Армия и маскулинность в контексте патриархатной системы современного общества

ти модели государственного устройства, как и в традиционном обществе, было сопряжено с жесткой поляризацией социально сконструированных по параметру биологического пола гендерных категорий феминности и маскулинности, идеологическим маркированием последней в качестве социально-позитивного и организованного, противостоящего стихийной неоформленности и хаотичности феминного/природного, требующего структурного подавления. Подобного рода методологические основания способствовали маскулинизации социальных институтов, вытеснению феминного за пределы государственности, маргинализации женщин, «сущностно» противоположных социальному субъекту.

Именно на данной идеологической платформе происходил переход к гендерному разделению труда, жестко закрепляющему дифференцированные роли женщин и мужчин, противопоставляющиеся не только по своей направленности, но, самое главное, по своей социальной значимости. Маскулинность объявлялась не просто эталоном, а начинала мыслиться, выстраиваться и многократно воспроизводиться в качестве фактически единственно реально существующей в пределах публичного социального пространства, что нашло свое отражение в официальном философском дискурсе, бурно развивающейся научной мысли, обосновывающих «естественность» и «незыблемость» подобного единственно возможного варианта социального строительства.

Жесткая структурация социального пространства наложила отпечаток и на личностную сферу человека. В соответствии с установленными практиками подавления маркированная в качестве феминного приватная область начинает испытывать постоянное давление со стороны социального нормирования. Утверждается жесткий контроль за сексуальностью, при котором одни формы подкрепляются и многократно воспроизводятся, другие — порицаются и подавляются [8]. К первым из них относится гетеросексуальность, которая узаконивается в виде института брака, жестко воспроизводящего дихотомичную гендерную систему в пределах семьи. В свою очередь гомосексуальность, как провокация традиционной маскулинизированной организации общественного устройства, подавляется, подвергается гонению [2]. Как следствие, гомофобия пронизывает общественное и индивидуальное сознание, выступая в качестве основного инструмента поддержания патриархатной идеологии, обосновы- вающей и узаконивающей главенство маскулинного в социальном пространстве [9, 10, 11].

Таким образом, человек, конструируемый социумом как женщина или мужчина, встраивается в гендерную систему общества, воспроизводит ее нормы и ценности посредством включенности в ежедневные практики гендерных отношений.

Индустриализация общества, высокая потребность в новых материальных ресурсах привели к индустриализации и институционализации армии как основного средства поддержания и сохранения не только политической, но и экономической стабильности и независимости государства. Этому способствовали ее особые социальные функции, среди которых, как правило, выделяют внешние и внутренние [15]:

• •    Внешние — сохранение неприкосновенности границ, обеспечение суверенитета государства, благоприятных условий для решения внутреннего комплекса задач, проблем, имеющих общечеловеческое значение, помощь жертвам агрессии и союзникам.

• •    Внутренние — обеспечение власти господствующей социальной группе, прекращение и предотвращение внутренних социальных конфликтов, грозящих развалом государству, т.е. сохранение его территориальной целостности, воспитание у граждан готовности защитить свою Родину, формирование навыков нравственного поведения в последующей трудовой деятельности, морально-психологическая подготовка молодежи к жизненным трудностям.

Согласно С. Хантингтону [4], для современной армии как социального института характерны:

• 1.    Профессионализм в управлении силовыми методами воздействия. Современная армия обладает, несомненно, более мощными средствами, нежели те, которые оказываются доступными гражданскому населению.

• 2.    Корпоративность. Для военнослужащих, особенно офицерского состава, характерно развитое чувство внутригруппового единства, которое отсутствует у гражданских лиц. Для представителей вооруженных сил создаются собственные школы, ассоциации, издания, у них формируются собственные традиции и обычаи. К тому же все их контакты и дружеские отношения нередко ограничены представителями собственной среды. Все это позволяет говорить о наличии особой армейской субкультуры, которая становится предметом специального научного изучения [3, 5, 16 и др.].

• 3.    Клиентурность. Главным «клиентом» современных вооруженных сил, перед которым они и несут свою ответственность, выступает правительство страны.

• 4.    Идеология военного сознания. Традиционно в качестве особого достоинства воинов считалась доблесть. Кроме того, поэтизировалось и идеализировалось любое военное сражение. На сегодняшний день к несомненным достоинствам представителя вооруженных сил также относятся умение подчиняться интересам группы, способность к сотрудничеству, следование главенству порядка и дисциплины.

Кроме того, ряд исследователей [4, 13, 14, 15 и др.] выделяют следующие специфические признаки армии как социального института:

• 1.    Будучи государственной организацией, армия является силовой структурой, которая используется для защиты интересов правящей элиты и при разрешении различного рода конфликтов (как внутренних, так и международных), когда мирные средства наведения порядка уже исчерпаны.

• 2.    Современная армия — правовая организация, функционирование которой соответствует законодательству страны и нормам международного права.

• 3.    В отличие от других социальных институтов армия обладает боевой мощью и так называемым легитимным «духом агрессивности». Однако вместе с тем в общественном сознании армия, как правило, ассоциируется с безопасностью.

• 4.    Являясь жестко авторитарной, иерархической системой, армия центрирована на особой группе ценностей, которые релевантны мужской культуре, традиционным стандартам маскулинности (сила, смелость, отвага, рискованность, авторитарность, иерархичность и др.). Специфика армии заключается в повышенной властности межличностных отношений и необходимости наличия у ее субъектов социально-психологической готовности к действиям как в экстремальных ситуациях, так и в условиях повседневной воинской деятельности.

• 5.    Согласно И. Гоффману [21], можно утверждать, что армия является одним из тотальных институтов (наряду с тюрьмой, психиатрической больницей и т.п.), т.е. таким институтом, который отделен жесткой границей от остального общества, в котором стерто различие между частной и общественной сферами жизни, в котором все виды деятельности жестко регламентируются и полностью контролируются, что в целом обеспе-

• чивает относительную автономию армию как «государства в государстве», ее закрытость и «непрозрачность».

• 6.    Неотъемлемым атрибутом армии считается дисциплина. Именно дисциплина «составляет основу морального состояния войск» [12, с. 46]. Опыт свидетельствует, что ни одна армия не может быть боеспособной, пока повиновение солдат не станет привычным. Однако привычка к беспрекословному подчинению ни в коем случае не должна убивать инициативу и чувство личной ответственности военнослужащих.

• 7.    Как социальный институт армия неотделима от социальных идеалов и крайне чувствительна к различным «общественным болезням». По утверждению специалистов, культурные ценности и идеалы, в том числе и те, которые являются частью целенаправленной государственной политики и идеологии, оказывают значительное влияние на моральный и боевой дух армии [12]. «Ушли в прошлое те дни, когда было возможно отделить моральный дух армии от морального духа нации…» И, следовательно, «если моральное состояние нации подорвано, падает и уровень боевого духа армии…» Иными словами, «самое мощное оружие армии — ее идеалы, но этот вид оружия, как и все другие, должен быть выкован нацией» [12, с. 78–79]. Однако ничтожные идеалы не могут быть источником энтузиазма военных. Не случайно уже давно замечено, что солдаты, вдохновляемые бескорыстными идеалами, сражаются с большим энтузиазмом, чем те, у которых нет таких идеалов [12].

Подобные характеристики, определяющие сущность армии, свидетельствуют о некой консервативности, ориентированности на сохранение традиций, восходящих еще к временам Античности [6]. Одной из таковых является конструирование и воспроизведение армии в качестве маскулинизированного социального института. Высокая заинтересованность в притоке человече-ских/мужских ресурсов в подобные военизированные структуры реализовывалась за счет манипуляции гендерными символами мужской идентичности, нормализации «истинной» маскулинности. Военная пропаганда объявляла «настоящим» мужчиной воина, обладающего такими атрибутами мужественности, как активность, агрессивность, жесткость и стойкость [19]. Поэтому как в обществе в целом, так и в армии в частности маскулинности, противоположные доминирующей, всячески маргинализируются, низводятся до уровня феминности, противоположной самой социальности, общественной приемлемости.

В то же время, как это ни парадоксально, сама возможность существования армии как маскулинизированного социального института, жестко противостоящего всему феминному, невозможна без существования последнего. Однако подобное бытие мыслится в качестве необходимого лишь как существующее за пределами данного института, как то, на что направлены подчиняющие и подавляющие воздействия, определяемое пропагандистской идеологией как нуждающееся в защите, поддерживающее и питающее тем самым миф о высокой миссии вооруженных сил. Не случайным является тот факт, что наиболее беззащитными, а следовательно, страдающими от вооруженных конфликтов становятся женщины и дети, именно против них направлены агрессивные воздействия противоборствующих сторон [7 и др.]. Последствия военной агрессии используются в качестве важнейшего аргумента в оправдание необходимости усиления армии как аппарата подавления и подчинения. Иными словами, «незащищенность» феминного обосновывает институционализацию маскулинизированной армии.

Следуя логике гендерной идеологии, мужчины будут выступать поборниками войны до тех пор, пока они хотят считаться «настоящими» мужчинами, а женщины, напротив, — бороться за мир, по-прежнему нуждающийся в «защите» со стороны сильной армии. Так, манипуляция гендерными символами воспроизводит и обосновывает эскалацию социального насилия.

Конструирование армии по маскулинной модели, оправдывающей проявление агрессии, обусловливает необходимость прохождения военнослужащими обязательной строевой подготовки и подчинения их строгой дисциплине. Именно подобные занятия призваны совершенствовать физическую форму и поддерживать групповую сплоченность солдат, без которых невозможно одержать победу. Кроме того, данные занятия делают воинов терпимее к пролитию крови. Дело в том, что «прирожденных солдат», получающих несомненное удовольствие от мужского товарищества, от преодоления психологических и физических трудностей в бою и при подготовке к нему, не испытывающих трудностей, если необходимо убить человека в ситуации, дающей моральное оправдание подобного поступка, в армии не так уж и много. Большинство военнослужащих не отвечают подлинной норме твердости, их необходимо специально обучать убивать, создавая и воспроизводя особые армейские условия [4].

Армия с ее униформой, строевой подготовкой, при которой все идут в ногу, строгой дисциплиной и жесткой субординацией постепенно становилась эталоном бюрократической организации, вписанной в патриархатную идеологию и систему ценностей традиционных гендерных отношений, провозглашающих приоритет и превосходство маскулинных эталонов как единственно возможных в рамках социального устройства. Абсолютизация армии как сферы приложения профессиональных возможностей и усилий для «настоящих» мужчин, как одного из наиболее «правильных» социальных устройств, способствовала ее популяризации, притоку большого количества людей, желающих сделать карьеру, превратила ее в одну из важнейших и влиятельных сфер жизнедеятельности. Неслучайно, что подобного рода элитная организация стала одной из наиболее иерархизированных, определяющих превосходство своих членов не только по отношению к располагающимися за ее пределами, но и жестко выстраивающих статусные позиции внутри собственной структуры. Вплоть до начала XIX в. офицерами были, как правило, аристократы [4]. В дальнейшем элитарность офицерского статуса стала поддерживаться посредством системы военного профессионального образования, всеобщий доступ к которому охранялся различного рода дискриминационными барьерами и преградами, например, гендерными, когда речь шла о женщинах.

Однако для мужчин более низкого статуса все же оставалась возможность повысить свой социальный ранг. Ее предоставляла всеобщая воинская повинность, существовавшая и существующая во многих странах, позволяющая примерить на себя одну из доминирующих маскулинностей. При этом воинская повинность, когда вступление в вооруженные силы лишено добровольности, становилась сродни инициации, позволяющей перейти из категории «мальчиков» в категорию «настоящих мужчин». Мужчина, добровольно избегнувшей подобной участи, традиционно высмеивался, поскольку подобный шаг подвергал сомнению сам факт существования у данного субъекта мужественности.

В связи с зафиксированной маскулинизиро-ванностью армии до недавнего времени вооруженные силы оставались одним из оплотов гендерной дискриминации. Боевые части всех армий формировались из мужчин, командование кото- рыми возлагалось также исключительно на представителей мужского пола. Женщинам туда путь был заказан. Все дело в том, что сконструированные традиционные идеалы воинской службы, такие как отвага, риск и мужество, всегда считались исключительно маскулинными идеалами, характеризующими «настоящих» мужчин, и не входили в стандарты феминности.

В настоящее время, под воздействием активного движения неправительственных гендерных организаций произошли реальные изменения в приоритетных направлениях политики многих стран, провозгласивших необходимость движения в сторону гендерного, расового, этнического и религиозного равенства. Наступила эпоха пропаганды борьбы с гендерной дискриминацией в сфере труда и занятости. В соответствии с декларируемыми принципами по инициативе правительств стали происходить изменения и внутри вооруженных сил.

Воинская служба перестала быть исключительно мужским делом. На сегодняшний день вооруженные силы уже немыслимы без представительниц женского пола. В этой связи в обществе продолжается процесс пересмотра патриархатных гендерных стереотипов восприятия социальной активности женщин. Так, с позиции председателя комитета начальников штабов США генерала Веси, феминизация армии представляет собой уникальную тенденцию: «Для наших вооруженных сил, — отметил генерал, — это более важное по своей значимости событие, чем изобретение ядерного оружия» [18]. Приток женщин в американскую армию стал нарастать в связи с принятием конгрессом в марте 1972 г. поправки к Конституции Соединенных Штатов «О равных правах», запрещающей любую дискриминацию по признаку пола во всех областях профессиональной деятельности граждан США. Этот шаг стал весомой победой американского либерального феминизма и дал возможность миллионам женщин реализовать свои профессиональные возможности во многих сферах общественной жизни, включая и армию. Как следствие, к началу 2005 г. женщины стали составлять 18 % представителей вооруженных сил США [17], а в настоящее время в соответствии с данными Центра оборонной информации США женщины составляют 14,4 % офицерского и 14,7 % рядового и унтер-офицерского состава вооруженных сил Соединенных Штатов. В современных американских войсках женщин-офицеров больше, чем чернокожих офицеров-мужчин. За всю историю воору- женных сил США более 50 женщинам было присвоено воинское звание генерала или адмирала. На сегодняшний день американские женщины служат во всех видах и родах вооруженных сил: они составляют 180 тыс. рядовых, сержантов и офицеров [20].

Интересен тот факт, что впервые женщины наравне с мужчинами без каких-либо ограничений стали восприниматься в качестве полноправных военнослужащих в Канаде в 1895 г. Традиции феминизированной армии в этой стране поддерживаются и в наши дни: из 33 офицерских специальностей женщины представлены в 29 [1].

Процесс феминизации армии иностранных государств продолжается. В последнее время женщины получили право служить в рядах вооруженных сил и в тех странах, где ранее это было запрещено. Так, в Италии это произошло в 1997 г. А уже с 2000 г. военные академии ВВС, ВМС и сухопутных войск начали вести прием женщин [18].

На сегодняшний день в странах Запада женщины отдают предпочтение службе в авиации. К примеру, в ВВС США женщин 13 %, Австралии — 13,2 %, Франции — 10 %, Великобритании — 6,8 %, что превышает средний показатель по вооруженным силам обозначенных государств [1].

Рост феминизации характерен и для вооруженных сил России. Если до 1985 г. количество женщин-военнослужащих в нашей стране составляло не более 0,5 %, то в 2004 г. военную службу в Российской Федерации проходило уже 95 тыс. женщин, т.е. 9,5 % общего числа военнослужащих. Звание полковника имели 27 женщин, подполковника — 97, майора — более 350. Но, несмотря на эту положительную динамику, в нашей армии по-прежнему нет ни одной женщины-генерала [18]. Да и статистика относительно распределения женщин внутри армейской должностной иерархии однозначно свидетельствует о присутствии скрытой гендерной дискриминации. Так, получив доступ к военной службе, женщины занимают в армии самые низшие позиции, не отличающиеся высоким статусом и уровнем оплаты труда. Кроме того, женщины в основном сосредоточены на таких рабочих местах, которые по своим характеристикам приближены к гражданским (медицинские работники, связисты, секретари и т.д.), т.е. согласующихся с традиционными гендерными стереотипами, закрепляющими за женщинами традиционную функцию заботы. В этом плане весьма красноречивыми являются следующие данные: женщины-офицеры в основном представлены в медицинской службе (74,7 %), каждая десятая трудится военным переводчиком (11,3 %), в войсках связи служат 8,7 %, в финансовой службе — 3,8 %. Незначительное представительство женщин фиксируется среди преподавателей и научных сотрудников — 1,5 % общего количества всех женщин-офицеров. Женщины могут служить в отечественных вооруженных силах по 172 специальностям [17, с. 170–171]. В военных компаниях постсоветского периода непосредственное участие в боевых действиях с прямым соприкосновением с противником принимали не более 1,2 % военнослужащих-женщин из разведывательных и десантно-штурмовых батальонов, женщины-снайперы и медицинские сестры [17, с. 182]. И это в то время как в США и странах Европы женщины успешно осваивают традиционно «мужские» военные специальности: служба на подводных лодках, боевых кораблях, в ракетных частях стратегического назначения и др. К тому же им теперь совсем незнакома гендерная дискриминация при поступлении в военные академии, в которых женщины получили возможность обучаться с 1986 г. [1].

Таким образом, можно сделать вывод о том, что феминизация современной российской армии носит исключительно внешний характер. Дело в том, что, открыв границы для женщин, современные вооруженные силы по-прежнему полностью воспроизводят гендерную иерархию современного общества, согласно которой женщины получают доступ во многие сферы жизнедеятельности, но лишь на правах рядовых участников, лишенных возможности определять и управлять. При этом смена приоритетов в вооруженных силах, их направленность в сторону толерантности по отношению к представительницам женского пола вряд ли обусловлена исключительно процессами гуманизации. Скорее всего подобный шаг является вынужденным, поскольку в России, как, впрочем, и в ряде других стран, например в Испании, престижной службу в армии считают далеко не все молодые мужчины. Испытывая недостаток в человеческих ресурсах, военные министерства и военное командование вынуждены обращать внимание на женщин как на дешевую резервную силу, что уже не раз происходило в истории многих государств в XX в. в эпоху индустриализации промышленного производства.

Иными словами, несмотря на некоторые трансформации и движение в сторону открытости, армия по-прежнему остается оплотом маскулинных ценностей и приоритетов. Она до сих пор не является гендерно нейтральной, поскольку, поступившись незначительными привилегиями в пользу женщин, мужская армейская «элита» сохранила главные ортодоксальные маскулинные основания своего бытия, неизменно противостоящие подавляемым феминным. В то же время, будучи одним из главных социальных институтов, вооруженные силы уже не могут оставаться в стороне от происходящих изменений в гендерных отношениях современного общества. Именно поэтому в российской армии начала XXI в. находят свое отражение общие тенденции и противоречия, типичные для общества в целом, как то: декларация всех видов равенства и одновременно изобретение и использование все более изощренных скрытых форм дискриминации по разным основаниям, что требует поиска альтернативных путей анализа и преодоления.