Бодимодификация в социальной и эстетической проекции: от красоты до стигмы

1Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (North-West Institute of Management, Branch of RANEPA), St. Petersburg, Russia, ,

,

В обществе постмодерна тело человека воспринимается как открытый проект для самовыражения и самопрезентации, как форма, текст сообщения окружающему миру о своей индивидуальности. Демонстрация идентичности предусмотрена практиками социализации в различных обществах и формируется с ранних лет жизни человека в качестве способа отождествления себя с какими-либо группами или отдельными лицами.

Практически в любом исследовании антропологов присутствуют описания различных телесных практик. Между тем современное общество, в котором институализированные социальные практики не требуют более подчеркивания индивидуальности через тело, тем не менее представляет человеческое тело в качестве одного из основных объектов внимания.

В исследованиях исторического, антропологического, этнографического, социально-философского и психологического характера можно наблюдать формирование отношения субъекта к своему телу (История тела…, 2016). Панорама ракурсов рассмотрения весьма широкая. Это и дифференциация здоровья и болезни, и гипертрофированный интерес к различным телесным аномалиям, и практики конструирования собственной идентичности путем смены пола и расовых признаков.

Кроме того, можно отметить культ тела, создаваемый кинематографом и профессиональным спортом, не говоря уже о стандартах массовой культуры, задающих эталоны красоты, меняющих отношение к боли, жестокости, наслаждению, что, в свою очередь, институционализируется, закрепляясь в экономическом, политическом и правовом поле. Бодимодификации могут рассматриваться как способ отчуждения человека от социальных практик, что влечет за собой социальную стигматизацию. В таком случае основное поле социального конфликта формируется между желаниями тела и социальными нормами, нормами социального контроля, препятствующими асоциальным проявлениям и в то же время создающими платформу для социальной стигмы.

Представление о том, что модификация тела происходит, когда человек занимается такими практиками, как татуировка, пирсинг или скарификация, порождает противоположные оценки. С одной стороны, те, кто модифицирует тело, одобряют такие практики как самоконструктивные, дистанцирующие их от социального регулирования и детерминированной биологии, с другой – критики осуждают их как насильственное телесное вмешательство. Так формируется исследовательское поле, в котором уделяется внимание одновременно индивидуальному и социальному со-конституированию поведения. Исследователи переосмысливают практику модификации тела уже не как нечто, привносящее насилие в телесность, а скорее, насилие представляется как изначальный дифференцирующий процесс, посредством которого тела обусловливаются/производятся/моди-фицируются. В итоге «индивидуальная агентность не отделяется от поведения, а возникает как телесное, социальное производство» (Jоhncock, 2012).

В классических трудах по социальной антропологии К. Леви-Строса (2001) и М. Мосса (2011) бодификации уделяется значительное внимание в связи с особенностями культуры изучаемого сообщества. В фундаментальных трудах У. Эко (2005; 2007) можно рассмотреть боди-арт сквозь призму прекрасного и безобразного. В ряде современных научных исследований, например, в работах М.Б. Медниковой (2007), Л.А. Мельниковой1, бодимодификация анализируется в знаковом пространстве субкультур.

В молодежных субкультурах существует функциональный набор бодимодификаций, среди которых можно выделить самопрезентацию, социальную идентификацию, эстетическую и протестную функции2. С.И. Ворошилин (2009: 121–124) расширил этот набор и выделил маркирующую (обозначение возраста, пола, социальной или этнической принадлежности носителя), риту-ально-социализирующую и эстетическую функции, отдельно обращая внимание на значимость боли, сопровождающей процесс (глубокие разрезы на коже, ампутации и т. д.). В разных культурах она выступает необходимой составляющей обряда инициации, ведущего к повышению социального статуса.

В качестве факторов, определяющих восприятие бодимодификаций, наиболее часто исследователи отмечают пол, возраст, стереотипы, религию, моду и окружение. Социальная среда, образование, индустрия развлечений и средства массовой информации оказывают давление на человека, и он идентифицирует себя в ответ с образцами идеалов, рекомендованными ему данными сферами жизни общества. Не говоря уже о попытках формализовать категорию «красота» в рамках эстетики. Между тем сегодня бодимодификации перестают быть маркером принадлежности к какой-либо субкультуре и становятся едва ли не обыденным элементом телесности, в связи с чем представляется любопытным проследить их роль не только в эстетической проекции, но и в процессе позиционирования индивида в социально-экономическом пространстве.

А.С. Дорожкин определяет модификации тела как «различные формы и способы видоизменения тела через повреждение кожи, осуществляемые добровольно, самостоятельно или с помощью специалистов по модификациям тела ради достижения психологических, эстетических, духовных, идеологических целей» (Дорожкин, 2017: 42).

В группе бодимодификаций выделяются экстраординарные процедуры, такие как клеймление, скарификация, трансдермальные имплантаты (имплантаты, которые проходят через кожу), субдермальные имплантаты (имплантация трехмерных объектов под кожу), разрез языка, изменение формы уха, силиконовые инъекции и ампутации, подвешивание и вытягивание плоти (вставка крючков через кожу), обрезание. Когда количество бодимодификаций в обществе обретает массовый характер, девиантные характеристики их обладателей утрачиваются, приближаются к норме, а интерес вызывает лишь эстетическая составляющая.

А.А. Зайченко выделяет саморазрушающие действия как формы модификаций: татуировки, пирсинг, подвешивание и самоожоги (Зайченко, 2011: 192). Помимо этого, в спектр бодимодифика-ций входят скарификация, разрезание языка, растягивание мочек ушей, щек и подгубного места, модификация зубов, плэй-корсет, имплантаты.

Бодимодификация, как маркер девиации, рассматривается преимущественно в медикопсихологическом ракурсе. Так, изучение рассказов женщин-бодибилдеров о реакции окружающих на их все более мускулистые тела, экстремальные диеты и интенсивные тренировки (Chananie-Hill et al., 2013) показало, что это настолько расходится с представлениями о привычном, что сближается с категорией «контркультура». На современном этапе категоричность исследователей смягчается, и появляется уже типология девиантности, которая включает в себя четыре типа: «негативную, позитивную, восхищение девиантностью и девиантный конформизм (rate-busting)» (Chananie-Hill et al., 2013).

М. Флинн и П. Делл, изучая упорядоченные/разупорядоченные практики управления телом – трансгендеризм и анорексию, отмечают, что в значительной степени они концептуализируются в психологии как патологическое проявление индивидуального стресса. По их мнению, то, как о них говорят, как их лечат и воспринимают в контексте здоровья, выполняет регулятивную (социокультурную и политическую) функцию. В связи с чем психологам и социальным службам предлагается «переоценить существующие конструкции “проблемных” практик управления телом, с учетом их более широкой социальной и политической функции» (Finn, Dell, 1999).

Интересной представляется работа группы исследователей из итальянских университетов (Iannaccone et al., 2013), изучавших самоповреждающее поведение и практику модификации тела у пациентов с расстройством пищевого поведения. Пациенты, сообщившие только о модификации тела, демонстрировали более позитивное отношение к своему телу, более высокий уровень самооценки, меньшую импульсивность, депрессию и тревогу, а также более низкий уровень социальной дисфункции, чем те, кто сообщил только о самоповреждениях или о сочетании само-повреждений и модификации тела.

Дж. Адамс рассматривает сходство между индустриями косметической хирургии и татуировки, сфокусированное на том, как каждая из них прошла путь от неблаговидной и девиантной индустрии до достижения различной степени признания и успеха в мейнстриме. В частности, каждая из этих отраслей воспринималась как выполняющая «грязную работу», что требует сегодня переосмысления и легитимации. Анализируя историю создания общеотраслевых профессиональных организаций, автор отмечает роль еще и общественного мнения о данных отраслях и констатирует, что «иерархическая структура индустрии косметической хирургии, ее интеграция в медицинскую индустрию способствовали ее процветанию, что резко контрастирует с положением дел в неорганизованной структуре индустрии татуировок» (Adams, 2012).

Одним из самых распространенных видов бодимодификации выступает, конечно же, татуировка. В 2013 г. рядом исследователей была изучена в криминалистическом ракурсе причинно-следственная связь между татуировками и правонарушениями в течение жизни. Исследование проводилось среди 411 мужчин. Авторы отметили, что «связь между татуировками и преступностью, по-видимому, скорее надуманная, чем причинно-следственная, но татуировки и преступность связаны с одинаковым набором факторов риска» (Jennings et al., 2014). Между тем результаты других имеющихся исследований указывают на то, что люди с татуировками совершают больше преступлений, непропорционально сконцентрированы в популяциях преступников и заключенных, а также часто страдают расстройствами личности. Наличие татуировок, согласно выводам авторов, лучше рассматривать как «симптом другого набора факторов риска развития и черт личности, которые одновременно связаны с нанесением татуировок и вовлечением в преступность, а не как причинный фактор, предсказывающий преступность на протяжении всей жизни» (Jennings et al., 2014).

Сквозь призму визуальной социологии Майклом Аткинсоном в работе «Татуировка и цивилизационные процессы: модификация тела как самоконтроль» (Atkinson, 2004) показано, что татуировка интерпретируется уже как просоциальный и аффективно регулируемый акт коммуникации, а не как патологический случай самоповреждения.

Рассматривая функции тату в качестве средства коммуникации, исследователи отметили широко бытующие стереотипы (в подавляющем большинстве с негативной коннотацией), которые распространяются на мужчин и женщин с татуировками. Например, боди-арт эмпирически коррелирует с рискованным поведением, таким как употребление наркотиков и применение насилия, нарушенным психическим здоровьем, физиологическими заболеваниями и делинквентным поведением. Кроме того, исследования показали, что видимые татуировки связаны со значительным снижением возможностей трудоустройства. Отдельный вопрос – о связи тату с религиозной тематикой и индексом доверия к ее обладателю, например, «“перевешивает” ли негативный сигнал от носителя татуировки позитивный сигнал от изображения креста среди респондентов-христиан» (Timming, Perrett, 2016).

Практически все исследования тату сосредоточены на самой модификации, на мотивации ее достижения либо на значениях, которые она несет с точки зрения ее носителя. Полученные выводы задали рамки последующих направлений исследований, что сместило фокус с такого важного направления исследований, например, как модификации тела связаны с состоянием общества в целом и процессов в нем происходящих, маркером каких сложных социальных процессов они являются.

Социолог Д. Лэйн предложил кросс-культурный, междисциплинарный подход к изучению модификации тела через рамки культурного производства (Lane, 2017). Автор предлагает переключить внимание исследователей с татуировок как результата культурного производства на социальные процессы и условия, в которых они производятся. Социологи многое знают «о носителях татуировок, исследование процесса нанесения татуировок может стать источником информации для более широких социологических дебатов, включая дискуссии о труде, коммодификации, искусстве, аутентичности и маргинальности» (Lane, 2014). Таким образом, Д. Лэйном татуировка характеризуется как вид социальной деятельности.

В книге «Другой конец иглы» Д. Лэйн акцентирует внимание на том, что татуировка – это нечто более сложное, чем просто украшение, которое люди носят на теле. Татуировка инкорпорирована в социальный мир, где люди должны быть социализированы, управлять системой стратификации, создавать пространства, благоприятные для труда, развивать наборы убеждений и ценностей и противостоять изменениям, которые, в свою очередь, влияют на их труд. Более того, Д. Лэйн меняет объект исследования, отмечая, что «предыдущие исследования фокусировались почти исключительно на татуировках – результате сложного социального процесса – и игнорировали значение самих татуировщиков» (Lane, 2020). «Татуировщики» принимают решения, но они работают в социальном мире, который ограничивает и формирует результат их труда – татуировку (Lane, 2020).

Боди-арт, как художественная практика, представляет собой также модификацию тела и отдельно исследуется с эстетической позиции (Lodder, 2010). М. Лоддер проводит исследование легитимности и границ термина «боди-арт» в его повседневно-бытовом значении, где он обозначает методы украшения или орнаментации тела, такие как татуировка или пирсинг. Несмотря на то, что данный термин широко используется и понимается, он редко встречается в работах по истории искусства и в художественной критике. Кроме того, он никогда не подвергался какому-либо глубокому, длительному анализу, который использовал бы методологии, применяемые специалистами при работе с другими видами искусства. Если татуировка, а также сопутствующие ей технологии и являются «боди-артом», то они до сих пор не были проинтерпретированы как таковые искусствоведами.

• М . Лоддер констатирует необходимость формализации практик боди-арта в поле искусствоведения: сохраняется потребность в их систематизации, категоризации, каталогизации, создании выставочных пространств, что оформило и закрепило бы именно художественный статус практик, изменяющих форму тела. Причем автором подчеркивается важность этого не только для субкультур, практикующих бодимодификации, но и, например, для профессионального сообщества пластических хирургов. Среди проблем, которые становятся неизбежным следствием институционального оформления, – проблемы авторства, собственности, объективности и ценности.

Предлагая рассматривать измененное тело как объект искусства, М. Лоддер отмечает, что боди-арт, как и все другие виды искусства, подвержен влиянию массовой культуры, моды и безвкусицы, а техника производства и новизна всегда отодвигались на второй план по сравнению с традицией (Lodder, 2010: 252). Автор уверен, что даже наиболее яркие примеры неудачных, с этической, эстетической или технической точки зрения, татуировок были бы интересны с позиции теории искусства. Татуировки, как утверждает автор, не всегда являются неотделимой частью их владельца.

Они необязательно должны быть якорями индивидуальной субъективности и нести в себе повествовательную природу. Также татуировки необязательно должны сопротивляться тому, чтобы их покупали, продавали и демонстрировали как отдельные предметы искусства (Lodder, 2010: 253).

Анализируя отечественные и зарубежные исследования по бодимодификации, можно сделать следующие выводы:

• –    в работах отмечается антропологический, философский, социокультурный, политический, психологический и эстетический ракурсы в исследованиях бодимодификации;

• –    бодимодификация характеризуется в категориях лиминарности (пограничности), а в предельном выражении ‒ маргинальности и стигматизации на стыке религиозных, медицинских, социальных в целом и социально-профессиональных, криминологических, в частности, практик;

• –    функциональный набор бодимодификаций для молодежных субкультур включает в себя функции самопрезентации и социальной идентификации, эстетическую функцию, основанную на концепции красоты; протестную функцию, которая дополняется маркирующей (обозначение возраста, пола, социальной или этнической принадлежности носителя), ритуально-социализирую-щей и эстетической функциями с подчеркиванием значимости боли;

• –    к факторам, определяющим восприятие бодимодификаций, относятся пол, возраст, стереотипы, религия, мода и социальное окружение;

• –    эстетическое измерение бодимодификации, кроме постановки задачи определения критериев красоты для арт-практик, еще более расширяет объект изучения, помещая в фокус исследовательского интереса помимо самого произведения, еще и носителя (носителей как социальной группы) и создателя арт-объекта в диапазоне от татуировщика до пластического хирурга;

• –    особое внимание следует уделить категории авторства, которая нуждается в осмыслении и формализации;

• –    среди наиболее значимых проблем институционального оформления бодимодификации как арт-практики – проблемы собственности, объективности и ценности;

• –    в исследованиях зафиксирован тренд на смещение восприятия бодимодификаций в социальном пространстве. Раньше они были маркером принадлежности к какой-либо субкультуре, а теперь стали частью повседневности, обыденным элементом телесности. В связи с этим представляется любопытным проследить их роль не только в эстетической проекции, но и в процессе позиционирования индивида в социально-экономическом пространстве.