Антисуицидальный потенциал: обоснование понятия

* Публикация подготовлена в рамках гранта Президента (№ МК-2074.2019.6).

Лишение человеком себя жизни всегда кажется парадоксальным, и еще более парадоксальным этот факт становится с учетом того, что данный акт совершается совершенно сознательно. Д. С. Кагарманов, З. Г. Максютова и Л. Р. Сиргалина утверждают, что суицид необходимо рассматривать как духовно-глубинный акт, способствующий осмыслению человеком фундаментальных мировоззренческих и аксиологических установок фило- и онтогенеза [7]. Данное высказывание сделано в русле работ В. П. Зинченко, рассматривающего суицид как некое отражение в сознании человека сочетания свободы и ответственности личности, что выступает основой борьбы бытия и небытия в онтологическом начале человека [6]. В этом плане такой глубинный онтологический подход в основании феномена суицида, совершаемого человеком, становится проблемой как отдельной личности, так и в целом социума, репрезентируя данную проблему на переднем плане.

На современном этапе развития науки о человеке все более осмысливается интегративный подход, сменяющий традиционные представления о сочетании биологических и социальных факторов в проявлении суицидального поведения и представляющий феномен суицида в виде комплекса факторов, что может быть положено в основу философской рефлексии сущностных характеристик суицидального поведения. Здесь уместно будет привести ряд точек зрения современных ученых по данному вопросу. Прежде всего, З. Г. Гаджинская, изучая в своем диссертационном исследовании смысл жизни человека, считает, что «тенденцию к самоубийству нельзя объяснить какой-либо одной особенностью общества или психического развития индивида» [4, с. 25]. Суицидальное поведение представляется результатом взаимодействия биологических, социальных и психологических предикторов, и на этой основе стоит сказать о том, что выделяется несколько современных моделей суицидального поведения, в которых акцентируется один из предикторов [5].

На основе детальной философской рефлексии проблемы суицидального поведения можно обратиться к изучению практики деятельности социальных служб, занимающихся превенцией суицидального поведения и реализующих наиболее полностью интегративный подход. И здесь нам также представляются как минимум три больших группы факторов, влияющих на проявление суицида [2]. Выделяются социальные (демографические) факторы: возраст, гендер, семейное положение, страна проживания. В дополнение к этому в современном мире в ряду социальных факторов также выделяют еще и средства массовой информации, и в особенности сеть Интернет. Далее выделяются психиатрические (клинические) факторы, которые включают следующие психические заболевания, наиболее тесно связанные с проявлением суицида: депрессия, шизофрения. Кроме этого, психиатрические факторы включают клиническую историю болезни, особенности онтогенеза (например, совершение суицида родственником больного) [19]. Третьей, заключительной группой факторов выступают социально-психологические факторы, в которые входят особенности межличностного взаимодействия, индивидуально-личностные особенности. Для этой группы факторов имеют особую важность факторы личностного характера: самооценка, переживание различных форм насилия, межличностные и внутриличностные конфликты, занимающие особое место в повседневной жизнедеятельности [17].

Рассмотренные выше группы факторов имеют особую важность для решения проблем, связанных с феноменом суицидального поведения; это факторы проясняют механизмы способствующие проявлению суицида.

Немаловажное значение именно для профилактики суицидального поведения имеют факторы, предотвращающие суицид. В этом плане в Докладе Всемирной организации здравоохранения сказано следующее: «В то время как многие действия по предупреждению самоубийств направлены на снижение факторов риска, не менее важно изучать и укреплять факторы, которые, как доказано, повышают сопротивляемость человека и укрепляют его связи с другими, защищая от суицидального поведения» [26, p. 46]. А в плане предупреждения суицида в Докладе указаны религиозные верования и духовные убеждения, прочные личные взаимоотношения, особенно подчеркивается образ жизни, под которым понимаются позитивные стратегии преодоления трудностей (копинг-стратегии) и благополучие [26]. В таком ракурсе стоит обратить внимание на феномен жизнестойкости как личностной черты, способствующей преодолению трудных жизненных ситуаций.

Пионером научной разработки проблематики, связанной с феноменом жизнестойкости, был С. Мадди, который в своих работах синтезировал идеи экзистенциальной философии и персонологические традиции Г. Мюррея и Г. Олпорта. В результате он представил жизнестойкость как психологическую живучесть и расширенную эффективность человека [23]. В отечественной психологии проблема жизнестойкости получила свое развитие в русле изучения совладающих с трудными жизненными ситуациями стратегий [1]. В современной отечественной психологии тема жизнестойкости получила дальнейшее развитие в изучении личностного адаптационного потенциала [10, 14], который позитивно детерминирует устойчивость человека к стрессогенным факторам. В рамках данного направления Д. А. Леонтьев склонен определять жизнестойкость как меру способности личности выдерживать стрессовую ситуацию, при этом внутренняя сбалансированность сохраняется [11]. В этом аспекте Е. Ю. Баукина отмечает, что личность с высоким уровнем жизнестойкости «способна совладать с трудностями и изменениями, с которыми она сталкивается каждый день, и с теми, которые носят околоэкс-тремальный и экстремальный характер» [3, с. 5]. Если учесть тот факт, что жизнестойкость выступает таким внутренним ресурсом, который подконтролен самому человеку, то можно утверждать, что грамотная работа по формированию психолого-педагогической установки, придающей жизни смысл и ценность в любых условиях, способна укрепить жизнеутверждающую позицию и снизить уровень суицидального риска.

Таким образом, феномен жизнестойкости представляется как способность человека преодолевать и выдерживать трудные жизненные ситуации и поэтому выступает как устойчивость к ситуациям стрессогенного характера. А если учесть тот факт, что степень риска проявления суицида взаимосвязана с такими обстоятельствами, при которых человек находится в трудных жизненных ситуациях, то вправе полагать, что жизнестойкость может выступить в таких условиях фактором, который будет способствовать предупреждению суицида. Для изучения данного положения необходимо прояснить возможные механизмы превенции суицидального поведения, связанные с жизнестойкостью личности.

Обращаясь к основоположнику изучения феномена жизнестойкости С. Мадди, можно определить жизнестойкость как диспозицию, включающую в себя три структурных компонента, а именно вовлеченность, контроль и принятие риска [22]. Учитывая указанную структуру жизнестойкости, С. Мадди был разработан тест жизнестойкости, который в отечественной психологии был адаптирован Д. А. Леонтьевым и Е. И. Рассказовой с сохранением названной структуры [12]. Для дальнейшего анализа проясним определения каждого указанного структурного компонента. Прежде всего, включенность определяется как нахождение в кругу происходящих событий. Если у человека развит данный компонент, то он будет получать удовольствие от собственной деятельности, что, в свою очередь, будет повышать уровень осмысленности собственной жизни, а это выступает превентивным фактором суицидального поведения. Напротив, отсутствие данной установки на вовлеченность в собственную деятельность будет порождать чувство опустошенности и отверженности, что приводит к снижению осмысленности деятельности и, таким образом, выступает содействующим суицидальному поведению фактором. Структурный компонент контроля представляет собой такую установку, которая определяет, что борьба позволяет влиять на происходящее, хотя успех такого влияния не гарантирован. А противоположная установка — ощущение полной беспомощности, что, несомненно, выступает провоцирующим фактором проявления суицидального поведения. Более неоднозначен и интересен следующий компонент — принятие риска, который определяется как убежденность человека в том, что все, что с ним случается, способствует его развитию за счет знаний, извлекаемых из опыта. «И в этом плане человек, рассматривающий жизнь как способ приобретения опыта, готов действовать в отсутствие надежных гарантий успеха, на свой страх и риск, считая стремление к комфорту и безопасности обедняющим жизнь человека, что могло бы показаться на первый взгляд как поведение, ориентированное на поиск риска и острых ощущений в жизни. Однако если взглянуть на данный компонент как ориентацию на самореализацию, то становится очевидным, что и данная диспозиция выступает сильным жизнеутверждающим фактором, снижающим риск проявления суицидального поведения» [21, с. 30].

Вышеизложенные теоретические выкладки представляются обоснованными, однако для большей убедительности требуют рассмотрения массива эмпирических исследований, посвященных изучению жизнестойкости человека.

Изучая жизнеспособность и жизнестойкость больных с ВИЧ-инфекцией, А. А. Нестеровой была обнаружена отрицательная корреляция между базовыми личностными убеждениями, связанными с возможностью управлять своей жизнью, и жизнестойкостью. Данные результаты свидетельствуют о том, что люди с высоким уровнем жизнестойкости более реалистично осознают границы своего влияния на обстоятельства своей жизни [15]. В исследовании С. И. Кудинова, проведенном на выборке беженцев из Палестины, жизнестойкость определяется как личностная черта-предиктор для самореализации личности, и делается вывод о том, что содержательное сочетание компонентов вовлеченности, принятия риска, контроля детерминирует типологию жизнестойкости [9]. И. П. Краснощеченко, исследуя особенности жизнестойкости и направленности системы ценностей на выборке специалистов-управленцев, приходит к выводу, что среди важнейших истоков жизнестойкости личности усматривается вера в обучение [8, с. 487—493]. В исследовании жизнестойкости как социально-психологического параметра социальной среды образования Е. В. Шварева заключает, что жизнестойкость выступает фактором, определяющим готовность выбирать новую, неопределенную ситуацию в противовес равнодушному, безличному выбору. Данный результат указывает на то, что жизнестойкость выступает одним из ключевых параметров социальной и саморегуляции поведения человека и не сводится к роли буфера в ситуации стресса [20]. В своем диссертационном исследовании В. Р. Петросянц подтвердила гипотезу, касающуюся психологических особенностей, которые способствуют сохранению позитивного самоотношения у жертв буллинга, что свидетельствует о высоком личностном адаптационном потенциале и интернально-сти в межличностных взаимоотношениях [16].

Итак, в эмпирических исследованиях отечественных ученых жизнестойкость рассматривается в общем как черта личности, которая в трудных жизненных ситуациях повышает уровень личностного адаптационного потенциала. При этом структурные компоненты жизнестойкости (включенность, контроль, принятие риска) образуют индивидуальную картину ее проявления и выражаются в более реалистичном вос- приятии окружающего мира, в стремлении к самореализации, образуя, таким образом, способность к более стабильной саморегуляции поведения человека. Аналогичным образом исследуется жизнестойкость и в работах зарубежных ученых. Так, в исследовании Э. Мерино-Теедор обосновывается в теоретическом аспекте схема жизнестойкости как моделирующего фактора, связанного с эффективностью труда, а также эмпирически описывается взаимосвязь между усилиями, направленными на трудовую деятельность, и жизнестойкостью [25]. В работе Ж. Салим изучаются особенности спортсменов, которые ранее получили травму, но впоследствии вернулись к активному спорту, и, в частности, взаимосвязь между уровнем стресса у них и уровнем жизнестойкости [27]. В статье Р. Дела-хай изучаются процессы саморегуляции человека, помогающие взглянуть на феномен жизнестойкости как на некоторый фактор-посредник, определяющий форму реакции человека на стрессовую ситуацию, и в этом плане эмпирически исследуется совладающая самоэффективность как переменные — регуляторы поведения человека, связанные с жизнестойкостью личности [22].

Таким образом, в рамках нашего теоретического анализа можно предварительно определить жизнестойкость как черту личности, обеспечивающую личностный адаптационный потенциал, выступающую тем самым превентивным фактором снижения риска проявления суицидального поведения. Индивидуальное соотношение структурных компонентов жизнестойкости отражает большую степень реали- стичности восприятия социального окружения, уровень саморегуляции социального поведения и готовность проявлять активность в ситуациях неопределенности, выступая, таким образом, фактором снижения риска проявления суицидального поведения. Вместе с этим эмпирических исследований, посвященных изучению взаимосвязи жизнестойкости и личностного адаптационного потенциала как фактора снижения риска проявления суицидального поведения, в массиве научных публикаций встречается немного. Так, в статье Д. В. Труевцева и О. А. Сагалаковой исследуется «антивитальное» поведение, включающее и суицидальное поведение, и жизнестойкость рассматривается как основной фактор, снижающий вероятность проявления «антивитального» поведения, который объясняется развитием адаптивных убеждений в отношении собственных способностей [18, с. 5]. В исследовании Е. Б. Любова рассматривается опыт внедрения программы превенции суицидального поведения, основой которой стала культуральная жизнестойкость, сформированная на традициях народов Крайнего Севера России, которая заключается в гармонизации отношений личности с миром [13]. В этом смысле жизнестойкость проявляется в форме личностного адаптационного потенциала как фактора снижения риска проявления суицидального поведения. А если учесть, что жизнестойкость как черта личности способствует снижению вероятности дезадаптации и совершения суицида, то можно сделать вывод, что жизнестойкость личности выступает в форме антисуицидального потенциала и, таким образом, его предопределяет.