Археологическое изучение неолита и энеолита Восточного и Центрального Казахстана (50-60-е гг. ХХ столетия)

Заметным явлением в изучении неолита и энеолита Казахстана в 50-е гг. стали исследования, проводимые в Восточном Казахстане С. С. Черниковым. В 1950 г. ВосточноКазахстанской экспедицией ЛОИИМК под его руководством были открыты поселения у сел МалоКрасноярка и Усть-Нарым (Черников 1952: 84—85). На обоих поселениях впервые в Казахстане проводились стационарные исследования в течение нескольких полевых сезонов (Черников 1956а: 23; 1956b: 45; 1957: 14—15; 1959: 99—100).

В 1952 г. на поселении Усть-Нарым был заложен раскоп, которым было вскрыто жилище. В заполнении жилища были обнаружены пластины, скребки, отщепы, фрагменты керамики, орнаментированные зигзагообразными вдавлениями гладкого и гребенчатого штампов. Кроме того, были обнаружены обломок тупика из челюсти коровы, обломок гранитной зернотерки, свинцовая палочка, медный шлак и фаунистические остатки, представленные и костями домашних животных (Черников 1956b: 47—48).

Первые сведения о раскопках в Усть-Нарыме сразу же нашли отклик среди исследователей неолита. А. П. Окладников предложил рассматривать Усть-Нарым в качестве связующего звена между неолитом Сибири и Прикаспия. Датировать материалы было предложено по аналогии с первым слоем пещеры Джебел, серовским и китайским этапами неолита Забайкалья, т.е. второй половиной III тыс. до н.э. (Окладников 1956: 206—207).

Дополнительная шурфовка, проведенная на поселении Усть-Нарым в 1953 г, выявила на глубине двух метров новый культурный слой, отделенный от предыдущего стерильной прослойкой мощностью 1—1,1 м. Полученные из шурфа орудия, широкие и короткие ножи на отщепах, наконечники дротиков с двусторонней обработкой, скребки, пластины с ретушью, нуклеусы и другие изделия были отнесены С. С. Черниковым к неолиту (Черников 1954: 47; 1957: 15).

В том же 1953 г. был заложен небольшой раскоп на поселении Мало-Красноярка. Инвентарный комплекс поселения в целом был схож с материалами нижнего неолитического слоя поселения Усть-Нарым. Здесь были получены и немногочисленные фрагменты керамики от тонкостенных сосудов, покрытых сплошным нечетким орнаментом (Черников 1954: 47; 1957: 14—15).

Отличительными чертами стоянок верховий Иртыша С. С. Черников назвал небольшое количество пластин с ретушью и специфическую сырьевую базу, большинство орудий поселений было изготовлено из черного кремня. Чрезвычайно показательна в связи с интерпретацией материалов поселений точка зрения С. С. Черникова по проблеме неолита Казахстана: «...Это степной дюнный неолит, известный во многих местах Казахстана, датировка и классификация которого все еще представляет значительные трудности» (Черников 1956а: 24),

Раскопки, проведенные на поселении Усть-Нарым с целью более детального исследования нижнего неолитического слоя, помимо более расширенной номенклатуры кремневого инвентаря, по сравнению с информацией о составе орудийного комплекса по итогам 1953 г, дали «сероглиняную керамику», украшенную прочерчиванием и гребенчатым штампом. Производственный инвентарь был представлен проколками, двусторонне обработанными вкладышами, терочниками, основаниями рыболовных крючков, наконечниками стрел и копий и другими орудиями. Фауна стоянки была представлена в основном дикими видами животных и, предположительно, домашней козой (Коробкова 1969: 142—170; Черников 1956а: 24). Как писал С. С. Черников, «...прямых аналогий это поселение не имеет, отдельные типы орудий связываются с Ангарой (серовский и китайский этапы), с Туркменией

(Джебел) и Шигиром» (Черников 1959: 100). Поселение было датировано концом Ш-го — началом П-го тыс. до н.э., а в относительной хронологии С. С. Черников отнес материалы Усть-Нарыма к неолиту, «...но, видимо, более позднему, чем в Мало-Красноярке» (Черников 1957: 15). Не исключалась и датировка нижнего слоя поселения энеолитом (Черников 1956а: 24; 1959: 100).

В связи с синхронизациями, предложенными С. С. Черниковым для материалов нижнего слоя поселения Усть-Нарым, нельзя было не заметить одну очевидную неувязку. В работе «Восточный Казахстан в эпоху бронзы» ученый синхронизировал ранний, усть-буконьский, этап андроповской культуры Восточного Казахстана (могила № 9 могильника у аула Канай и др.) с афанасьевской культурой (Черников 1960: 94—95). На этом фоне нелогичной представлялась синхронизация кельтеминара с афанасьевской культурой, т.к.

кельтеминар в свою очередь синхронизировался

С. С. Черниковым с Усть-Нарымом, а последний признавался им более древним по отношению к первому этапу андроновской культуры Восточного Казахстана (Черников 1960: 108).

Г. Ф. Коробкова, анализируя кремневый инвентарь поселения Усть-Нарым через призму его функционального назначения, сделала вывод о многоотраслевом хозяйстве его обитателей. Помимо большой группы орудий охоты, в коллекции Усть-

Нарыма имелись рыболовством и последнего были

предметы, связанные с земледелием. Масштабы незначительными, о чем свидетельствовала небольшая коллекция вкладышей серпов — 23 экз. и 13 орудий для переработки семян злаков: зернотерки, куранты и песты (Коробкова 1963: 221—232; 1969: 167—170).

Однако нас более интересует характер кремневой индустрии Усть-Нарыма. В представлении Г. Ф. Коробковой индустрия поселения базировалась на отщепе, что главным образом отличало ее от пластинчатых индустрии Средней Азии. Данный вывод служил лейтмотивом при определении направленности культурных связей Уеть-Нарыма с Сибирско-Алтайским кругом культур (Коробкова 1969: 170). Как оказалось позднее, вывод об отщеповом характере кремневой индустрии Усть-Нарыма был ошибочным. По информации, содержавшейся в докторской диссертации С. С. Черникова, орудия из пластин по отношению к общей массе всех каменных орудий составляли 76,4% (Черников 1970а: 19; 1970b: 68—69). В то же время, по мнению Г. Ф. Коробковой, Усть-Нарым испытывал «... не менее сильное влияние... со стороны юго-западных среднеазиатских культур» (Коробкова 1969:   171). Об этом влиянии свидетельствовало наличие в коллекции поселения наконечников стрел кельтеминарского типа, пластин со скошенным верхним краем и некоторых других категорий инвентаря. Все это позволяло говорить «...о связях, которые имели место между позднекельтеминарскими и усть-нарымскими группами племен, и, следовательно, о сосуществовании первых и последних» (Коробкова 1969: 171).

В отличие от С. С. Черникова, датировавшего Усть-Нарым концом III — началом II тыс. до н.э., Г. Ф. Коробкова вслед за А. П. Окладниковым по аналогии с поздним кельтеминаром предложила датировать поселение не позднее второй половины III тыс. до н.э. (Коробкова 1969: 171). Эта дата в представлениях о хронологии позднего неолита 50-х гг. была наиболее оптимальной, но не в конце 60-х гг.

А. П. Окладников в определении абсолютной даты Усть-Нарыма исходил из аналогий материалов поселения инвентарю первого слоя пещеры Джебел. Г. Ф. Коробкова, обратившая свое внимание при синхронизации на кельтеминарские наконечники, могла апеллировать только к IV слою того же памятника. Имевшаяся дата для IV слоя пещеры Джебел — 6030+240 л.н. и совокупность параллелей, намеченных В. М. Массоном и А. В. Виноградовым для кельтеминара, в том числе в керамике энеолита юга Туркмении периода Анау II — Намазга II, не позволяли датировать IV слой временем позднее IV тыс. до н.э. (Виноградов 1957: 39; 1968: 143—148; Массон 1964: 137—138; Протопопов, Бутомо 1959: 32). Другая параллель, предложенная А. П. Окладниковым при датировке материалов Усть-Нарыма, — с серовским и китайским этапами неолита Забайкалья, в том случае, если оставить ее в силе, резко увеличивала временные рамки функционирования поселения, что, естественно, позволяло говорить о разновременности его материалов. По-видимому, прав был В. Ф. Зайберт, сделавший вывод о долговременности существования, многослойности и полифункциональности Усть-Нарыма (Зайберт 1980: 114—115). В пользу последнего вывода свидетельствовало и большое количество инвентаря, полученного из культурного слоя поселения. Из раскопа площадью 716 кв. м только орудий было получено около 16 000 (Коробкова 1969: 142). Приведенный факт не совместим с тезисом о кратковременности существования поселения. Последний факт, сам по себе, предполагает достаточно большое число жителей, обитавших в нем. Но в условиях экстенсивного, присваивающего хозяйства наличие определенного минимума площади угодий является одним из условий существования коллектива. Площадь эта должна быть тем больше, чем больше коллектив, чем беднее дичь и чем примитивнее охотничье вооружение и способы охоты. Однако существует не только необходимый минимум, но и предельно допустимый максимум площади угодий, определенный предел территории, которую в состоянии освоить тот или иной коллектив (Гладилин 1974: 75).

Кроме того, по информации С. С. Черникова, содержащейся в докторской диссертации, представить форму сосудов поселения невозможно из-за фрагментарности керамической коллекции поселения (Черников 1970: 101). В связи с изложенным говорить об усть-нарымской культуре не представлялось возможным, также как и о смешанных сибирско-азиатских чертах, ее характеризующих (Коробкова 1969: 171; Черников 1970b: 101).

В 1962 г. геологами Центрально-Казахстанского геологического Управления было открыто несколько стоянок различных эпох в Карагандинской области. Материалы некоторых из них были опубликованы М. Н. Клапчуком. Он впервые в Центральном Казахстане стационарно исследовал две стоянки: Караганда-15 и Зеленая Балка-4.

На стоянке Караганда-15 М. Н. Клапчук выявил шесть культур-горизонтов, а стоянка Зеленая Балка-4 была, по его наблюдениям, однослойным памятником (Клапчук 1965: 216; 1969: 108—ПО; 1970: 153—155). Анализируя материалы стоянок, он предложил периодизацию и абсолютную хронологию для центрально-казахстанского неолита. Основой для выводов послужили споро-пыльцовые данные, полученные для VI, IV—II слоев стоянки Караганда-15. Шестой слой первоначально был датирован началом III тыс. до н.э., а позднее его дата была удревнена до конца IV тыс. до н.э. (Клапчук 1965: 215; 1969: 118; 1970: 153—154). Основанием для такой датировки послужили данные споро-пыльцового анализа, показавшие «...абсолютное преобладание ксефитов, характерное для атлантического климата» (Клапчук 1965: 215). По мнению М. Н. Клапчука, во время существования VI слоя в Центральном Казахстане преобладал аридный климат (Клапчук 1970: 153). Материалы VI слоя характеризовали первый этап неолита.

Второй этап неолита характеризовали материалы V—III слоев, датированные III тыс. до н.э. Возраст обосновывался наличием в IV—III культурных слоях пыльцовых комплексов, характерных для перехода от атлантического к суббореальному климату (Клапчук 1965: 216—217). Споро-пыльцовые данные для V слоя получены не были, а IV горизонт был сформирован в период увлажнения климата (Клапчук 1970: 154). Аккумуляция III культурного горизонта происходила также во время значительного увлажнения климата «...голоценового климатического оптимума», по определению М. Н. Клапчука (Клапчук 1970: 154—155).

Третий этап характеризовали материалы стоянки Зеленая Балка-4, датированные по «...некоторым аналогам...» без их конкретизации с инвентарем поселения Усть-Нарым (Клапчук 1965: 217).

Анализ кремневого инвентаря был проведен М. Н. Клапчуком в самой общей форме: был определен характер индустрии неолита Центрального Казахстана, которая, по его наблюдениям, была отщеповой (Клапчук 1970: 159). Полемизируя с А. А. Формозовым, связывавшим в начале своей научной деятельности отщеповые комплексы с лесными культурами, М. Н. Клапчук утверждал, что отщеповые комплексы «скорее всего характерны для степи». Ввиду того, что отщеповые, по М. Н. Клапчуку, неолитические комплексы были распространены в районе Казахского мелкосопочни-ка, он предложил назвать эту культурную провинцию «мелкосопочниковой». Выделение значительной части Казахстана в особую культурную провинцию, ранее включенную А. А. Формозовым в «микролитическую культурную зону», очевидно, требовало, по меньшей мере, поставить под сомнение существование последней, так как сосуществование на одной и той же территории в одно и то же время двух разнохарактерных технических традиций — пластинчатой и отщеповой — выглядело несколько нелогично. «Оригинальные» черты кремневой индустрии центрально-казахстанского неолита ученый объяснял климатической обстановкой в регионе во время мезолита и неолита, которая была, по его мнению, чрезвычайно неблагоприятной. Данное обстоятельство препятствовало проникновению в пределы Казахского мелкосопочника новых человеческих групп, носителей микролитической индустрии. А автохтонное верхнепалеолитическое население приспособилось к местным трудным условиям, развивая и в неолите «...старые традиции изготовления орудий» (Клапчук 1970: 160).

В действительности тезис об отщеповом характере кремневой индустрии неолита Центрального Казахстана не имел под собой фактической подоплеки. Соотношение типов заготовок на стоянках Караганда-15 и Зеленая Балка-4 (без учета отщепов без вторичной обработки) выглядит следующим образом: Караганда-15, слой VI — около 61% пластин и орудий из них; в слое V — около 74%; в IV слое — более 58%; в III слое — около 73%; во втором слое — около 72%. В материалах стоянки Зеленая Балка-4 пластины и изделия из них составляют почти 73%. Не менее показательны материалы в плане соотношения первичной заготовки, опубликованные М. Н. Клапчуком (из района хребта Жаман-Айбат). Местонахождение Жаман-2 дало 54% пластин и изделий из них, а Жаман-Айбат-2 — 94% (Клапчук 1971:238—239).

Периодизация и хронология центрально-казахстанского неолита, а также сделанные М. Н. Клапчуком стратиграфические наблюдения на стоянке Караганда-15 нашли довольно неадекватный отклик среди исследователей неолита Казахстана и Южного Урала. По мнению Л. А. Чалой, инвентарь стоянки составлял единый комплекс с центром в третьем слое, давшем больше всего находок (Чалая 1971а: 302). Материалы стоянки Караганда-15 были синхронизированы Л. А. Чалой с инвентарем стоянки Пеньки-2 и датированы, по аналогии с последней, III тыс. до н.э. (Чалая 1971b: табл. 58).

С точки зрения В. Ф. Зайберта, стоянка Караганда-15 — многослойный памятник, но «...легенда образования слоя, а следовательно, периодизация неолита Центрального Казахстана, типологическая характеристика... подлежат переосмыслению» (Зайберт 1980: 118—119). Однако характер этого переосмысления В. Ф. Зайбертом не предлагался.

Более конструктивно к периодизации слоев стоянки Караганда-15 подошел Г. Н. Матюшин. Он обратился к тем же данным споро-пыльцового анализа. В связи с тем, что в споро-пыльцовых спектрах образцов из IV—III слоев, как и в VI слое, преобладают маревые, Г. Н. Матюшин сделал вывод, что аккумуляция слоев VI—IV приходится на время перехода от бореального климата к атлантическому. Отсутствие керамики и наличие низких симметричных трапеций в отмеченных слоях говорило о мезолитическом возрасте материалов слоев VI—IV стоянки Караганда-15, наряду с предложенной интерпретацией данных споро-пыльцового анализа (Матюшин 1976: 151). Слои III—II стоянки, содержавшие незначительное количество керамики, были отнесены Г. Н. Матюшиным к неолиту, а в целом инвентарь центрально-казахстанских стоянок был синхронизирован с материалами позднемезолитических стоянок Южного Урала: Якты-Куль, Долгий ельник и комплексами дарьясайского типа Средней Азии (Матюшин 1976: 151—152). Г. Н. Матюшиным были отмечены и особенности пропорций трапеций со стоянок Центрального Казахстана. У мелких симметричных трапеций, по его наблюдениям, высота либо превышала длину, либо соответствовала ей и иногда была больше высоты трапеции (Матюшин 1976: 152). Но наши промеры прорисованных трапеций показали несколько иную картину. Трапеция из VI слоя — 2:1 (Клапчук 1965: 215, рис. 3: 72), из третьего слоя — 1,1:1 и 1,5:1

(Клапчук 1965: 215, рис. 3: 27, 28) соответственно. Отношение длины к ширине трапеции со стоянки Зеленая Балка-4 —1,8:1 (Клапчук 1965: 216, рис. 4: 12).

Приведенные показатели позволяли синхронизировать материалы стоянки Караганда-15 с V слоем пещеры Джебел, содержавшим как низкие, так и высокие мелкие симметричные трапеции (Окладников 1956: 194). С учетом того факта, что в нижележащем VI слое стоянки Караганда -5 имелась низкая симметричная трапеция и аналогичные трапеции встречены во втором слое, более предпочтительной была точка зрения Л. А. Чалой, считавшей инвентарный комплекс стоянки единым. Узкую датировку инвентаря стоянки мог подтверждать и тот факт, что в слое Va Джебела, помимо симметричных, встречались и асимметричные трапеции, а в слое IV — кельтеминарские наконечники. Оба этих типа изделий отсутствовали в материалах стоянки Караганда-15. Этим же временем по наличию симметричных трапеций можно было датировать и материалы стоянки Зеленая Балка-4.