Boscovichiana nostra. II. Философ силы. К славному 250-летнему юбилею "Теории натуральной философии" Руджера Иосипа бошковича. (1711-1787)

Antea Croatico Legato extra Ordinem Misso Potestateque in Rusia Excellenti Domino Božo Kovačević – ab auctore dedicatur

Есть интеллекты, опережающие общее развитие мысли человеческой – на столетия. И оттого пребывающие впоследствии едва ли не за пределами этой мысли. В зоне некоего беспамятства. Или, скажем так, «полупамяти» культуры.

…Бошкович, может быть, действительно самый главный «директор оптического дела» цивилизации, увидевший в свой поразительный окуляр ее грядущую судьбу.

«Столичные новости», 2005, № 46 [1]

Предлагаемый читателю очерк продолжает запланированную серию исследований, разрабатывающих творческое наследие великого сына славянских народов, знаменитого члена знаменитого Societatis Jesu (Общества Св. Иисуса) – Р. И. Бошковича.

Очерк III из этой серии оказался уже опубликованным к сегодняшнему дню (см. сборник [2, с.80–87]). Диску- тируемые в нынешней публикации вопросы были впервые представлены автором на Третьем Российском Философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (2003) [3, с.31; 4]. Свою дальнейшую разработку они получили в статьях [5, с. 155–166; 6, с. 239–244; 7, с. 59–64].

§ 1. Повод речи, экспозиция и актуальность. Вот: вплотную, вплотную приступил конец 2008 года… Но едва ли многие в России подумали о плавно отлетающем в новейшую историю годе – как о годе замечательного, изысканного юбилея: исполнилось ровно 250 лет с того дня, как вышла к тогдашнему европейскому читателю удивительная книга… Это была, без преувеличения, одна из самых загадочных книг XVIII столетия! Впрочем, не только восемнадцатого: даже и в XX веке, когда всю Европу заволокло уже дымом новой мировой войны, в далеком Дублине некий ученый-монах опубликовал историко-научную монографию, непосредственно

посвященнуюпо-разительным параллелям между идеями Бошко-вичева трактата и… результатами новейшей теоретической физики! Я держал то, старое дублинское, издание в руках, знакомился с ним, – но совсем о другом начинается здесь речь: и потому что книга такая не одна была [ведь спекулятивные результаты, достигнутые моим протагонистом, – в каждом столетии порождали какие-то отзывы ученых людей; ср., например, соответствующие места о Бошковиче у Майкла Фарадея, Фридриха Ницше, Дмитрия Менделеева (см., хотя бы, издание [8, с. 603]), и потому еще, что история исследования Бошковичева натурфилософского текста – и сама по себе могла бы (и должна была бы!) сделаться предметом отдельного интересного исследования (ср., например, такие талантливые работы, как [9–11], а также другие). А вот доступно и вместе корректно (в научном отношении) изложить руководящую идею главного героя нашей статьи, похоже, мало кому хочется. Я имею в виду: изложить не перепевая чужие тексты и нередко фальшивя при этом…

* * *

Я мог бы, конечно, обнаружить здесь, перед читающим, некий пафос гордости за всех славян : вот, дескать, наш, славянский, мыслитель так поразительно и таинственно провидел столь издалека (для него) веющий дух современной (для нас) науки, – и вот мы-де горды этим! Да, такое чувство было бы и законным, и, наверное, уместным ¹. Но ученые с достаточно широким кругом международного общения, вполне понимая истинный масштаб своих великих предшественников (предшественников не лишь в науке только, но и гораздо шире – в общей культуре ), зачастую мыслят о них уже как о действительно всечеловеческом достоянии . Ну, в самом деле, чьи они – Будда, Ньютон, Моцарт, Достоевский, Швейцер?.. (Ряд родился вполне спонтанно.)

Учитывая тематическую специфику журнала «Физическая культура, спорт – наука и практика», для которого пишутся эти строки, я сделаю акцент на важнейшей, центральной, руководящей посылке (на исходном тезисе) великого мыслителя, естествоиспытателя: сила – это основа всего сущего!

Но продолжу я очерк с несколько неожиданной стороны…

• § 2.    Джозеф Пристли в ряду других английских материалистов XVIII века. Вообще, Руджер Бошкович и Джозеф Пристли – имена эти из самых громких (для слуха историка философии и естествознания) научных имен в своем столетии ²... Вполне возможно сказать словами классика:

Nulla dies unquam memori vos eximet aevo.

…Материализм у Пристли, как и у непосредственных его предшественников Толанда, Коллинза, был деистическим по своей форме. Пристли разделял идею Бога, трактовал его в качестве «разумной первопричины»; ergo, признавал также идею творения. Отсюда и истекают рассуждения ученого о «материи как о создании Бога» [“Disquisitions relating to Matter and the Spirit” (1777), «источнике бесконечной силы», дарующем высокоорганизованной материи жизнь. Даже будучи деистом, он не порывал с христианской религией, хотя и позиционировал себя противно англиканской церкви. Многочисленны у Пристли ссылки на Св. Писание, характерны для него восторги от «истинной христианской системы», настой- чиво его стремление доказать согласность христианства с «системою материализма», им же пропагандируемой. При этом он наибольшее внимание уделял согласованию материалистического истолкования сознания с христианским догматом о воскресении мертвых. Пристли следовал тех из английских материалистов начала XVIII в., позиция коих в споре о бессмертии души была аналогичная: Кауарду, Додуэллу и Коллинзу, но идя несколько дальше них, стараясь естественнонаучно аргументировать воскресение мертвых! Разумеется, его позиция в подходе к решению данной проблемы являлась далекою от атеистической, однако она радикальным образом отличалась также от религиозной догматики! Вообще говоря, в догадках Пристли фантазии присутствовало больше, нежели науки! Но, обосновывая свою позицию, он всегда апеллировал к данным естественных наук. В Джозефе Пристли материалист и естествоиспытатель пересиливал деиста и проповедника. Итог рассуждений – вывод: нет и не может быть никакой субстанции, помимо субстанции материальной. Если в качестве «нематериальной» обозначить субстанцию, «не обладающую абсолютно никакими общими свойствами с материей и даже не находящуюся ни в каком отношении к пространству, я должен отрицать, указал Пристли, существование какой-либо такой субстанции» (“Disquisitions…”).

• § 3.    Бошкович и его монументальный труд. Один из самых известных портретов Бошковича читатель может видеть на рис. 1. Вершиною научной деятельности Руджера Иосипа Бошковича стала его капитальная монография (трактат) “Theoria Philosophiae Naturalis redacta ad unicam legem virium in natura existentium…”, впервые изданная в 1758 году К. Шерффером. Труд этот явился плодом непрестанных тринадцатилетних размышлений (“Theoria, in quam incidi jam ab Anno 1745”), которые, по словам самого Бошковича, навели его на «новый род универсальной философии природы». Сейчас уже можно считать достоверным, что “Theoria Philosophiae Naturalis redacta ad unicam legem virium in natura existentium…” обдумывалась и писалась Бошковичем в Риме (см. рис. 2).

Каков же был историко-научный фон появления динамического атомизма? Атомистика имела в XVII–XVIII веках механический характер (см. многочисленные работы, вводящие, в той или иной мере, в эту проблематику, такие, как, например, [14–18]). Ньютон и его последователи считали, что материя состоит из первичных бескачест-венных, неизменных и неделимых атомов. Они шарообразны, обладают лишь величиною и массой и способны только к механическому движению. Действующие между атомами силы притяжения и отталкивания должны были объяснить сцепление атомов в более крупные соединения, природу света, теплоты, электричества, горения. Однако это механистическое и вместе с тем материалистическое учение не было в состоянии свести бесконечное многообразие природы к последним, неделимым элементам: природа оказалась несравненно сложнее. И Г. В. Лейбниц создал в противовес свою монадологию: все многообразие мира обусловливают нематериаль- ные, неделимые, не находящиеся в пространстве духовные сущности, монады, центры деятельной силы, обладающие самодвижением, в развитии связанные inter se предустановленной Богом гармонией.

• § 4.    Между титанами: Ньютон, Лейбниц и Бош-кович. После появленья “Philosophiae Naturalis Principia Mathematica” [20] ⁴ Исаака (Айзека) Ньютона Р. И. Бош-кович был первый, кто попытался в фундаментальном сочинении философски осмыслить проблему материи. При этом славянскому философу удалось своеобразно объединить ньютонианские и лейбницианские взгляды! В первом же параграфе “Theoria…” он писал: «Теория взаимных сил… обосновала мою систему простейших элементов материи, находящуюся между системами Ньютона и Лейбница, которая и с той и с другой стороны имеет много общего, но во многом и разнится» ⁵. У Ньютона он позаимствовал идею действенных сил, у Лейбница – монад, значительно видоизменив идеи великих предшественников. Ньютонианцам силы представлялись по аналогии с действием механического соударения тел – атома об атом. Лейбниц полагал монады бестелесными проявлениями «излучений Божества», «метафизическими» точками. Ньютоновы теоретические взгляды на устройство материи хорошо освещены в историко-физической и историко-философской литературе (см. раньше всего знаменитый 31-й ⁶ вопрос в “Optics: Or a Treatise of the Reflections, Refractions, Inflections and Colours of

World Science Photographs Series”, No. 2.)

Light” [21]). Мировоззренческие, исповедальные, – я бы сказал даже, – мысли, которыми гениальный британец дарит читателя своих “Queries”, резонировали с мыслями Руджера Бошковича. В одном из Примечаний к трехтомнику Стойковичевой поэмы “Philosophiae Recentioris a Benedicto Stay, in Romano Archigymnasio Publ. Eloquentiae Professore, versibus traditae libri X, ad Sylvium Valentinum Cardinalem...” (1755–1792) можно натолкнуться на признание Бошковича о том, что, воздвигая здание своей теории, он отталкивался от гипотетической части “Optics…” [21]. На уровне научных знаний векa Просвещения герой очерка первым дал оригинальную теорию материи!

• § 5.    «Ток мысли» от Лейбница к Бошковичу. Но Руджеру Иосипу Бошковичу близка была и философия Готфрида Вильгельма Лейбница. Первый исходил из Лейбницевой идеи о том, что сущность материи не может состоять только в протяженности и движении! что сила является более фундаментальной, чем даже самое материя, и что именно сила лежит в основе всех проявлений материи. С таких взглядов, впервые систематизированных и обогащенных Г. Лейбницем, и зародилось учение, названное динамизмом (кстати, немецкий мыслитель сам первый и ввел этот термин). В имеющей четко антикарте-зианский посыл важной статье “Specimen Dynamicum pro Amirandis Naturae Legibus circa mutuas actiones detegendis et ad suas causas revocandis” (1695), опубликованной в Герхардовом издании [22], Лейбниц писал, «что в телесных вещах есть нечто, кроме протяженности, и даже предшествующее протяженности, а именно сама сила природы, повсюду вложенная Творцом, которая состоит не в простой способности (facultas), чем довольствовались до сих пор философские школы, но помимо того снабжена направленностью, или устремлением, получающим полное осуществление, если оно не встречает препятствия в противоположном устремлении. Это устремление на каждом шагу воспринимается чувствами, а по моему суждению, усматривается в материи разумением (ratione) даже и там, где оно не открыто чувству. Эта сила создается им (Богом. – И. К. ) в самих телах и, более того, составляет внутреннюю природу тел, ибо действовать – отличительная черта субстанций, а протяженность говорит только о распространении уже предполагаемой устремляющейся и оказывающей сопротивление субстанции, не говоря уже о том, что она не может создавать самую субстанцию» [22]. Итак, Лейбница нужно считать основоположником динамизма (памятуя, между прочим, что сам он не признавал интерпретации силы как пресловутой actio in distantia и полагал столкновение единственною формой механического взаимодействия).

• § 6.    Еще разработаю тот же тезис. Мне представляется, что наиболее значимыми для Руджера Бошковича в Лейбницевом наследии были три идеи великого немца: идея точечности субстанций ⁷ (однако имевших у Лейбница нефизическую природу!), их неделимости (греческий, буквальной атомности) и автаркии субстанций, самодов-

• ления их, откуда для Р. И. Бошковича и вытекала, по-ви-димому, неслиянность его атомов-точек. Относящиеся сюда взгляды Г. В. Лейбница известны сегодня гораздо хуже, нежели атомистические воззрения его современника и оппонента Ньютона (вероятно, потому, что Лейбниц и не верил в существование атомов!). Мы нашли такое место у Г. В. Лейбница: «Далее, через посредство души, или формы, существует истинное единство, соответствующее тому, чему дают название “я” в нас самих; это то, что не может иметь места ни в искусственных машинах, ни в простой массе материи, как бы она ни была организована: на такую массу можно смотреть только как бы на армию, или стадо, или пруд, полный рыбы, или как бы на часы, составленные из пружин и колес. Однако если бы не было действительных субстанциальных единиц, то и в собрании не было бы ничего ни субстанциального, ни реального» 8. Еще здесь же: «Но материальные атомы противоречат разуму, не говоря уже о том, что и они сложены из частей, так как непреодолимая связь одной части с другой (если только ее можно представить или иметь основание предположить) не уничтожает их различия. Существуют только атомы-субстанции, т. е. единицы или реальные единства, абсолютно лишенные частей, составляющие источники деятельностей и первые абсолютные принципы сложения вещей и как бы последние элементы в анализе вещей субстанциальных. Их можно было бы назвать метафизическими точками: они обладают чем-то жизненным и своего рода представлениями; математические же точки – это их точки зрения для выражения универсума. Но когда телесные субстанции стягиваются, все их органы образуют, на наш взгляд, одну физическую точку. Таким образом, точки физические неделимы только по видимости; математические точки, точки в строгом смысле, но они только модальности; только точки метафизические, или точки-субстанции (а их образуют формы, или души), суть точки в строгом смысле, и притом реальные; и без них не было бы ничего реального, так как без настоящих единиц не может быть и множества».

• § 7.    Сила – и есть основа всего сущего! Взгляды Руджера Бошковича близки к мыслям Готфрида Лейбница в отношении постулирования силы в качестве основы всего сущего и как предпосылки протяженности и непроницаемости. Р. И. Бошкович считал, что материя строится из геометрических безразмерных точек, обладающих, однако, массой, id est из точек, являющихся центрами физических сил и напоминающих «материальные точки» классической теоретической механики. Силы не прилагаются к точкам извне, но связаны с ними неотделимо! Точки эти Р. Бошкович считает границами расстояний, они могут находиться как угодно близко друг к другу, но никогда не могут прийти в соприкосновение: «По моему разумению, первые элементы материи суть точки, совершенно неделимые и непротяженные, которые рассеяны в неизмеримой пустоте так, что точки любой пары отстоят друг от друга на некоторый промежуток, который может неопределенно возрастать и убывать, но не мо-

• жет исчезнуть совершенно, без того чтобы не произошло взаимопроникновения этих точек: иначе говоря, я не допускаю возможности какого-либо соприкосновения этих точек…» 9. Согласно Р. Бошковичу, при небольшом расстоянии между точками действуют силы отталкивания; при увеличении расстояния отталкивание переходит в притяжение. Полагая материю абсолютно прерывною, славянский философ, вместе с тем, воспринял для сил Лейбницев принцип непрерывности, согласно которому силы действуют так, что «природа не делает скачков» и что «все во Вселенной находится в такой связи, что настоящее всегда скрывает в своих недрах будущее, и всякое данное состояние объяснимо естественным образом только из непосредственно предшествовавшего ему» (Г. В. Лейбниц). Ньютонианцами приписывались атомам три первосвойства: тяжесть, сцепляемость и упругость; а Бошкович пытался вывести из закона сил, единого во всей Вселенной, все свойства материи. Имея в виду эту цель, он и придал своему закону сил сложный вид (см. рис. 3).

Я не стану здесь обращаться к оригинальному тексту Руджера Иосипа Бошковича, а изложу дело по Гранту Константиновичу Цвераве, с его же обозначениями (цитаты ниже из названного мною автора). Пусть О – центр сил, по оси абсцисс дано расстояние между частицами, по оси ординат – величина силы. Притяжению соответствуют те части кривой, которые на приводимом рисунке лежат ниже оси абсцисс, отталкиванию – те, которые выше. В случае, если частица находится на ОВ и приближается к О , отталкивательная сила возрастает до бесконечности и для этого участка кривой ось ординат становится асимптотой. Если же частица удаляется от центра О , то сила отталкивания уменьшается и, пройдя через нуль, сменяется силою притяжения в точке B . Если частица еще удаляется от другой частицы, находящейся в О , то притягивательная сила возрастает и достигает наибольшего значения на дуге BС ; после этого наибольшего значения сила притяжения начинает уменьшаться

Рис. 3. Вид Бошковичева закона сил – итога многолетних усиленных умозрений рагузского мыслителя… Весьма поучительно и заслуживает отдельного рассказа то, как была получена данная иллюстрация для нашей статьи!

и, вновь пройдя через нуль, сменяется силою отталкивания. Так может продолжаться несколько раз, пока сила не сделается стабильно притягивательной. «Как только удаляющаяся частица в F пересечет абсциссу, сила притяжения начнет вновь расти, затем уменьшаться в соответствии с законом гравитации приблизительно обратно пропорционально квадрату расстояния и кривая асимптотически приблизится к оси Х ». Если частица, находящаяся в точке B , немного сместится к точке С , она должна будет вернуться обратно к В , ибо находится в зоне, где действует сила притяжения. Напротив, если частица переместится из B к О , то снова возвратится к B , поскольку при движении из В к О частица попадает в зону действия отталкивательной силы. Однако в обоих этих случаях возвращающаяся к В частица по инерции проскочит эту точку, окажется по другую сторону от нее и станет колебаться около В . Иначе обстоит дело с частицей в точке С : двигаясь из С к D , частица попадает в зону отталкивания и должна двигаться от С к D ; двигаясь же из С к В , она оказывается в зоне притяжения, она вынуждена удаляться от С .

Как мы видим, на оси абсцисс имеется два сорта точек. Одни – это те точки, где частицы находятся в равновесии ( устойчивом равновесии, сказал бы я сегодня), и если эти частицы сдвинуть, то они возвращаются в исходное положение; такую точку славянский мыслитель называет «пределом сцепленья». Частица же, находящаяся в точке второго сорта, сама по себе не перемещается, однако если некая внешняя сила сдвинет ее в каком-либо направлении, то наша частица будет удаляться все дальше и дальше от исходной точки; такая точка – это «предел расцепленья». Итак, рассматриваемая кривая сил может пересекать ось абсцисс несколько раз; иначе говоря, «на сравнительно малых промежутках сила взаимодействия столько же раз меняет знак, и где-то вблизи центра она асимптотически приближается к оси ординат, а на больших расстояниях к оси абсцисс. Но кривая может иметь и более сложную конфигурацию. На очень больших расстояниях, скажем, космических, сила притяжения может безгранично возрасти. Такая гипотеза – еще одно подтверждение неординарной онтологии дубровчанина. Он не посчитал рискованным громогласно заявить об отличии своей системы от теории тяготения Ньютона, поскольку последняя не предусматривает силы отталкивания на очень малых дистанциях». Заканчивая здесь с собственно атомистикою Руджера Иосипа Бош-ковича, я хочу процитировать, думаю, очень к месту, из Гетева «Фауста»:

Mдchtiger,

Der Erdensцhne,

Prдchtiger,

Baue sie wieder,

In deinem Busen baue sie auf! 10

• § 8.    О влиянии теории Бошковича на творчество Пристли. Как теория вещества Бошковича влияла на философское и психологическое творчество Джозефа

  Пристли? А зависимость Пристли от Бошковича – весьма примечательна... Наиболее явственно указанное влияние на мышление Джозефа Пристли видно в метафизико-теологических и психологических работах его. Из заглавия и содержания “Priestley’s Experiments and Observations on Air” (1774–1786) очевидно, что он считал химические свои исследования свободными от теоретизирования. Однако, прочитав длинные предисловия к шести томам этого труда, нельзя «усомниться в важности теологии для Пристлиевой науки», – говорил историк естествознания Р. Скоуфилд в статье “Boscovich and Priestley’s Theory of Matter” (1961). «Признание влияния теории вещества Бошковича на Пристлиеву теологию не устраняет проблемы ее (видимо, Бошковичевой теории вещества. – И. К. ) влияния на те физические науки, в которые Пристли внес явный вклад». Указанная проблема – повод к отдельному разговору.

В соответствии с концепцией Бошковича Пристли, – весьма важно! – не считал притяжение и отталкивание «чем-то сообщенным материи», но – внутренне присущим ей, составляющим «то, чем она является в действительности , так что без указанных свойств материя превращается в ничто» [«Пояснения» к главному философскому сочинению Пристли – “Disquisitions relating to Matter and the Spirit” (1777)]. Советский историк философии Борис Владимирович Мееровский писал в одной из своих работ: «Внимание Пристли к теории динамического атомизма Бошковича было обусловлено, с одной стороны, тем, что она постулировала активность материи, наличие у нее таких свойств, как притяжение и отталкивание, а с другой стороны, тем, что она исходила из проницаемости материи». В философии и естествознании того времени преобладал взгляд, признававший за материей плотность, или непроницаемость (равно препятствованию тел проникновению их друг в друга). Дж. Пристли же настаивал на «взаимной проницаемости материи» . «Материя, лишенная того, что до сих пор называлось плотностью , не больше несовместима с ощущением и мышлением, чем та субстанция, которую мы, не имея дальнейших сведений о ней, привыкли называть нематериальной » (“Disquisitions…”). Пристли стремился доказать, что материи вполне можно приписать способность ощущать и мыслить и что поэтому нет нужды в нематериальном мыслящем начале в человеке! В очерках, предваряющих его издание ассоциативной теории психологии Дэвида Хартли [“Hartley’s Theory of the Human Mind, on the principle of the Association of Ideas; with Essays relating to the Subject of It” (1775)], Пристли называет Бош-ковича по имени и не раз говорит о сферах притяжения и отталкивания. В “Letters to the Philosophers and Politicians of France…” [25, p. 8], возвращаясь к дискуссии об отношении субстанции и ее свойств, английский мыслитель оригинально применяет Бошковичеву концепцию к проблемам метафизическим; частности этих приложений идей Р. Бошковича можно без большого труда отыскать повсюду и в “Disquisitions relating to Matter and the Spirit”, и во “Free Discussion of the Doctrines of Materialism, and Philosophical Necessity” (1778).

• § 9.    Развивая далее тот же тезис. В двух последних работах Джозеф Пристли сочетает теорию вещества Руджера Иосипа Бошковича с ассоциативной психологией Дэвида Хартли – в системе теологически ориентированного материализма. Учение Д. Хартли о вибрациях и ассоциации идей послужило Дж. Пристли в качестве естественнонаучного фундамента для развиваемой им концепции «единообразия человеческой природы». Впервые названная концепция была сформулирована Джозефом Пристли в его «Вводных очерках», предпосланных переизданию труда Хартли. «Я скорее думаю, – писал Пристли, что весь человек – единообразного состава (uniform composition) и что свойство восприятия (perception), как и другие способности, называемые духовными (mental), являются результатом (необходимым или нет) такой органической структуры, как структура мозга». Примечательно, что, популяризируя «теорию человеческого духа» Д. Хартли, Дж. Пристли заявил о своем несогласии с гипотезой об элементарном теле, назвав ее совершенно излишним нагромождением. Способность мыслить, полагает Пристли, принадлежит самой материи, и поэтому нет нужды постулировать существование какого-то посредника между духом и телом! В “Disquisitions…” эти мысли получают дальнейшее развитие и обоснование. Свою главную задачу Пристли усматривает в доказательстве того, что в человеке нет двух разнородных и несовместимых начал (материального и нематериального), «человек весь материален»… Отстаивая это, философ использовал данные естествознания, примеры и факты из медицинской практики, ссылался на многочисленные наблюдения за поведением людей. Весь этот материал убедительно подтверждает, указывал Дж. Пристли, что способность ощущения и мышления – продукт и свойство живой материи, функция нервной системы человека. Пристли, отвергая картезианский дуализм материи и духа, хочет показать, что человеческая душа – не более чем структура человеческого тела; дух или душа умирает вместе с телом (впрочем, воскрешение гарантировано ясным обещанием Бога в Откровении). Стараясь вначале объяснить, а затем и защитить эту точку зрения, Пристли, в сущности, отрицает в материи те качества, которыми она отличалась от духа: твердость, непроницаемость, недеятельность, vis inertiae; он заканчивает дематериализацией материи.

• § 10.    О других возможных влияниях на Пристли. Дж. Пристли не был математиком, не был механиком… И позволительно сомневаться, что он вполне понимал математический анализ Р. Бошковича, тем не менее он довольно остроумно использует существенные особенности Бошковичевой теории материи. Тот же Р. Скоу-филд писал: «В поддержку своей метафизической позиции, он (Пристли. – И. К. ) постоянно упирает на почти позитивистское определение субстанции как чего-то такого, что может быть познано и определено только через свои свойства. Бошкович, в Пристлиевой интерпретации, установил, что непроницаемость и протяженность есть только пространственные проявления (expressions) при-

  тягивательных и отталкивательных сил, действующих между материальными точками». По Дж. Пристли, силы действуют на часть материи; они наделяют ее качествами, обычно объясняемыми разумом или духом. И здесь самое время вспомнить Г. В. Лейбница… Но с творчеством последнего Пристли познакомился, кажется, только по вторичным источникам, см. “Concepts of Force” (1957) Макса Джеммера. И “Astro-Theology…” (1714) У. Дергэма ¹¹ – является более правдоподобным источником веры Дж. Пристли в «деятельное качество, которым повлиял на материю Великий Творец»…

БЛАГОДАРНОСТИ

Я сердечно признателен г-ну Президенту J. F. Hernбndez, коллеге проф. D. G. Murray, д-ру P. Avigliano и д-ру M. B. Fratadocchi из Центральной Национальной Библиотеки в Риме (Biblioteca nazionale centrale di Roma), а также г-же G. Fioretti (Fondazione Idente di Studi) – за незабываемые встречи и поистине неоценимую организационную помощь во время моей рабочей поездки в Италию.