Авантюрное расследование или классический детектив

Но помимо сходства есть и существенные различия:

• 1.    Прежде всего, это частое присутствие в сюжете любовной линии, связанной с главным героем, а не рассказчиком , на что указывала О.В. Федунина, еще два года назад высказавшая свои сомнения по поводу жанра новеллы «Арест Арсена Люпена». (Любовная линия наличествует также в цикле «Восемь ударов часов», в романах «Полая игла» и «Зубы тигра» (здесь он даже женится!) и во многих других произведениях о Люпене.)

• 2.    Несмотря на двойственное поведение классических сыщиков, их не только не официальные, но зачастую «противозаконные» методы расследования, все-таки никто из них, в отличие от Люпена, не является профессиональным преступником.

• 3.    Следует также отметить отличия от хронотопа классического детектива, в бóльшей степени проявленные в романах о Люпене, чем в но-

• веллах. Если мы обратимся к «Полой игле», то в романе только в первой части преобладает замкнутое пространство, для третьей же – разомкнутое (данные части можно назвать соответственно детективной и поисковой). Соответственно в третьей части особую роль приобретает большая дорога как место встреч.

• 4.    Сложно построенный образ рассказчика в «Черной жемчужине» и «Полой игле» отличается как от рассказчиков-участников (безымянного у По, Ватсона и Гастингса, а также и Фламбо), так и повествователя в корпусе Марпл . Что касается «Ареста Арсена Люпена», то новелла почти до самого конца кажется написанной от лица Арсена Люпена, и только в конце появляется другой рассказчик (назовем его основным ), что не характерно для классического детектива. Мы не согласны с мнением В.Е. Балахонова, проводящим знак равенства между столь разными рассказчиками: «Новеллы По ввели в литературу тип рассказчика-комментатора происходящих событий (например, доктор Ватсон у Конан Дойла); таким повествователем-летописцем (у Габорио, Леру, Леблана, Агаты Кристи и других) обычно становится человек недалекий, присутствие которого лишь подчеркивает ум и проницательность главного героя»⁹. Остроумного рассказчика-автора у Леблана никак нельзя назвать недалеким.

• 5.    Финалы произведений о Люпене часто не укладываются в рамки классического детектива, особенно гибель возлюбленной в финале «Полой иглы», а с ней и крушение планов Арсена Люпена на «новую жизнь».

• 6.    Наконец, и полиция в произведениях о Люпене не всегда соответствует нормальной полиции классического детектива: театрально ведущий себя в «Полой игле» Фийель, стреляющий в Люпена Ганимар.

Если в первой части «Полой иглы» преобладает быстрое и насыщенное событиями время, как в классическом детективе, то во второй идет чередование медленного, с малым количеством событий времени странствий Изидора Ботреле, с неторопливым разгадыванием тайны шифра, и быстрого времени отдельных авантюр, например, когда Ботреле с Ганимаром преследуют Люпена. В романе «Зубы тигра» расследование несколько раз прерывается, и чрезвычайно медленно, по сравнению с классическим детективом, осложняясь попаданиями сыщика в ловушки (эпизод в подземном ходе, затапливаемом водой, и др.), идет расследование в романе «Последние похождения Арсена Люпена».

Все перечисленные особенности были поначалу восприняты нами или как индивидуальные, присущие только произведениям о Люпене, или как проявления «национальной специфики» французской криминальной литературы.

Но во время работы над разделом об Агате Кристи, конкретнее, при проведении классификации сыщиков в ее обширном творчестве, встретились сыщики – Энн Беддингфельд («Человек в коричневом костюме»), Энтони Кейд (он же князь Николай) и Вирджиния Ривел («Тайна замка Чимниз»), – которые оказались гораздо ближе к Люпену, чем Дюпен, Холмс и Браун. Наряду с игровым поведением им были присущи молодость; отсутствие житейского и профессионального опыта; любовь к опасности, перемене мест, социальных ролей и т.д.; с ними связана любовная линия в сюжете¹⁰. Эти герои близки не только Люпену, но и Изидору Ботреле. Такой тип сыщика назван нами авантюрным сыщиком, а соответствующий жанр – «авантюрным расследованием» из-за их близости соответственно к герою и хронотопу авантюрно-бытового романа¹¹.

В ходе дальнейшего исследования стало очевидно наличие других игровых сыщиков, которые близки Люпену как в том, чем он похож на Дюпена, Холмса, отца Брауна и мисс Марпл (отсутствие в этом ряду Пуаро будет объяснено ниже), так и в том, чем он от них отличается. И для произведений с ними характерен такой же хронотоп, как для произведений Леблана (чередование быстрого и медленного времени, открытого и замкнутого пространства, особая роль большой дороги как места встреч); возможность разомкнутого и драматического финала; возможность не сквозного, а занимающего только часть сюжета расследования.

Среди самых заметных сыщиков такого типа – Лекок Э. Габорио и Рультабий Г. Леру. (Табаре из романа «Дело вдовы Леруж» Габорио, Эраст Фандорин, сестра Пелагия и Николас Фандорин Б. Акунина, а также Энтони Джиллингем А. Милна, Родерик Аллен Найо Марш и Магнус Рудольф Джека Вэнса, на наш взгляд, также относятся к типу авантюрного сыщика, но мы не рассматриваем их здесь из-за объема статьи.) Остановимся на каждом из этих сыщиков немного подробнее, в первую очередь, нас будут интересовать именно отличия героя и хронотопа от классического детектива.

Габорио часто называют основоположником французского полицейского романа12. Также в отношении его романов используются понятия: «уголовный роман» (Д. Благой при этом отмечает связь уголовного романа с авантюрным)13; «уголовно-сыщический роман»14, «сыщицкий роман»15. Последнее определение (а также «сыщицкий рассказ» для произведений короткого жанра) В. Шкловский использовал для любых произведений с героем-сыщиком, которые, по его мнению, «представляя из себя частный случай “романов преступлений”, возобладали над романом с разбойниками, вероятно, именно благодаря удобству мотивировки тайны»16. В статье

«Техника романа тайн» Шкловский называл «сыщицкий роман» «прямым наследником романа тайн»17. Во всех перечисленных случаях использованные определения не отделяются от детектива. А У.Х. Райт (он же Ван Дайн) употреблял выражение «Poe-Gaboriau-Doyle tradition», т.е. считал Габорио важнейшим представителем именно классического детектива.

А. Наркевич указывает, что в основе романов Габорио «обычно лежит какая-либо семейная тайна и рационалистический метод раскрытия преступления (подчеркнуто нами – Н . К .»¹⁸. Действительно, преступление у Габорио связано с семейной тайной: тайна незаконного сына в «Деле вдовы Леруж» и «Деле № 113»; тайное отравление мужа в «Преступлении в Орсивале». На то, что причины преступления у Габорио кроются в прошлом, указывали и Буало-Нарсежак¹⁹. И раскрывается оно всегда рационально, как в классическом детективе, Лекок пользуется пресловутым дедуктивным методом. Обязательна у Габорио и роль подслушивания/под-глядывания.

Обратим внимание на отличия героя от классического сыщика. Буало-Нарсежак подчеркивали, что в отличие от традиционного английского сыщика, Лекок работает в полиции, и полагали, что это роднит его с Мегрэ²⁰.

Позволим себе не согласиться: кроме работы в полиции между Лекоком и Мегрэ нет ничего общего. По игровому поведению, по методам ведения расследования Лекок противопоставляется остальным своим коллегам. В романе «Дело в Орсивале» Лекок предстает в нескольких обличьях, причем автор подчеркивает, что Лекок нисколько не похож на полицейского, как их представляют: «Правда, г-н Лекок выглядит так, как желает выглядеть. Его друзья утверждают, будто он обретает собственное, неподдельное лицо лишь тогда, когда приходит к себе домой, и сохраняет его до тех пор, пока сидит у камелька в домашних туфлях, однако это утверждение невозможно проверить. Достоверно одно: его переменчивая маска подвержена невероятнейшим метаморфозам; он по желанию лепит, если можно так выразиться, свое лицо, как скульптор лепит податливый воск. Причем он способен менять все – вплоть до взгляда»21.

В романе «Дело № 113» для того, чтобы спасти невиновного Проспера Бертоми, обвиняемого в краже, Лекок первым делом переодевается: «В мгновение ока он сбросил с себя широкий галстук, золотые очки и, дав свободу своим черным волосам, стал совсем не тем, кем он был в официальных отношениях с сослуживцами. Официальный Лекок превратился в Лекока настоящего, которого еще не знала ни одна живая душа на свете: красивый, быстроглазый малый с умным, энергичным лицом.

Но он недолго оставался таким. Усевшись за туалетным столом, уставленным разными пастами, эссенциями, румянами и накладками, не хуже, чем у современной барышни, он принялся за приготовление из себя совсем другого лица. И когда он окончил, то это был уже не Лекок, это был тот самый господин с рыжими бакенами, которого не узнал Фанферло (помощник Лекока – Н . К .)»²². Мы видим, что Лекок, таким образом, гораздо дальше от маски, чем классические сыщики. Затем Лекок является к Просперу под именем Вердере, якобы друга отца, и только в конце романа тот узнает, кто на самом деле его благодетель.

Так же неофициален Лекок и в остальных методах ведения дела. Невозможным для героя полицейского романа выглядит, в частности, эпизод, когда Лекок является на костюмированный бал, переодетый паяцем, и рассказывает истории с намеком, наблюдая за реакцией подозреваемых, которые настолько впечатлены, что пытаются его убить («Дело № 113»).

И в «Преступлении в Орсивале», и в «Деле № 113» для Лекока важно не только изобличить и поймать преступников, но и пощадить чувства героинь, так или иначе вовлеченных в тайну преступления. В «Деле № 113» одному из преступников ради сохранения семейной тайны, после возврата основной части украденной суммы, Лекок дает возможность бежать. А в «Преступлении в Орсивале» вопреки долгу полицейского не предает Тремореля суду, и, дав возможность юной Лоранс начать новую жизнь с папашей Планта, Лекок в конце романа получает неформальную плату – бумаги на владение «уютным домиком папаши Планта в Орсивале “со всем, что в нем находится и к нему относится, в том числе с обстановкой, конюшней, каретным сараем, садом и службами, а также небольшим лужком поблизости”». Все вышеперечисленное невозможно для героя полицейского романа, в том числе и Мегрэ.

Характер преступлений у Габорио также отличается от классического детектива. Преступление, с расследования которого начинается «Дело № 113», – кража, а не убийство (убийство этому предшествует), что и вообще редкость для классического детектива, тем более произведена она не фантастическим образом. «Преступление в Орсивале» начинается с расследования убийства графини, но и тут, при всей гротескной избыточности описания кровавых пятен и т.д., нет ничего странного , что обязательно для классического детектива.

Также в этих романах сыщик лишается непременной монополии на знание истины. В «Преступлении в Орсивале» Лекок блестяще разгадывает то, что уже известно хранящему молчание папаше Планта. В «Деле № 113» целых две жертвы в курсе того, кто совершил кражу. В классическом детективе все персонажи кроме сыщика, в том числе те, которые 85

что-либо скрывают, знают только часть, фрагмент «головоломки». Даже преступник, как правило, знает меньше, чем сыщик, который «собирает головоломку» воедино. В «авантюрном расследовании» появляются персонажи (не преступники), которые владеют пусть только частью информации, но принципиальной в плане расследования преступления. Отсюда разный характер помощников в классическом детективе и «авантюрном расследовании». В первом от них часто нет пользы, они играют роль параллели к успешному расследованию «Великого сыщика». Во втором они могут быть достаточно успешны, хотя и вторичны по отношению к главному герою, и часто их авантюрность также выражена.

Необходимо отметить чрезвычайное замедление действия и в «Деле № 113» и в «Преступлении в Орсивале» из-за подробного рассказа о тайнах прошлого, в котором, как говорилось выше, ключ к преступлениям в настоящем.

Нехарактерны для классического детектива финалы обоих романов. Имена преступников становятся известны задолго до их конца. В «Преступлении в Орсивале» окруженный полицией Треморель пишет признание, и Лоранс убивает его (в присутствии Лекока, которому слышно каждое слово). В «Деле № 113» более виновный преступник сходит с ума и ему предстоит умереть от голода. А Лекок оказывается связанным со спасенным им от тюрьмы Проспером необычным образом: последний в прошлом отнял у него возлюбленную. Это недетективный пуант. Детективный пуант связан с разоблачением преступника и внезапным прозрением рассказчика, остальных персонажей и читателя при этом разоблачении. (Акцент тут именно на разоблачении, поэтому и сохраняется интрига в сериале «Коломбо», большинство серий которого относятся к типу, названному Остином Фрименом «детектив наоборот»)²³.

Возможно, такие особенности имел в виду Д. Клугер: «Превращение в какой-то момент детективного романа в роман приключений – прием, характерный для старого детектива (например, “Долина ужаса” Конан Дойла или “Сыщик Лекок” Габорио)»24.

У.Х. Райт полагал, что романы Гастона Леру из серии о Рультабие «представляют высочайший образец, достигнутый детективным романом во Франции после литературной смерти Лекока»25. А Буало-Нарсежак оценивали Леру ниже, чем Габорио, но признавали значение его романа «Тайна Желтой комнаты»26. При том, что о Гастоне Леру в целом пишут меньше, чем о Габорио, «Тайна Желтой комнаты» упоминается чрезвычайно часто. Больше всего пишут о «загадке запертой комнаты» («“Locked room” mystery»), специфике преступника и, в меньшей степени, о фигуре сыщика-журналиста. Остановимся на каждом из этих структурных элементов.

«Загадка запертой комнаты», собственно и давшая название произведению, очень часто не только связывается с именем Гастона Леру, но и называется одним из признаков детектива: «Одна из ключевых тем писателя – загадка таинственного убийства в закрытой комнате – считается новаторством, введенным в детективный жанр именно Густавом (так в тексте – Н . К .) Леру»²⁷. Подробные обзоры по данной теме показывают, что Леру не первым использовал данный прием (первым не был даже Э. По!), хотя, безусловно, он стал одним из самых известных²⁸. Для нас же важнее, что само наличие «загадки запертой комнаты», с нашей точки зрения, совершенно не является абсолютным признаком жанра, если мы говорим о классическом детективе. Она есть и в классических детективах «Убийство на улице Морг» Э. По и «Дело об убийстве Канарейки» Ван Дайна, и в метадетективе «Ход Роджера Мургатройда» Г. Адэра, и в полицейском романе «Пропавшая» М. Роботэма, и в «Запертой комнате» П. Вале и М. Шеваль, разрушающей жанр полицейского романа.

Преступником у Леру оказывается Фредерик Ларсан, ведущий официальное следствие: «Уже в «Тайне желтой комнаты» (1907) Гастона Леру сыщик-любитель <…> находит авторитетного конкурента в лице мошенника и убийцы Ларсана, внедрившегося в полицию <…> Скрытый антагонист сыщика, полицейский-оборотень обеспечивает сенсационность развязки, а заодно экономит сюжетные средства, так как нормативные действия полицейского, зеркальные по отношению к действиям преступника, способны менять знак незаметно для декодирующего наблюдателя»29. Прежде всего, отметим, что «Драма на охоте» Чехова, где убийца Камышев возглавляет официальное следствие, начала выходить уже в 1884 г. Далее: «преступный полицейский», как говорилось выше, появляется у Чехова, в «Купе смертников» Жапризо и в «Тупом оружии» Дж. Хейр, жанр которых мы определить затрудняемся. Данное понятие предложено совместно с О.В. Федуниной для обозначения такого служителя закона, который или сам совершил преступление, расследуемое им самим (иногда он даже возглавляет расследование), или не совершал его сам, но, тем не менее, сознательно препятствует его раскрытию. Подобный герой встречается чаще всего в полицейских романах (фильмы «Секреты Лос-Анжелеса» и «Питон 357», роман Л. Гоуфа «Аквариум с золотыми рыбками», почти любой роман из серии о Каменской, а в романе Дж. Эллроя «Секреты Лос-Анжелеса» количество «преступных полицейских» просто избыточно). В то же время, в классическом детективе это редкий случай, помимо «Рождества Эркюля Пуаро» А. Кристи30, можем назвать только «Тайну сада» Честертона и серию «Настоящий друг» из цикла «Коломбо». Ибо, как уже говорилось выше, полиция в классическом детективе является одним из воплощений нормы.

Что касается сыщика-журналиста («the reporter sleuth»31), то он может встречаться практически в любом криминальном жанре. Профессиональная принадлежность героя, таким образом, отнюдь не является решающей для характеристики его в качестве героя-«следователя» определенного типа.

Фантастический характер преступления и рациональный подход сыщика (опять-таки, использующего дедукцию) в «Тайне Желтой комнаты» действительно напоминают классический детектив: «А наука управляемого воздухоплавания, мой дорогой, еще недостаточно развита, чтобы я включил в игру своего воображения убийцу, который падает с неба!»

Также обязательно подслушивание-подглядывание: Рультабием за мадемуазель Станжерсон и ее женихом еще до преступления на банкете и позже на дереве, где уже оказался Ларсан; подглядывание рассказчика из чулана.

Внешность Рультабия комическая – «рожица у него была славная, а голова – круглая, и сам он был очень подвижный»³², неоднократно упоминаются «бугорки на лбу». И всегда определенная; он, редкий для авантюрного сыщика случай, не меняет облик. В то же время, вид его гораздо дальше от маски. Ему восемнадцать лет, и его юный возраст многократно подчеркивается: «юный Рультабий», «мальчишка», «малыш».

О преступнике в двух основных его ипостасях как Ларсана, так и Боллмейера говорится одно и то же: «артист своего дела». Переодевается: шантажируя мадемуазель Станжерсон, надевает рыжую бороду, а принимая облик Дарзака (с целью обратить на него подозрения) – темно-русую бородку.

Важно знание жертвой нападающего. Сыщик отгадывает загадку вопреки поведению жертвы и ее жениха Робера Данзака. При этом Рультабий признает за жертвой ее право хранить молчание и решает, с одной стороны, разгадать тайну вопреки желанию жертвы, а с другой, – помочь сохранить суть ее тайны для окружающих.

Читатель догадывается, что тайна эта оказывается также тайной рождения героя, что совершенно невозможно в классическом детективе, для которого характерен герой без прошлого, без родителей и без детства (встречаются только брат у Шерлока Холмса и племянники у Марпл и Коломбо). Поэтому Рультабий помогает скрыться преступнику, таким образом, и спасая Данзака от эшафота, и скрыв сущность тайны. Основная часть тайны дается не от лица Рультабия, а от рассказчика «по прошествии времени».

Отсюда открытый финал, когда часть тайн станет известна «когда-нибудь, может быть», и говорится об отвратительном сообщнике Ларсана, с которым «мы еще когда-нибудь встретимся», в то время как классический детектив всегда образует кольцо.

Здесь мы так же, как у Габорио и в романах Леблана (в новеллах это не так), видим чередование быстрого и медленного времени. Рультабий на протяжении четырех (!) глав описывает один-единственный эпизод с неудавшейся попыткой застать врасплох преступника, снова пытавшегося проникнуть к мадемуазель Станжерсон. (Записки от первого лица сыщика также не характерны для классического детектива.) Он покидает место действия и едет за границу «на месяц или два», чтобы там узнать причины поведения жертвы. Такого рода ретардация невозможна для романа в классическом детективе. Отметим также, что удвоение основной ситуации – вторая попытка убить жертву тремя ножевыми ранами и еще одно непостижимое исчезновение преступника из «маленького квадрата» двора – ничего не меняет в смысле загадки (жертва и преступник те же), но очень сильно затягивает действие романа.

У обоих авторов мы видим подробнейшие описания замков, окружающих их садов, расположенных рядом харчевен и т.д.

Здесь мы уже встречаем следователя не просто театрально себя ведущего, как в «Полой игле», но судебного следователя – автора водевилей, у которого и интерес к делу специфический: «единственной его страстью в жизни была неодолимая страсть к драматическому искусству. В суде же его по-настоящему интересовали только те дела, которые могли подбросить ему материал хотя бы на один акт». Оказавшись на месте, он говорит: «Представляете себе, какая сцена! <…> Я сделаю из этого коротенький акт для водевиля». А судейский секретарь г-н Мален «предавался на досуге литературным трудам», и в романе приводится его описание следствия, проводимого «следователем-драматургом». Такая полиция и без преступного Ларсана далека от нормальной .

Нужно особенно отметить, что тот же самый серийный персонаж может действовать как классический сыщик, а может как авантюрный, что возможно благодаря близости этих жанров. Так, Пуаро в большинстве произведений корпуса выступает как классический сыщик33, который, в отличие от Гастингса, не может иметь романтических приключений, но в некоторых произведениях короткого жанра (вопрос об их жанре остается за рамками данной работы ввиду его сложности) – как авантюрный. И в качестве такового испытывает романтические чувства по отношению к русской аристократке-авантюристке. В «Двойной улике» из сборни- ка «Ранние дела Пуаро», высказывая свое восхищение Верой Русаковой, Пуаро так увлекается, что спотыкается и чуть не падает, давая Гастингсу повод для насмешки. А в «Укрощении Цербера» из сборника «Подвиги Геракла» после изъявлений признательности графини Пуаро предстает перед читателем (и вот-вот престанет перед инспектором Джеппом) в таком виде: «Все его лицо было в губной помаде и румянах»34. Назовем также «Эриманфского вепря» из того же сборника (в целом недетективного), где Пуаро чуть не подвергается нападению шайки преступников с бритвой, что для классического детектива недопустимо, поскольку, как сказано в 11-м правиле Ван Дайна, в нем не действуют профессиональные преступные сообщества. К тому же, Пуаро остается в живых благодаря помощи со стороны, подобная беспомощность не характерна для классического сыщика. («Скандал в Богемии» Конан Дойля также можно было бы отнести к «авантюрному расследованию», расследуй Холмс совершенное Ирэн Адлер преступление. Но в этой новелле преступление вовсе отсутствует, а гротескно-избыточные, и в то же время тщетные усилия сыщика направлены на изъятие фотографии, хранить которую героиня имеет полное право.)

Подводя итоги, можно сказать следующее:

• -    преступление в «авантюрном расследовании» может быть исключительным и странным , как в классическом детективе, а может просто громким; в отличие от последнего оно не обязательно гротескно ;

• -    соответственно и преступник в «авантюрном расследовании» может быть исключительным, «артистом своего дела» и т.д., а может быть вполне обычным человеком, не очень умным и слабым;

• -    авантюрному сыщику менее свойственен гротеск, он гораздо дальше от маски, нежели классический сыщик; его внешность может быть вполне определенной (Рультабий, Фандорин), а может и неуловимой (Лекок, Люпен);

• -    в отношении личной жизни авантюрный сыщик отличается не только от классического , у которого она невозможна, но и от героя полицейского романа, который, как правило, страдает от невозможности совместить профессиональную деятельность с личной жизнью. Для авантюрного сыщика любовь, а иногда и тайна собственного рождения («Тайна Желтой комнаты») – это такое же приключение, как и расследование, а часто – его составная часть;

- авантюрный сыщик очень часто участвует в драках, знает приемы боя, подвергается ранениям. Он прекрасно выбирается из ловушек, а классический в них не попадает;

• -    в «авантюрном расследовании» как жанре так же, как в классическом детективе, очень важна роль мотивов игры , инсценировки , театра , актерства , подслушивания - подглядывания , столь же значимы переодевания и всякого рода подмены . Так же, как в классическом детективе, сыщик побеждает преступника не только благодаря дедукции, но и переигрывая его. Особую роль играет подвид мотивов, связанных с охотой : слежка , подслушивание - подглядывание , ловушки . Таким образом, игровой характер следственных действий, проводимых авантюрным сыщиком в отличие от официального расследования, очевиден; «авантюрное расследование», как и классический детектив, является рационально - игровым жанром;

• -    хронотоп «авантюрного расследования» обычно характеризует чередование быстрого / медленного времени и замкнутого / разомкнутого пространства (в отличие от классического детектива с его быстрым временем и замкнутым пространством). Отсюда особая роль большой дороги как места встреч;

• -    в отличие от классического детектива, где норма одна для всех (сыщика, полиции, рассказчика и даже преступника), и благодаря деятельности сыщика в финале она полностью восстанавливается, в «авантюрном расследовании» нет общей нормы. В классическом детективе разгадываются все тайны; финал благополучен. Здесь же тайна преступления разгадывается, но мир в целом не возвращается к норме, он гораздо сложнее мира классического детектива;

• -    с этим соотнесен открытый финал «авантюрного расследования» в отличие от классического детектива, который во всех отношениях замыкается в кольцо. В «авантюрном расследовании» кольцо образует только расследование, в остальном, в том числе и в плане наказания, он разомкнут;

• -    «авантюрное расследование» является гибким жанром и легко образует контаминации с другими жанрами, в частности, и с классическим детективом (серия Рекса Стаута о Ниро Вулфе и Арчи Гудвине).

На наш взгляд, различия в поэтике жанров «авантюрного расследования» и классического детектива объясняются различием в их происхождении. Значительная часть особенностей классического детектива объясняется его близостью к драме, которая, по нашему убеждению, является

одним из его основных источников. В то время как «авантюрное рассле- дование», несмотря на ярко выраженную театральность происходящего в нем, – абсолютно эпический жанр. Более подробное рассмотрение их генезиса должно стать темой отдельного исследования.