Автор-повествователь: от самопознания до самораскрытия



Познер в книге указывает подлинные, известные ему имена и фамилии рассказчиков. Фамилия как непременная атрибуция документа вызывает доверие к его содержанию. А имя рождает в душах читателей сопереживание герою.

Познер указывает также должность рассказчика в Аушвице: эсэсовский врач, комендант лагеря -или только профессию, если она подтверждает его компетентность.

У всех рассказчиков, кроме служащих СС, есть лагерные номера: Фаня Фенелон 74862, Марк Клейн А11953. Автор указывает их не единожды, при первом упоминания героя, а почти постоянно. В кульминационном фрагменте «хорового» рассказа об освобождении Аушвица, когда для упрощения повествования Познер перестает называть фамилии героев - только имена, он продолжает методично прописывать эти цифры. Эти цифры, выколотые на коже узников, стали неотделимы от них. Это их вторые имена, данные эсэсовцами.

Речь героев, по словам В. Познера, он не правил, оставил даже орфографические ошибки. Такое «невмешательство» сохраняет силу воздействия документов и дает право голоса - своего, не искаженного авторской интерпретацией - самым разным людям: и узникам, погибшим в Аушвице, и эсэсовцам.

Вторым по значимости структурным элементом являются интервью публициста с бывшими узниками Аушвица. Эти интервью, взятые в конце 1970-х годов, связывают два времени: настоящее, в котором пишется книга, и прошедшее, в котором вершились злодейства Аушвица.

Интервью с бывшими узниками Аушвица не только показывают, как повлиял лагерь на их последующую жизнь, но и придают книге более прочувствованный, личностный характер.

Фразы автора, предваряющие рассказы и интервью, выделены курсивом. Вопросы же В. Познера и ответы узников в отрывках бесед идут сплошным блоком без курсива. Таким образом, рассказы героев приравниваются к фрагментам интервью автора с узниками. Они одинаково важны для повествования и развития действия. Вопросы Познера не более значимы, чем вопросы других героев, которые, к примеру, приводят узники в своих рассказах.

Первые два вида структурных элементов можно назвать «блоками». Они сравнительно небольшого объема, их предваряют слова автора, выделенные курсивом и отделенные строкой. Фрагментарное построение произведения позволяет читателю на некоторое время отвлечься от книги, сделать передышку.

Авторский текст в книге, в свою очередь, делится на два вида элементов:

• -    большие фрагменты текста, в частности вводный и заключительный, где автор обращается к образу Данте, цитирует строфы из «Ада»;

  -фразы-связки между «блоками».

Авторские связки написаны как лидер-абзацы (вводки) в журналистских произведениях. Они выделяются курсивом и начинаются не с красной строки (в отличие от абзацев в блоках). В них автор:

• -    представляет рассказчика, иногда выражая свое личное отношение к нему;

• -    размышляет на морально-нравственные темы.

Авторские фразы связывают следующие друг за другом блоки:

• -    хронологически;

• -    логически;

• -    ассоциативно;

• -    без определенного принципа.

Такая связь эпизодов характерна для кинолент. Познер при создании книги опирался на свой опыт сценариста. Как эпизоды кинофильма, фрагменты книги нежестко связаны друг с другом, однако общая целостность произведения не теряется. Отход от логической цепочки и хронологической последовательности воспринимается своеобразной передышкой. В книге, психологически трудной для восприятия, необходимы переходы, хотя бы на время снимающие психологическое напряжение.

Перед фрагментами интервью Познер говорит в единственном числе. Перед «рассказами» - во множественном числе. Все «большие» фрагменты авторского текста также ведутся от лица двух повествователей: спутником автора является Данте.

Строфы из «Ада» Данте - отдельный структурный элемент книги. Они находятся внутри авторских «дантовских» блоков, но не выделены курсивом.

Обращение к образу Данте и к его бессмертному творению придают произведению Познера целостность, подчиняют все его элементы общей структуре «ада». Используя этот литературный мотив, Познер расширяет свое публицистическое повествование до границ мировой литературы, выводит рассказы за рамки века - как голос Данте звучит в вечности, так голоса узников концлагерей навсегда останутся с нами.