в рамках филологических исследований. Дендизм – это не просто мода, стиль жизни и кодекс поведения. Это важный социально-культурный феномен, отражающий существенные изменения в социальных отношениях и общественном сознании в Европе XIX столетия. Рассмотрение данного явления через призму концепции Т. Веблена о «праздном классе», а также метода конструирования идеального типа М. Вебера, имеет большой эвристический потенциал, позволяющий раскрыть эти изменения [6, 7].

Первым, кто в отечественной науке уделил должное внимание дендизму, был классик советской семиотики Ю.М. Лотман [11]. Реконструируя социально-культурный облик российского дворянства XIX века, автор пишет о русских денди как порождении «англомании», которой увлекались А.С. Пушкин, П.Я. Чаадаев, Н.М. Карамзин и многие другие передовые представители элитарного сословия. В начале XXI века в России выходит в свет фундаментальная монография доктора филологических наук, О.Б. Вайнштейн, явившаяся плодом всестороннего изучения эволюции дендизма от его зарождения на рубеже XVIII-XIX вв. до наших дней [5].

Автор на основе анализа широкой источниковой базы описывает это сложное социально-культурное явление с точки зрения истории моды, истории идей, этических воззрений, эволюции культурного кода и паттернов поведения элитарных слоев европейского, прежде всего английского, общества. В монографии убедительно показываются предпосылки зарождения дендизма в Античности, Средние века и раннее Новое время, говорится о влиянии этой субкультуры на литературу, театр и кинематограф, а также творческую интеллигенцию Новейшей истории. Вместе с тем, никакая монография не может охватить все аспекты изучаемого явления. В частности, автор практически ничего не говорит о религии как о факторе вызревания дендистского этоса (этического кодекса). Вместе с тем, при внимательном изучении биографий некоторых известных денди, становится очевидным, что данный фактор имел немаловажное значение.

Субкультура дендизма зарождается в Великобритании на рубеже XVIII-XIX вв., в так называемую эпоху Регентства. Принято считать, что первым ее представителем был Джордж Брайан Браммелл (17781840). Будучи выходцем из высших слоев буржуазии, Браммелл сделал блестящую карьеру «светского льва» при дворе принца-регента Георга Ганновера. Совершив переворот в аристократическом костюме, стиле жизни, правилах светского общения,

Браммелл снискал огромный авторитет в кругах высшего английского дворянства. К его мнению прислушивались в самых фешенебельных салонах и клубах. Браммелл разработал особый дендистский стиль жизни, для которого характерны следующие черты [1]. Во-первых, минимализм во всем: от одежды до проявления чувств, эмоций. Дендистский девиз гласит: ничему не удивляйся. Любая сильная эмоция, страсть воспринималась как признак вульгарности. Отказавшись от ярких нарядов восемнадцатого столетия, денди установили канон классического мужского костюма: белая рубашка, темного цвета фрак (пиджак) и брюки, минимальное или полное отсутствие украшений. И только жилет в костюме-тройке дозволялось иметь яркой расцветки. Во-вторых, презрительное отношение к деньгам и демонстративная расточительность. Эта черта стиля жизни многих денди приводила их, в конечном счете, к разорению и бедной старости. Однако все они следовали исключительно праздному образу жизни, нарочито пренебрегая возможностью капитализировать свои способности. А если и делали это, то тщательно скрывали данный факт. Эта черта как нельзя лучше показывает, что дендистский этос представляет собой инверсию буржуазной морали. В ней сконцентрировалось неприятие дворянством буржуазных ценностей прагматизма, накопительства и бережливости. В данном аспекте дендистский моральный кодекс наследует рыцарскому этосу. В-третьих, чрезмерная для того времени забота о личной гигиене и телесной чистоте. Ежедневные ванны Джорджа Браммелла вошли в притчу во языцех и воспринимались почти как скандал в контексте предвикторианской и ранневикторианской эпохи с присущим им пуританизмом. В-четвертых, особый стиль отношений с противоположным полом. Денди вовсе не являются синонимом «донжуанства». Напротив, установка на сдержанность и эмоциональную холодность проявляется и в этой сфере человеческой жизни. Умея вести тонкую светскую беседу и галантно ухаживать за дамой, денди не позволяли себе увлечься ею настолько, чтобы поте- рять голову. Женщина была скорее партнером по светскому времяпрепровождению, чем объектом романтической влюбленности. Многие денди, в частности, сам Браммелл, оставались всю жизнь холостяками. Некоторые имели нетрадиционные сексуальные наклонности, не выходившие, впрочем, за рамки приличий пуританского общества.

С уверенностью можно сказать, что денди и буржуа объединяет одно – идея человека, сделавшего себя самого (selfmade man). В отличие от аристократии, денди во главу угла ставят не социальное происхождение человека, а его личные качества: элегантность, умение держать себя в обществе и вести светскую беседу, сдержанность и тонкое чувство юмора. Аристократ по происхождению может быть вульгарным и в этом случае он не денди. Напротив, выходец из третьего сословия может стать арбитром элегантности. Сам Браммелл никогда не только не скрывал своего мещанского происхождения, но и при случае бравировал им перед знатнейшими особами, испытывавшими священный трепет от общения с этим законодателем мод. Справедливости ради надо сказать, что и аристократов среди денди было немало.

Если говорить о социальной миссии, которая присуща рассматриваемой субкультуре, то ее можно сформулировать как борьбу с вульгарностью во всех ее проявлениях. В этой связи можно привести знаменитый афоризм великого денди Оскара Уайлда: «это больше, чем преступление, это вульгарность». Характеризуя Татьяну Ларину, А.С. Пушкин писал, что в ней нет ничего, что «в высоком лондонском кругу зовется vulgar». Это без сомнения должно было понравиться Евгению Онегину, образ которого также имеет очевидные дендист-ские черты.

Русский дендизм начинает вызревать при Александре I. Известно, что соратники императора по Негласному комитету были заядлыми англоманами. Фрак как элемент дендистского костюма стал проникать в Россию еще в конце XVIII века, но встретил категорическое неприятие императора Павла Петровича. Однако в правление его наследника этот модный элемент одежды завоевал симпатии столичного дворянства. Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин, П.Я. Чаадаев, К.А. Булгаков, И.И. Панаев и многие другие виднейшие люди того времени в той или иной степени отдали дань дендизму. Среди них наиболее утонченным эстетом по праву считался П.Я. Чаадаев.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) родился в знатной дворянской семье. В его роду был известный историк, академик Михаил Михайлович Щербатов. Рано оставшись сиротой, будущий светский лев воспитывался теткой, получил образование в Московском университете. Службу выбрал военную в Семеновском гвардейском полку. Начало войны с Наполеоном он встретил в офицерском чине, отличился на полях сражения. Сослуживцы характеризовали его как храброго, честного и вежливого в личном общении офицера [10].

Известно, что Чаадаев, автор «Философических писем», был одним из первых российских западников, и его увлечение дендизмом нужно рассматривать в контексте полемики со славянофилами. О чаада-евской манере одеваться писал один из его биографов М.И. Жихарев: «Нельзя сказать, чтобы его одежда была дорога, напротив того, никаких драгоценностей, всего того, что люди зовут „bijou“, на нем никогда не было. Очень много я видел людей, одетых несравненно богаче, но никогда, ни после, ни прежде, не видал никого, кто был бы одет прекраснее и кто умел бы достоинством и грацией своей особы придавать значение своему платью. В этой его особенности было что-то, что, не стесняясь, можно назвать неуловимым. На нем все было безукоризненно модно, и ничто не только не напоминало модной картинки, но и отдаляло всякое об ней помышление» [8]. В приведенном описании обращает на себя внимание устремленность Чаадаева к дендистскому минимализму. Одежда не должна затмевать человека, который ее носит. Денди одевается элегантно, но не «с иголочки». Биографы Брам-мелла отмечают, что тот давал поносить новый костюм лакею, чтобы она приобрела слегка поношенный вид. Отсутствие украшений, элегантная простота внешнего вида так же характерные черты дендист-ского образа Петра Яковлевича. В известном произведении Эдварда Булльвер-Литтона «Пелэм, или приключение джентльмена» (книге, очень повлиявшей на творчество А.С. Пушкина) содержится канонический образ «отчаянного фата». Главный герой говорит о себе: «я … оделся нарочито просто, без вычур (к слову сказать – человек несветский поступил бы как раз наоборот) и, приняв чрезвычайно томный вид, впервые явился к лорду Беннингтону» [4, с. 34]. В отличие от джентльмена эпохи барокко, денди выделяется внешней простотой и неброско-стью.

Однако, как было показано выше, дендизм – это не только и не столько стиль одежды, сколько манеры поведения и этос. Биограф П.Я. Чаадаева А. Лебедев характеризовал его как человека, лишенного всякого намека на вульгарность [10]. Он был чужд лукавства, утилитарного взгляда на жизнь и человеческие отношения, проявлял галантную заботливость по отношению к дамам. Во всем его поведении находило отражение то, что можно назвать джентльменством. Смелость и прямота суждений, проявленных в «Философических письмах», чуть было не стоивших ему свободы, так же может быть отнесена к дендистскому стилю, восходящему в данном случае к рыцарскому этосу.

Интересный и малоизученный вопрос – отношение дендизма и религии. С одной стороны, кажется очевидным, что светский образ жизни представителей данной субкультуры, их ориентированность на такие аспекты культуры, как мода, успех в свете и подобные «суетные» с точки зрения христианства явления, исключает саму постановку данного вопроса. С другой стороны, эпоха рубежа XVIII-XIX вв., когда дендизм возникает, ознаменована в истории Великобритании так называемым «религиозным возрождением» [13]. Сам этот термин является принятым в британской историографии, и означает массовый подъем интереса к разного рода протестантским течениям (методистам и евангелистам). Движение это распространяется в среде буржуазных слоев, среднего класса. И хотя дендистский этос справедливо можно рассматривать как инверсию буржуазной морали, мы не можем отрицать косвенного влияния пуританского духа британской культуры эпохи Регентства и викторианского периода. В данном случае можно говорить о том, что одна культурная парадигма отрицает другую в диалектическом смысле, который предполагает сохранение в «снятом» виде некоторых элементов отрицаемого культурного феномена.

Представляется очевидным, что минимализм как одна из ведущих черт дендист-ской субкультуры историко-генетически восходит к пуританскому аскетизму, получившему новое распространение на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Сюда же можно отнести сдержанность и эмоциональную холодность как один из важнейших паттернов поведения. И, конечно же, асексуальность денди, отказ от активной половой жизни можно рассматривать как своеобразную трансформацию аскетической («монашеской») установки. Неслучайно, Шарль Бодлер в своем трактате о дендизме сравнил его с орденом иезуитов [3, с. 17].

Мы можем утверждать, что дендист-ский стиль жизни предполагает возмож- ность его сочетания с той или иной степени глубины религиозностью. В частности, известный денди и первый биограф Брам-мелла Жюль Амеде Барбе д’Оревильи однажды пережил духовное перерождение и обратился к католической вере. Большое внимание теме религии уделял и П.Я. Чаадаев в своих «Философических письмах», где он обосновывал превосходство католической церкви над православной. Это увлечение католицизмом, как и дендистский стиль, стоит рассматривать как разные проявления его общей западнической культурной ориентации. Тем не менее, по свидетельству биографов он регулярно посещал богослужения в православной церкви и участвовал в таинствах [2].

Подводя итоги выше сказанному, хотелось бы сказать, что дендизм представляет собой сложное социально-культурное явление, вобравшее в себя разнородные тенденции той эпохи, в которую он возник. Это противоречие между аристократией и набирающей силу буржуазией, секуляризацией и все еще важной ролью религии, а в контексте русской культуры между западничеством и славянофильством.