Белка и ее образ в традиционной культуре хакасов (конец XIX - середина XX века)

Животным отводится важное ме сто в традиционной культуре многих народов. Анималистические образы широко представлены как в ее материальной, так и духовной областях. Они часто фигурируют в народном изобразительном искусстве, мифах, ритуалах и пр. В религиозно-мифологических воззрениях представители мира фауны исполняют совершенно различные функции. Наиболее распространенными из них являются такие, как: создатели мира либо их помощники, тотемы, олицетворения всевозможных божеств и духов, ездовые животные, медиаторы и т.д. В культуре хакасов одним из диких животных, имевших большое значение в промысловой и иной деятельности, и чей образ был запечатлен в фольклоре, является белка (хак. тиин ). Следует отметить, что в хакасской этнографии и фольклористике белка и ее образ не становились предметом специального исследования.

Белка и ее значение в быту и утилитарной деятельности

Географические и природно-климатические условия Южной Сибири определили богатство и разнообразие ее флоры и фауны. Одним из самых распространенных представителей животного мира этого региона является белка. В культуре хакасов, как и других народов Саяно-Алтая, белка относилась к категории пушных зверей, имевших важное промысловое значение. Как известно, из-за красоты и других привлекательных потребительских свойств сибирскую пушнину образно называли «мягким золотом». Оригинальный и красивый беличий мех, а также изделия из него пользовались большим спросом, причем не только у хакасов, но и у других народов. Отметим и то, что в прошлом шкурки этих пушных зверей – тиин / тиин теерiзi нередко выполняли функцию эквивалента денег [Бутанаев, 1999, с. 141]. Они часто становились излюбленным предметом обычной и меновой торговли, выступали в качестве объекта дарообмена. Добавим и то, что в минувших столетиях беличьи шкурки наряду с другой пушниной были непременным атрибутом ясака и обязательной платы в царскую казну и пр.

В сибирской тайге пушной промысел, как правило, включал добычу соболя и белки, охота на которых часто совмещалась. В середине XIX в. этнограф Н.С. Щукин, изучая охотничий промысел хакасов, обратил внимание на то, какое важное место в нем отводится добыче указанных зверей. В связи с чем, исследователь писал, что «главнейшие статьи звериных промыслов – соболь и белка. Способ ловли тот же, что и у русских крестьян. В хороший год на часть инородцев достается соболей около тысячи, белки до 50.000. В сбыте шкурок нет затруднения; купцы и приказчики их разъезжают по улусам и перебивают один у другого товар» [Щукин, 1856, с. 43]. По сообщению учено- го, цена на соболя в то время варьировала от 4 до 5 рублей серебром, а белки – 7–8 копеек серебром [Там же, с. 29]. Стабильно высокий спрос на мех указанных зверей устойчиво сохранялся и к концу XIX в. В материалах А.А. Кропоткина обнаруживаются интересные сведения об этом. Заметим, что представленные исследователем данные, касающиеся объемов добычи обозначенной пушнины, возможно, несколько завышены. Вместе с тем они однозначно свидетельствуют о неиссякаемом спросе на рынке беличьего меха. На это может указывать также и возросшая цена на этот товар. Приведем соответствующий материал: «Всего охотнее добываются здесь белка и соболь, потому что для них всегда есть верный сбыт, и цены вполне вознаграждают труд промышленника. Вообще, охотятся артелями, и все, что артель добудет, делится между участниками поровну <…> Белок добывается в год от 100 до 300 тысяч шкурок. Время ее добычи – с октября по декабрь, а иногда в феврале и марте. Цены на месте от 10 до 20 копеек за шкурку» [Кропоткин, 1895, с. 28]. Следует заметить, что в рассматриваемый период высокий спрос на мех этого зверя отмечается не только в Хакасии, но и во всей Сибири. Он был обусловлен большой востребованностью пушнины не только на внутрироссийском, но и на зарубежном рынках. В связи с чем, Н.С. Щукин констатировал: «Количество белки, добываемой в Восточной Сибири, невероятно. Известно, что половина белки идет в Китай, а другая в Европейскую Россию, и оттуда на Лейпцигскую ярмарку. В прежние годы меняли китайцам на Кяхте до 7 миллионов беличьих шкурок. Положим, что 8 миллионов уходило в Европу и потреблялось в Сибири: выходит страшный итог в 15 миллионов!» [Щукин, 1847б, с. 422]. Столь высокая добыча белки в дальнейшем привела к некоторому сокращению ее популяции в Хакасии и других сибирских регионах и, как следствие – удорожанию ее стоимости [Ярилов, 1899, с. 251; Кузнецова, Кулаков, 1898, с. 91].

Вместе с тем, в силу зоологических особенностей, в том числе и большой плодовитости (размножается два раза в год – весной и летом), белка, как правило, имеет возможно сть очень быстро восстанавливать свою популяцию. Большое влияние на численный рост этого зверя оказывает также и хорошая кормовая база. Численность белки меняется параллельно изменению урожая семян хвойных деревьев и других растений. В благоприятные годы, когда осенью, предшествующей размножению, был обильный урожай корма, белка интенсивно размножается. В результате чего, численность белок увеличивается в 4–5 раз, или на 1 пару взрослых приходится 8–10 молодых [Гуляев, 1956, с. 6].

Отмечаются случаи, когда осенью и до наступления морозов белки совершают далекие миграции. При этом они могут забегать в селения, переплывать реки и т.д. Эти перекочевки в основном объясняют- ся неурожаем в местах обитания белок основных их кормов – семян хвойных деревьев и иных дикоросов. В этой связи вызывают интерес личные наблюдения дореволюционных исследователей, описавших данное явление в рассматриваемом регионе: «Количество белки зависит, конечно, от урожая кедровых орехов. Временами бывает так называемая переходная белка, которая неизвестно откуда и куда идет, иногда в громадном количестве, так что свободно ходит в селениях по крышам домов. Если переход бывает осенью, – очень много бьют белок» [Кропоткин, 1895, с. 28]; «Бывают годы, что белка идет куда-то по одному направленно и только жестокие морозы останавливают ее в дремучих лесах. Если во время перехода встретит реку или речку, белка находит обломок древесной коры, и, дождавшись попутного ветра, кидает кору в реку. Вспрыгнув на этот плот, она поднимает свой пушистый хвост против ветра и таким образом переправляется на другую сторону» [Щукин, 1847б, с. 419–420].

Описанное биологическое поведение этих зверей хакасы обозначают термином « ағын тиин » – ‘поток белки’ [Бутанаев, 2011, с. 39]. В религиозно-мифологических представлениях народа столь массовая перекочевка лесных животных из одной территории тайги на другую объяснялась влиянием на этот процесс духов-хозяев тайги/горы – тайғы / тағ ээлерi . Согласно традиционному мировоззрению хакасов весь растительный и животный мир тайги воспринимается ими в качестве собственности указанных духов. При этом факт массовой миграции зверей в народе мог иметь различные интерпретации. В одном случае кочующие животные рассматривались в качестве свадебного приношения – калыма за невесту одних таежных духов другим. В иных – как возврат долга, образовавшегося в результате проигрыша в азартных играх. Заметим, что среди хакасов широко распространены мифы-былички о том, как духи гор или горные люди сильно увлекшись игрой в карты, проигрывают значительную часть своего «скота». Приведем один из них: «Один парень видел горных людей, играющих в карты на белок. Понял это по тому, что рядом бегала белка. Один из них проиграл. Поэтому в скором времени сюда должно прийти много белок. И действительно, через месяц в наших краях появилось много белок. Горные люди очень любят играть в карты, играют как на белок, так и на косуль. Проигравший посылает победившему часть своих зверей» (ПМА, 1998; Бурна-ков Ю.С., 1944 г.р., с. Аскиз РХ).

Хакасские охотники, исходя из обозначенных мировоззренческих представлений, прежде чем приступить к добыче зверя, обращались к нему с молитвенной просьбой разрешить им промысел. Одновременно с этим совершали ему жертвоприношения. Часто применяли еще и музыкальную магию. Для этого в ночное время, посредством горлового пения – хая, используя музыкальные инструменты, исполняли героические сказания и иные произведения устного народного творчества. Все это было направлено на обеспечение успешной охоты путем задабривания невидимых хозяев тайги. Верили, что тағ ээлерi, задобренные таким почтением и поднесенными подарками, в свою очередь с большой щедростью посылали охотникам свой «скот» – различных таежных зверей. Помимо того, одним из важнейших требований для обеспечения успешного промысла являлось соблюдение традиции иносказания по отношению к таежным обитателям и предметам охоты. Это выражалось в том, что все их непосредственные номинации заменялись подставными обозначениями. Так, например, в процессе охоты белку запрещалось называть напрямую тиин. В отношении нее чаще употребляли названия, точно подчеркивающие их индивидуальные зоологические особенности, например, «сӧӧк пас» – ‘костяная голова’, «узун хузурух» – ‘длинный хвост’ [Бурнаков, 2006, с. 156], сарбах [Бутанаев, 2011, с. 39] и др.

В Хакасии охота на белку ( тииннирге ) традиционно осуществлялась двумя способами: 1) с ружьем, а часто еще и с собакой (лайкой). При этом чтобы не испортить шкурку, добытчики целились в глаз белки, подтверждая звание метких стрелков; 2) путем применения деревянного самолова – плашки с приманкой, которая давила зверька силой тяжести гнета. В этнографических материалах XIX в. встречаются следующие описания этого процесса: «Белку всегда бьют из ружья; но для прочих зверей существуют еще другие способы охоты. Мелких пушных зверей ловить плашками и западнями на приманку. Зверьки этого способа ловли считаются лучшими, потому что у них шкурка не портится. Плашка только давить, не причиняя вреда меху; в западни же зверьки попадаются живыми; их душат охотники или убивают колотушками по голове» [Кропоткин, 1895, с. 28]; «Зверолов идет с винтовкой за плечами, собака впереди; попадая на свежий след соболя, она с лаем бежит по нему, догоняет беглеца, бросается на него, но соболь в одну секунду взбегает на дерево и, поместившись между ветвями в безопасном убежище, ворчит на преследователя своего. Приходит зверолов и роковая пуля поражает несчастного. Таким же способом промышляют и белку» [Щукин, 1856, с. 28].

В культуре хакасов ценность белки не ограничивалась лишь ее мехом. Ввиду того, что этот грызун питается преимущественно растительной пищей, в народе его мясо считается чистым и съедобным. Потому охотники, добыв белку, обычно ее тут же готовили и съедали [Щукин, 1847а, с. 279; Патачаков, 1958, с. 71]. В этой связи представляют большой интерес личные наблюдения И. Каратанова об этой пищевой традиции хакасских охотников. Приведем их: «Занимавшиеся звериною охотою инородцы с аппетитом едят мясо: сохатого, козлиное, медвежье и белок; последних даже приносить домой в виде лакомства, заменяющего гостинцы. Случилось мне видеть лично в тайге, как белкующая артель готовила белок; несколько десятков не очищенных тушек с головами и лапками клали в котел и варили; когда вода начинает очень кипеть, белки с выпученными глазами, растопыренными лапами начинают кружиться в котле, то всплывая наверх, то уходя на дно; когда глаза белок побелеют, суп готов» [Каратанов, 1884, с. 621].

В традиционной кухне таежников наиболее излюбленной и деликатесной частью приготовленной белки считаются ее мозги. Некоторые охотники отправляли их из тайги своим родственникам в качестве дорогого гостинца. Данная традиция наибольшее распространение получила среди хакасов, проживающих на подтаежных территориях, а также среди шорцев [Бурнаков, 2022, с. 114]. Потому представляется уместным привести рассказ, записанный нами в ходе экспедиционных работ в Хакасии. Обнародуем его: «Довелось одному сагайцу охотиться с шорцем. Шорец настрелял много белок. Затем всех их сварил и съел. Остались только головы. Их он сложил в мешок. Как он объяснил сагайцу, беличьи головы отнесет домой и отдаст жене и детям. По количеству голов они узнают, сколько белок ему удалось подстрелить. Потом они съедят беличьи мозги, ведь это лакомое блюдо» (ПМА–2000, Бурнаков В.С., 1940 г.р., с. Аскиз РХ).

Добавим и то, что в прошлом беличье мясо нередко заготавливалось впрок. Охотники в большом количестве его сушили и вялили на зиму [Кузнецова, Кулаков, 1898, с. 192]. В культуре хакасов некоторые дикоросы, устойчиво отождествляются с ее образом. В частности, во флористической лексике этого народа обозначение «беличья» встречается в наименовании отдельных видов ягод. Так, например, брусника называется « тиин хады » – ‘беличья ягода’. Очевидно, что на формирование данной номинации повлияли зоологические реалии, связанные с системой питания рассматриваемого зверька.

В системе жизнеобеспечения хакасов значение белки не ограничивается лишь ее пищевой ценностью. Шкура этого зверя широко использовалась при шитье этнической одежды. Из нее изготавливали шапки, воротники и шубы и пр. [Костров, 1853, с. 19; Кузнецова, Кулаков, 1898, с. 157; Ярилов, 1899, с. 15]. Беличий мех по своим свойствам является мягким, пушистым, густым и гладким. Помимо того, он еще и очень пластичен. Беличьи лапки (тиин пысхағы хуба) часто применялись для украшения оторочки женских шуб [Патачаков, 1958, с. 75]. Глубокий знаток хакасской национальной одежды Ю.А. Шибаева по этому поводу писала: «Оторочка шубы бывает составлена преимущественно из шкурок, снятых с ножек животных: черных овец или белок. Беличьи ножки очень ценятся как украшение шубы, их сшивают друг с другом поперек, так, что образуется меховая полоса, и на богатых шубах такие полосы ножек располагаются в 2 и 3 ряда. Так как шубы у хакасов очень широкие, то ножек идет очень много, до 1000 шкурок <…> Так, напр., щегольская шуба кызылки Улугба-шевой подбита сверху овчиной, снизу, с изнанки подола, беличьими шкурками. Другие щеголихи-хакаски с внутренней стороны подола шубы пришивают на небольшом расстоянии друг от друга (20–30 см) беличьи пушистые хвосты» [Шибаева, 1959, с. 38]. В жизни хакасов значение белки часто выходит за рамки ее сугубо практического применения. Этому животному отводилось особое место и в духовной культуре этого народа.

Белка и ее образ в религиозно-мифологических представлениях

В фольклоре, в том числе, и в мифологии хакасов белка, несмотря на ее широкую утилитарную востребованность, встречается все же не так часто, как другие представители фауны. Вследствие чего, сведения об этом звере в мировоззренческом комплексе рассматриваемого народа крайне ограничены и представлены фрагментарно. Несмотря на это, имеющийся материал все же позволяет в общих чертах реконструировать традиционные представления хакасов о белке.

Имеются основания полагать, что в религиозномифологическом сознании хакасов белка могла восприниматься в качестве тотемного животного. Так, например, среди многочисленных хакасских сӧӧк’ов – родов встречается тот, чья номинация передается посредством термина « тиин ». По сведениям В.Я. Бута-наева «качинцы осмысливали его название от слова “тиин” – белка» [1994, с. 8]. Вместе с тем, автор не исключает того, что этимология данного этнонима могла иметь не тюркское, а самодийское происхождение и обладать совершенно иным толкованием [Там же]. Не будем углубляться в этимологическую проблематику данного вопроса, т.к. это выходит за рамки задач нашей работы. Отметим лишь то, что в пользу нашего предположения о тотемистическом характере этнонима « тиин » может свидетельствовать факт того, что в религиозно-обрядовой практике хакасов был широко распространен фетиш « Хаҷай / Тиин тӧс » – ‘Беличий фетиш’, воспринимавшийся не просто как семейно-родовой дух покровитель, но и как далекий пращур. В отношение него регулярно осуществлялась ритуальная практика [Бурнаков, 2020, с. 117–120]. Заметим, что и в традиционной бурятской культуре были представлены разнообразные беличьи фетиши – онгоны, некоторые из них воплощали собой «женскую линию предков семьи» [Бадмаев, 2022, с. 110].

Как известно, мифологическая характеристика каждого животного во многом основывается на его зоологических особенностях. Не стала исключением и белка. Рассматриваемый зверек большую часть своего времени проводит в активном движении. При этом он с одинаковой легкостью посредством коротких прыжков перемещается как по земле, так и по деревьям. Белка прекрасно карабкается по всем деревьям и всегда спускается вниз головой. Перебираясь от одного ствола к другому, она способна прыгать вперед на расстояние до четырех метров. Данные ее повадки были отмечены хакасами в следующей народной загадке:

«Tiгi пари, тiктiн парир, Tiгi ағасха чапсын парир» За дерево цепляется’ ‘Бежит, летит игриво,

[Унгвицкая, Майногашева, 1972, с. 271].

Столь характерная и яркая часть тела белки, как хвост, служащая в качестве баланса и руля во время ее стремительного передвижения, а во время отдыха и сна еще и выполняющая функцию одеяла, также нашла отражение в устном народном творчестве хакасов. В нем нередко акцентируется сезонный желторыжий цвет ее шкурки, в том числе и хвоста. Указанный орган в мифологическом сознании ассоциируется с ее бородой. [Катанов, 1907, с. 286].

Хакасским охотникам иногда удавалось добыть белку совершенно белого окраса. В мифологических представлениях подобный, совершенно не типичный цвет животного ассоциировался со сферой сакрального. Полагали, что добыча такого зверя сулит охотнику счастье, вследствие чего его называли « тиин арбы-зы » – ‘беличье счастье’. Хакасы по этому поводу говорили: « тиин арбызы ах тиин таланға учурапча » – ‘белка в белой окраске охотнику попадается на удачу’ [Бутанаев, 2011, с. 39].

Жизнь белки неотделима от дерева. Большую часть своей жизни грызун проводит на деревьях. Он обычно живет в дуплах, хотя изредка строит гнезда или занимает уже готовые птичьи. Питается семенами хвойных деревьев, порой даже не спускаясь с них. Собственно и вся структура его тела идеально приспособлена к жизни на верхних ярусах леса. Развитые разгибатели пальцев, сгибатели предплечий, острые когти, брюшная мускулатура. Все это указывает на древесный образ его жизни. Обращает на себя внимание то, что белка быстро и без усилий взбирается вверх по стволу и также легко и непринужденно спускается вниз. Данная реалия, очевидно, способствовала тому, что в религиозно-мифологическом сознании хакасов сформировался двуединый образ дерева и белки. При этом обозначенное растение, как правило, воплощало собой идею мирового древа. А сам зверь, в силу своего природного естества, выполнял функцию медиатора, постоянно перемещающегося между верхним и нижним мирами. Указанное свойство, а также высокая скорость передвижения в пространстве, чрезвычайно сближает его с другим мифологическим посредником между мирами, а именно – с конем. Поэтому совершенно не случай- но то, что в хакасском языке самец белки обозначается, как «асхыр тиин» [Там же], т.е. букв. ‘беличий жеребец’.

В лесах Хакасии нередко встречается такой вид этих животных, как белка-летяга – ‘хак. пабырған / табырған ’ [Хакасско-русский, 2006, с. 334, 570]. У этого зверя между передними и задними ногами есть легкая перепонка. Помимо того, его кожа так растягивается, что дает ему возможность планировать по воздуху с дерева на землю или с дерева на дерево. В народе данная зоологическая специфика способствовала созданию его образа как «летающего зверя». В хакасском фольклоре имеются произведения, в которых фигурирует это лесное животное [Пабырған, 1969, с. 42]. Как правило, белка-летяга получает характеристику хитроумного и увертливого существа, наделенного двуедиными чертами зверя-птицы. Она всегда использует эту особенность с непременной выгодой для себя. В зависимости от складывающейся ситуации белка-летяга представляется то зверем, то птицей и мастерски уклоняется от отягощающих ее обязанностей. Приведем соответствующий отрывок:

«Орел спрашивает:

– Ты, сова, привела [белку-]летягу?

Сова говорит:

– Нет, [белка-] летяга не хочет идти. “Я – не птица, – говорит, – а зверь”. По земле побежала на четырех ногах, я ее за зверя приняла.

Звери говорят:

– Нам говорила [белка-] летяга: “Я – не зверь, я – птица”, забралась на дерево, улетела, мы ее за птицу приняли”» [Несказочная, 2016, с. 125].

К сказанному добавим, что в отличие от серых и рыжих белок, белки-летяги относятся к ночным животным и всю биологическую активность проявляют в указанный период. Все вышеизложенные факторы способствовали тому, что в традиционном сознании хакасов образ белки-летяги наделяется чертами шамана (хак. хам ). В связи с чем, в народе про нее говорили: « Пабырған – тиин хамы » – ‘белка-летяга – это беличий шаман’ [Бутанаев, 1999, с. 80]. Надо полагать, что в хакасских представлениях и о стальные виды этого зверя не были лишены шаманских качеств. В частности, полагали, что они могут видеть различных духов и предупреждать людей об их появлении. Так, в хакасском фольклоре встречается сюжет, согласно которому белка извещает охотника об угрозе со стороны злого духа айна в образе змеи [Катанов, 1907, с. 191].

В мифологических воззрениях народа белка не только обладает способностью посещать потустороннее пространство, но и имеет тесную связь с его обитателями, располагая магическими силами. Одним из таких сверхъестественных свойств, приписываемых ей, является оборотничество. Это находит отражение в эпическом творчестве хакасов. В героических сказаниях беличье обличие, как правило, при- нимает нечистая сила в образе ведьмы Хуу хат или некоего желтого призрака. Процитируем данные отрывки из эпосов:

«Алып Хуу хат, хызыл тиинге хубулып,

Тимiр тытха сых парир.

Тимiр тыттың пулут пазына

Cығapa ойлап парып, сын позын сығарып,

Парҷаң кӱзiн пазына салып,

Тимiр тытты ыйғап-чайхап тартып,

Алты тикпее одырта тартты, Анаң азыра тартып полбады».

‘Богатырка Хуу хат в красную белку превратившись, На железную лиственницу взбирается.

[И по той] железной лиственнице [с ее] верхушки

[на] облако

Взбежав, [и] свой истинный вид открыв,

Все свои силы, на верхушку [дерева] обратив, Железную лиственницу раскачивает качает, За шесть зарубок [к земле] потянула [ее], [Но] больше этого потянуть не смогла’

[Хан-Тонис, 2007, с. 222–223. Перевод наш. – Авт. ];

«Алты хурлығ ах хаяныӊ ӱстӱнде

Алтын пӱрлiг

Улуғ пай хазыӊ турчатхан.

Алтын пӱрлiг пай хазыӊ алтында

Он iкi торғайах ойласчатхан.

Кӧлеткi Сарығ алып,

Хызыл тиин полып, ойлап парыбысхан.

Арбығ-тарбығ тартыбысхан,

Чирнiӊ, тiгipнiӊ харазын

Tӱзipiбicкeн.

Он iкi торғайах, аар сабыл парып,

Пастарын пip чирге тудып,

Пыхпахтанзыбысханнар»

‘На вершине белой скалы с шестью уступами

С золотыми листьями

Величественная священная береза стоит.

У основания священной березы с золотыми листьями Двенадцать жаворонков резвились.

Тень-призрак богатырь Сарыг,

В красную белку обернувшись, побежал [к ним], Колдовские чары призвав,

Земли-неба проклятье [на них] напустил.

Двенадцать жаворонков, [крыльями] тяжело взмахивая, Головы вместе держа, с шумом упали’

[Айдолай, 1963, с. 131. Перевод наш. – Авт. ].

Таким образом, представленный материал позволяет сделать вывод о том, что в традиционной культуре хакасов белке и ее образу отводилось важное место. В жизни народа этот зверь имел большое утилитарное значение благодаря ценности его меха и тому, что мясо и иные части его тела входили в пищевой рацион охотников. Для таежных обитателей беличьи шкурки являлись важнейшим предметом торговли и налогообложения. Мех этого животного широко использовался в пошиве национальной одежды. Материальная ценность белки способствовала формированию ее по- ложительной коннотации в общественном сознании.

Вместе с тем в религиозно-мифологических воззрениях хакасов образ рассматриваемого грызуна не столь однозначен. Зоологические особенности указанного животного и его повадок, а также специфическая среда обитания способствовали формированию представлений о нем, как медиаторе и шамане. Среди магических свойств, приписываемых этому зверю, следует отметить его способность к оборотничеству, что нашло отражение в устном народном творчестве.

Исследование проведено в рамках проекта НИР ИАЭТ СО РАН № FWZG-2022-0001 «Этнокультурное многообразие и социальные процессы Сибири и Дальнего Востока XVII–XXI в.».